———————-So, let's begin.
"Странное место. Мне нравится".
Всё вокруг складывалось всего лишь из трёх составляющих. Небо – огромное, необъятное, бесконечное, синее, но начинающее голубеть где-то на восходе, приобретая розоватые оттенки, словно смущаясь от соприкосновения с водой.
Вода. Океан. Второе составляющее. Он ещё более необъятный, чем небо. И ещё более синий. Такой величественный и непостоянный, но удивительно спокойный сейчас.
Винсанту здесь, однако, не нравится. Он с опаской смотрит на воду, поёживась и недовольно топорща жёсткими колючками шерсть на загривке. Его маленькие лапки осторожно пробуют камень, прежде чем ступать на него.
А вот и третья составляющая. Высокий утёс, подняться на который можно лишь по выступам на вертикальной поверхности скалы. Серый, шершавый, неровный камень. Одно неверное движение – и ты сорвёшься, и в лучшем случае рассечёшь подушечку лапы, а в худшем – упадёшь в воду. Или на скалы пониже, что заострёнными своими вершинами тянутся вверх в ожидании своей добычи. Но… какой вид открывается отсюда!
- Зачем мы сюда пришли? – голос у шакала недовольный.
Он, взобравшись следом за хозяином на утёс, уселся теперь, плотно и брезгливо обернув худые лапы пушистым хвостом. Готто стоял, выпрямившись и обратив взор вдаль, к восходящему солнцу. Оно отражалось в его глазах, и оттого они казались ещё более яркими, золотистыми и будто бы прозрачными, словно кусочки застывшей смолы. Порыв ветра растрепал шерсть льва, донося со стороны океана мелкие водяные брызги и загадочные, манящие, незнакомые запахи.
- Это прекрасное место. Посмотри, здесь так красиво.
- Здесь нечего есть, - упрямо буркнул Винсант, уже не пытаясь спорить, но и не желая так легко сдаваться.
Грач опустился на камень и глубоко, полной грудью вдохнул свежий морской бриз. Затем склонил голову и посмотрел вниз, в прозрачную, кристально чистую воду, что лениво лизала основание утёса, вспениваясь белыми завитками.
Плоская площадка, которую двое путешественников почтили своим присутствием, была ещё слегка влажной от недавнего прилива, но с первыми лучами солнца уже начала высыхать.
- Мы можем передохнуть здесь, а затем поищем пропитание, - это звучало не как предложение, а как констатация факта.
С этими словами хищник плавно опустился всем телом на камень, ощущая животом его сырую прохладу, и вытянул передние лапы, положив на них голову. Он прикрыл глаза, но не позволял себе терять бдительности, хотя эта предосторожность была излишней: роль сторожа торжественно и безоговорочно дарована Винсанту. Шакал зевнул, широко распахнув узкую зубастую пасть, и, покрутившись на месте, улёгся клубочком рядом с хозяином, едва-едва прикасаясь шерстью на спине к серому боку льва – великая честь, позволенная одному ему – лежать рядом с Грачом чуть ли не вплотную. Вскинув голову, зверёк в своей привычной тревожной манере осматривается и принюхивается, щуря глаза цвета плавленого золота.
Кругом тихо и спокойно, лишь над головами путников кричат своими грубыми резкими голосами белоснежные чайки с чёрными каймами на крыльях, да шепчет ласково прибой, убаюкивая своих гостей. Волноваться не о чем, и можно немного вздремнуть.

Спокойствие длилось недолго. Готто лежал, прикрыв глаза, медленно дыша и мерно помахивая хвостом, кисточка которого набухла от сырости. Не очень-то приятно, но на подобные мелочи лев уже давно научился не обращать внимания. Он чувствовал боком подрагивающий бочок шакала. Его верный слуга, помощник и лучший друг. Его глаза и уши, единственное живое существо на всей Земле, кому Грач беспрекословно доверяет.
Тишина продолжала оставаться такой пустой и лёгкой ещё некоторое время, а затем внезапно наполнилась посторонними звуками. Желтоглазый и сам уже услышал их, но Винсант, как всегда, опередил его, резко вскинув голову и напрягшись всем телом. Все чувства верно служат маленькому шакалу, заранее предупреждая его обо всём, что творится вокруг. Трудно сказать, что первое заставило его встрепенуться: запах ли, звук или же просто предчувствие, смутное ощущение, что они уже не одни на этом пляжу. И чувства в который раз уже не подвели зверька. Он приподнялся, и, щурясь, уставился куда-то в сторону, попутно негромко предупреждая хозяина.
- Чужаки.
- Знаю.
Голос Готто оставался спокойным; лев продолжал лежать, не шевелясь, и лишь когда незнакомец, приблизившись достаточно близко, откровенно начал привлекать к себе внимание всевозможным шумом, серый, наконец, неторопливо поднялся, приняв сидящее положение, и посмотрел на подошедшего. Им оказался неприятного вида низкорослый лев с песочной шерстью. Выглядел он вроде бы дружелюбно, хотя и дружелюбие на его морде вполне могло оказаться злобной или ехидной ухмылкой. Готто прищурился, оценивающим взглядом смерив странного зверя с ног до головы, а затем мягко спрыгнул с утёса на песок. Высота была не сильно маленькой, и желтоглазый, что уж говорить, действовал на свой страх и риск, но податливый мелкий песок смягчил прыжок, а потому в следующее же мгновение самец мог выпрямиться, расправив плечи, и сделать шаг вперёд. Винсант, не рискнув повторять подвиг хозяина, скрылся где-то на вершине утёса, а затем выбежал из-за него, пристроившись чуть позади и сбоку от Грача. По виду его можно было сказать, что шакала происходящее совершенно не устраивает – он не сводил глаз с незнакомца, ловя каждое его движение, но в то же время старался не упускать из виду и серого, готовый сию же секунду подчиниться любому его приказу, будь тот выражен при помощи слов или же малейшим движением хвоста.
- Приветствую, - это звучало достаточно нейтрально, чтобы по следующей реплике песочного льва определить его настрой.
Не следовало забывать также о том, что данная местность вполне могла бы оказаться чьей-либо территорией. Впрочем, это не столь уж волновало Грача – в крайнем случае, он готов был убраться отсюда, хотя и не прочь был отвоевать свой кусочек земли. Вообще-то, убираться отсюда ему совсем не хотелось – место и впрямь было живописным; кроме того, здесь вода, а у воды всегда бывает чем поживиться. Вполне годная территория для жизни на ней.
«Что ж, значит, нам представляется замечательная возможность как следует повеселиться, не так ли?»

Незнакомец не замедлил с ответом, но и после этого неоднозначного ответа трудно было дать абсолютно точный ответ относительно его настроя и намерений. Голос у льва оказался под стать его внешнему облику: странный. Сухой, ломкий, как выжженная солнцем трава, какой-то чересчур взрослый даже для взрослого самца, с хрипотцой.
Готто склонил голову, внимательно наблюдая за внезапно начавшим разглагольствовать «собеседником». Хотя это больше походило на монолог, причём довольно несвязный, как речь больного в бреду. Силясь поспевать за мыслью песочного Грач также пытался понять, какую цель преследует странный зверь. Пытается заговорить зубы? Или он действительно не отличается умом? Впрочем, в последнем серый очень и очень сомневался. Нет, этот чудной незнакомец, возможно, немного не в себе, но явно не глуп.
Готто переглянулся с шакалом, который подошёл ближе и стоял теперь чуть позади передней лапы хозяина. Винсант казался смущённым и потерянным, он явно не знал, что делать, и хмурился, и скалил зубы, бросая выразительные взгляды на желтоглазого. Тот чуть качнул головой и вновь обратил взор на незнакомца. Зверёк нехотя опустился на песок, ссутулившись так, что на худой спине отчётливо проступили острые лопатки, и продолжал исподлобья наблюдать за происходящим; всё тело его, однако, было напряжено – шакал явно не собирался так легко успокаиваться вопреки приказу Грача, готовый в случае чего острыми зубами отстаивать своё и его право на жизнь.
Тем временем песочный лев заговорил о некой банде. Тут Готто навострил уши. Память услужливо подтолкнула поближе на поверхность недавние воспоминания об одиночках, которых черногривый встретил во время путешествий. Это было совсем недалеко отсюда. Те ребята казались напуганными и в красках описывали друг другу членов той самой банды и, уделяя этому особое внимание, их главаря. Однако всё это не стоило бы внимания, если бы не множество других подобных разговоров и сплетен, которые посчастливилось или же не повезло услышать Грачу на пути сюда. Сказать, что он был заинтригован – не сказать ничего. А тут ещё этот загадочный лев, который так навязчиво предлагает ему поговорить на столь неожиданную и своеобразную тему.
«Стоит быть осторожным».
- …совсем вылетело из головы, вы не знаете случайно? – вырвавшись из оцепенения в плену воспоминаний и мыслей, Готто моргнул и посмотрел на собеседника.
Тот ответил ему внимательным взглядом – он явно ждал определённой реакции.
«Пингвин. Его прозвали Пингвин».
Самец сузил жёлтые глаза, оставив, очевидно, ожидаемый ответ при себе. Не так быстро. Ещё не время раскрывать козыри.
- Не уверен наверняка, всё что мне известно об этом – безосновательные слухи и глупые сплетни, - «А вот ты, похоже, осведомлён куда лучше». – Не стоить верить всему, что говорят, не так ли?
Это казалось какой-то странной, опасной игрой, получившей обоюдное согласие – вытягивание друг из друга информации; осторожные ходы, опасливые выпады с целью незаметно и деликатно разузнать о сопернике как можно больше. Что на кону? Пока трудно сказать.
Позади глухо зарычал шакал.

Готто дёрнул хвостом. Ему действовало на нервы нагнетающееся напряжение: этот странный лев, который всё улыбался, и говорил, говорил, говорил; шакал, который едва удерживался на месте, чтобы не сорваться и не наброситься на подозрительного незнакомца, и беспрестанно глухо рычал, ощущая также и нервозность своего хозяина. Не выдержав, самец бросил на подопечного пронзительный взгляд, под которым светлая шерсть его, казалось, должна была задымиться.
- Успокойся, Винсант, - процедил он сквозь зубы, раздвинув губы в предупреждающе-угрожающем оскале.
Шакал прижал уши и пригнулся к земле, но взгляда не отвёл, с удивительной для него смелостью уставившись на Грача. Бегло глянув на чужака, он прошептал так тихо, что не то что незнакомец – Готто едва расслышал слова зверька.
- Ему нельзя доверять.
«А то я не знаю».
Это ещё больше распалило и без того уже раздражённого хищника. Его злило непривычное неповиновение Винсанта, странное поведение песочного льва, а главное то, что маленький волк вслух высказал опасения самого Грача. Топнув передней лапой, он глухо зарычал, распушив иглами шерсть на загривке. Шакал ещё ниже пригнулся к земле, буквально распластавшись по ней.
- Позволь мне решать, кому мне стоит доверять, а кому – нет, - рявкнул черногривый, уже не понижая голоса; впрочем, вряд ли этот небольшой диалог мог сильно заинтересовать незнакомца, который тем временем представился как Рики.
Отвернувшись от сжавшегося на земле зверька, Готто бросил тяжёлый мрачный взгляд на собеседника, уже по-хозяйски усевшегося на песок и явно предлагающего продолжить начавшуюся зарождаться беседу. Вздохнув, расслабляя мышцы лица и медленно, через силу, успокаиваясь, самец опустил зад на песок, выпрямившись и обвив хвост полукругом вокруг лап. На предложение рассказать о себе он выдал вежливо-скучающую, но вроде бы вполне доброжелательную улыбку.
- Что ж, моё имя Готто, - начал лев неторопливо, расправив плечи и даже без особого труда держась непринуждённо; в глубине души он всегда весьма гордился своим умением вовремя останавливать себя и возвращать течение эмоций в привычное русло. – Это, - он повёл мордой в сторону шакала, даже не глядя на него, - Винсант. Нет, я, увы, не являюсь членом банды, я… я одиночка.
Грач замолчал, полуприкрыв глаза. Честно сказать, он никогда никому о себе не рассказывал, поэтому толком и не знал даже, как это делается. Кроме того, у него не было ни малейшего желания распространяться о себе; он не был таким мнительным, как угрюмо сопящий у него за спиной Винс, но доверять первому попавшемуся также было бы неразумно. Да и не в правилах это было у желтоглазого. Как бы то ни было, в любом случае следует дважды подумать, прежде чем сказать что-либо.
После непродолжительного молчания самец закончил:
- Но, честно сказать, я подумывал о том, чтобы в эту банду вступить.
С этими словами хищник уже окончательно замолк и прищурился, ненавязчиво наблюдая за реакцией Рики. Его не покидало волнующее ощущение, что все карты вот-вот будут раскрыты. Главное – не оступиться, иначе всё пропало.

Совершенно неожиданно, только лишь услышав о том, что черногривый собирается вступить в банду, Рики превратился из ненормального шизика, не затыкаясь, болтающего, по большей части, с самим собой, во вполне нормального и практически адекватного льва. Готто подметил это, мысленно усмехнувшись. Не исключено, что это было своего рода тестом. Может быть, вступительным экзаменом? Он уже практически не сомневался, что необычный собеседник каким-то, ещё не совсем ясным образом, но очень тесно связан с бандой Пингвина. Возможно, он уже вступил в неё. Может, это его специальная должность – вызнавать у всех, кто окажется в радиусе пары километров от Пингвина и компании, что им здесь понадобилось, и выявлять потенциальных будущих членов банды.
«Интересная стратегия».
Как бы то ни было, общаться теперь с песочным было в разы легче, хотя общаться Грач всё ещё не торопился. Кто знает, может, и это тоже является уловкой? Обращение на «ты» резануло слух льва, и он недоверчиво сощурился, не удержавшись от этого незначительного жеста. Недолго подумав, он медленно произнёс:
- Мне просто нечего терять.
Хоть что-то в этом разговоре было чистой правдой.
Рики же, не теряя время понапрасну, уже предложил отправиться исследовать новые земли с целью поохотиться и набить с утра пораньше животы. Серый повёл носом, но ничего похожего на запах дичи не учуял. На ум пришли жалобы шакала относительно того, что есть здесь нечего. Готто пожал плечами и кивнул. Почему бы и нет, в конце концов? Полупустой желудок уже ненавязчиво давал о себе знать, кроме того, этот песочный лев наверняка знает хорошие места для охоты. Это знание будет весьма полезно, если странники захотят поселиться здесь.
Чтобы заполнить молчание, черногривый поинтересовался:
- Так значит, эта местность является частью территории банды?
Пропустив Рики показывать дорогу и дождавшись, пока он удалится к зарослям хотя бы на пару метров, самец склонился над Винсантом, впервые с момента их ссоры обратив на него свой взор. Стыд и раскаяние желчью жгли горло; Грач не привык приносить извинения и не слишком хорошо знал, как это вообще делается, но, как бы там ни было, маленький шакал был единственным в этом мире существом, из-за которого лев мог перебороть свою гордыню и переступить через себя. За время, проведённое в совместных странствиях, он привык к своему спутнику настолько, что просто физически нуждался в его обществе.
- Эй, не злись, ладно? – хрипло прошептал он, встретившись взглядом с Винсантом, который совершенно растерялся от таких резких перепадов настроения обычно уравновешенного хозяина. – Мы пойдём с ним, потому что он может нам помочь,  – в ответ на эти слова зверёк взбыдил шерсть на загривке, бросив испепеляющий взгляд на удаляющуюся песочную фигуру. – Но ты, ты нужен мне.
Готто замолк, прикрывая веки, с досадой осознавая, что он сказал совсем не то, что чувствовал, что он вообще не в состоянии свои чувства излить в нормальную, гладко сложенную речь, потому что в его привычках эти самые чувства как раз таки скрывать.
- Куда же я денусь, - фыркнул Винс, насмешливо глядя на льва, вся непоколебимая суровость и равнодушие которого мгновенно испарились; кому как не ему знать, как сложно далось Грачу признание своей неправоты. И кому как не ему знать, что именно это является самым ценным в их своеобразной, но крепкой дружбе.
Глубоко и со скрытым облегчением вздохнув, лев выпрямился и в несколько прыжков нагнал Рики, нарочито бодрым голосом поинтересовавшись:
- Итак, куда пойдём?

Готто вздохнул. Он не очень часто так подолгу общался с кем-либо, и это дело уже начало его утомлять. Винсант, послушно трусивший за хозяином и, похоже, пока довольный положением дел, молчал, хотя лев прекрасно понимал, что его подопечному тоже отнюдь не по душе большая компания, к которой только что как раз присоединился ещё кто-то. Грач отдёрнул лапу от того места, куда уже хотел было её поставить, и откуда вдруг взлетела в воздух некрупная птица неприметного окраса. Разглядеть её как следует черногривому не удалось, а тем временем к ней обратился его новый знакомый. Готто воздержался от вопросов и комментариев, самостоятельно сообразив, что эти двое, должно быть, в похожих отношениях, как и он сам с шакалом.
«Чего только не встретишь в этом мире», - мысленно хмыкнул хищник, наблюдая за непринуждённой беседой грозного царя зверей и тщедушной птахи, которая даже на перекус бы не сгодилась. Не особенно вслушиваясь в их разговор, а заняв себя в свободную минутку тем, чтобы ещё раз осмотреться и принюхаться, желтоглазый повернулся на Рики, только когда тот обратился конкретно к нему с предложением выследить «хрустящее и диетическое блюдо». Как раз в этот момент слабый ветер донёс откуда-то из чащи едва уловимую струю соблазнительного аромата.
«Оленьки», - мгновенно определил лев, непроизвольно облизнувшись.
- Ладно, думаю, это отличная идея, - произнёс он вслух, вспомнив, что нужно дать ответ, и первым направился в глубь джунглей.
Проводник ему теперь нужен не был, ибо нос вёл Готто неизменно в верном направлении, как, впрочем, вёл бы и любого другого хищника на его месте. Тем не менее, одиночка старался не забываться и притормозил, поравнявшись с напарником по охоте. Выслеживать добычу с кем-то ещё, кроме Винсанта, ему было в новинку, поэтому лев не был точно уверен, как следует себя вести. Окажись он сейчас один, он бы смело двинулся по направлению к запаху, но вместе… Слишком много народу. Кроме того, по идее, именно Рики должен бы вести его, а не наоборот. В конце концов, охотник оглянулся на песочного и поинтересовался:
- Не будет ли нам лучше разделиться? Вместе мы их только распугаем, а? – помимо здравого смысла в Граче возопила жажда свободы, независимости, но это он усердно скрывал, думая о том, что, возможно, вскоре ему вовсе уже больше не придётся охотиться в одиночку. – Надо бы нагнать их и обойти с двух сторон, - он старался говорить не приказным тоном, чтоб собеседник не подумал ненароком, что он о себе чересчур высокого мнения.
Не дожидаясь согласия Рики, серый решительно двинулся куда-то вправо.
———————–-Прибрежные джунгли

→ Песчаный берег

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
© Марина Цветаева

Что-то нашептывало внутри, чтобы Каспиан бросил эту затею, но он продолжал идти вперед, а сердце разрывалось на части. Хотелось просто накинуться на львицу, упасть на нее, прижать своим телом, вцепиться в лапу и не пускать. Сказать, чтобы она пошла с ним, у них в семье будет хорошо. Касп просто не мог оставить львицу в беде, ему необходимо было помочь ей. Незнакомке казалось, что она одна единственная во всем свете, что вокруг только тьма, но это было не так. Подросток знал, что сможет ей помочь, если она только остановится и послушает его. Если она не будет занята своим горем.
Львица остановилась и повернулась к Каспиану. Ее глаза резали по живому, она была не здесь. Давно уже не здесь. И они смотрели с такой скорбью, заглядывая в самую душу и выворачивая все наизнанку. Касп не хотел, чтобы она шла вперед. Он чувствовал в ее взгляде что-то особенное, что уже никак не исправишь. Толика решимости смешанная с огромной скорбью, с болью. И из-за этого сердце Каспиана тоже начинало болеть: за нее и за ее сына. Если бы только они оказались здесь пораньше, возможно, они бы спасли ее сына и сейчас бы Касп не видел несчастные глаза львицы и эту ужасную боль - вопль до сих пор стоял в ушах Каспиана, из-за чего он не мог отвести взгляда на львицу и подумать о своей семье и даже о своем отце. Элайджа отошел на задний план. Сейчас существовала только незнакомка, которой надо было как можно быстрее помочь.
- Малыш...
И больше ничего. Не словечка. Каспиан смотрел на львицу.
- Идем со мной, все наладится все будет хорошо.
Но слова как и раньше улетали в пустоту. Каспиан был здесь, с львицей, но незнакомка давно была не здесь. Она была со своим сыном, с Вафу. И Касп боялся, что она может сделать что-то плохое. Подросток не хотел, чтобы она умерла, он правда хотел, чтобы она пошла с ним. Дома каждый найдет свое пристанище. И она сможет назвать его дом своим. Но львица развернуась и пошла вперед. А слова Каспиана, словно волны, разбивающиеся о камни, разбивались об ее отстраненность. Львица не слушала его...
И тут сердце Каспиана провалилось в пятки. Они были у утеса. И львица пошла наверх, неся в зубах своего сына. Это было похоже на похоронную процессию, провожающую львов в последний путь, но один из них был лишний здесь, не посвященный ни в какие тайны, он не знал, что скоро свершится. И даже сейчас, крича львице об опасности и прося ее вернутся, этот лишний до последнего верил, что незнакомка хочет отдать сына волнам моря, которое бережно укроет малыша и заберет в свои владения. Но разум подсказывал - это не так.
- Стой! Остановись! Там опасно!
Слова улетали в пустоту. Каспиан порывался пойти вперед, но животный страх, инстинкт самосохранения не давал ему пойти следом за львицей. Он лишь кричал издалека, молил о том, чтобы львица вернулась, что сына не вернешь, но они могут быть вместе. Что он возьмет ее с собой. Он даже кричал, что он - ее сын. Но все было бесполезно.
Бушующее море, казалось, тоже было против того, чтобы львы шли по этому утесу, и Каспиану становилось страшно. Угрюмая атмосфера нагоняла еще больше страху, еще больше непонятных эмоций, из-за которых просто хотелось выть.
Львица достигла самого края, а Каспиан в бессилии крутился около утеса, крича все, что только приходило в голову, моля передумать. Он срывал голос, он орал так истошно, чтобы перекричать шум волн, и чтобы слова наконец достигли слуха львицы.
Незнакомка подскользнулась, и подросток замер. Сердце начало стучаться еще быстрее. Казалось, оно сейчас выпрыгнет и само побежит догонять львицу, ухватит за хвост. За что угодно. Лишь бы она вернулась назад.
- НЕ-Е-Е-ЕТ!
Львица все еще стояла на утесе, но, похоже, ее ребенка уже забрало море. Но подросток все еще не сдавался, надеялся, что ему удастся помочь ей, помочь найти выход из этой тьмы, облегчить страдания.
- Остановись! Вернись! Я буду с тобой! Я - твой сын! - кричал Каспиан.
Львица повернулась и, когда Касп был готов обрадоваться и позвать ее назад, сказала:
- Почему он не подождал меня?!
Подросток открыл было рот, но уже в следующую секунду львицы не оказалось на утесе, она спрыгнула вниз, незнакомка хотела вернуться к своему сыну.
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Каспиан бросается вперед, старается лезть по утесу, но, чуть не упав в бушующее море, возвращается назад. Это. он. виноват. Не уберег, не спас. Он ведь мог сделать больше, чем просто стоять и наблюдать. Больше, чем кричать невнятные, короткие фразы, которые ничего не меняли. Он мог. Мог, но не сделал.
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Каспиан никогда так не выл, как это было с ним сейчас. Слезы текли ручьем. Он не спас невинную жизнь, он не смог уберечь бедную львицу от смерти. Все, что мог Касп - это реветь и думать о ней. Все в жизни шло не так, как надо. Сначала папа и сестра, потом львица, в которой Каспиан сам хотел найти какое-то утешение. Может, он бы смог искупить то, что не смог помочь тогда отцу. Но сейчас тело львицы и ее львенка было скрыто волнами, предки забрали их. А Каспиан был тут. Один. В своем горе.
- Я НЕНАВИЖУ ЭТУ ЖИЗНЬ! ЗА ЧТО! Я ВЕДЬ МОГ ЕЕ СПАСТИ!
Крики были адресованы бушующей стихии, шторму, который продолжался так же, как и раньше. Сердце подростка разрывалось, он не мог смотреть на этот ужасный утес и вспоминать о том, что тут произошло. Он не мог.
Каспиан разворачивается и бежит прочь от утеса, от мертвых тел львицы и ее сына, от семьи и своих надежд на обретение нового дома. От всего. Он не хочет больше чувствовать эту ужасную боль, но она не отступала. А ведь он мог помочь... Мог, но не сделал...

→ Восточная низина