Начало игры

Этим ранним утром Гарфилд радовался постепенно появляющемуся теплу окружающего воздуха после долгого ночного перехода через пустыню, пожалуй, так же сильно, как когда-то давно новости о том, что он станет частью семьи Командора. Конечно, юный лев прекрасно знал, насколько жарко, душно и невыносимо бывает среди барханов в разгар дня – ведь они проделали долгий путь с южных земель до Оазиса, – и потому, узнав, что они с Пиперсом собираются делать переход ночью, обрадовался… но, видимо, слишком рано.

Нет, не поймите неправильно, даже если бы у него был выбор, Гарфилд всё равно совершил бы этот переход – ведь семья возложила такую огромную ответственность (найти новые земли для их проживания!) на Пиперса, а тот, в свою очередь, доверил Гарфилду идти вместе с ним!.. И всё же уже ближе к утру бедняга совсем не чувствовал ни лап, ни хвоста, ни носа. Конечно, он и не думал жаловаться и, более того, насильно отгонял мысли и желание поскорее попасть в тепло – он ведь не родственник Командора, чтобы жить без тягот и забот, ей-богу, – и всё же, когда солнце, наконец, начало появляться из-за горизонта, а воздух – становиться теплее, уголки губ юнца начали сами подниматься вверх, оставляя улыбку на морде Гарфилда, которую он, конечно же, тут же пытался убрать.

К тому времени, как песок пустыни нет-нет, да начал сменяться мягкой травой (неужели? так быстро? а Гарфилд-то думал, что им вновь придётся пережить не один жаркий день посреди раскалённых песков!) – так вот, к тому времени, как подушечки их лап вновь почувствовали мягкость земли, небо озарила яркая вспышка. Поначалу лев решил, что это солнце в этих землях светит несколько по-иному, намного ярче, буквально ослепляюще, однако последовавший за этой вспышкой жуткий гром дал понять юнцу: дело в чём-то другом. Жуткий грохот заложил уши, так что молодой самец был вынужден припасть к земле, не забыв при этом, конечно, по-девчачьи взвизгнуть, в то время как его ментор оставался спокоен. Осознав, что если Пиперс удостоил произошедшее лишь остановкой и внимательным взглядом, то не произошло ничего страшного, Гарфилд резво поднялся с земли, смахнул лапой пыль с вороной гривы на груди (он не испугался, нет-нет!) и, как ни в чём не бывало, вновь продолжил свой путь вслед за наставником.

Он внимательно слушал всё, что говорил ему Пиперс: эта здоровая взорвавшаяся гора называется вулканом, ага, а тёмные, тяжёлые тучи, повисшие низко над землёй, появились именно из-за извержения, ясно, а такое скопление бывает довольно редко, но бы-…

Стоп.

Стоило Пиперсу кашлянуть и как-то подозрительно резко отвернуться от Гарфилда, как последний тут же насторожился и внимательно посмотрел на своего спутника. «Мистер Пиперс, с Вами всё в порядке?» – хотел было осведомиться молодой лев, однако его ментор уже через пару секунд продолжил  свою речь как ни в чём не бывало. Река неподалёку – это отлично. Отдых… не настолько хорошо (это же сколько времени будет потеряно на какой-то там отдых!), но в целом тоже неплохо. Мигом забыв о недавно произошедшей заминке в речи Пиперса, юнец довольно бодро для того, кто только что пересёк пустыню, посеменил к источнику.

Вода, в которую он тут же зашёл по щиколотку, приятно остужала лапы, так что Гарфилд не смог сдержать стона облегчения – веки прикрылись, плечи расслабились и создавалось такое ощущение, будто лев сейчас сам растечётся в лужицу от блаженства и унесётся из этих мест вместе с течением реки. Однако он сумел вовремя взять себя в лапы – кто он вообще такой, чтобы получать удовольствие от жизни? – и наклонился к воде, желания сделать пару глотков (уж промочить горло они могли себе позволить… правда, совсем чуть-чуть).

– Стоять.

Юнец тут же захлопнул пасть, поднял голову и поспешил выйти из воды. Благоразумно стерпев подзатыльник (о, его наставник никогда не делал этого просто так!), Гарфилд, чуть съёжившись и опустив голову, внимательно слушал наставления Пиперса.

– Да, мистер Пиперс, – лишь вставлял он после почти каждой фразы старшего льва. – Конечно, мистер Пиперс. Вы, как всегда, правы!

А ведь Гарфилд и сам до всего этого мог бы додуматься – чай, не маленький уже! Вновь вернувшись к воде и на этот раз, естественно, проделав всё то, о чём ему только что напомнил его ментор – осмотрев берега на предмет их прочности, окрестности – на предмет хищников, а воду – на предмет чистоты, – проделав всё это, юнец, наконец, сделал несколько глотков воды, смягчив пересохшее горло, вернулся на берег и, взяв пример со своего наставника, лёг под одной из склонившихся к воде пальм (на этот раз, конечно, предварительно убедившись, что рядом нет других хищников и им с Пиперсом не угрожает опасность), чтобы проснуться аж спустя непростительных полдня.

***

Конечно, пробудившись ото сна в самый разгар дня – и даже чуть позже, когда солнце было уже не в зените, а едва заметно двинулось в сторону горизонта, – Гарфилд не на шутку перепугался. Подумать только, сколько времени было потеряно! И что с ним за это сделает его наставник?! Однако старший лев, только-только поднявший голову с лап, тоже, судя по всему, проснулся лишь несколько секунд назад, так что на этот раз юнец смог избежать воспитательного подзатыльника Пиперса, хотя и удостоился строгого взгляда ментора.

Спустившись к реке, львы ещё раз утолили жажду, однако на этот раз этим дело не кончилось – выпустив когти и размяв лапы (что Гарфилд тут же поспешил повторить), старший самец объявил о рыбалке. Кивая едва ли не на каждом слове, произнесённом Пиперсом, и мыча вслух короткое «Угу», молодой лев попутно вспоминал всё, что он знает о ловле рыбы, и воспроизводил это в своей голове. Как только ментор закончил с наставлениями, Гарфилд приготовился рыбачить: зашёл чуть глубже, пошире расставил задние лапы, чтобы его не унесло течением реки и замер, вглядываясь в прозрачную воду и стараясь не моргать, чтобы не пропустить ни одну рыбёшку. Лишь когда в глазах уже начало рябить от быстро текущей воды, где-то там, ближе ко дну, наконец-то проскользнула серебристая спина его потенциальной добычи. За ней – ещё одна, а за ней – ещё одна, а за ними – целый косяк рыб. Не теряя времени и возможности, юнец резко поднял лапу с выпущенными когтями, желая подцепить одну из рыбин. Желательно, конечно, не распотрошив её при этом. Однако, зная везение Гарфилда порой…

Если бы зверь, что затаился неподалеку, не подал голос, Кейкона бы так его и не заметил, ведь он продолжал беззаботно играть свою веселую мелодию, в то время как глаза его были закрыты, а в голове представала картинка той истории, что он рассказывал этому миру через свою песню. Он даже не услышал бултыхание воды, лишь обратил внимание на скрипучий крокодилий голос. И вместо того чтобы испугаться, Кейкона лишь вежливо приподнял лист на голове и кивнул в знак приветствия, после чего погрузился обратно в фантазии.

Однако совсем ненадолго. Буквально сразу же, стоило Кейконе вновь расслабиться, ему пришлось открыть сначала один глаз, затем второй, после чего беззаботность на его мордахе сменилась искренним беспокойством, и беспокойство это было касательно слов, что говорил ему этот приятный незнакомец. Кейкона настолько опешил от столь прямолинейного вопроса, что не мог проронить ни слова, лишь молча уставился на крокодила в ответ, будто он школьник, которого злой директор отчитывает за хулиганство, которого он не совершал. Со стороны могло показаться, будто Кейкона напуган, и да, так и было, но испугался он вовсе не нависшей над ними тени хищника, а того, что он чем-то обидел столь ранимую незнакомую душу.

Однако какое же он испытал облегчение, когда крокодил этот и сам начал петь. Строчка за строчкой, сурикат потихоньку втягивался в его незадачливую мелодию, и на третьей строчке уже смог перестроиться на совершенно новую мелодию, ту, что гораздо больше подходила крокодильему блюзу - размеренную и чувственную. И чем дальше заходил хищник со своей душевной песней, тем больше Кейкона испытывал к нему сожаления и раскаяния. Сурикат почувствовал прилив вины, и старался загладить ее поддержанием крокодильей песни, которая ему, к слову, и правда очень нравилась. И поэтому, когда прозвучал последний аккорд, и палец суриката в последний раз дернул струну-лиану, Кейкона встал на камень и от души похлопал своему коллеге-певцу.

- Знаете, Мимокродил, - без толики сарказма или злобы обратился к хищнику Кейкона. Он попросту не знал, как еще можно было назвать этого чужака, ведь имени он его пока не знает, - а ведь Вы правы. С чего это моя голова-дурёха вдруг решила Вас в злодеи записать, м?

Кейкона отложил Люси в сторонку, а передние лапы его уперлись в бока, что в целом предавало Кейконе вид одновременно и серьезный, и забавный. Он глядел на крокодила с сочувствием и недовольством, но недовольство это было направлено на него самого, и недоволен Кейк был своей недальновидностью и предвзятостью.

- Стыдоба Ивановна! Вот Вы, например, Крокодил, да? Возможно даже главарь этой реки. И бабушка знает, может у вас тут где и отряд притаился, а! - чувственно и расстановкой продолжал сурикат, - И что, вы меня съесть решите? Да я бы сам такую соплю костлявую отказался есть, тьфу!

Кейкона тяжело вздохнул, после чего уселся обратно на камень, задние лапы его повисли, не доставая до земли, и он принялся от нервишек ими мотать туда-сюда, параллельно с этим выгоняя из головы глупые стереотипы. Терпеть он их не мог.

- Мда, виноват я тут. Не спорю. Грубо получилось, - не так страстно и скорее грустно, но все же искренне прозвучали слова Кейконы. Его лапа полезла под лист, где сурикат принялся расчесывать голову. И нет, не нервишки. Блохи дурные, чтоб их, - Я ваш народ плоховато знаю. Хоть и хожу сюда рыбачить часто, а крокодилов почти не встречаю. Могу песню поменять, хотите?

Отредактировано Кейкона (23 Сен 2018 14:24:15)