Обвинять молодняк в их ошибках всегда было сильной стороной каждого взрослого. Да, они ведь опытнее, они жизнь прожили, они уже на все грабли наступили, они имеют право править бал они… Они… ОНИ. Черт, Шенью сейчас именно так и думал, пока пристально смотрел на свою приемную дочь и пытался понять в голове, когда он успел пропустить столь очевидную проблему в её воспитании. Начала врать, как нелепо и как обидно. Самец даже успел подготовить поучительную лекцию, когда оскорбленная словами отца, львица подлетела на лапы и раздула в гневе ноздри своего почти аккуратного носа.
- Что?! – взбрыкнула она, охрипнув от возмущения и непонимания. Рена смотрела на него и не могла понять мысли Шенью; это было понятно, - Да как ты мог подумать такое обо мне?! Да я... да я... Да не спала я с тем львом! Вернее, спала, да, рядом, но никакой интимности между нами не было! Ты что, думал, я прыгну под первого попавшегося льва на своем пути и буду счастлива до одурения?!
Прозвучало словно пощечина и лев сморщил морду, отводя мутный взгляд. И правда, почему такая реакция на вполне двойственную фразу. Её можно понять по-разному, но капский заранее выбрал наихудший для себя вариант. Он снова вздохнул и поднялся на еще ноющие лапы. Остаточная боль как-то сама отошла на задний план, и самец решил просто не думать о последствиях недавней вылазки. У него сейчас тут проблемы посерьезнее помеченных кустов и заноз в подушечках.
- Рена, - Шенью сказал лишь её имя и понял, что говорить то нечего; у него просто не было слов, но зато у дочери, как оказалось, еще было пару тузов за ушами.
- Помнится, ты сам хотел променять меня на другую львицу песочного цвета, с которой тебе было так хорошо и замечательно. Она куда лучше меня, с ней намного комфортней. Скажешь, я не права?
Вспомнила Эль, конечно… Всё же воспитание своего отца дало знать, и девочка бьет резко и по самым больным точкам, раз решила переходить из защиты в нападение. Шенью даже улыбнулся бы, но вместо этого напустил на морду хмурости и почти злобы. О песочной уже и не помнил, да и их ночь ничего не оставила после себя, словно душа самого самца погребла её под собой подобно той лавине. Какая ирония…
- Praeteritum in praeterito, - произносит Шенью на языке своих предков и пожимает плечами, словно бы Рена должна была понять сама значение столь давней фразы, но не поймет же. Не её язык, - прошлое в прошлом, Ренита. И сейчас я не с ней, а с тобой, - вздыхает и снова укладывается на землю, складывая поудобнее лапы, - все мы совершаем ошибки в жизни. Жизнь – это и есть череда ошибок и каждая выводить нас из тупика в новую ветвь бытия. Каждая ошибка делает из тебя ту, кем ты становишься. Ту, кем станешь в будущем. Опыт наших ошибок – вот главное составляющее нашей жизни, - янтарные глаза даже весело блеснули на солнце, - если не считать слепого везения и упорства.
Сам Шенью ошибался часто. От озорства в детстве, когда доводил родителей и себлингов до нервного тика и заканчивая недавней перепалкой из-за сирот-близнецов. И вот сейчас он стоит на черте очередной ошибки, которая может закончится двояко, не определись он с выбором. Вот уж отличить здоровую добычу от больной куда легче будет.
И вот, слова Рены о её нежелании делиться приемным отцом с кем-либо расшатывают напускное спокойствие Шенью и тот крайне глупо распахивает глаза и приоткрывает рот. Нет, не в попытке сказать что-то или шутливо отсмеяться. Ему снова нечего сказать, но именно этого допускать сейчас и нельзя было. Иначе надумает своё и убежит, точно убежит, скрываясь от отца и собственного стыда. Предки, да сколько можно доводить своего батю до грани охреневания произошедшим?!
- Ну, моё желание оторвать яйца тому светлому льву тоже намекают на нежелание отдавать мою малышку всяким блудным гадам, - откашлявшись, произносит Шень и ловит лапой хвост львицы, внимательно его разглядывая, - и заметь, львичка, это ты мне первая тут в любви призналась.
И улыбается зараза, но уж крайне нагло и мудрено, а потом тянет хвост на себя и почти игриво впивается когтями в круп Рениты, приходясь языком вдоль её позвоночника.
- Ну, чего дергаешься, - продолжает издеваться капский гад, всей своей тушей прижимая Рену к прохладной земле, - не забыла еще, как перед носом у меня своими бедрышками качала? Повторишь?
И уж больно нагло щекочет когтями передней лапы кисточку её хвоста, задевая спрятанный в буром ворсе коготь.