Боль все еще не прекращалась, хотя Шериф, если честно, думал, что пора бы ей уже прекратиться. Хотя, конечно, столь резкий подъем и столь же внезапное падение прямо на твердую землю не могли не вызвать новую волну невыносимой боли в теле самца. Он не удержался и взвыл, почувствовав как в очередной раз его лапы отказывают, все тело будто сейчас взорвется на части, а сам он вот-вот отдаст концы. Одно радовало: этот поганый белый г*внюк дал деру, испугавшись как самый последний шакал.
Фургал же, вроде как сначала побежавший вслед за долговязым, уже вернулся обратно к Шерифу и склонился перед ним, а в его обеспокоенных огромных зеленых глаза читалась только одна фраза: "С тобой все в порядке?". И хотел было уже Шериф ответить, что причин переживать нет, что сейчас он встанет и все с ним будет нормально, как услышал слова, заставившие Шерифа вновь испытать гнев и агрессию:
- Он... Точно не побежит?
- Заткнись. Заткни свою поганую пасть. - тут же взревел Шериф в ответ Танди, однако сил даже на отчаянный рывок у него не было. Бессильная злоба, вот как это называется. Не думал Шериф, что когда-либо он окажется в таком вот дурацком положении.
- Грубиян. Нельзя говорить такие слова. Тем более, в обществе детей. Вам должно быть стыдно. - только после этих слов Джек заметил, что помимо белошкурого льва здесь была еще и львица, по внешности абсолютно противоположная его врагу. Вот тебе и два чуда света. В ответ на ее укоризненное заявление Шериф лишь фыркнув, заставив усы под носом взмыть вверх на пару секунд.
- Перед кем, перед тобой что ли? - все таким же грубым и серьезным, одним словом раздраженным, тоном огрызнулся самец.
- В общем, он меня чуть не убил в первый раз, когда мы встретились. Поэтому у меня не было выбора. - услышал он также и голос долговязого, после чьей фразы лев вдруг разразился хриплым смехом, перебиваемым сильным кашлем - не то от пыли, не то от боли.
- Если бы ты тогда не бегал от меня в траве как крысеныш, то не пришлось бы тебе сейчас оправдываться перед ней. г*внюк. Вот уж чью рожу я меньше всего на свете хотел сейчас увидеть. - чуть ли не срываясь на рык ворчал Шериф, - А ты не яшкалась бы с подобными типами. - тут он обратился к Дее, - Он тебя в спину ударить не побоится, если ему это понадобится. Вон, лучше с Фургалом познакомься. Этот парниша что надо.
Тут-то лев, наконец, поубавил пылу в своих речах и, говоря о Фургале, даже заулыбался. Приглянулся ему этот парнишка, и ничего с этим не поделаешь. На просьбу Деи о помощи он не откликнулся, хоть и услышал ее. Ему сейчас за глаза хватало заботы рыжегривого самца, а уж если черношкурая самочка станет его опекать, он уж точно со стыда провалится.

К счастью для самого Танди, он больше не служил объектом внимания для Деи,  тот рыжегривый подросток словно и вовсе его не увидел. Впрочем, Танди тоже не особо обратил на него внимания, ведь перед ним была еще большая проблема - Шериф. Который, к слову, все никак не мог прекратить ворчать. Сейчас время позволяло Белому разглядеть врага повнимательнее, и вот что он заметил. С этим здоровяком было явно что-то не так: он выглядел еще более потрепанным, чем обычно, словно кто-то большой и сильный задал ему очень сильного жару. Танди не был удивлен. Еще даже по предыдущей встречи, единственной кстати, самец понял, что Шериф был из тех типажей, что всегда лезут на рожон ради повода для драки. Ну нравится некоторым, когда их мутузят, что с бедолагами поделать? Как же Танди был рад, что ему хватало мозгов и здравого смысла, чтобы подобное исключить из собственного характера. Где-то в глубине души лев, возможно, жалел старика, но это чувство было запрятано слишком уж далеко, поэтому даже вид этих двух заботливых юнцов - Кисоньки и Рыжего - не мог бы заставить Танди даже подойти к озлобленному льву, хоть на шажочек ближе.
Самое главное - дело Танди было сделано. Он довел Дею до реки и сейчас мог возвращаться домой, и сделать это Танди хотелось как можно быстрее. Выслушивать еще больше оскорблений со стороны усача ему не хотелось, уж тем более смотреть на то, как кто-то стремиться помочь столь тупому и наглому быдлу, ведь это именно то, чем считал Белый своего недавнего оппонента. Стараясь не подавать ни единого звука, Танди тихонечко отступил от группы, после чего развернулся и трусцой побежал в сторону джунглей. Он очень надеялся, что больше никого из них не увидит, а то что он не попрощался ничуть его не смущало.

—-→ Прибрежные джунгли

Нельзя отрицать, что воркование двух молодых львов над стариком Шерифом приносило льву удовольствие. Он конечно не был обычно таким беспомощным, но сейчас вся их забота ощущалась на сто процентов, и это не могло не радовать. И даже несмотря на это лев все равно продолжал вести себя ворчливо и в какой-то степени даже неблагодарно. Слишком уж он зол был на белошкурого льва, который, кстати, пока Фургал и черненькая были заняты знакомством (а вторая даже пыталась как-то оправдать своего недавнего знакомого), по-тихому свалил.
- И даже не попрощался... - слегка обиженно пробормотала львичка, что вызвало у Шерифа лишь желание заржать в голос. Однако вместо этого он лишь прыснул ей в ответ.
- А я тебе сразу сказал, что он в спину ударит и будет таков. - глаза Шерифа были сощурены, а голос его при этом звучал на удивление спокойно и без доли агрессии как раньше, - Забудь о нем.
После этого Шериф перевел усталый взгляд на Фургала, который почему-то выглядел особенно счастливым. И улыбка этого мальца заставила Шерифа скривить рот в довольной ухмылке. Но стоило ему услышать следующие слова черношкурой львицы, как морда его вновь стала серьезной и в какой-то степени то ли удивленной, то ли напуганной...
- Вы не видели моего брата? - задумчиво, словно невзначай поинтересовалась та, - У него шкура темного цвета, он немного злой, а так сильный и самый самый храбрый.
Старик глядел то на львицу, то на Фургала, пытаясь решить в этот момент для себя: тот ли это лев, о котором он подумал?
- Брат, говоришь?... - тихонько пробормотал себе под нос самец, задумчиво склонив голову над водой и глядя в собственное отражение.
Да не может это быть он... Он бы рассказал, была бы у него сестра. А, может, он упоминал, а я, глухой дурак, не слышал? Или не вслушивался...
- Я тоже недавно кое-кого потерял. Сына. Тоже угрюмый, ведет себя как будто зол на весь мир. И тоже черненький. Вот забавное совпадение, не правда ли?
Шериф настойчиво уставился на львицу, наблюдая за ее реакцией и ожидая хоть какого-либо положительного ответа. Может ли такое быть, что ему действительно просто повезло встретиться с самочкой, у который есть брат, похожий на Винсента? И самец все никак не мог решить, то ли просто так совпало, то ли судьба распорядилась их жизнями так, чтобы свести две страдающие души.
Взгляд карих глаз самца переместился со львицы на Фургала. Интересно, а как он себя в этот момент ощущал? Было ли ему что сказать? Думал ли он также как и Шериф, гадая, тот ли это лев, о котором старик ему рассказывал ранее?
И вновь он взглянул на Дею, ожидая реакции. Неловкое молчание.

- А я тебе сразу сказал, что он в спину ударит и будет таков.
И, все-таки, этот старикашечка был не так уж и приятен. Если бы Дея умела обижаться или же не пыталась найти во всем только положительное, то, непременно бы, либо обиделась на этого Шерифа, либо бы просто не стала с ним дальше иметь разговоров. Но, увы, Кисонька была совсем иной, она никогда не обращала внимания на внешнюю оболочку безразличия, холодности, придирчивости. Да чтобы новый знакомый не говорил, для всех его слов всегда найдется объяснение. Все любят, когда их любят, пусть они этого никогда не признают. И Дея верила, что любому живому существу нужна любовь, опека и доверия. Каждому нужно, чтобы у него был друг, которому можно было бы довериться. Для Кисоньки таким другом являлся каждый, кто проведет с ней хоть какой-то отрезок времени.
И, пожалуй, этот Фургал мог бы стать настоящим другом для Кисоньки, равно как и Шериф. Львица привыкла к тому, что вся ее жизнь состоит из морд, постепенно сменяющих друг друга. Дея всегда находилась в поиске, никогда не останавливалась. Ее цель - отыскать брата. А к потерям она привыкла. Для Кисоньки нету понятия "враг" или еще кого-то похожего. Все, кто не хотел иметь дело со львицей, прогоняли ее или уходили сами, оставляя ее вновь в поисках своего брата. И так было всегда. И, стоило Дее найти своего брата, она немного утратила смысл своей жизни. Но, вновь потеряв, она была готова к новым действиям. Раз один раз смогла, почему не сможет и второй раз?
- Забудь о нем.
Нет, Кисонька не могла забыть. Теперь Танди был в ее сердце навсегда. Дея не забудет о друге, который помог ей пойти по следу своего брата.
Львица хотела сказать что-то или возразить, но не стала. Сделала лишь глубокий вдох. Рано или поздно они все равно бы разошлись по своим делам, но для Деи было бы проще попрощаться с ним, даже если бы она и развела бы море соплей. Так было легче. И правильней.
- Брат, говоришь?...
Кисонька уставилась на Шерифа, который задумчиво склонил голову. Видели бы вы ее морду в этот момент! Она расплылась в улыбке, глаза горели надеждой. Дея знала, что этот лев должен был видеть ее брата, все ее чувства говорили о том, что еще чуть-чуть, и она сможет помчаться за своим братом. Львица отыщет его, пусть на это ей потребуется еще три года. Но она сделает это еще раз. Брат - это ее все, ради него она готова преодолеть любые испытания и даже забыть о своей дружбе. Пусть Винсент и принял ее не особо радушно, но Кисонька не могла перестать любить его, даже если бы Коп обидел ее очень сильно. Семейные узы крепче всяких невзгод.
- Я тоже недавно кое-кого потерял. Сына. Тоже угрюмый, ведет себя как будто зол на весь мир. И тоже черненький. Вот забавное совпадение, не правда ли?
Несмотря на весь свой ум, Дея даже и помыслить не могла о том, что вот этот вот лев говорит сейчас о ее любимом Винсенте. Таких совпадений не бывает, но Кисонька объяснила бы это другим способом. В детстве у них с Копом не было отца, лишь мать, а, следовательно, Шериф не мог быть отцом Винса. Да, слово "приемный" было прекрасно знакомо львице, но она не могла применить в данной ситуации.
- Нет, я такого не видела. - задумчиво проговорила она. В ее голове действительно происходила "загрузка".
— Звали-то его как?
Молчаливо-задумчивое состояние Деи нарушил Фургал. Кажется, ему уже не терпелось узнать о ком они говорят, быть может, он видел ее брата? Вряд ли он мог запомнить кого-то по внешнему виду, но, скорее всего, новый знакомый мог слышать имя брата.
Вот и настал момент истины! Они должны были знать, Кисонька верила. Она еще ни в чем не была так уверена, как в положительном ответе своих новых друзей. Для Деи каждый раз, когда она узнавала у кого-то про брата, становился очень и очень важным. Львица никогда не собиралась с духом очень долго, ей, вообще, не было свойственно долго рассуждать. Дела надо делать быстро. Да и в обществе незнакомцев она чувствует себя вполне неплохо. Так с чего бы тут продумывать каждое слово?
- Винсент, - выпалила Кисонька на одном дыхании. Молчание. Только через пару секунд Дея осознала, что точно такое же имя произнес ее новый друг...

На миг повисла томительная тишина, пока оба льва собирались с мыслями, чтобы ответить. Рыжий терпеливо ждал. Шериф заговорил первым, но почти одновременно с ним открыла пасть и Кисонька, так что имя они произнесли практически хором.
— Винсент.
Казалось бы, ничего примечательного, всего семь букв. Для уха Фургала, пожалуй, непривычное, но вполне такое нормальное имечко.
Погодите-ка, они правда назвали одно и то же имя?
О да.
Бинго!
Впору было станцевать. Отличное совпадение. Самец, конечно, остался на месте — только хмыкнул скептически, хотя больше всего ему хотелось в голос заржать. Бывает же такое. Нарочно не придумаешь.
Впрочем... мир, похоже, не так уж велик, как порой кажется. Так же, как в свое время получилось у него с Фалькой, теперь получилось у этих двоих.
Рыжий уселся поудобнее. Сперва он насторожил было уши, вежливо внимая Шерифу, но тот, кажется, толком не знал, что сказать: обратился и умолк, растерянный.
Немудрено. Кажется, потрясение было слишком сильным: вот и самка утихла, переваривая информацию. На миг Фургал почувствовал себя здесь лишним: он не был ни родственником, ни даже приятелем старику, и всей его пользы было  — что на помощь пришел, да и то смог лишь болтовней развлечь. Вот разве что накормил его.
— Отлично, — резюмировал рыжий, заговорив чисто для того, чтобы немного развеять повисшую было неловкую тишину, — уже лучше. Стало быть, мы ищем одного и того же льва.
Он, конечно, намеренно сказал "мы". Вроде как примазался к их теплой компании. Одному оставаться — штука несладкая. Фургал к одиночеству привык, но все равно скучал по общению, а Сарэна, который частенько отлучался, летая то там, то сям, было явно недостаточно.
— И где вы с ним расстались? — живо поинтересовался он у Кисоньки, — может быть, имеет смысл вернуться к тому месту и начать оттуда?
Даже привстал, этак вежливо вильнув хвостом — мол, готов бежать и помогать в поисках.
В самом ли деле готов?
Пожалуй, да. Если ты одиночка, какая, черт возьми, разница, где ты встретишь очередное утро? Сегодня можешь жить у озера, завтра бежать в горы, а послезавтра хоть в жерло вулкана лезь — все равно некому запретить, кроме твоей собственной дурной башки. Смерть — пожалуй, единственное, что может по-настоящему тебя остановить. Да, и еще затрещина от какого-нибудь не слишком дружелюбного льва, на чью территорию ты по незнанию забрел. Пожалуй, затрещина даже пострашнее будет.
Сарэн негромко клекотнул, привлекая внимание самца, и, дождавшись, пока тот посмотрит в его сторону, расправил крылья и взлетел. Должно быть, компания львов была для него скучной.
—–>Облачные степи

Отредактировано Furgal (12 Июл 2016 14:33:29)

Потрясенный и смятенный Шериф все также пялился в землю, задумавшись. Неужели судьба действительно решила свести этих двоих несчастных вместе, чтобы искать Винсента было легче? Или это все просто злая шутка? Нет, конечно нет... У Шерифа хоть и были сомнения, но они ничего не значили. Слишком уж велико было желание старого льва сопоставить все воедино. Слишком упрям он был в этих суждениях.
И каково же было его счастье, когда этот парнишка Фургал высказал вслух то, о чем все это время думал старик:
- Стало быть, мы ищем одного и того же льва.
Мгновенно голова Шерифа поднялась и повернулась в сторону рыжего, старик одарил того взглядом, полным благодарности и надежды, и даже вяло улыбнулся. И даже хоть сейчас он чувствовал себя не так здорово, морально он ощущал в себе кучу сил, которые он готов был потратить на поиски. И плевать ему было, что это означает возню с двумя молокососами, плевал, что ему стоило бы еще отлежаться, и уж тем более плевал на то, что ему придется бросить этих двоих как только Коп будет найден. Это же будут не его проблемы. 
Сейчас Джек думал, что счастливее быть не может - слишком уж много он настрадался за последнее время, от чего и вовсе позабыл о том, что такое улыбка. Однако еще большая радость ждала его впереди, и услышал он ее из уст Кисоньки.
- Он просил называть меня Копом. - этого было достаточно, чтобы усатая морда Шерифа озарилась в довольной ухмылке. Он, конечно, не из тех, кто очень уж любит телячьи нежности, но конкретно в этот момент лев был готов броситься обнимать львицу. И все же не стал. Сейчас он был готов простить ей всю ее болтливость, даже якшание с белобрысой крысой, потому что это именно то, о чем он мечтал услышать. Теперь он точно знал, что речь идет об одном и том же льве.
Шериф хоть и попытался вникнуть в то, что только что протараторила Кисонька (мало ли его ждет еще больше информации о Винсенте?), но это все было абсолютно бесполезно. Львица была слишком шустрая для дряхлых мозгов старого льва. Фургал, судя по всему, тоже не особо был доволен столь быстром потоком информации, поэтому аккуратно прервал львицу вопросов, на который она не замедлила ответить.
- Но Танди сказал, это тот лев, с которым я пришла - со стороны Шерифа послышался громкий раздраженный вздох. От одного упоминания о том подлеце хотелось что-нибудь да ударить, - Он сказал, что все львы ушли и вместе с ним Винс, ой Коп. И Танди сказал, что они пошли в этом направлении.
Самец поглядел в сторону, куда указывала Кисонька, и, судя по всему, речь шла о Прибрежных джунглях - обители банды Пингвина. Бровь льва недоуменно приподнялась, а сам он погрузился в думу.
И что это значит? Неужто Пингвин свалил и ничего даже не сказал? Да нет, брехня какая-то... Не мог же он...
Тут Шериф недовольно оглядел Кисоньку, после чего спросил с нотками подозрения в голосе:
- Это тебе та белая морда напела? Чушь! - и он опять начал закипать, - Как ты до сих пор не поймешь, дура, что нельзя доверять этому пройдохе? Наверняка он сказал это, лишь бы ты свалила подальше. Вот огрызок. Приноровился, знаете ли, жить рядом с нами и потихоньку воровать запасы. Крыса - вот он кто! Не лев.
Пока Шериф все ворчал и ворчал, он потихоньку поднимался на лапы. Ему явно стало легче по сравнению с тем разбитым корытом, каким он себя чувствовал утром, но все еще было тяжело. Подумать только, он пролежал возле озера весь день! Самое время было отправляться в путь. А выздороветь всегда можно было и по пути.
- Щас мы сходим к Пингвину, может он знает, куда Коп мог пойти. А вы, мышки, не пищите. Говорить буду я. Может он смилуется и вас к себе возьмет. - серьезным тоном приказал лев, после чего намного менее пафосно и внушающе страх, он поковылял в сторону прибрежных джунглей, туда, где по его мнению все еще находилась его родная банда.
—-→ Облачные степи

Верхнее течение реки Лузангва >

И припомнить сложно, когда это он в последний раз так долго и отчаянно несся куда-то, стойко игнорируя боль в перенапряженных мышцах. Казалось, еще чуть-чуть — и его дико колотящееся сердце выпрыгнет наружу из широко распахнутой пасти, а сам Рудо пыльным мешком рухнет посреди тропы, моментально отдав душу львиному богу... Но нет, самец продолжал упрямо мчаться вперед, без устали работая всеми четырьмя конечностями, огромными скачками перемахивая через неожиданные препятствия в виде хаотичных нагромождений камней или густо разросшихся кустов, то и дело лихорадочно обшаривая взглядом здешние и противоположные берега, в слепой надежде на то, что ему удастся рассмотреть где-нибудь силуэт возлюбленной. Пускай насквозь мокрой и продрогшей, пускай раненной и изнеможенной, но все-таки живой... Но куда бы он не посмотрел, всюду виднелись только трава, деревья да голые скалы: даже в самой воде было пусто, если не считать редкого мусора в виде плавучих бревен. В конце концов, лапы Бродяги вынесли его прямиком к небольшому на вид озерцу, что живописно раскинулось в обе стороны с севера и на юг, такое тихое и невозмутимое с виду... Вполне возможно, что течение могло бы вынести потерявшую сознание львицу куда-нибудь на мелководье, причем не так далеко отсюда. Даже не соизволив перевести дух, Рудо, тяжело дыша, бросился исследовать заросший берег, с хрустом проламываясь сквозь молодой тростник.

"Ну где же... где же ты!..." — потратив с четверть часа на такие вот лихорадочные поиски, лев, в конце концов, растерянно замер у кромки воды, едва ли не касаясь ту кончиками выпущенных наружу когтей. — "Как мне тебя найти?..." — вопреки охватившей Рудо страшной усталости, его паника только усиливалась от минуты к минуте, затмевая разум и холодя кровь в жилах. Все еще тяжело дыша, кареглазый самец еще немного потоптался на берегу, взрыхляя влажный песок и бестолку озираясь по сторонам... А затем, шумно фыркнув, рванул дальше, с удвоенной энергией обшаривая заросли густой травы.

— ФАЛЬКА! ФАЛЬКА, ГДЕ ТЫ? ОТЗОВИСЬ! — заревел он в полную мощь легких, ничуть не смущаясь того, какой переполох мог учинить его рык в окрестностях озера. Его это ни капельки не волновало — все, чего хотел Рудо, так это поскорее дозваться до своего супруги, если, конечно, она была где-то поблизости. Может, она уплыла еще дальше? Стоило проверить и эту догадку тоже... По вполне явным причинам, лев отнюдь не торопился причислить Фальку к числу утопших, из последних душевных сил хватаясь за тоненькую соломинку надежды, что с таким трудом удерживала на плаву его самого.

Он просто не выдержит, если потеряет и ее тоже! Теперь, когда они только-только оставили позади все самое плохое и нашли в себе силы жить дальше, не оглядываясь на прошлое... Когда у них должно было появиться на свет новое потомство взамен старого, безвозвратно утерянного в пыли и грохоте того ужасного земляного обвала!

"Пожалуйста...!" — не выдержав, Рудо вновь рванул куда-то сломя голову, поднимая целые фонтаны воды из-под собственных отбитых лап. Его глаза, всегда такие спокойные и безмятежные, горели безумием.

— ФАЛЬКА! ФА-ААЛЬКА! — хрипло прогромыхал он на всю округу, чувствуя себя как никогда близким к реальному умопомешательству. По его щекам ручьями катили крупные горошины слез, в то время как пасть щерилась в агрессивном оскале. Видел Айхею, он не был намерен сдаваться так легко и быстро.

Ну не могла же она сквозь землю провалиться, черт ее дери!...

======================)верхнее течение лузангвы
Освин отстала быстро, а вот Вирро мчался легче перышка, без устали перебирая лапами. Он едва чувствовал усталость, а в ушах стоял лишь стук от ударов его лап по покрытой травой земле. За время путешествий его мышцы окрепли, а выносливоси было столько, что хватило бы на несколько обычных львов, живущих в прайде, на одном месте и не проходящих в день и нескольких километров. Поэтому он значительно оторвался от Освин, но не заметил этого. Он слышал, как она бежала позади, тяжело дыша, а краем глаза увидел в воздухе темное пятно - видно, ее птица. Отлично, может, она скорее найдет Рудо!
Опомнился он тогда, когда понял, что привычный топот лап позади стих. Вирро резко остановился, едва не влетев носом в землю и, развернувшись, трусцой пошел к Освин. О том, чтобы продолжать без нее, он и думать не мог. Остановился на минутку, переводя дыхание. Шкура взмокла, грива лежала неаккуратными, торчащими в разные стороны космами из-за бившего в морду ветра.
- Все будет хорошо, - повторил он, немного беспокоясь за то, как часто приходилось говорить эти слова. А что, если все не будет хорошо?...
Дальше они пошли шагом. На первый взгляд, у реки ничего не происходит. Мелкая суета животных у спокойной водяной глади. Ветер тоже такой же спокойный, солнце не палит и не жарит. Прекрасный денек. Вирро вздохнул, но постарался скрыть вздох от Освин. И невольно обрадовался, что скрыл - она так рявкнула на щебечущих птиц, что дрожь по хвосту пробежала.
- Ты это, успокойся, - Вирро нацепил кривую, легкую улыбку. - Давай лучше побежим дальше, м? Ты. верно, отдохнула уже, ну а так быстрее будет. Точно?
Они зарысили. Ветер прошелся по взмыленным бокам льва, и он невольно почувствовал удовлетворение. Ветер смахивал с него пыль и пот, приглаживал гриву, а прохлада добавляла сил. Но спустя мгновение краткого отдыха он встряхнул головой и принялся выискивать Фальку.
- Тут небольшое течение, - начал болтать он, чтобы успокоить Освин и как-то разбить напряжение. - Видишь, как спокойно течет? Фальку далеко отнести не могло. Она где-то тут. Если хочешь, я могу нырнуть, посмотреть, как там дно и глубина.... Хм.
Он погорячился с последним предложением, но если бы взволнованная, перепуганная подруга попросила бы его это сделать, то спустя мгновение он бы уже плескался. Вирро давно оставил родительский дом, но помнил заботу и любовь. Ужасна сама мысль, что с ними что-то приключится, а уж когда ищешь и не знаешь, живы ли....
Их накрыли тенистые заросли, и вот уже вскоре они вышли к озеру, куда впадала река. Он учуял Рудо позже, чем Освин, а когда понял, что друг здесь, широко заулыбался. Уже хорошо!
- Ну, твой папаша крепкий лев, - сказал Вирро, помахивая хвостом. - А, вон и он!
В глазах Вирро вспыхнули облегчение и радость - куда легче вести поиски, если вас трое. Когда кругом несколько львов, чувствуешь себя спокойнее и кажется, что точно выполнишь задачу. И Освин лучше будет.
Рудо казался еще взмыленнее, чем они с Освин, да еще рычал не хуже дочурки. Львица робко окликнула отца, а Вирро, не церемонясь, хлопнул того хвостом по плечу.
- Здоров, - сказал он и тут же перевел взгляд на озеро. - Давай искать.
Он почти не глядел на Рудо, а когда взглянул, то невольно пошатнулся. Выглядел лев не просто плохо - он был в ужасе. Искаженная морда, лихорадочно полыхающие глаза.
- Рудо, - тихо сказал Вирро мягче и участливее. - Дружище.... Мы пойдем искать дальше. Вдоль берегов, верно? Мы ее найдем. Вы же столько пережили вместе! Как будто глупая река что-то сделает.

Отредактировано Virro (4 Май 2017 22:00:31)

Неизвестно, сколько бы еще времени Рудо слепо метался по округе, взрыхляя когтями вязкий речной ил и надрывая глотку в бессмысленных завываниях, кабы не тихий, отчасти даже нерешительный голос его дочери, вдруг раздавшийся где-то в стороне. Вздрогнув, лев резко остановился и порывисто обернул морду назад, бросив на Освин короткий взгляд поверх пыльного, взъерошенного плеча. Его красновато-карие глаза, обычно излучавшие тепло, спокойствие и уверенность, ныне казались поблекшими до тусклой, отталкивающей желтизны, а в глубине сузившихся в две крохотные точки зрачков плескался целый океан душевной боли в примеси стремительно нарастающего безумия. Само собой, это не могло остаться незамеченным для его взмыленных спутников, а в особенности — для подошедшего совсем близко Вирро. Последнему хватило одного-единственного короткого взгляда на перекошенную морду своего приятеля, чтобы понять: дела с ним плохи. Даже несмотря на то, что однажды Рудо уже довелось потерять сразу нескольких своих детенышей, это вовсе не означало, что он был готов вынести новую потерю. Скорее, наоборот... С тех самых пор, как страшный горный обвал заживо похоронил весь первый выводок Рудо и Фальки, да еще и прямиком на глазах у их родителей, Бродяга молил небеса о том, чтобы те больше не посылали им таких суровых жизненных испытаний, и дали молодым львам спокойно завести семью, но, по всей видимости, у нисеев имелись свои планы не этот счет. Похоже, что сам Айхею восстал против них... Интересно, что такого плохого он сделал древнему львиному божеству, что тот решил поочередно лишить скитальца всех его родных? Сперва мать и сестер-близняшек, затем сына и дочери, а теперь еще и Фальки — той, за которую он сам был готов без раздумий отдать собственную жизнь.

Как можно было оставаться в своем уме после такого?

Ободряющие слова Вирро с огромным трудом достигли воспаленного рассудка льва. Пришлось резко встряхнуть головой, дабы хоть как-то вернуть себя к реальности, отчего вздыбленные пряди гривы беспорядочно упали ему на глаза, частично загораживая Бродяге обзор. Самец немедленно принялся убирать их лапой, в спешке лишь еще больше растрепав и без того густую челку. А может, Рудо просто не хотел демонстрировать Вирро своих слез.

— Она могла захлебнуться и остаться там, — глухо пробормотал он, низко опустив косматую голову к земле и слепо елозя лапой по переносице. — Что, если она утонула, Вирро? Или тонет где-то прямо сейчас, — поняв, что так просто не избавится от шерсти на глазах, Рудо вдруг резко выпрямился и с несдержанным, хриплым рычанием отбросил челку назад, едва не задев при этом плечо стоявшего рядом друга. — д*рьмо!... — было очевидно, что прямо сейчас успокаивающие речи на него никак не действовали. Проигнорировав рациональное предложение Вирро (или же, наоборот, молча приняв его к сведению и предоставив льву самостоятельно обследовать берега озера в противоположном от Рудо направлении), Бродяга с удвоенной энергией попер куда-то по мелководью, шумно загребая лапами взбаламученную воду. — ФАЛЬКА! ФАЛЬКА-АА!! — продолжил громогласно реветь он, все еще не задумываясь над тем, как местное зверье отнесется к такому ужасному шуму. К слову, было даже отчасти подозрительно, что никто из здешних обитателей еще не высунул носа из укрытия и не попытался заткнуть невесть откуда взявшегося буяна... Может, испугались? Вполне возможно — все-таки, Рудо был большим и грозным на вид львом, да еще и рычал так громко, словно пытался мертвых из могил поднять. Тут любой зверь струхнул бы...

Ну, или почти любой.

— ФАЛЬ... Фалька? — не успел Рудо отойти от своих спутников и на пару-тройку шагов, как резкий хруст веток, раздавшийся откуда-то из глубин зарослей неподалеку, вынудил его резко остановиться и повернуть морду по направлению к подозрительному звуку. Мигом убрав ожесточенный оскал с морды, Рудо пристально вгляделся в темноту под сводом густо разросшихся древесных крон, не то усмотрев там что-то, не то просто чего-то ожидая. И дождался... Носорог еще даже не успел вылететь на открытую местность, а лев уже догадался по оглушительному треску и бешеному раскачиванию кустов, что они имеют дело с каким-то очень крупным, тяжелым зверем — слоном либо гиппопотамом, не меньше. Богатый жизненный опыт, почерпнутый им из бесчисленного множества долгих, насыщенных приключениями скитаний, а также банальный инстинкт самосохранения, заставил Рудо отпрянуть в другую сторону, торопливо пропуская травоядное мимо себя, но это оказалось излишним. Носорог вылетел из пролеска в считанных метрах от перепугавшихся самцов и тут же понесся прочь, оставляя обоих львов далеко позади себя. Это было... странно? Замерев бок о бок с не менее потрясенным Вирро, Бродяга отчасти недоуменно перевел взгляд дальше, пытаясь осознать, куда эту направился их огромный сердитый "сосед"... А затем с перекошенной от ужаса мордой вдруг рванул следом за ним.

"Только не это... Только и не она тоже!..."

— ОСВИН! — предупреждающе заревел он уже на бегу, но его дочь и не подумала трогаться с места, с завороженным видом наблюдая за стремительным приближением огромного и страшного зверя. Может, она еще не поняла, что носорог решил атаковать именно ее? Все-таки, рогатый исполин мчался не совсем прямо, а скорее по кривой, обходя крупные препятствия в виде особо больших деревьев и камней, из-за чего создавалось обманчивое впечатление, будто носорог бежал куда-то мимо замершей на берегу львицы... Но, увы, это было совсем не так. Тем не менее, но именно благодаря этому обстоятельству, Рудо удалось обогнать несшегося в стороне титана и достичь Освин на несколько секунд раньше. Не тратя времени на объяснения, лев с размаху ударился плечом о бок перепуганного подростка, и бедняга пушинкой отлетела прочь, избежав, таким образом, участи быть раздавленной в мокрую лепешку. В отличие от самого Рудо, что замер на ее месте и молча обернулся навстречу своей гибели, уже заранее осознав последствия грядущего столкновения.

Все произошло быстро.

Видимо, носорог все-таки успел заметить резкую смену мишени, но остановиться уже не смог — а может, просто не захотел. Как бы то ни было, он на полной скорости влетел точно в бок взрослого самца, едва ли не до предела вонзив свой длинный рог тому под ребра, с хрустом разломав грудную клетку жертвы и мгновенно превратив его внутренние органы в кровавое, беспорядочное месиво. Как и его дочь мгновением раньше, Рудо с пугающей легкостью отлетел прочь, совершив идиотский кульбит в воздухе, и безжизненным мешком бухнулся в воду, уже на приличном отдалении от шумно затормозившего носорога. Несколько секунд, Бродяга лежал не шевелясь, точно мертвый, но затем вдруг слабо дернулся, с булькающим звуком выхаркнув кровь из раскромсанных легких и пищевода. Та темными разводами поплыла по мутной воде, окрашивая мелководье в насыщенный багрово-алый оттенок, но сама рана, как ни странно, оставалась на удивление чистой и бескровной. С расстояния могло даже показаться, что Рудо ранен не очень сильно, так как самец зашевелился и попытался приподняться на непослушных лапах... но затем вновь с утомленным хрипом упал обратно, совершенно обессиленный. Его бок как-то через силу вздымался над поверхностью воды — дышать льву было уже практически нечем.

- Во всяком случае, она тебе не ответит все равно, - Вирро запоздало понял, что его фраза может быть воспринята превратно. Например, что, раз уж Фалька захлебнулась, она все равно не отзовется, то чего уж орать. - Она вряд ли в силах ответить, - быстро добавил Вирро, заставив себя посмотреть в воспаленные глаза приятеля. - А своим криком ты можешь привлечь других зверей. Пойдем лучше искать. Вдоль реки....
Правда, на самом деле Вирро ожидал, что кремовая шкура Фальки покажется где-то здесь, у озера, что львица будет лежать на его пологих берегах. Течение должно были вынести сюда, разве нет? Но ее не было, и Вирро всерьез начал опасаться, что худшие подозрения могли оправдаться.
Чтобы никто не заметил разочарования и смятения в его голубых глазах, он резво и торопливо направился к берегу - надо потщательнее все обследовать, берега густо заросли кустарниками, которые и могли скрывать обессиленную львицу. Позади - Рудо поплелся в другую сторону - снова  разадлся рев. Вирро уже с отчаянным раздражением дернул взлохмаченной кисточкой хвоста и круто обернулся. От этого рева, в котором так ясно слышалось и горе, и ужас и отчаяние одновременно, у него нервы натянулись тугими канатами. И тоже захотелось взреветь.
- Эй, Рудо, ну слушай.... - он подскочил к другу в два-три шага, как вдруг осекся на полуслове. Раздался зловещий топот - тот, кто его издавал был явно в несколько раз тяжелее льва - и, разламывая тонкие ветви кустарников, из леса выскочил носорог. Вирро прянул в сторону инстинктивно, подальше от зверя и поближе к воде. В воде носороги ведь не преследуют, так? Весь его опыт твердил о том, что разъяренный носорог сулит тысячи бед, и от него нужно убраться как можно скорее. От страха у него грива на холке приподнялась, а глаза округлились так, что стали казаться едва ли не в два раза больше. Что за д*рьмо!..
Но тяжелая носорожья морда была направлена не на него, и не на Рудо. Смертоносное создание, напоминавшее огромную скалу, промчалось мимо, заставив сердце Вирро рухнуть куда-то в пятки. Пронесло! Ветер швырнул в нос тяжелый носорожий запах, от которого он лишь захлопал глазами и оглянулся почти одновременно с Рудо. То, что он увидел и понял, заставило стереть облегченную ухмылку с пасти.
Рудо отреагировал первым и бурой, непоколебимой стрелой понесся к Освин. Вирро увидел, как приятель оттолкнул львичку и как носорожий рог вспахал ему грудь. Почему-то он видел это очень хорошо и казалось ему, что длилось это долго, а ведь странно, носороги ведь двигаются так быстро....
Он обрел способность двигаться в тот момент, когда Рудо шмякнулся в воду. Звук отозвался в нем ударом тока, и Вирро понесся вперед. Краем глаза он заметил разворачивающегося носорога, но, прежде, чем тварюга успела повернуть массивную, кожистую голову, как он был уже возле Рудо. На первый взгляд, рана неопасная, но вот лев дернулся еще раз, и Вирро заметил разорванные, раздавленные внутренние органы. И все-таки зачем-то лихорадочно схватил за загривок Рудо - большого, тяжелого Рудо - и дернул в сторону, пытаясь увести от нового удара. Он едва ли сдвинулся с места, лишь сам чуть не грохнулся мордой в воду. Проклятие!
Так же лихорадочно Вирро огляделся, стараясь, чтобы в поле зрения была и Освин, и носорог. Каждая мышца его тела звенела, голова раскалывалась - он не знал, куда кидаться. К Освин? Но та жива-здорова, она пусть бежит, она может бежать. Им обоим нужно бежать, бежать!
А Рудо? Он не убежит. Вирро чувствовал, как дрожали его лапы - не столько от страха, сколько от напряжения. В любой миг лев был готов отскочить в сторону, но вот Рудо.... И он остался на месте - взлохмаченный, отчаянный и подсознательно больше всего на свете мечтавший умчаться за многие мили - так твердили инстинкты. Но все-таки остался, надеясь, что носорог успокоиться. Остался, чтобы хотя бы попытаться не позволить растоптать бурого льва. Пусть даже теперь, с такой раной, это не имеет значения.... Вирро увидел, что это за рана и знал - по судорожным хрипам, по окрашенной кровью воде, что она означает.
Но эта мысль блуждала на втором плане, на первом же был носорог.

I don't feel
No pain no more
I don't feel
No pain no more
I left this cruel world behind
And I found my piece of mind
I don't feel
No pain no more

Вот ведь, до чего глупо получилось...

Рудо всегда отличался до крайности легким, философским отношением к жизни. Его с ранних месяцев тянуло к горизонту — и, в конце концов, детские мечты о дальних странствиях, поначалу казавшиеся такими неосуществимыми, со временем обратились в счастливую реальность. Сильные, натруженные лапы Бродяги несли на себе пыль тысячи дорог, а сердце — теплые воспоминания о былых приключениях; он помнил великое множество историй, услышанных им от других зверей и птиц, и мог бы с удовольствием рассказать о них своим детям, а после — и их детям тоже... Если бы только ему дали еще немного времени. Он бы обязательно нашел Фальку и привел ее назад, живую и невредимую, а затем их маленькая, но удивительно сплоченная семья отправилась бы дальше, на поиски своего настоящего дома, где они все были бы счастливы и смогли бы дать жизнь новому поколению львят... Разве они заслуживали всего этого?

По мнению самого Рудо — еще как заслуживали, да только вот он совсем забыл, что Судьба, эта смешная, но донельзя суровая (и порой невыносимо вредная) старушка, всегда вносит коррективы в чужие жизни. И далеко не всегда эти перемены ведут к чему-то радостному или приятному — скорее уж, наоборот, резко лишают почвы под ногами, вынуждая в панике хвататься за голову и лихорадочно искать возможные пути отступления. Не то, чтобы это было таким уж большим сюрпризом... Для Рудо так и вовсе, подобные вещи всегда казались неотъемлемой частью земного существования. И все-таки даже он оказался совершенно не готов к подобному исходу. Он не хотел умирать так рано. Не хотел оставлять едва подросшую дочь, или Фальку, или Вирро... В конце концов, у него осталось так много незавершенных дел! Еще так много мест терпеливо ждали его появления, и так много вещей нуждались в открытии или познании... Лев понимал, что ему в жизни не успеть сделать всего того, чего бы ему на самом деле хотелось, но как же невыносимо было осознавать, что теперь он лишался еще и того небольшого количества планов и желаний, которые он рассчитывал претворить в жизнь до наступления старости! А с другой стороны... Освин, его родная и любимая Освин, была гораздо важнее всего этого.

"Я бы сделал то же самое, будь у меня возможность все исправить..." — как-то устало подумал Рудо, все еще на автомате силясь подняться из воды и как следует прокашляться. Это было бесполезно: он уже понял, что больше не сумеет встать, и что влага, обильно скопившаяся в его горле и легких — вовсе не обычная пресная вода из озера, случайно залившаяся ему в пасть, а его собственная кровь, струившаяся из глубокой рваной дыры на боку. Рудо не видел этой раны, но зато прекрасно ее чувствовал — а потому довольно-таки быстро прекратил дергаться, заранее смирившись с неизбежным. Вот, значит, как все должно было закончиться... Кто бы мог подумать. А ведь если бы он успокоился и прекратил рычать на всю округу, послушавшись уговоров Вирро, то, возможно, у него еще появился бы шанс увидеть Фальку. — "Они найдут ее... найдут ее вместо меня," — мысленно убеждал себя Бродяга, одновременно с тем из последних сил отфыркиваясь и кашляя: у него не осталось сил даже на то, чтобы просто слегка приподнять морду из воды.... К счастью, его не стали бросать одного в таком плачевном состоянии.

Oh, yes I know
I'm going home
Yes I know
I'm going home
When I reach the end
I know I'll fing a friend
Because I know
I'm going home

— ...Вирро, — сипло выдохнул Рудо, как сквозь туман различая грубоватую хватку чужих клыков на собственном загривке. Вирро пытался вытащить его на берег, но вес раненного вкупе с тяжестью его намокшей гривы не позволили ему сдвинуть приятеля с места. Более того, синеглазый чуть было сам не шлепнулся в воду рядом с Бродягой. Но не ушел, нервозно шлепая лапами по мелководью, где-то совсем рядом от судорожно вздыхающего льва. — Вирро, — уже чуть настойчивее прохрипел самец, пытаясь отыскать взглядом своего друга. "Это бесполезно," — пытался объяснить он, но язык уже едва ворочался в пасти. Он хотел, чтобы Вирро бросил эти безнадежные попытки и защитил Освин, ведь носорог все еще был здесь. Рудо чувствовал, как земля вздрагивала под его массивной бронированной тушой. "Бегите, пока у вас еще есть такая возможность," — мысли Рудо уже начинали вязнуть в болоте надвигающейся сонливости, становились более короткими и обрывистыми. Ему казалось, что он говорит это вслух, но на самом деле он лишь слабо постанывал от боли и слабости во всем своем изувеченном теле. Нагретая солнцем вода, еще недавно казавшаяся такой теплой, больше его не грела — наоборот, льву становилось очень холодно, настолько, что его мышцы буквально сотрясалось от мелкой неконтролируемой дрожи. А может, это уже была предсмертная агония...? "Почему... они не уходят," — Рудо вновь попытался приподнять голову над водой, но лишь едва заметно шевельнулся, устремив меркнущий взгляд куда-то в темнеющие, плавно наливающиеся синевой небеса. Надо же, как много времени прошло... уже вон и звезды зажигаются. Одна за другой...

— Там, наверху, выше солнца, луны и облаков, живут Великие короли прошлого. Они наблюдают за нами... И заботятся о том, чтобы у нас, их живых потомков, все было хорошо. С ними, ты никогда не будешь по-настоящему одинок, сын мой.

— Если они всегда присматривают за нами, то почему животные стареют и умирают, мама? Почему они позволяют этому случиться?

— Смысл смерти в том, чтобы осознать цену жизни. Только потеряв что-то, ты научишься ценить это по-настоящему. Пообещай мне, что всегда будешь помнить об этом. А звезды не дадут тебе забыть...

I don't mind if the sun don't shine
Or is pouring down with rain
There will be a smile on my face
When I see you again

Резкая, сокрушительная боль в продавленном боку на несколько мгновений выводит самца из состояния глубокого беспамятства, вынуждая его мучительно взреветь — и одновременно с тем заново вырвать кровью, на сей раз очень темной и густой. Носорог никуда не ушел, он все еще здесь, и с издевкой обращается к его родным, напоминая умирающему льву о том, что им все еще грозит смертельная опасность. Так... не должно было быть. Они не должны погибнуть столь же глупой и мучительной смертью, что и он! Но как же заставить их уйти? Они ведь ни за что не оставят его здесь одного.

Нужно попытаться....

— Вирро, — его слабый и надтреснутый, едва различимый голос неожиданно раздается из-под лап присутствующих, привлекая их внимание. Лев уже не может пошевелиться, но его глаза все еще открыты — и сохраняют поразительную ясность, вполне адекватно взирая на Вирро снизу вверх. Невыносимо устало и просяще, но вместе с тем совершенно спокойно: так, как мог бы смотреть только Рудо, с его мягким и незлобивым нравом. Ему не страшно погибать... но страшно отправляться на небеса, зная, что к нему в любой момент могут присоединиться его оставшиеся родные и друзья. Им еще слишком рано следовать за ним... особенно Освин. — Уведи... ее, — с огромным трудом вздохнул он, вновь закрывая глаза и утомленно опуская морду обратно в воду. Как же это было тяжело... Не умирать, нет — а всего лишь навсегда расставаться с теми, кто тебе дорог.

Может быть, именно поэтому он всегда уходил не попрощавшись...?

Time and tide are flowing over me
I once was blind but now I see
The answer lies within your heart
Memories are only about the best
The present time will never last
The future lies within your heart

Отредактировано Рудо (8 Июн 2017 03:21:56)

У него дрожали от напряжения мышцы. И все-таки он стоял, почему-то не в силах сдвинуться с места и бросить Рудо, уже умирающего, хрипящего Рудо на растоптание носорогу. Сам не знал, почему так. Расширенными от страха глазами Вирро наблюдал за носорогом, а в голове меж тем плыли ленивые и почему-то медленные мысли. А если прыгнуть на спину, удастся отвлечь? Можно вцепиться в шкуру и поездить верхом, а пока Освин уведет Рудо.... Он вряд ли выживет, ну а вдруг? Чудеса встречаются повсеместно, верно? И даже лев со смертельными ранами может выжить. Почему нет? Маленький, неразличимый шанс, меньше былинки под лапами. Ненормальный. И все-таки он заставлял Вирро стоять подле бурого друга - мышцы его рельефно виднелись на шкуре, и застывший лев казался каменным изваянием с живыми, сверкающими глазами.
Он услышал голос, мотнул ухом и машинально повернул морду. Рудо едва мог складывать слова, и все же Вирро различил его просьбу. Его будто швырнуло о скалу - у Освин есть лапы! Она сможет сама убежать, а вот ты уже никуда не убежишь....  Громадная носорожья туша была рядом, во всем своем смертельном великолепии. Злосчастный рог, окропленной кровью Рудо, сверкал - так казалось Вирро.
Рядом оказалась Освин, и выражение ее морды оказалось и печальным.... и решительным. Зачем она здесь? Она должна бежать. Он сильнее и опытнее, он сам может убежать, если носорог решит завершить дело, ну а если он наигрался и сейчас уйдет, то они смогут попрощаться с Рудо, не бросить его умирать в одиночестве. Они же еще не знают, уйдет носорог или нет!
Значит, надо стоять.
Вот в чем дело, вот почему он оставался на месте - сейчас Вирро понял это с поражающей ясностью. И выпустил когти, вцепившись в ил под лапами. Но Освин считала иначе. Следящий за зверем, он не услышал ее слов, обращенных к отцу, но зато почувствовал сильный толчок в плечо. Рывком повернул к ней всколоченную голову, золотистый хвост захлестал по напряженным бокам. Взгляд Освин был прям и решителен, а из пасти чуть ли не впервые на памяти Вирро вырвалось рычание.
Она просила его бежать и первая рванулась прочь, к кустарникам. Рудо просил пойти с ней, просил, чтобы он за ней приглядел. Носорог еще был рядом, и злобное выражение его глазок говорило о том, что убираться он не собирается. Хвост Вирро вильнул в сторону, плечи распрямились.
Рудо прав, понял он устало. Им здесь не победить.
- Прощай, братец, - шепнул он в ухо бурому льву. - Мы вернемся.
Никаких стервятников. Нет уж, чтобы он закончил свои дни в клюве падальщиков? Еще чего! Вирро посмотрел в глаза тому, кто принял его в свою семью, стал другом, позволял быть рядом со своей дочерью. Прощай. А затем подпрыгнул - точно пружинка развернулась и огромными скачками понесся к зарослям. Нагнал он Освин быстро. Мчались они шумно, но стремительно, и сердце ныло, но не от тяжелого бега.
Освин указала на дерево, Вирро ответил ей согласным взглядом. Выбор хороший - это дерево крепкое, не сломается с одного удара. Но разве могут они позволить себе оказаться в такой ловушке? Если носорог решит выжидать?
Что ж, тогда придется его увести. На морде Вирро мелькнула, стрельнула мрачная усмешка. Он ломанулся к дереву вслед за Освин по тропинке меж кустарников. Внезапно рыкнул, кое о чем подумав.
- Мы оторвались, - прохрипел он. - Мы.... не можем загнать себя в ловушку, так? Это на крайняк, дорогая моя.
Его глаза лихорадочно блестели, грива растрепалась, а губы изогнулись не в то в улыбке, не то в оскале. Вид у него сейчас был почти как у какого-нибудь отчаянного удальца, готового пройти по узкой балке над пыщущим пламенем. Страх и азарт. И еще здоровая злость.
- Посмотрим, пойдет ли он за нами. Если пойдет, ты на дерево! Я следом, - продолжил он, удивляясь, как это может говорить так складно на бегу.

Он ел его. Он ел ее отца, и Ос не могла сделать с этим ровным счетом ничего. Одно это осознание могло бы свести с ума кого угодно…  к счастью, львица бежала, не оглядываясь; топот лап и грохот сердца, рвущегося из груди, заглушали почти все прочие звуки.
За спиной звучно рыкнул Вирро; сердце самки ухнуло куда-то в пятки. Неужели их догнали? Как? Так быстро?..
Но звук был зовущим, испуга или боли в нем не слышалось, и львица, пробежав по инерции еще несколько метров, притормозила, оборачиваясь.
Теперь, когда они остановились, напряженно прислушиваясь, все вокруг вдруг стало неправдоподобно ярким, будто кто-то подкрутил цвета. Солнце, уже постепенно склонявшееся к горизонту, било в глаза — казалось бы, такие трагедии должны происходить глубокой ночью, под свет звезд или полной луны, или даже в зловещей темноте под затянутым тяжелыми тучами небом… Но нет, ничего подобного не случилось, ничего, кроме легких облаков, которые гнал усиливавшийся пахнувший влагой ветер.
Львица качнула головой. Влево-вправо, как-то медленно и заторможенно.
— Нет, не на дерево, — выдохнула она хрипло, будто лишившись прежнего звонкого голоса, — носорогу не нужно охотиться, а воды здесь предостаточно. Он может сидеть под деревом целую вечность, пока мы не устанем и не упадем. Нужно уходить от него как можно дальше. Может, он и быстр, но нюх у травоядных не так хорош, как у нас, и когда он потеряет нас из виду, уже не сможет выследить.
Хотя сердце львицы панически колотилось, она все же каким-то образом умудрилась сохранить способность трезво мыслить. Ну, не совсем трезво, и все же присутствие льва рядом придавало ей сил и не позволяло удариться в панику, последствием которой, скорее всего, стали бы панические метания из стороны в сторону и, как следствие, новое столкновение с носорогом.
— Я его не слышу, — некоторое время самка продолжала водить головой из стороны в сторону, поворачивая ее то так, то этак, наклоняя и настораживая уши; но шум ветра в осоке заглушил все звуки, к тому же, место трагедии осталось довольно далеко… да и носорог, наглумившись вволю, ушел восвояси.
Горячка погони постепенно оставляла львицу. Успокоилось сердце, хотя лапы дрожали от усилий, которые Ос прилагала, пока удирала, слыша за спиной кровожадное пыхтение и рев. Вместе с этим на нее вдруг навалилась невероятная усталость. Только сегодня она, вероятно, лишилась матери, — хотя еще была надежда на то, что Фалька жива, — и вот теперь, не успело закатиться солнце, потеряла еще и отца... Айхею, когда же ты оставишь нас в покое?.. Прежде, потеряв брата и сестру, Ос постепенно научилась жить с этой болью, перетерпела ее, пока та не утихла, сменившись мягкой скорбью; она говорила себе, что уж родителей-то она не потеряет — до той поры, пока не решит отделиться от них и жить самостоятельно, если, конечно, наступит такой день. Айхею, какой же мелочной она была, какие незначительные проблемы терзали ее душу, каких страданий стоило родителям ее взросление! И ради чего?
Самка судорожно вздохнула и, повесив взъерошенную голову, устало побрела прочь, едва-едва переставляя ноющие лапы. Она почти не отдавала себе отчета в том, что Вирро по-прежнему остается рядом с ней. Теперь, когда они отошли дальше от озера, по щекам львицы, будто плотину прорвало, заструились одна за одной слезы, стекая к носу и капая в примятую траву. Она этого будто не замечала; все, чего ей хотелось сейчас — это упасть на землю и выкрикивать в нее свое горе, часами, днями, пока не выплеснет его до такой степени, что в ней не останется ни слезинки.
— "Счастье" называл он меня. Furaha, — на ходу отстраненно бормотала самка; одна из лап оставляла кровавый след; на бегу львица сорвала коготь, но сейчас даже острая боль не отрезвила ее — Ос попросту игнорировала ее, продолжая удаляться от озера в сторону облачных степей, — Фураха, так буду я называть себя с этого дня.
Окончательно выбившись из сил, она остановилась, чуть покачиваясь от усталости.
— Фураха, — продолжала бормотать она, устремив в пространство безжизненный, безрадостный взгляд, — Фураха.

Вирро качнул головой. Нет, носорог не остался бы сидеть под деревом, он погнался бы за раздражающей, прыгающей во все стороны фигуркой. Он увел бы зверя подальше от Освин, а если повезло бы - загнал бы в какое-нибудь ущелье, узкое, чтобы носорог застрял там и сдох с голоду.
Освин отказалась лезть на дерево - Вирро зарычал. Если за ними гонятся, то они все еще в опасности, а так пусть хотя бы ей не дышит в пятки эта тварюга. Тем более, что Вирро ощущал в себе достаточно силы и злости, чтобы прыгать перед сотнями носорогов, издеваться над ними и наслаждаться их тупой яростью. Но, несмотря на гулко бьющееся сердце и грохот крови в ушах, Вирро уловил, что больше не слышит за спиной тяжелых шагов. Он по примеру Освин повел головой из стороны в сторону, навострив уши и напрягшись, но все было тихо. Кроме мерного шелеста осоки да гула ветра.
- Я тоже, - коротко ответил Вирро, поворачивая голову туда, где разыгралась трагедия. Вероятно, носорог решил, что не стоит тратить сил на них с Освин - достаточно одной жертвы. Жертвы. Осознание этого болью отзывалось в сердце. Погоня кончилась - но что им делать дальше?
Вирро никак не мог собраться с мыслями. В одно мгновение их маленькое семейство развалилось - Фалька пропала и, вероятно, мертва, Рудо раздавлен носорожьим рогом. Освин осталась сиротой. Он не знал, с какого боку подступиться - к горлу подкатывала горечь, лапы неуклюже переставлялись будто сами собой - он мялся на месте.
Наконец, Освин двинулась вперед. Вирро последовал за ней, впившись взглядом в бежевую шерсть и дав себе слова ни на секунду не выпускать ее из виду.
Он чувствовал ее боль, и от этого короткая шерсть его, запыленная и грязная, стояла дыбом. Когда Освин тихо, молча заплакала, он остановился, вцепившись когтями в землю и не решаясь подойти дальше. Лишь беспомощно смотрел. Затем - словно толчок.
Он заставил себя подойти ближе, нагнать обессилевшую львицу и расслышал ее бормотание. От всего этого хотелось взвыть. И тут он заметил, вернее, учуял кровь. Слабый кровавый след, тянущийся от лапы Освин. Его словно камнем по башке ударило.
- Стой! - отчаянно крикнул он и, схватив ее за загривок, тряхнул слегка, чтобы заставить остановиться.
- Прошу, стой.... Фураха. Он так тебя называл? - Вирро прижался к ней гривой. - Смотри, ты содрала коготь.
Надо остановиться.
Он стал боком - так, чтобы она не могла так же молча шагать вперед. Тяжело, прерывисто дыша - сдерживая собственный всхлип, хриплый и глухой, Вирро зажмурился и легонько, будто боясь обжечься, коснулся лапой ее плеча.
- Мне жаль. Мне так жаль.... - прошептал он. - Приляг. Я....
Он умолк. Вирро о многом мог болтать до бесконечности, болтать беспечно - но что он сейчас мог сказать? Что им делать? Куда идти? И, самое главное, как найти слова для Освин? Да ведь и у самого горло сжимает при мысли о Рудо.

Самка не чувствовала под собой лап. Она как-то механически передвигала их, не понимая ни того, в какую сторону идет, ни того, следует ли за ней Вирро, или же он успел отстать. Застань ее носорог в таком состоянии — растоптать было бы легко и просто; совершенно убитая свалившимся на нее горем львица не замечала ничего вокруг. Некоторое время она так и продолжала бормотать себе под нос слово, которое теперь считала своим новым именем; затем, затихнув, лишь молча глотала слезы, так и стекавшие по ее морде от глаз к носу.
Из этого состояния ее более-менее вывело лишь бесцеремонное вмешательство Вирро. Хорошенько тряхнув самку, он преградил ей дальнейший путь; и если сперва Фур, лишь моргнув, собралась было идти дальше, то, уткнувшись в льва мордой, она была вынуждена посмотреть на него.
Ты не понимаешь, — хотелось закричать ей, — тебе не понять, что я чувствую. Но самка только молча беспомощно моргала, глядя в полную сочувствия морду Вирро, и знала, что никогда не сможет ему этого сказать. Сейчас он был единственным, кто ее понимал. Единственным, кто мог о ней позаботиться. Тем, кто не потерял голову от свалившихся на него проблем.
Самец тем временем хлопотал вокруг нее; заставил лечь, осматривая сорванный коготь. Фураха позволила ему это сделать: она не чувствовала особой боли, хотя и могла предположить, что вскоре сполна прочувствует все — все царапины, все травмы, перетруженные мышцы... все то, что успела заработать за последний час.
Усталость вдруг нахлынула на Фур ошеломляющей волной; самка ткнулась носом в плечо Вирро, закрывая глаза и прижимаясь к нему всем телом, ища утешения и ласки. Молчание затягивалось, но сейчас это совершенно не тревожило львицу. Она тоже не знала, что сказать — да и нужны ли им были сейчас слова? Сейчас нужно было хоть как-то скоротать ночь, а утром уж как-нибудь постараться жить дальше. Вот только смогут ли?
И все же где-то в глубине души львица верила, что смогут. Сейчас она не могла думать об этом без слез, но все же понимала, что жизнь на этом не заканчивается; хочет она того или нет, а завтра наступит новый день, и так день за днем, дальше и дальше, и если уж отец спас ее, значит, она не должна его подвести, не должна сворачиваться в клубочек и сидеть в нем вечно.
Но сейчас она нуждалась именно в том, чтобы какое-то время, хотя бы несколько часов, побыть беззащитным клубочком, тихо всхлипывающим под боком у Вирро, переживающим всю боль от потери родителей и вместе с тем ощущающим любовь и заботу льва.

Но эти ощущения продлились совсем недолго. Сквозь полузакрытые веки Фур ощутила заливающий окрестности свет, — и даже успела удивиться, ведь до утра, по ее расчетом, было еще несколько часов. Может быть, она успела заснуть?
Нет; не успела львица изумленно распахнуть веки, как земля под ней дрогнула и затряслась. Хорошо, что она лежала — по крайней мере, не могла упасть. Зато и встать ей не удалось, хотя, перекатившись на живот, самка уперлась лапами в землю, пережидая внезапное землетрясение. Она когда-то уже чувствовала подобное... тогда, давным-давно, будучи еще львенком. Тогда оползень унес жизни ее брата и сестры.
Но сейчас вокруг даже не было ни одной горы! Чтобы дойти до ближайшей из них, Килиманджаро, нужно было отмахать немало километров по облачным степям. Разве это мог быть Килиманджаро?
Оказывается, мог. Уже открыв глаза, Фур с замиранием сердца следила за тем, как медленно тускнеет, выцветая до багрового, яркая вспышка, которую она сперва приняла за свет нового дня. Затем окрестности наполнились диким, выворачивающим душу грохотом, заставившим львицу вновь ткнуться мордой в шкуру Вирро, в панике обхватив его лапами. Кажется, это длилось вечно; звук все не заканчивался и не заканчивался, и самка уже начала верить, что вся оставшаяся их жизнь пройдет под аккомпанемент гремящего вулкана.
Но нет. Постепенно грохот утих, а новые раскаты были уже слабее и тише. Тем не менее, на Килиманджаро явно творилось что-то невероятно жуткое, и Фур — даже забыв на какое-то время о том, что только что потеряла родителей, — сейчас как никогда была рада тому, что давным-давно оттуда ушла.
— Как думаешь, что это такое? — наконец, слабо подала она голос впервые с того момента, как Вирро остановил ее безумное путешествие в никуда, — оно нас здесь не достанет?