...Остро.

— Да, в самый раз для проклятий.

Зловещая обстановочка прямо-таки подкрепляла ее слова, стремясь вызвать у любого "гостя" приступы тревожности. А эти остренные камни, свисающие с потолка... И все же в разы неприятнее другое. Здесь хотя бы освоиться можно, привыкнуть, что ли... А вот ощущать эти мерзкие когти на шкуре было сродни некому издевательству. Найтинс не испытывала страха. О-о нет, она чувствовала неприязнь, раздражение и злость. Ей было противно, впервые за такое огромное — как ей казалось — количество времени. Противно и от самой себя — что все еще толком ничего не предприняла ради свободы, — и от этих двоих тоже. Противно. Как она вообще могла додуматься, что ее узнают и признают?! И что это способно ее спасти?! Сейчас, размышляя об этом пассивно, с этой дикой примесью эмоций, она понимала, какая же это бредятина. Не бывает такого. И она поняла слишком поздно.

Давай же, надави сильнее. Пусти кровь ручьем, перережь артерию, покончи с этим! Грязный, шелудивый кот, ничего иного ведь ты не знаешь, верно? Не в первый, наверняка, раз опустишься до уровня обычного убийцы, правда? Так чего ждешь?! Давай!

Но ничего не произошло. Вместо этого они оба услышали свист, и оба поняли, чей. Чувствуя спиной холодную каменную стену, Найта еще не осознавала, что дальше может стать хуже. Но точно понимала, что эта широкая улыбка ничего хорошего ей не обещает.

Ч-.. Что?!

Найтинс была в состоянии издавать утробное ворчание, но никак не могла повлиять на силу, отодвинувшую ее от стены и повернувшую спиной с гигантскому льву. Когти — в сий раз ее собственные — неприятно заскребли о каменистую землю, толком никак не замедляя тело. Огромная лапа болезненно сжала ее челюсти, не давая повернуть головы. Последние слова разбойника все никак не укладывались в мозгах. Особенно когда она осознала, что перед ней теперь представала лишь Рэко. Морда к морде, близко и смешно настолько же, насколько неуютно.

Последняя реплика заставила Найту сжаться внутри. Они... Они действительно собираются проверять ее? На способности?

Попытавшись задней лапой как-либо оттолкнуть от себя нерушимо стоявшего самца, она ничего не добилась. Лишь усилила давление на себе, и голова начала ныть. Дыхание участилось, вынуждая ее слегка пыхтеть и от хватки, и от злости, а уши прижались плотно. Макей треклятый, если бы она только могла что-то придумать... Если бы могла...

Но она могла. Чисто технически... Могла. Но она ведь... Давала же себе слово! Не использовать не нейтральные шаманские навыки, пока не определится со стороной... И она до сих пор не определилась. Она не могла вот так. Просто не могла. Предательство по отношению к своим убеждениям, как низко.

Дернулась. Не помогло. Держали слишком крепко. Оскалилась, демонстрируя, насколько выросли ее клыки с последней встречи. Пусть Рэко ее не помнит, но Найта-то все вспомнила! Отлично вспомнила...

Давление. Слишком много давления. Она не выдерживает, ее переполняет, но тому нет спуска. Больно не столько снаружи, сколько глубоко внутри. Как в истерике, когда пытаешься ее сдержать. Трещит все по швам, расползается, но что-то... Остается неизменным. И самым нестабильным из всего.

Дышать. Силы не хватит, она обречена, она не может вырваться, не может...

Дышать. Да чтоб они провалились! Отпустите! Отпустите сейчас же, она задыхается!

Дышать...

Красный-синий-красный-синий-КРАСНЫЙ.

Зажмурившись, она видит лишь мелькнувший красный. Ничего не происходит первые несколько секунд, и сама же Найта не осознает, что что-то успела сделать.

Но она успела.

И лапы Рэко подкашиваются, заставляя ту упасть.

Найтинс не понимает, что испытывает. Замешательство и еще не сошедшая злоба смешиваются с легким неверием, с каким-то садистским самоощущением. Насколько... Насколько оно неправильно? Кажется, эти двое тоже не в курсе, и пещера застывает в тишине на короткое время. Времени достаточно, чтобы успеть воспользоваться заминкой. Что Найта и стремится сделать.

Она вырывается ровно в тот момент, когда хватка ослабевает. Умея ловить малейшие признаки слабости, Найтинс реагирует мгновенно, распуская когти и замахиваясь лапой. Рычит, все еще прижимая уши. Она говорила, что не сдастся. И с обнаружением слабости врага этого стало добиться легче. Уверенности вмиг прибавилось и удар пришелся точно в цель, оставив после заметный след. Преисполненная, она готова напрыгнуть, вцепиться хоть куда-нибудь, лишь бы побольнее. Решимость переполняла ее, и то ли она, то ли нечто иное стало ее роковой ошибкой.

Самец не стал терпеть, и с не меньшей злостью ударил в ответ. Тут же. И ровно по голове. Мощная лапа заставила меланистку отлететь, упасть, проехавшись по жесткой земле. Найта обладала крайней степенью живучести, и, видимо, это не позволило ей потерять сознание. А вот оглушило знатно. Наступила гробовая тишина. По крайней мере, юная шаманка совершенно ничего не слышала вокруг. Ей казалось, что она умерла, но потом она открыла глаза. Размытые пятна с трудом сложились в живые очертания, и без того мрачная пещера казалась чересчур светлой — до того головная боль усилилась. Уши словно заложило, любое движение будто замедлялось раза в два. Спустя столь долгие секунды Найта разглядела в силуэтах двух львов, то, как один, более темный и большой, склонился над другим. На нее пока не обращали внимание, и это был ее шанс. Упустить его — потерять всё, именно так рассуждала Найтинс. Собрав все силы, которые у нее вообще имелись, она попробовала отползти в сторону. И это оказалось куда сложнее, чем могло бы. Лапы с трудом подчинялись, как на булыжники замененные. Голову хотелось уронить снова, прикрыть глаза еще ненадолго, совсем на чуточку передохнуть. Сил очень быстро стало не хватать. Найта заставляла себя как-либо двигаться, не теряться в пространстве, бороться. Но маленький сдвиг — единственное, на что она была способна.

Она поняла, что ее попытка подошла к концу, когда над ней склонилась тень. Не проскочило толком никакой мысли, по крайней мере, Найтинс ничего не смогла уловить. Лишь закрыла глаза, словно котенок, без защиты матери готовый принять свою участь от крупного хищника. Когда ее шею обхватили львиные зубы, она толком никак не сопротивлялась. Всё истратила. Вырываться — ускорить процесс сворачивания себе шеи. И, пусть она не знала, в какую именно камеру пыток ее поволокли, она не желала приносить им удовольствие своей глупой гибелью. Они еще с ней намучаются... Обязательно...

Слух окончательно вернулся в норму примерно на середине пути. Ее все еще тащили по земле, будто это куда удобнее, чем просто закинуть на спину. Хотя, возможно, гад перестраховывался. Не зря. Будь у нее возможность, она бы точно не сдержала желания впиться в него когтями. Находясь в ограниченном положении, ей оставалось только ждать, что случится дальше. Что с ней сделают и как с ней это сделают. Столько вопросов... И ни одного ответа.

И, по всей видимости, ей решили дать время подумать над ними. Над ответами... И не только.

Яма, в которую ее скинули, оказалась глубже, чем Найтинс предполагала.

Отредактировано Найта (2 Июн 2023 08:06:54)

Она плохо разбирала чувства, но это запомнила отчетливо — беспомощность. Когда ни замахнуться, ни оскалить зубы не давали тебе, и ты сам себе не давал, как какой-то безвольный предатель — обрывается твоя жизнь, и начинается собачья, совсем тебе чужая, противная до отторжения. И привыкаешь ведь.

Она плохо разбирала чувства, но лапы на смятом загривке и когти у глаз ощущала, даже когда от имен и событий ничего не осталось. Привыкать к касаниям — заново. Спать спокойнее — заново. 

Больше всего он любил втаптывать её в землю, давить до удушья и лезть под череп, нашептывая проклятия. Она плохо разбирала чувства, от пощечин, побоев, ударов наотмашь толку было мало — им все не хватало страха в её глазах, но эти искусственные кошмары, резь в висках от шаманских бормотаний… они с ума сводили. Вран не знала, что можно чувствовать что-то настолько ярко.

***

Веки сонно расползлись, и от пережитого запахло старой вскрытой раной. Любопытно, может, немного неприятно, но совсем не больно. Не сказать, что ей хотели навредить. Не в этот раз. Это была очень сдержанная шаманка.

Вран покрутила плечом, на который пришелся удар, но подниматься не стала. Ленивая тяжесть и импульсы в затылке, как послевкусие — хотелось запомнить все это, разобрать на составляющие. Может, зрачки расширились во все глаза или морда стала ласковей обычного — она не знала, но возникший перед носом лев ей показался слишком встревоженным. Эти витиеватые усики неприлично сильно дрожали.

Макс что-то рыкнул, оголяя клыки, обернулся через плечо, замер, вновь ожил и осторожно потрепал львицу за щеку. Львица закрыла глаз и зарылась в подушечки носом.

— Надо было вас обеих связать и бросить в угол протрезветь.

— Да я в порядке.

— Да, да, прилегла передохнуть после долгого пути, не иначе.

— Долго я так?..

Лев сменил досадный рык на один глубокий выдох. Прилёг у её головы.

— Десять ударов моего гнилого сердца, но, знаешь, я уже успел придумать поминальную речь, — и он слегка распушился, нарочито гордо выпятив грудь. Надолго его дурачеств не хватило, от остатков испуга хвост хлестко мазанул по камню. Сам пошёл на эту маленькую игру, и не сказать, что это не доставило ему удовольствие, но момент с неожиданным падением его бессмертной дуры он бы предпочел вырезать.

— Макс…

— М?

— Где она? — бирюзовый глаз хищно распахнулся. Крюк с неохотой оторвал взгляд от блаженной и кивнул в сторону ямы. Удобная, очаровательная, глубокая яма. Кажется, он догадывался, почему Вран затащила его с пленницей в охапке именно в эту приветливую пещеру.

— Макс, — серьезным шёпотом повторила львица. Черногривый навострил уши и опустил голову вплотную к макушке супруги — та отклеилась от мягкой лапы и ткнулась носом в его холодный нос, — давай оставим её себе.

Лев не без сомнений поднял бровь, не зная, сочувствовать себе или этой… у шаманки имя хоть есть или у них не принято?

— Ты её знаешь? — он опустил бархат голоса до шёпота.

— Львенком. А зверя в яме пока не знаю даже отчасти...

— Если узнаешь… и особенно выяснишь, какого дьявола она ошивалась у нашего логова, я бы подумал, сохранить ли ей жизнь.

Резонно. Вран нежно лизнула

— А если она ещё кого так?.. — «проклянет»? «уложит взглядом»? Как же он был не сведущ в потустороннем.

— Она не очень сильная. Если это был её придел на пике злобы… — уведя взгляд в свое скользкое прошлое, к шаману куда опаснее, забормотала львица, и Макс отступил, не прибавив к условию сделки ничего нового.

Они отошли в угол поуютнее, пройдя мимоходом по краю ямы с брошенной пленницей — утомленное пятно на дне угрозой не пахло; разбитое, сожранное собственной силой, только и успевай схватить покрепче и выбить все до последнего без лишней грязи. Максу, педанту с вечно чистыми лапами, в самый раз бы и уцепиться за такой сценарий, но эту гостью он уже обменял с супругой на лишнее время, а она грязи не страшилась. Значит, не к спеху.

Пират поймал Вран плечом, улегся как следует, оскалился в зевке и, прочесав подбородок, наконец спросил. Спросил так, будто ему давно мешали, и лапы никак не доходили, да вот удалось наконец добраться. Спросил вполголоса, как и прежде. Спросил про вылазку и местные джунгли; про логово, в котором они явно собирались задержаться; про его обточенные стены и затопления — а будут ли они ещё? про, наконец, эту болтливую Фурфур — полукровку с ядом в мешке и зубом на леопардов; про самих леопардов — что бы сделать с этими гордецами-древолазами. Тут уж за вопрос Капитан взялся лично. Марко — их бравый балабол, свою сказку заметно приукрасил, но то не было бедой. Так или иначе, кучке пятнистых кошек корсаров не осилить, надо было только выжать их из пограничной полосы. Виды там сказочные, да и травок припрятано много, одна только Джесс в экстаз впадет хлеще, чем от ночи со своими ухажерами. Надо было только выжать…

— Отправить бы кого пошуметь на границах. Самых неприкаянных, без дела шатающихся. И Морица с ними, пусть норов молодёжи держит под контролем. Посмотрим, на что эти древесные одиночки сгодятся, когда их стряхнут с небес на землю.

Так они и передохнули вдвоём, укутавшись в шерсти друг друга, перебрасываясь мыслями, идеями, подозрениями и угрозами. Говорили недолго, наскоро, зная, что по-настоящему наедине их оставят после, когда все пиратишки стянутся в логово, притащив с собой пару пятнистых шкур и сочную дичь, чтобы отметить свой приход на новые земли. Макс любил говорить «своё явление», любил фантазировать, скольким жизни он попортит. Будто это было целым событием в истории всех окрестных земель. Земли. Об остальных соседях тоже пришлось вспомнить. А именно о том, что про них пока ни слуху, ни духу. Верно, после леопардов придётся нагрянуть к тем, кто уселся в этих чудесных степях на севере, умчавшись от грохота уже потухшего вулкана. В стороне от утёса и пещер, за устьем реки, и вовсе разлеглась неведомая песчаная пустошь. Вдруг и в ней что интересного завалялось. Или кто.

Вран прикрыла веки, чувствуя, как спокойно вздымается алый бок, и в какой-то момент отпустила нить его монолога — хлестать воздух самой по себе, и слушала только любимый голос.

***

Макс прошел в тень выхода из Вампирских Клыков, оглянулся напоследок, приметив, как багряный хвост соскользнул вниз, к шаманке без имени, постоял, выжидая вскрика, свиста или рыка, но, не расслышав ничего, кроме ровного голоса супруги, кивнул и направился своей дорогой. Пора было расшевелить скопище разбойников новыми поручениями.
 
***

Вран приземлилась к пятну ночи без шума и даже без излюбленной жесткости: не рухнула на чужие плечи, а спрыгнула рядом и только после рывком вдавила вскочившую мышь в камень, брюхом кверху. Пиратская лапа вцепилась в пыхтящую морду шаманки, уперев голову поплотнее.

— Кусаться умеешь?— Вдавливая пальцы в напряженную челюсть, Вран совсем уж бесцеремонно постучали когтем по губам, которые явно так и хотели разъехаться, чтоб оскал вышел выразительнее. Умеет. И укусит.

— Чудесно, полежим пока так. Подутихнешь — отпущу, — ласково покрутив ушами и наглядевшись на свою добычу, выдохнула разбойница. А, вообщем-то, на что она ей? Да, вреднючая, злющая, как собака, и шаман из неё пока не впечатляющий, но это только пока. Почему бы не прибрать к лапам эту девицу, пока кто другой так не сделал? Глядишь, поднатореет в делах шаманских, всех корсарских соседей пораспугает своими фокусами. Тем более, что сама пришла. Как они любят говорить — «судьбою предначертано», даже если никто ничего не чертил.

— А я все-таки тебя припоминаю. Ну-ну, не рычи. — Вран будто помолодела на пару лет, держа в лапах взбалмошного, перебитого вороненка и пытаясь утихомирить его, пока совсем без глаз не оставил. И чего полезла, дура мелкая. — Как тебя звали? Ах, Найта. Хорошо. Ты, помнится, прайды не любила, с матерью и какой-то чинной пожилой дамой жила на отшибе мира. С тобой ещё какой-то львёнок был, поцветастее тебя. Её-то, надеюсь, никто не сожрал? Или ты потому одна ходишь, что всех потеряла, детка?

Делано печальный тон перекрутился с издевкой, львицы не сводили взгляда друг с друга. Вран было вдвойне приятнее жалить эту пыхтящую дурёху и смотреть, как она напрягает мышцы, готовая переломать пиратке лапы. Совсем не тот дрожащий котёнок, который пищал у неё в лапах.

Потуги шаманки испепелить разбойничью морду взглядом развлекли Вран только отчасти, и вдруг, как по щелчку или дуновению, потеряли свою прелесть — пора было переходить к сути. Пальцы вжались в черную шкуру жестче прежнего, и когти выскользнули наружу до предела.

— Что у нашего логова искала? Кто тебя послал?

И как она позволила вцепиться себе в ухо? Так же, как позволяла драть себе шкуру в танцах-потасовках. Всю жизнь прожила без заботы о собственной сохранности. Вернее, заботилась, грубо обрубая тонкости и ту нежность, которую некому было ей привить. Если на кону не стояли глаза, кости, когти, может, сердце, то отвлекаться было и незачем. К тому же, как можно было не пощекотать себе нервы, не подразнить взбешенного зверя?

Итак, она позволила вцепиться себе в ухо…

Львицы на миг прошлись взглядами по граням наточенных зрачков, а после пиратка рванулась вверх, как кобылица, вырвав ухо из чернильной пасти, и с замахом ударила лапой по крикливой морде. Без когтей, глухо, костями о кость. Хвосты заметались.

Не детка, как же. Пиратка протолкнула выдох сквозь ноздри, нависла, впившись в горло, клоня морду шаманки в сторону, оценивая, и пара алых капель окропила черные, дрожащие гневом вибриссы.

На самом деле, была тут правда. Не_детка, не распались она на свои шаманские фокусы и не получи пары ударов, могла бы уже давно вырваться, показать, как же она подросла, набравшись свирепости. Не свезло Вран родиться коротышкой. Вот и сейчас для верности уперлась стопами в стену, только бы было, от чего толкаться, давя не массой, а одной силой мышц. Малышка брыкалась стопами в ответ.

Вран с запозданием поняла, что душит почти механически, без привычного оживления, молча пережидая эту давку — обязательное начало в общении со строптивыми. Лапы почти не дрожали, хотя прежде судорожно сгибались, резонируя на всплеск чужих эмоций, загребая их в кучу по велению опустевшей и оттого жадной души.

Так и давила в ответ на рывки, следя за дрожью губ, отбивая такты, пока не довела свою дичь до грани, у которой еще можно было отдернуть назад. Хватка ослабла, и шаманка захрипела, больше не донимая сопротивлением. Вран на миг привиделось ветхое и забытое: морда самки, которую она по юности придушила насмерть. Не рассчитала, заигралась. Какая же у неё была нежная шерстка…

Львица моргнула нехотя, будто её насильно выдернули из затхлой мягкости воспоминаний.  Ах да… леопарды?

— Я искала... Синюю полосу... Птица послала меня в ту сторону, за... за ответами. Через границы леопардов пришлось идти. Они меня не заметили, я умею сохранять скрытность. Увидела бойню, подслушала…

Речь скрипела, вырываясь порциями, только вкуса порциям недоставало. И ясности. Раздался кашель.

— Леопарды. Они сильные противники. Вы с ними еще намучаетесь. — Шаманка выдавила смешок, скрасив угрозу. Лучше бы вела себя кротко: Вран присмотрелись к затее вытолкать из её горла побольше сведений о новых соседях.— Они просто так не сдадутся. А мне просто нужны ответы. Не больше и не меньше. О моем прошлом. О моей памяти, которую я потеряла.

Пиратка даже не нашлась с ответом, так её впечатлили словесные надстройки и узлы объяснений: птицы, леопарды и память в придачу. Душа фантазера и язык поэта.

А если всё-таки не лжёт? На что сгодится такая самка — потерянная и взрывная?

Черный хвост опять непослушно забился.

— Хотя какую память мне может дать та, которая живет во лжи, — столько злорадства, и всё рвано, дрожаще, куда зверей всегда и клонит перед кончиной. Вран наконец ощутила капельку азарта, — Правда ведь, Рэко? Или как мне еще звать тебя перед тем, как вы меня убьете?

— Так не терпится умереть? — слишком проникновенно, почти всерьез, отстранившись от пылких взрыков и угроз, как будто ей впервые за встречу стало не безразлично, что же творится в шаманской душе, обронила пиратка. Обронила и вернулась к своей привычной манере.

— Если тебе так нужно конкретное обращение, можешь звать лживой сукой. Лживая с*ка постарается сдержать свою кровожадность и не убить тебя… — коготь игриво прочесал черную шею, — сегодня.

Ленивый оскал стёрся по команде — подменили на морду строже и жёстче.

— Про какую птицу ты там говорила?

Да, подергай бровками, ночная, построй дурёху.

— Разве это имеет значение? Обычная птица, мне некогда было узнавать ее имя, — ляпнула, да с таким видом, будто в упор не понимала, на какую тропку её ведут. Так, спросили дурость какую-то.

— Мне не нужно имя, мне нужно, чтобы ты научилась рассказывать с начала, а не с конца. Зачем искать «ответы» у птицы? Почему она отправила тебя сюда? На что тебе «синяя полоса»?

— Во-первых, мне от той птицы вообще ничего не было нужно, она сама ко мне прицепилась. И, так уж получилось, увидела камень, который кое-кто подарил мне когда-то. Не догадываешься, кто? Во-вторых, она сама рассказала мне, что у синей полосы подобных камней предостаточно, а мне нужны были ответы, откуда он у меня появился. Такое "начало" тебя устраивает, лживая с*чка?

Лживая с*чка поглядела вбок, припоминая… камень. И чуть не прыснула, осознав, как напыщенно серьезно выглядит.

— И где же камешек? — слабо, но хитро, подначивающе улыбнулась пиратская морда.

— Сперли. Украли. Обворовали меня прямо у пещер.

— Кто?

— Попугай.

Тяжко. Тяжко Вран выдавила пар из ноздрей. Делано проглотила эту хлипкую историю, кивнула раз, второй и далее по нарастающей, ослабляя хватку, сползая с черной самки — та сама разжалась от неожиданности, настороженно дергая битыми усами… пока по морде не прилетело второй раз. Пиратка навалилась с новой силой, и пленница, привставшая было, впечаталась плечами в камень, взревев от обиды:

— Сейчас-то за что?!

— За вранье.

— СКАЗАЛА ТА, КТО НАЧАЛА НАШИ ОТНОШЕНИЯ СО ЛЖИ!

Уши подскочили так, что серьги удивлённо звякнули. Наши отношения. Наши отношения? Слишком настырно эта… Найта льнула к львице, которую видела один раз в жизни. Будто не за что ей больше цепляться… А вдруг действительно не за что?

Птицы, камни и шпионы — перья на ветру — разлетелись в стороны, как побочные украшения рассказа. Оголилась основа, ещё пахнущая мутной неясностью, но интригующая. 

Может, шаманка и впрямь головой ударилась и ничего не помнит. С одним камешком по саванне и бродила, выискивая воспоминания. Если удастся убедиться наверняка… приблизиться?..

Шаманок у них в банде ещё не было. Жаль, у этой силёнок маловато.

Не нравилось ей, что шаманка ещё умудрялась впиваться когтями в её шкуру. Верно, хватка была дрянная. А надо лучше, Вран. Надо лучше.

— …Вы хотели истины — вы ее получили. Это буквально ВСЁ, что я помню, ясно?

А она все продолжала, извивалась. Только это было уже не нужно. И Вран еле слушала. Взгляд начал соскальзывать с черной морды, как будто все уже разрешилось. И речи запаздывали.

— И вам ведь явно до луны пешком, что там у меня с памятью. Вы преследуете свои цели и после выдачи нужной информации сразу убьете. Разве я не права?

— Какая непомерная тяга к убийствам, — тягуче, отвлеченно заметила с*чка самопровозглашенная, — Мне часто говорили, что это плохой знак.

Вран склонилась к самым усам шаманки, и патлы, вольные, без тугой повязки, качнулись следом, перекрыв львицам всякий свет. Мнимому эху от шепота дали секунды пройтись в гробовой тишине, и только после пиратка вернулась на тропу, с которой сошла в молчаливый тупик.

— Нет, не права. Убьём не сразу, — звякнул ответ. Буднично, отрывисто, почти деловито.

Вран отстранила морду от чёрного носа и мысленно встормошила свою память, как книгу, угодившую на сквозняк. Может, сейчас отыщется какой проверенный, подходящий под возможности метод выдавливания чистосердечных признаний. На этот раз пожестче, раз ей плетут зыбкие сказки. Глядишь, сама разбойница разомнется — после дней обхода территорий начинало нещадно клонить в сон.

Вот и сейчас она поначалу решила, что ей чудится. Но… нет.

Хлопки крыльев о спёртый воздух пробрались в уши, и пиратка сработала механически: удар без замаха по корпусу, перехват черных лап понадежнее, и вот уже можно чуть обернуться для встречи летящего. Не Свифт это был, ой не он. Грузный для стрижонка. Это…

…попугай?

Серый с алым плащом-хвостом, он заглянул в их сырую дыру и, задрав перья шеи от волнения, уселся на самый край ямы. Славный народец. Яркий, взрывной. Этого вот разрывало от давки душевных волнений, судя по бегающим глазкам. Пижон вытянул хваткую ножку над пропастью с хищницами на дне, и на дно это упал ещё блестящий от тусклого света камень.

Избитая шаманка пропыхтела что-то от избытка чувств. Вран последовала её примеру, и тоже поддалась подобию чувства — веселью. Такая хлипкая история — и оказалась правдой. Ещё и оказалась не с самого начала, а практически под конец — с влажных лап ещё стекала кровь за зря избитой львицы. Невезучая она. Потерять ровную линию носа из-за броской птахи.

Разбойница тут не при делах, конечно.

— Ты очень вовремя, милый, — проговорила Вран, взглянув вверх почти умильно, чтобы после увести взгляд обратно, к драчливой самке, — я сейчас разожму лапы с надеждой, что ты послушно отойдешь во-он в тот угол. Окажешь услугу?

Окажет, куда деваться — все-таки у неё иногда прорезались чудесные манеры. Так Найта и получила волю — всё дно этой уютной ямы отныне принадлежало ей. Пиратка выделила секунду поглядеть на шаманку со стороны. Вот-вот, и начнёт метаться от стенки к стенке. Прямо как новая зверушка в личной коллекции. Вран таких с юности насилу сгребала в кучи и тащила в свои временные логова, прочь от непонятливых глаз, от назойливого шума. Созерцать необходимо без всяких помех. Она взяла это за правило, и мало кто от неё спасался. Мыши, птицы, змеи, перепуганные травоядные, и вот мы здесь... Львы. Жаль, внешний вид подпортили: почти все удары пришлись точно в морду. Для грубого допроса сгодились бы иные части тела. Только вот одной такую вертлявую в подходящем положении не удержишь. А делить шаманку с кем на пару не хотелось. Да, точно не хотелось.

Но морде следует вернуть прежний вид. Её нельзя так безвкусно ломать под шквалом вопросов, без всякого удовольствия.

Вран отклеила взгляд от кровившего носа, оставила тёмную жаться к стене и приблизилась к сброшенной вещице. Камень цвета морской волны с дырой посередке. Ещё холодный. Точно такой, каким она его помнила. И вслед за ним в памяти ещё отчетливей расцвела ярким цветом встреча с несносным львёнком.

Не солгала, значит. Умолчала ли о чём — пока неизвестно. Можно… действовать? Бровь лениво вздернулась в вопросе, а глаз всё не сходил с этого зачарованного камня. Столько плутал, чтобы вновь вернуться в хозяйские лапы.

— Покину тебя ненадолго. Не возражаешь?

Нет, конечно.

Пиратка придвинулась к каменной стене и задрала переднюю лапу, ожидая мгновенной реакции, но реакции не последовало. Пришлось обернуться, оторвавшись от мыслей.

— Подсаживать не умеешь? — с вежливым замешательством во взгляде и печалью в голосе выдавила пиратка. Но не такой уж понимающей она была. Совсем нет. Найта замялась так глупо — следовало выучить её командам.

Под взглядом, пахшим замешательством и непринужденной угрозой, шаманка осторожно приблизилась в ответ на вопрос и, поглядев с секунду, сообразила наконец встать ровнее вдоль стены и подставить спину. И всё это — без единой подсказки.

— Хорошо, — не торопясь лезть, проговорила Вран, еле кивнув, как в своё время кивали ей — тощей, драной и опасливой, ждущей подвоха в тени одобрения — и, уложив камень меж зубов, изволила выпрыгнуть прочь из ямы.

Попугая захватила следом — не силой, нет, но приглашающим жестом. Могла бы и поймать, но куда проще и тише было просто вынести его на собственной холке. Незачем шаманке лишние собеседники.

— Как тебя звать, пёстрое создание?

——> Пещера советов

Отредактировано Касари (11 Фев 2024 01:27:50)