—→ Остров птичьего черепа

Самка, наконец, проржалась, успокоилась и немного поела. Действительно, совсем немного. Она так напилась, что просто не могла впихнуть в себя еще и здоровенный кусок мяса; да и чувствовала себя слишком беспокойно для этого. Тем не менее, она через силу проглотила пару кусков, достаточных, чтобы не дать ей ослабеть. После всего пережитого — она ведь, наверно, несколько дней не ела, — нужно быть сильной, чтобы все это пережить и выбраться.
Теперь, по замыслу Фальки, следовало немедленно покинуть остров. Вплавь или вброд — как угодно, лишь бы поскорее. Авелин упоминала о том, что вода время от времени отступает, обнажая песчаную косу и давая животным возможность перемещаться с острова на материк, и эту возможность не хотелось упускать.
Но остров, кажется, не хотел отпускать львицу так рано. Ее и прежде беспокоили порывы ветра, становившегося все сильнее и настойчивее. Под деревьями было немного получше, чем на берегу, и пока львица трудилась над тушей и пила из ручья, она почти не замечала сгустившихся над побережьем тяжелых свинцового оттенка туч. Но стоило ей выпрямиться и оглядеться, как она неприязненно поежилась. Море будто взбесилось. Волны и прежде то и дело набегали на берег, оставляя на нем клочья пены, но теперь они стали куда больше и даже издалека казались какими-то... агрессивными.
— Не знаю, — как-то отстраненно ответила она на вопрос Авелин.
Ей, в самом деле, не было разницы, по какой причине она не вернулась домой, оставшись в несознанке, а за каким-то чертом поперлась в другую сторону. Она все равно не помнила ровным счетом ничегошеньки из этих моментов — за исключением пары мутных вспышек более-менее ясного сознания. Тем не менее, самка надеялась, что со временем вспомнит хотя бы что-то.
Несколько минут редкого, но холодного дождя вдруг резко и без предупреждения обернулись настоящим ливнем, хлынувшим так неожиданно, что Фалька, не привыкшая к таким сюрпризам от погоды, отпрянула на добрых пару метров назад, под защиту деревьев, расширенными глазами глядя на взбесившееся побережье. Листва ей не особо помогла: еще пару секунд кроны сдерживали поток ледяной влаги, но затем все это прорвалось вниз, окатив самку с головы до ног. Желанный берег материка, некоторое время назад отчетливо различимый, скрылся в пелене дождя и волн.
Львица попятилась еще дальше. Она выглядела совсем жалкой и растерянной; только что все ее оптимистичные планы на дальнейшие действия были безжалостно растоптаны погодой, она промокла и сразу же замерзла. Несмотря на то, что прежде она собиралась настоять на немедленном возвращении в облачные степи, теперь хищница даже не стала спорить с Авелин, предложившей проверить песчаную косу, ранее скрывавшуюся под водой. Без лишних возражений она последовала за гривастой, ежась от холода и напрочь позабыв о брошенной туше.
Впрочем, сейчас у самки все равно вряд ли хватило бы сил волочь ее за собой. Коса действительно выступала из воды. Теперь Фальке стало понятно, каким образом она попала на остров. Песчаная дорожка в течение дня была полностью затоплена, но сейчас, к ночи, вода отступила — даже несмотря на начавшийся шторм, было видно, куда идти. К этому моменту львице уже было без разницы: она и так промокла, будто искупалась в море. Страх сжимал горло, заставляя самку дышать неровно, со всхлипами, панически косясь на волны, хлещущие по обе стороны от песчаной косы и то и дело захлестывающие ее. Лапы подкашивались от их ударов, а порой обе самки оказывались в воде, но, к счастью, Фалька умудрялась держать голову на поверхности, и со страхом удалось совладать.
Они бы прошли мимо пещеры, казавшейся всего лишь темным пятном в скале, к тому же, загороженной растениями. Но оттуда на миг пахнуло теплым воздухом, папоротники чуть колыхнулись, демонстрируя уходящую вглубь скалы расщелину. Переглянувшись, львицы одна за другой пробрались внутрь и, достигнув более-менее сухого места, наконец, смогли отряхнуться от воды.
— Ты здесь тоже раньше не бывала, да? — уточнила, наконец, Фалька, — откуда ты сама и что делаешь на острове?
Теперь, когда на нее, наконец, не лились потоки холодной воды, самка смогла немного расслабиться. Странное дело, она столько всего пережила — падение в реку, травмы, несколько дней забытья и пробуждение в незнакомом месте... Но самым неприятным из всего этого списка показался именно холодный дождь — а может быть, он просто стал последней каплей, в буквальном и переносном смысле. Встряхнувшись и более-менее просушив шерсть, львица ощутила себя куда лучше и бодрее.

Самка отстраненно слушала — вполуха, однако же, разговор с Авелин помогал ей до поры до времени отвлекаться от собственных проблем и не сосредотачиваться на них. Прямо сейчас она все равно ничего не могла изменить: ребра болели, лапы были не в лучшем состоянии; к тому же, непогода отрезала все пути отступления на материк, и при всем желании львица ничего не могла поделать. Даже будь у нее крылья, — особенно, будь у нее крылья, — ей не следовало пускаться в путь, когда снаружи бушуют дождь и ветер.
Очередная вспышка снаружи высветила морду ее гривастой спутницы; последовавший за этим раскат грома заставил Авелин на несколько секунд умолкнуть, а Фальку — прижать уши. Она привыкла к жизни под открытым небом, порой гроза заставала их с Рудо прямо посреди саванны, где из укрытий была лишь пара кустиков, и ветер бил им в морды, а дождь поливал промокшие и продрогшие спины. По сравнению с этим пещера казалась истинной благодатью. Невольно самка вспомнила свою жизнь в прайде Муфасы — ох, когда короля не стало, сколько она была готова отдать за то, чтобы все шло по-прежнему!
Но так ведь не бывает, верно? Умирают короли, и обычные львы тоже смертны, и жизнь идет своим чередом, никогда не поворачивая вспять.
И кто бы мог подумать, что спустя пару лет, забившись в расщелину где-то на берегу моря, в сотне километров от привычных ей мест, Фалька будет вспоминать пещеру прайда, ставшего когда-то ей почти родным... Однако посреди всех этих теплых, подернутых печалью воспоминаний, невольно пробивалась тревожная мысль: где-то сейчас ее семья? Уже не один день миновал с тех пор, как самка потерялась. Они не смогли ее найти — но наверняка искали до последнего, не теряя надежды. Удастся ли ей снова их отыскать?..
Имя Фастара на миг заставило ее сосредоточиться и навострить уши: оно показалось знакомым. Но нет, показалось. Львица растерянно покосилась на спутницу; на морде ее застыло недоумевающее выражение. Сейчас, когда море и небо бушевали, домом могло быть что угодно, но не это. Не побережье и уж тем более, не остров. Даже сейчас, когда львицы забились в пещеру, спрятавшись от непогоды, Фалька не чувствовала себя в безопасности. Что, если буря затянется?..
— Думаю, Ванесса не пойдет сюда, пока буря не закончится, и будет права, — самка передернула все еще немного влажной шкурой, содрогнувшись от одной мысли о том, что могло приключиться с ними, не найди они укрытие, — ты бывала здесь раньше? Как долго может продлиться такое? Я не хочу здесь задерживаться. Местечко приятное, но не для меня.
Она пересекла пещеру нервными короткими шагами, от одной стены до другой. В одном месте с потолка капало — можно было разглядеть пробивавшийся сквозь щели в потолке дневной свет (если вообще можно было назвать светом то, что творилось снаружи). В другом тоже капало, но по другой причине: должно быть, где-то в скале был источник. Стекая по стене, она образовывала небольшое озерцо. Даже не озерцо, а лужицу, пожалуй. Не слишком большое. Окунув в него лапу, львица попробовала воду на вкус — почему-то ей казалось, что она должна быть соленой.

Очередной раскат грома раздался, казалось, прямо над головами львиц — у Фальки возникло ощущение, что раскололась сама скала. Но нет, хотя она на миг испуганно замерла, возведя глаза к потолку, гроза бушевала где-то там, над джунглями, над островом, над морем, и не могла причинить львицам в укрытии ни малейшего вреда. Даже вход в пещеру был защищен от затопления, потому что находился довольно глубоко в джунглях, к тому же, на возвышенности.
Ну да, примерно такими же фразами Фалька сама себя и успокаивала. Получалось от минуты к минуте все лучше. Небольшая порция воды, которую она выпила больше для порядка, нежели оттого, что хотела, тоже этому способствовала. Наконец, принявшись вылизываться, темношкурая ощутила, что почти спокойна.
Она немного хмурилась, но этим ее недовольство и ограничивалось. Подумать только, в результате целой череды невероятных событий и совпадений она застряла на острове, здесь, в Айхею забытом месте, и не может выбраться из-за непогоды! Спасибо еще, что, судя по словам Авелин, подобная буря не продлится долго. Сказать по правде, самка здорово надеялась, что сможет сбежать отсюда уже к утру.
— А я никогда не видела океан, — вежливо отозвалась она; впрочем, разговор только сперва был заведен из вежливости, и еще — чтобы не повисала неловкая тишина, перемежаемая лишь стуком капель и раскатами грома. Почему-то Фальке было не слишком уютно просто сидеть здесь и молчать; она не была болтушкой, и все же сейчас разговор действовал на нее почти как лекарство, успокаивая и придавая сил, — хотя мне рассказывали когда-то... Но он совсем не похож на рассказы. И уж тем более я не думала, что здесь так неуютно в непогоду.
Она слегка передернулась. Гримаска, на миг исказившая ее морду, яснее ясного говорила о том, что по своей воле и с удовольствием Фалька больше в воду не полезет. Нет, ни за что. Она и прежде-то не любила купания, прибегая к ним только в случае крайней необходимости — если нужно промыть рану, или если загрязнение такого, что языком не отмоешься. А уж теперь — и подавно. Не было ровным счетом ничего хорошего в воспоминаниях о безжалостной стихии, которая крутила и вертела львицу, унося ее вниз по течению реки, и буря, разразившаяся здесь сегодня, только добавила воспоминаниям красок.
И все же мало-помалу самка угомонилась, перестала мерить пещеру шагами и даже улеглась неподалеку от озерца. Она снова выдохлась: сил у нее было маловато. Сейчас это было даже за благо, по крайней мере, наполненное брюхо вкупе с усталостью заставляли Фальку чувствовать себя почти умиротворенной. Даже стук дождя неожиданно показался успокаивающим и очень уютным — если бы время от времени не перемежался раскатами грома.
— Согласна, заночуем здесь, — устало отозвалась львица, будто нехотя поворачивая голову к собеседнице; ее зеленые глаза чуть блеснули в полумраке пещеры, — кажется, я еще не совмес сошла с ума, и в такую погоду наружу не сунусь, — несмотря на усталость, в голосе самки отчетливо прозвучал смешок.
Затем она неожиданно для себя самой придвинулась к Авелин поближе, предлагая той в компанию свой теплый бок. Кажется, сейчас это было нужно им обеим.

Как ни странно, сон пришел к львице не сразу. Она полежала немного, ожидая, как всегда, что вот-вот вокруг нее сомкнется мягкая темнота, убаюкивая, укачивая и даря отдохновение... но минута тянулась за минутой, а ничего не происходило. Спать хотелось отчаянно; веки отяжелели, в глаза, казалось, сыпнули песком — а может, так оно и было на самом деле. Но Фалька продолжала лежать, то с закрытыми глазами, то с открытыми — хотя разницы было мало, особенно теперь, когда наступившая ночь не позволяла разглядеть в пещере почти ничего, разве что собственную лапу в паре сантиметров от носа, — и ничего не происходило.
Судя по беспокойному дыханию, Авелин тоже испытывала трудности с засыпанием. Но зато им было тепло... Хотя лапы Фальки немного озябли, шерсть ее уже вполне подсохла, и близость гривастой помогла ей согреться и немного расслабиться. Сейчас самка вспомнила и про окапи, которого легкомысленно оставила на острове — хотя чего уж там жалеть? Сама она смогла пробежать по песчаной косе до начала шторма, но будучи налегке; если ее будет обременять туша животного, пусть даже уже обглоданная, первая же волна может сбить ее с ног — а там уж если выплывет, то это будет чудом. В нынешнем своем состоянии Фалька не рискнула бы плавать даже в спокойной воде. Только не сейчас, когда у нее болят ребра и ломит лапы.
Ночь тянулась вязко, как растопленная карамель. Самка обреченно вздохнула и постаралась устроиться поудобнее, но при этом так, чтобы не потревожить Авелин — судя по успокоившемуся дыханию, та как раз прикорнула.

Ей не так часто снились яркие, наполненные событиями сны, и всегда их приход означал, что накануне случилось что-то запоминающееся… что-то страшное настолько, что организм, не в силах осознать все подробности днем, раз за разом вынужден прокручивать их ночью, заставляя львицу вскакивать в холодном поту. В последний раз, конечно, это случилось вскоре после оползня – и повторялось потом неоднократно, хотя по мере взросления дочери Фалька подуспокоилась. Кошмары покинули ее, хотя оба они, и Фалька, и Рудо, порой просыпались, тяжело дыша и всхлипывая… а иногда их будили всхлипывания дочери, и тогда они придвигались к ней поближе, обнимая лапами и стараясь утешить; постепенно дыхание Ос становилось спокойнее, и она снова проваливалась в глубокий спокойный сон – а вот ее родители потом еще долго не могли заснуть.

Сейчас как раз был тот самый момент… Львица сама не заметила, как, ворочаясь, она провалилась в сон – и начало его было на редкость скучным. Она спала и видела, как ворочается в этой самой пещере, и под боком ее точно так же вздыхает от усталости и никак не может уснуть Авелин…
И вдруг сон изменился. Смутные тени мелькали вокруг, но самка не могла опознать никого из них. Они будто не замечали ее присутствия, глухо бормоча что-то свое… В толпе Фалька вдруг заметила промельк знакомой рыжей гривы, и облегчение нахлынуло на нее подобно морской волне. Почему-то сейчас казалось очень важным, что рядом с ней именно Авелин – хотя, признаться, львице все же больше хотелось увидеть супруга или дочь. Тем не менее, она пробралась поближе к гривастой – ее будто никто не замечал, и тени разошлись перед ней, толком так и не сумев обрасти плотью.
Но из расступившихся теней вдруг вырос огромный зверь, несущийся на застывших перед ним самок с неотвратимостью катящегося с горы валуна. Здоровенный, неестественно здоровенный, с рогом длиной не менее чем в пару метров, это был носорог – и в то же время не был.
— Авелин! Бежим! — львица крутанулась на месте, но лапы превратились в тяжеленные колонны, двигавшиеся с огромным трудом, и каждое движение было неправдоподобно медленным — а зверь тем временем надвигался, и Фалька уже почти чувствовала на своей шкуре его тяжелое дыхание.

Ощущение, будто продираешься сквозь очень густой кисель. Лапы тяжелые, толстые, двигаться не хотят. Тело не слушается... Хотя на самом деле львица, лежа на каменном полу пещеры, во всю прыть перебирала лапами, поскуливая во сне, ей виделось, будто она толком не может сдвинуться с места.
Это было жутко. По-настоящему жутко, так что самка даже могла проснуться... но почему-то не просыпалась, хотя сердце колотилось уже так отчаянно, будто собиралось вырваться из груди и сбежать в одиночку.
— Это сон, Фалька! — сквозь густой мрак до нее донесся голос Авелин, тусклый и невыразительный, тоже замедленный, как и все вокруг — кроме кровожадных теней, круживших вокруг.
Это сон, Фалька! Это сон, Фалька! — тяжко заухало эхо.
Легче не стало. С одной стороны, хищница постепенно действительно осознала, что все случившееся ей только снится, с другой — лапы передвигаться быстрее не стали, и хотя она старалась убежать, делала это чересчур медленно. Хотя толчок Авелин несколько поправил обстановку, помогая самке сориентироваться.
Носорог грохотал за их спинами, то затихая, то дыша практически в затылок Фальке, нависая над ней и потрясая огромным рогом — во сне он был даже неправдоподобно большим, животное не смогло бы передвигаться, будь у него на голове такая здоровенная блямба. Сейчас же это лишь прибавляло ситуации ужаса.
Авелин кричала что-то про озеро, но самка лишь мельком оглядела знакомый пейзаж, уже не однажды виденный в реальности. Очередной рывок носорога, и тот вновь задышал в загривок львице, тяжелый рог опустился совсем близко от ее шеи, вот сейчас одно движение — и...

Еще не успев осознать, что проснулась, самка резво подхватилась с земли и большим прыжком оказалась в стороне от Авелин, почти угодив лапами в крохотное озерцо, чтб было посреди пещеры. Лишь там, когда ее пальцев коснулась холодная вода, она застыла, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам округлившимися, как блюдца, глазами. Зрачки ее чуть поблескивали, отражая свет, льющийся в пещеру извне.
Снаружи все еще бушевал шторм. Странно, но сейчас это даже порадовало Фальку. По крайней мере, все было таким же, как и прежде, когда она засыпала. Небо содрогалось от раскатов грома, узкий лаз входа то и дело подсвечивался белым, и тогда отчетливо становилось видно и плети растений, скрывавших проем в скале из виду, и каменный пол в мелких трещинках.
Значит, это просто был кошмар. Этого следовало ожидать: после всего пережитого-то. Чуть не утонула, потом чуть не утонула снова, сломала ребро, а может, даже несколько... Исхудать, конечно, не успела, но все равно потеряла очень много сил. А потом еще эта гроза... Неудивительно, что ей снятся кошмары. Даже топот носорожьих ног, похоже, был всего лишь отзвуком грома, раз за разом гремящего в небе.
Тем не менее, даже когда Фалька убедилась, что находится в безопасности, продолжать спать она не решилась. Слишком уж живым и настоящим все это было... Наверняка уже скоро утро, а гроза не может бушевать вечно. Несколько часов — и она уляжется, а до той поры львица тихонечко посидит в углу...

Поглощенная неприятными мыслями о привидившемся ей кошмаре, наполовину оглохшая из-за грозы, бушевавшей снаружи, Фалька даже не сразу поняла, что ее зовут. Голос Авелин будто бы пришел из того самого сна, слабый на фоне разгневанной стихии. Лишь когда гривастая позвала второй раз, Фалька, вздрогнув, повернула к ней голове.
Она постепенно успокаивалась. Не до такой степени, чтобы лечь и спокойно заснуть, но, тем не менее, вид Авелин живо напомнил самке, что все увиденное — не более, чем глупый сон, который стоит просто оставить позади и бесповоротно забыть. Вот и все.
Тем более, что и в реальности было довольно жутко. Сейчас обе львицы пребывали в безопасности, защищенные толстой скалой, но останься они снаружи — брррр. Даже думать об этом не хотелось.
— Я... — голос Фальки едва пробился через очередной раскат грома, заставивший ее съежиться от неожиданности, — все в порядке, просто дурной сон приснился.
Вот этим и следовало ограничиться. Но Авелин почему-то понесла совершеннейшую ахинею, — по крайней мере, с точки зрения Фальки, — про сны, которые что-то значат, и про этот конкретный, имевший значение именно для нее, для Фальки.
Кофейная скептически приподняла бровь, стараясь не морщиться: голова все еще немного болела. В шаманские силы она верила, но как-то не всерьез, походя, не задумываясь о том, отвечают ли духи на призывы шаманов, или же это просто ветер и парочка фокусов. Почем ей знать, может быть, старик Рафики, единственный шаман, которого она знала, был просто шарлатаном. Лекарем-то он был хорошим, но что касается всего остального...
Львица уже даже собралась высказать все это вслух. Да, резко. Возможно, это обидит Авелин, но лгать ей было бы еще хуже.
Однако, прежде чем Фалька успела даже пасть раскрыть, она так и села, ошалело моргая. Да так и просидела не меньше, чем полминуты, переваривая сказанное.
Одно дело — когда тебя убеждают в том, что твой сон — это нечто большее.
Совсем другое — когда тот, кто это делает, знает, что тебе снилось.
Вот это было жутко.
Львица открыла пасть, выдавив невразумительное "эм". Закрыла. Обдумала все еще раз. Наконец, нервно передернув шкурой на спине, вскочила, чтобы напиться из озерца.
Странно, но ритмичные движения языка, пока Фалька лакала воду, немного успокоили ее. По крайней мере, повернулась обратно к Авелин она уже не с такой перекошенной изумлением мордой, как раньше.
— Не припомню, чтобы у меня был хотя бы один знакомый носорог, — стараясь говорить весело, протянула она, — у них вообще не тот характер, чтобы знакомиться. Думаешь, мне стоит опасаться одного из них?
Вообще-то, это было вполне логично. Причем даже без сна: абсолютно любого носорога Фалька опасалась, и этому же учила дочь.
Самый простой вопрос "что мне теперь делать?" так и просился на язык, хотя львица до сих пор не произнесла этого вслух.
— Кажется, я знаю это озеро, — задумчиво проговорила она вместо этого, — оно довольно далеко от того места, где мы живем, — почему-то ей вдруг захотелось сказать "жили", — но пару раз я там охотилась.

На морде Фальки так и застыло наигранно-небрежное выражение, мол, нам даже море по колено — что там какой-то носорог. Чувствовала же она себя при этом, прямо скажем, не слишком хорошо. Давненько львице не приходилось испытывать подобного гадкого чувства. Даже, пожалуй, гибель ее детей не вызывала в ней подобных эмоций: это было горе, чистое и искреннее, требующее, чтобы его выплакали, и со временем истончившееся до легкой, хоть порой и вгрызающейся в сердце почище клыков гиены печали.
Сейчас было совсем другое... Не ощущение — предчувствие ощущения, смутно противное, будто знаешь, что вот-вот случится что-то дурное, но ни изменить что-то, ни как-то повлиять на события не имеешь ни малейшей возможности.

Словом, Фалька предпочла бы не видеть всего этого, и не слышать того, что говорила ей Авелин, пытавшаяся хоть как-то объяснить случившееся. Хотя гривастая и старалась говорить спокойно и веско, в голосе ее не было особой уверенности; двигалась она тоже как-то немного нервно, то вставала, то усаживалась, то, наконец, шагнула поближе к собеседнице, стараясь убедить ее в правдивости видений.

К этому моменту, впрочем, Фальку уже не нужно было убеждать. Хотя она до сих пор сохраняла некоторую долю скептицизма — ну в самом деле, это ведь сон, мало ли кошмаров она видела за свою жизнь? — невероятное совпадение, тот факт, что они обе увидели одно и то же, заставляло хищницу задумываться, снова и снова перебирая детали видения и пытаясь разгадать его.

Впрочем, оно померкло в памяти довольно быстро — разве что недобро занесенный носорожий рог все так же четко вырисовывался в памяти, стоило только самке опустить припухшие от недосыпа и нервотрепки веки. Теперь ее воображение тоже взялось за работу, дорисовывая мелкие шерстинки, окружавшие рог, черноту раздувшихся ноздрей, потеки крови на острие...

— Это не поможет, — после затянувшегося на несколько томительно вязких минут молчания она наконец заговорила, отвечая терпеливо стоявшей рядом с ней Авелин, — лучше бы, наверно, мне не знать этого заранее: по крайней мере, есть возможность пожить какое-то время, не тратя свои нервы на бесплодные ожидания невесть чего.

Взяв себя в лапы, она энергично встряхнулась. Шкура ее уже успела более-менее высохнуть, так что чувствовала себя Фалька довольно сносно. Разве что голова все еще немного кружилась, зато боль в ребрах была как родная — еще немного, и львица начнет искренне удивляться, отчего это у нее ничего не болит.

— Дождусь хорошей погоды и попробую прогуляться до этого озера, — задумчиво, будто самой себе, сказала она.
Это, правда, было пока что трудновыполнимо. Львица понятия не имела, где именно находится, и местоположение озера тоже знала весьма приблизительно. Ей было известно лишь то, что обратный путь в облачные степи может занять не один день, а в таком состоянии быстро идти она все равно не может. Где-то в глубине ее сознания тоненький голосок — не иначе как безжалостно задвинутая в дальний угол логика, — вопил о том, что ей вообще пока что не стоит никуда ходить; по крайней мере, пока она не оправится настолько, что сможет охотиться самостоятельно. Впрочем, Фалька весьма упорно игнорировала этот неоспоримый факт.

"Подкинул же ты мне задачку, Уэсли", - я, все так же не открывая век, села неподалеку от безгривой и вновь позволила ей взять необходимую в данной ситуации паузу. Мысли же мои тут же снова пустили хоть и в ленивую, но все же пляску, перескакивая от обрывков всех последних сновидений, до размышлений о чем-то глобальном и ситуации в целом.

А конкретно... да, о Уэсли.

Почему-то я была уверена, что он был напрямую связан со всеми этими провидческими шуточками, со всеми этими "особенными" снами и тем более с тем, что каким-то образом я смогла в один из них затащить и Фальку тоже.

Подумавши о зеленоглазой я снова как-то даже устало глянула не нее, осмотрела с головы до лап, и утвердительно хмыкнула сама себе под нос, словно бы сверяла с чем-то ее внешний вид. На деле же я просто в очередной раз убедилась, что та странная фраза от моего почившего благоверного "помоги ей" касалась именно ее, а ни кого-то другого.

В конце концов именно Фальке как никому другому нужна была сначала помощь физическая, а потом и просто поддержка, чтобы не оставаться один на один с через чур мрачными мыслям.
Вот правда, наверное, добавление к этим мыслям еще более темных за помощь не считалось...

- Это не поможет, - словно услышав мои размышления, изрекает Фалька. Дальнейшие ее слова даже заставили меня пожалеть о том, что я все таки решила поделиться своими предположениями с ней и по какой-то причине еще и от чего-то там предостеречь. Все-таки надо было держать язык за зубами...

Наверное, я попалась в обычную ловушку, когда судя по себе, делаешь другому хуже. Либо же... либо же я еще не совсем сама понимаю как работать с этим чертовым шаманским даром и как им распоряжаться. Хотя, почему "либо", последнее было точно и наверняка (я нихрена не понимала), только первое из всего этого было под вопросом.

- Фалька, я... - я хотела то ли извиниться перед ней, то ли в очередной раз начать причитать, что без понятия откуда у меня такая уверенность в недавно сказанных мою же словах, или же еще зайтись в какой-то поясняюще-объясняющий речью, но... не успела.

Что-то заставило меня мгновенно насторожиться, заставило шерсть на загривке встать торчком, а мышцы тут же напрячься, в готовности дать отпор чему-то пока неизвестному. Я обеспокоенно втянула воздух, тщательно принюхиваясь к нему, и пытаясь среди запаха сырости и дождя разобрать то самое, что заставило меня взволноваться.

И я поняла что это было... это был запах Мора.

- Фаля... отойди ко мне за спину... - я проговорила это тихо и низко, но отчетливо, медленно обходя самку и загораживая ее самостоятельно от входа в пещеру. Что-то внутри меня отчаянно не хотело верить в то, что болезнь успела нагнать меня и тут, что бешеные звери дорвались и до этих земель.

Но этот запах, запах стоявший в моих воспоминаниях в одном ряду с войной и смертью, я не могла перепутать ни с чем.
Особенно происходящее заставило в себя поверить после того, как в проходе пещеры появилась исхудала и рослая фигура, тоже напряженная и готовая к бою.

Понимая, что медлить больше нельзя, я хоть и молча, но не менее от этого яростно, бросаюсь вперед, в желании по приземлению пришпилить недруга к земле, чтоб он никому не мог после этого навредить.

Всё ещё стоя на пороге пещеры и всматриваясь в её темноту, Алистер не терял сосредоточения. Его уши подёргивались,  ловя звуки, но всё было тихо, но тут послышалось далёкое эхо. Кажется это были голоса. Осторожно переставляя лапами он немного продвинулся вглубь пещеры. Но тут звуки резко прекратились и гибрид тоже замер, до сих пор пытаясь понять , кто находится в этой пещере и к чему ему быть готовым.

Но тут послышался шорох камней под чьими-то тяжёлыми лапами. А в следующую секунду, Тейрин ощущает мощный толчок в грудь и валится на землю. Прижатый чьим-то тяжёлым телом, Страж разъяренно зарычал, возмущенный таким наглым нападением на него.

Ему хватило нескольких секунд, чтобы разглядеть морду противника, видимо пытавшегося убить его весом своей туши. Передним была... Эм, львица? Об этом напоминала её достаточно женственная морда и глаза, с чем-то вроде подводки. Но грива опять вгоняла в недоумение. И запах ни чуть не помогал понять, кто всё таки был перед Алистером. Но сейчас было не до того.

Он попытался вцепиться передними лапами в район плеч Авелин и хорошенько толкнуть её задними, что бы столкнуть её с себя и , если повезёт, самому оказаться в доминирующем положении.

На мое счастье, даже после травмы я не потеряла формы.

Мой выпад удается - тело соперника оказывается подо мной, прижатое моими лапами накрепко к холодному полу пещеры. В нос же ударяет тот самый моровой запах, и заставивший меня атаковать. Только даже с такого расстояния, вплотную, он слишком слабый для того, чтоб исходить от прокаженного... Да и если приглядеться.

"Глаза... У него обычные, здоровые глаза...", - я удивленно уставилась на гривастого, пресекая резким движением его попытку вырваться. Из-за собственной же атаки лев по инерции летит обратно, встречая затылком камень.

- Кто ты, черт возьми! - я рычу на него, отвечая на его недавний возмущенный крик. Все так же крепко пришпиливая незнакомца к земле, я аккуратно и настороженного его обнюхиваю, едва заметно скалясь. - От тебя несет запахом Мора, но ты... Ты здоров?..

Пробежавшись по нему взглядом еще раз, я убедилась, что хоть он и выглядел так себе (свалявшаяся шерсть, выпирающие ребра и потасканный в целом вид), но на порождение тьмы все еще не смахивал. Да и вроде говорить умел... Умел же?..

"Да, к сожалению, ОНО умеет говорить", - я фыркнула на реплику придавленного мною светлошкурого, после этого заметно ослабевая хватку.

- Прости, перепутала тебя с зараженным, - после этого вполне формального извинения (как можно одной фразой так просто подпортить мнение о себе?), я наконец-то отпрянула от него и предусмотрительно осталась неподалеку, если ему нужна будет помощь, чтоб подняться. После же я кивнула все это время стоявшей неподалеку Фальке, и снова обратилась к этому самцу:

- Меня зовут Авелин... Авелин Валенн по роду. И если ты пришел сюда с целью просто укрыться от непогоды, лично я не против твоего нахождения здесь.

Потом, немного подумавши, я все таки решила извиниться еще раз и более искренне, чем до этого.

- И да, еще раз прости за такое... приветствие. Сам понимаешь, лучше перебдеть, чем недобдеть.

Я не прониклась к этому чужаку каким-либо доверием, но и слишком подозрительной быть не стоило. В конце концов он был адекватен, значит и решить все можно было разговором, а не пустым мордобоем.

Отредактировано Авелин (21 Янв 2018 20:31:42)

Незнакомый самец оказался на удивление... разговорчивым.

Но даже в этом были свою плюсы (хотя, казалось бы...): судя по его репликам, он был с тех же земель, откуда и я. С Вольной Марки ли, с Орлея ли... но он, по крайней мере, верил в Создателя.
И это меня скорее удивляло, чем что-либо еще.

Обычно звери с юга не заходят так далеко. Те земли достаточно густонаселены, чтоб можно было сгинуть с концами и затаиться и просто в соседнем прайде, а не переться буквально на конец света ради того, чтоб засесть на дно там. По моим меркам то, где мы сейчас были с этим самцом - и было тем самым "другим концом света".

Встреча с земляком, пусть и относительным (я так пока и не поняла откуда конкретно он был) вызывала во мне смешанные чувства. С одной стороны было, как и всегда, приятно встретить кого-то оттуда же, откуда и ты... Но ведь этот лев не мог оказаться тут просто так...
Он был либо очень отчаявшимся беженцем, которого ужасы Мора угнали так далеко от родных мест, либо же он кому-то очень и очень крупно насолил, что аж решил не испытывать судьбу и уйти как можно дальше.

Хотя, в прочем, все постепенно начало вставать на свои места, когда незнакомец начал говорить по делу...

"Серый страж, значит... Но мне казалось что они все полегли в битве у Остагара... Вместе с королем", - я едва заметно тряхнула головой, прогоняя наплывающие тут же картинки из кошмаров. - "Либо он не из Ферелдена а откуда-то еще... Но тогда не понятно что он делает тут, пусть будучи и бывшим Стражем... Насолил ордену и был изгнан?.. Или сбежал перед самой своей казнью?.."

Я не сводила внимательного взгляда с него, не особо понимая что мне и думать. Быть через чур подозрительной мне не хотелось, но и оснований чтоб расслабляться у меня не было.

- Да, я из Ферелдена. Служила раньше в королевской армии... До Остагара, - я невольно взяла неловкую паузу, и, осознав это, тут же торопливо продолжила. - И перед тем, как ты скажешь что в той битве все должны были погибнуть, я то же самое хочу сказать тебе...

На этот раз пауза в своих словах была осознанная и я, встретившись взглядом с янтарными глазами, наконец-то продолжила:

- Если ты тоже из Фелендена и Серый Страж, то что ты делаешь тут?.. Неужели Мор уже... не остановить?..

Неприятная судорога свела мое сердце при мысли, что возможно этот Алистер сейчас был тут по одной просто причине - по причине того, что порождения тьмы победили.

Начало игры

Ночь переходила в утро, солнце поднималось из-за горизонта, окрашивая небо в красные и желтые цвета. Тучи на небе постепенно расходились, открывая взору утреннее небо. С неба лило уже не так сильно, ливень перешел в простой дождь. Самое страшное позади. Буря и шторм, бушевавшие здесь улеглись, ветер больше не хлещет бока холодными каплями.

По берегу океана медленно брела темно-коричневая львица. Вид у нее был не из лучших: мокрая от дождя шерсть, грязные лапы, глубокая, уже воспалившаяся рана под правым глазом. Но самой выдающейся чертой был ее огромный беременный живот, очень выделяющийся на фоне тощего тела. Он ходил из стороны в сторону при каждом ее шаге. Эту львицу звали Одри, и пережила она за последнюю ночь столько, сколько не могла себе и представить.

Этой ночью она сбежала из жестокого и несправедливого прайда, от своего мужа-тирана. Под сердцем она носила детей от него, ради которых и покинула свой бывший дом. Самка ни за что не хотела, чтобы ее потомство (которое, судя по животу, было многочисленным) жило в той ужасной системе, где выросла она сама. Именно поэтому она бежала. За ночь Одри удалось пересечь Облачные степи: сначала бегом, потом рысью. Она остановилась лишь раз: когда взорвался Килиманджаро. Отойдя от увиденного, львица продолжила свой путь.

И вот, с наступлением утра, ее лапы коснулись мокрого песка на побережье. Беременная самка смертельно устала, она хотела лишь прилечь где-нибудь. Но отдыхать на открытой местности было нельзя. Холод и сырость не принесли бы ее здоровью никакой пользы. Нужно было найти относительно сухое и безопасное место.

Одри огляделась, пытаясь найти для себя хоть какое-нибудь пристанище. На глаза ей попалось два варианта: левее от нее виднелись джунгли, а правее какие-то пещеры. Джунгли были неплохим вариантом, но кто знал, кто там может жить? Змеи, леопарды, да мало ли еще кто. Впрочем, пещеры тоже могут быть заняты, но их намного проще исследовать, чем джунгли. Кивнув самой себе, львица пошла в сторону пещер, тяжело переставляя уставшие лапы.

На середине пути львица поняла, что, если их тех пещер ее выгонят, дальше она никуда не пойдет. Силы в ее истощенном теле кончились, лапы ломило от боли. Очень хотелось куда-нибудь приземлиться и посидеть. Даже спать не хотелось, хотелось лишь дать отдохнуть лапам. В своих раздумьях о том, как бы не свалиться прямо там, где идет, Одри не заметила, как приблизилась ко входу в пещеру. Внутри нее слышались три голоса: два женских и один мужской. Львица остановилась и вздохнула. Либо туда, либо умирать. Последний вариант не укладывался в голове темношкурой, поэтому, решив, что терять ей уже нечего, Одри шагнула внутрь.

Три разных запаха ударили ей в нос. Как только глаза привыкли к темноте, львица разглядела внутри двух львов и львицу. Но она четко слышала два женских голоса, как так получалось? Самка прошла пару шагов и села у входа, привалившись к стене. Она тяжело дышала, а щеку жгло так сильно, что хотелось плакать.

— Здравствуйте, — выдохнула она, глядя на светлую львицу. — Я… посижу тут и уйду. Я не могу больше идти. Простите.

На львов Одри не смотрела, она боялась самцов, хотя и понимала, что не все вокруг думают, так как львы в ее бывшем доме. Но подсознательно страх к самцам был, поэтому смотреть в сторону гривастых она пока не могла.

"Остановят?.. Кто-то другой, а не он?.. Я то думала, что останавливать Мор это прерогатива именно что Серых Стражей... Хотя, да, он же упомянул, что уже не в ордене", - я внимательно глядела на Алистера все то время, пока он отвечал на мой вопрос.
Пусть он и говорил, что он не преступник, со стороны все же это казалось очень и очень странным.

Но... в любом случае, даже если он и был предателем, то сейчас он выглядел безвредно. Да и что значит Ферелденское правосудие на этой земле, здесь, среди совершенно других зверей и нравов. Имеет ли смысл так беспокоиться о том, кто такой этот Алистер и чем он мог провиниться перед Серыми Стражами.

Пусть он и говорил загадками, но все же быть черезчур настороже не стоило. И потом... Сейчас мы были не одни, Фалька наверное ни слова из нашего разговора не понимала.

Да, так и было: в конце концов зеленоглазая, видимо, устав ждать, когда мы обратим на нее внимание, наконец-то вмешалась. И задала вполне ожидаемые вопросы.
Я хотела было ответить на них, но самец меня опередил.

"Хм, да, пожалуй рассказывать, что ты пришел из земель, на которых зверствует бешенство, не самая хорошая идея", - я хмыкнула, следя за попытками льва оправдаться. Я, по крайней мере, в то, что он незаразен верила. Я слышала истории о том, что скверна и Стражи каким-то неразрывным образом связаны, так что меня совсем перестал беспокоить тот запах, что встревожил поначалу.

Шторм постепенно утихал, но все же не прекратился окончательно. Возможно, уже начинало рассветать. Постепенно сходящие на нет капли дождя стучали по камню пещеры, заставляя мыслями обращаться к новому дню.
Вне зависимости о того, решит ли Фалька идти со мной или нет, и тем более что будет делать этот странным самец, я должна была найти Фастара на побережье. Банда, наверное, тоже попыталась как-то укрыться, так что выходить на поиски стоило только тогда, когда непогода уляжется окончательно...

- Стоп, слышите?.. По-моему, к нам снова кто-то идет...

Я вновь напряглась, вставая на лапы и прислушиваясь к шуму со стороны выхода. Судя по всему Алистер тоже заметил что-то подозрительное, из-за чего проделал примерно то же самое.

- Создатель милосердный... - я охнула, когда очередной гость появился в проеме. На этот раз это была львица, беременная, и, что более важно, выглядящая не самым лучшим образом.

Серый Страж опередил меня и сейчас: он раньше меня подошел к незнакомке и предложил ей помощь. Я решила не окружать несчастную со всех сторон, к тому же выглядела она не просто вымученной... а какой-то напуганной даже, так что я просто постаралась сделать максимально безвредный вид и тоже подала голос.

- А самое главное тут сухо и нет ветра. Мы не тронем тебя, можешь проходить дальше... - я обеспокоенно посмотрела на нее, стараясь таким образом заручиться ее доверием. После я обернулась на Фалечку, пытаясь понять, что она думает по этому поводу.

Отредактировано Авелин (8 Апр 2018 09:57:33)

Так плохо и так тяжело этой львице не было никогда. Одри прошла за последние сутки столько, сколько не проходила никогда за всю свою жизнь. В прайде она ходила на охоты, а пастбища были совсем недалеко от пещер, да сидела дома, с мужем. Львиц не выпускали из их жилищ одних, даже за дичью они ходили в сопровождении молодого самца. Ну, чтобы не убежали. Именно поэтому ей потребовалось столько времени, чтобы, наконец, вырваться на свободу. Но, несмотря на то, каким трудом ей дался этот побег, львица не жалела ни о чем.

Каменный пол холодил лапы, но в пещере было значительно теплее и комфортнее, чем снаружи. И суше, самое главное суше. Одри так надоел дождь, который промочил ее шкуру и заставил мерзнуть. Она была так рада оказаться под сводами, хотя еще вчера мечтала оказаться на воле. К счастью, она все-таки сделала это. Хотя это еще так сложно воспринималось ею. Темная этого до сих пор не осознала всей ситуации разумом, но в груди было пьянящее чувство свободы, от которого хотелось летать.

Тут, быстро, неожиданно быстро, один из самцов встал со своего места и направился к Одри. Все ее инстинкты, все три с лишним года мучений дали о себе знать. Львица прижала уши к голове, сгорбилась, сжалась и мелко задрожала, ожидая удара. Потому что в ее (теперь уже бывшем) прайде быстро приближающийся самец означал лишь одно: боль. Особенно если вспомнить Мачукизо, ее бывшего мужа, который и оставил львице рану на щеке. Но удара не последовало.

— Может тебе помочь? — его голос был участливым и спокойным.

За его голосом послышался женский, который исходил, как ни странно, от второго самца и еще один, от светлой самки. Все приглашали пришелицу пройти поглубже в пещеру, чтобы отдохнуть. Они смотрели на нее с таким сочувствием и грустью, что Одри перестала дрожать. То ли от удивления, то ли от непонимания. Она покачала головой, показывая, что помощь ей не нужна. Как ни странно, даже после ее реакции на подошедшего Алистера, львица не хотела чувствовать себя жалкой. Уж пройти пару шагов она сама сможет. Наверное…

Одри встала на мучительно ноющие лапы и прошла к противоположной стене пещеры. Тут ветер совсем не ощущался, да и сырость тоже. Львица снов приземлила свою пятую точку на пол пещеры и снова посмотрела на всех. Сначала ее взгляд упал на светлого льва. Она заметила его янтарные глаза и сочувствующее выражение морды. Он не был похож ни на одного из тех самцов, что жили в ее прайде. В его глазах не было жестокости или тени насмешки. Казалось, он действительно переживал за беременную львицу. Это было так ново, так необычно. Львица не смогла долго смотреть на него, так как все ее подсознание подсказывало, что самцам нельзя доверять. Это ощущение будет сложно сломать.

Взгляд серых глаз упал на второго самца. Рыжая грива, ободок, тонкие, длинные лапы, женский голос… Что-то здесь не сходилось. Одри пригляделась получше и поняла, что перед ней не самец. Какое-то чутье подсказало ей рассмотреть незнакомца повнимательнее. Львица мысленно убрала с него гриву и поняла, что перед ней самка. Самка с гривой, но, все же самка. Это поразило ее, но виду темношкурая не подала. Уж что-что, а унижать кого-то за его особенности было точно не в привычке Одри.

Последней в пещере была светлая самка. Она внушала темной больше всего доверия. Все-таки львиц она любила больше, как ни крути. Ее зеленые глаза светились сочувствием, как и у всех остальных. Одри поняла, что теперь она в безопасности. Львица слегка расслабилась и прочистила горло.

— Меня зовут Одри, — тихо сказала она. — Спасибо за то, что приютили меня. И простите за мою реакцию, я пришла из… не очень приятных мест, где не принято помогать самкам.

Беременная вновь окинула взглядом всех и решила, что ей нужно привести себя в порядок. Рана на щеке пульсировала и горела, левый глаз слезился. Ее нужно было промыть. Но, так как пресной воды тут она не заметила, Одри решила хотя бы умыться. Она вылизала лапу и аккуратно провела ею по исполосованной щеке. Острая боль пронзила ее, львица тихо зашипела, на глаза выступили слезы. “Дело плохо. А я даже не знаю никаких трав”.

Целительством в ее прайде занимался, конечно же, самец. Ведь самки, по их мнению, не могут постичь такой сложной науки. Да и болезни их лечили только по велению мужей. Если муж посчитает, что самка не достойна лечения, то ее и не лечили. Поэтому трав Одри видела мало, да и не разобралась бы, что к чему. Оставалось только ждать, что рана затянется сама.