Антарес сопел себе под нос, выкарабкиваясь из воды туда, где помельче. Он был весь мокрый, воды капала с шерсти на животе, подбородке, ушах и казалась такой тяжёлой. Шерсть обычно не замечаешь, как и гриву – всё это. Но мокрыми они, тут же потяжелевшие и похолодевшие, липли к телу, которое тоже чувствовалось неподъемным. Выбравшись на мелководье, львёнок отряхнулся, окатив брызгами всё вокруг – шерсть тут же встопорщилась, а по коже пробежался неприятный холодок. Восточную низину окутывала прохлада, столь контрастная после жара Килиманджаро, а мокрому котёнку и вовсе казалось, что здесь, у озера, холодно. Но он встряхнулся, поднял голову и навострил уши, когда услышал голос Дэйо – у него получилось! Антарес тут же с интересом уставился на друга и увидел – да! В зубах он в самом деле сжимал огромную серебристую рыбину.
Когда мароци позвал его, Антарес не медлил – тут же выскочил на берег и уставился во все глаза на извивающуюся, бьющуюся об камни рыбу. Она смотрела влажными, глупыми и неподвижными глазами в небо – у глаз Трандуила огромные зрачки, смотрящие в никуда – и открывала-закрывала рот, будто в припадке, пытаясь вдохнуть, но не находя воздуха, хотя он был повсюду, холодный, обдающий двух львят и их несчастную добычу ветром.
«Почему рыбы могут дышать только под водой?»
Камни под рыбой стали мокрыми, а она всё билась, лупила хвостом по земле и почти подпрыгивала. По её боку, путаясь в чешуйках, стекала кровь от клыков Дэйо.
- Наверное, надо убить её, - сказал наконец Антарес. – Кажется, она мучается.
И, не дожидаясь друга, наклонился и, не без труда схватив бьющуюся рыбину, откусил ей голову, скривился от вкуса и ощущения чешуи на языке и клыках. Рыба не была вкусной, и в любой другой день львёнок, быть может, даже позволил бы себе капризничать, но сейчас у него и мысли не возникло – он был настолько голоден, что готов был съесть эту несчастную рыбу целиком, а после еще две-три таких же, чтобы уж точно не остаться голодным. Но это была добыча Дэйо.
Отплевавшись и вытерев язык мокрой лапой, чтобы не мучиться вкусом чешуи, Антарес ещё раз встряхнулся, отгоняя холод, и сказал:
- Ешь, а я пока свою поймаю, - и с этими словами отправился обратно к воде. Отбирать у Дэйо его рыбу он не смел, да и что он, немощный что ли? Он тоже хороший охотник – то есть рыболов – и может поймать себе хоть сотню таких рыбин. Когда они воссоединятся с семьёй, он поймает маме и отцу десять, а то и двадцать… да все тридцать штук таких рыб, чтобы они видели, что он уже взрослый, самостоятельный и может позаботиться как о себе, так и о других. Он один не пропадёт, нет.
Антарес прислушался, будто бы мог услышать рыб, за которыми охотился, и снова добрался до того камня, на котором сидел до падения. Когти заскрипели по нему – было мокро, а потому держаться приходилось крепче, чтобы не свалиться в воду снова. Нахмурившись от усердия, львёнок продолжил вглядываться в воду. Раз Дэйо поймал себе завтрак, то и он обязан. Вода стелилась ровной гладью, а рыбы, потревоженные охотой и барахтаньем юных рыболовов, держались от камня подальше и лишь изредка проплывали здесь. В основном это были мелкие, никчемные рыбешки, ловить которых было непросто, да и толку в этом было мало – такими не наешься, они даже совсем маленькому льву на один клык. Антарес ждал жертвы побольше, пожирнее, чтобы наесться до отвала и еще долго, очень-очень долго не хотеть есть. Они с Дэйо рыбачили уже долго, и если им придётся и дальше останавливаться снова и снова, чтобы добыть себе еды, то они так никогда не воссоединятся со своими. А это надо сделать как можно скорее.
Львёнок ещё достаточное время провел на камне – иногда, когда рыбы показывали рядом, он пытался поймать их, но они всякий раз уплывали ещё до того, как он касался их лапами, или же вовсе выскальзывали из них и уплывали. Чем дальше, тем больше Антарес злился, скрипел зубами и хмурился, морщил нос. Как это так – Дэйо так быстро поймал свою рыбину, а он всё не может и не может. Рыбы будто бы слышали его. Или видели. Он не знал, что, но им в любом случае каждый раз удавалось улизнуть. Но наконец, когда одна из этих скользких рож показалась в поле зрения, юный рыболов, у которого эта подводная охота уже в печенках сидела, ринулся в воду. Всплеск, он снова мокрый от хвоста до кончиков гривы, рыба шлепнула его хвостом по морде – но он держал её! Вцепился когтями ей в бока, а после и клыками в спину.
Он тоже поймал!
Сжав свою добычу в зубах покрепче, Антарес выплыл на поверхность, тяжело дыша – вода заливалась в уши и в нос, отчего где-то внутри него щипало и драло. Но львёнок терпел. Наконец-то оказавшись на суше, он бросил рыбу на камни, откусил голову и ей, а после отряхнулся и сказал с гордостью в голосе:
- Я тоже поймал.
Быть может, его добыча была даже больше. По крайней мере, Антаресу хотелось так думать, ведь он хотел быть лучшим – как будущий король, которому придётся защищать прайд. Может, охотой и будут львицы заниматься, но он тоже обязан уметь. Просто… потому что. Король во всём должен быть круче других, так он считал.
Оттащив рыбу чуть дальше от воды, Антарес улегся на камни и принялся есть. Мясо вкуснее – он это понял сразу. На антилопах, зебрах и прочих копытных, может, и есть шерсть и кожа, но нет чешуи, которая кололась, неприятно липла к языку и нёбу, да и вообще ощущалась как-то противно. Львёнок хотел было пожаловаться на это Дэйо, но передумал – тому ведь тоже несладко, наверное. Он младше, вдруг начнёт капризничать? Своим видом надо подавать положительный пример. Вести себя так, как должен это делать настоящий наследный принц. Что он, слабак какой что ли, чтобы ныть?
- Надо остальных найти, - задумчиво сказал Антарес, выплюнув очередную чешуйку. – Они ведь не должны были уйти далеко.
Признаться – он не был уверен в этом. Совсем нет. Да и ушли ли они? Если ушли – почему? Они ведь должны искать его. Мама, отец, братья и сёстры – они ведь не бросили бы его одного. Они ведь семья, отец учил их всех вместе держаться. Его не могли оставить. Но тогда почему не ищут? Почему за всё это время, что они с Дэйо шатаются здесь, потерянные, уставшие, голодные, он так и не услышал голоса матери, рыка отца? Почему?
- Они вообще не должны были уходить без меня.
Ни не оставили его одного. Не могли. Они любили его, а он – их, семья должна держаться вместе и никого не бросать.
«Но я ведь никого не спас там, дома».
Ему было страшно, когда он убегал с вулкана, куда глаза глядят. Он не думал ни о чем и ни о ком, кроме огня, что был повсюду, кроме взрывов, что гремели где-то сверху горы, кроме каменного дождя, что обрушило на них небо. Как будущий король он должен был думать о других. О Вакати. О Тагоре. О Сейле. Об Эос и Талии. О маме. Обо всех.
«Я поступил как трус».
Быть может, он поступил слишком плохо – и потому его бросили? Кому нужен такой принц, такой король, который ни о ком не заботится, думает лишь о себе, а не о том, что делать должен. Быть может, он всех разочаровал.
Аппетит пропал. Антарес жевал через силу, и каждый раз, когда он глотал очередной кусок рыбы, ему казалось, что его вот-вот стошнит. Он бы отбросил эту дрянную, солёную и вонючую рыбу подальше – обратно в воду или те кусты, пнул бы её напоследок, проходя мимо. Даже если она не виновата. Львёнок впился в скользкий хвост когтями, выпустил их так сильно, что пальцы начали болеть, но в итоге так и остался неподвижен – лишь отвернулся от Дэйо, потому что смотреть на него не хотелось.
«Почему я спас его, а не Вакати? Или Тагора. Или Сейлу. Или Эос и Талию. Хоть кого-нибудь из семьи. Они ведь тоже могли потеряться».
Из него вышел бы никудышный король. Но раз его оставили, то уже никакой не выйдет. Никогда.
И семьи у него больше нет.
Отредактировано Антарес (10 Авг 2018 20:11:40)
