Кажется, этот толстячок не больно-то и поверил словам Клорекса. Где-то в глубине души самца злобный червяк начал грызть львиное самодовольство, от чего обида Клорекса с каждой секундой росла. И он даже не понимал, что с ним. Вроде как Марк ему нравился: в нем был шарм, он чем-то напоминал и самого Клорекса, но все же...
Мысль о том, что кто-то превосходит МЕНЯ, такого обаятельного любимца публики, покорителя компаний и просто красавца, не могла оставить самца в покое. Завидовать, конечно, нехорошо. Но превосходить МЕНЯ в умении приманивать к себе других и лидерстве - это уже преступление! Непростительно. Нужно что-то менять.
Глаза Клорекса были надменны и уничтожали Марка, как бы говоря: "единственный, кто имеет право здесь выпендриваться сейчас смотрит на тебя как на помет." И эта холодная война так бы и продолжалась, если бы не душещипательная речь Арона:
- Я был бы не против побить гиен... Тогда...
Тогда... Это когда?
- Ну, ладно, уже не изменить того что было, но можно стать счастливым в будущем, не важно насколько печальная история была у кого-нибудь из нас, но важно то, что будет потом, я надеюсь, что у каждого из нас настанет такое время, когда можно будет почувствовать себя по настоящему счастливым.
Кто бы мог подумать, что Марк будет его подбадривать. И вообще это все выглядело довольно слащаво и неприятно. Вдвойне неприятно от того, что пухлый ЗНАЛ, о чем речь идет. Вот ведь выпендрежник, хуже таких не бывает!
Пока голубки мило ворковали о своей жизни, Клорекс услышал кучу слов, которые он обычно не выговаривал. Только в экстренных ситуациях, когда надо было показаться необычайно крутым. Повернув голову в сторону криков, Клорекс заметил, что источниками этой ругани оказались гиены. Твою мать. Почему именно сейчас? И самое главное, они не просто бежали мимо, они вдруг остановились прямо перед троицей и, казалось, уже готовы были напасть! Вот это действительно лажа. Клорекс не на шутку перепугался, но быстро смог взять себя в лапы. Особенно, когда услыхал речь Марка:
- Эм... Ребят? Быть может, вы не самое подходящее время выбрали для своих... Разборок?
Тут-то лев и понял, что чувство собственной крутости стоит у него первее всяких там дурацких страхов. Вот уж кто действительно испугался, так это пухлый. Самодовольная ухмылка на морде Клорекса оказалась очень широкой. Кажется, скулы стали побаливать.
Наконец-то дал слабину. Ну сейчас я им покажу, кто тут король лев среди нас.
- Что, дурачье, испугались? - это он обращался к Арону и Марку. А вот теперь его взгляд упал на группу гиен, а глаза засветились дерзостью, - Вот ведь интересненько получается... Только что разговаривали о гиенах, а тут раз, и вот они. Как там говорится? г*вно вспомнишь, оно и всплывет? Ха!
Сразу же после этих слов самец накинулся на гиена, что стоял ближе всех. Он попытался повалить того на землю и вцепиться в горло - так бы он быстро вывел одного из соперников из боя. А самое главное, это выглядело бы круто со стороны. И Марк бы выкусил. Ведь он зассал. Испугался. Струсил. Ко-ко-ко.

Большой баобаб

Земли Гордости остались далеко за спиной, а легкий ветерок все еще холодил мокрые от дождя бока, а темная грива липла на лоб, глаза и щеки, лишний раз раздражая Селяви, который и без того шел следом за Хайко без какого-либо настроения. Пусть гром теперь и грохотал где-то вдалеке, дождь не оросил ни метра в Восточной низине, а небо и вовсе было чистым и светлым, настрой у пятнистого льва все еще был преужасным. Он уже не трусил и не мялся, как раньше, прекратил без конца жалеть себя и отделался от желания ныть и жаловаться на уставшие лапы, на видения и на все прочее, что так досаждало ему в последние дни, недели и месяцы. Осталась только усталость, великая настолько, что даже говорить уже не хотелось, и отрицание всего происходящего. Селяви не хотел быть шаманом. Он не хотел всю жизнь провести в окружении пахучих трав, не хотел провонять ими настолько, чтобы любой, приблизившийся к нему, морщил нос и считал секунды до окончания разговора. Он не хотел всю жизнь провести в бреду и галлюцинациях, которые он так и не научился за все это время отличать от реальности, не хотел посвящать себя этим дурацким ритуалам, духам, вере – все это было чуждым, незнакомым, странным и каким-то другим. Ввязываться во все это у юного льва не было никакого желания, но, можно подумать, хоть кто-то спрашивал его мнения. Судьба, удача, боги или тот единый бог – черт знает, как его обычно называют – не интересовались, нужны ли Селю видения, галлюцинации, весь этот идиотский бред, что окутывал его то и дело, путая, сбивая с толку, заставляя верить в то, чего нет и не было никогда. Самец покосился на небо – чистое, усыпанное звездами и сияющее серебряной луной – и вспомнил ту самую воронку, что видел не так давно. Небо было чистым. Ни намека на облака, тучи или какие-то дурацкие воронки.

Пятнистый вновь опустил взгляд. Ему казалось, что в подушечки на его лапах вбили сотню колючек – настолько он устал и натрудил лапы за последнее время. Жаловаться он уже не думал, не желая выглядеть слабаком в глазах Хайко и Эстер. В конце концов, они обе были самками, но держались куда лучше него и мало того, что молчали, так еще и выглядели более-менее бодрыми. Особенно Эстер. До недавнего времени Сель и подумать не мог, что какая-то крольчиха – добыча, по сути своей – могла быть настолько сильной, стойкой и невозмутимой. Ее ведь ничто не пугало – ни долгая дорога, ни то, что вокруг нее постоянно были львы (к слову, голодные), ни перспектива в ближайшем же времени встретиться со змеями. А вот Селяви будущее еще как пугало. Он почти не встречался со змеями в реальности, но зато регулярно видел их во снах и видениях, причем выглядели они настолько реалистично, что Сель чувствовал себя так, будто он на этих змей всю жизнь охотится и ими же питается. Только вот в свете последних событий, это змеи охотились на него. И пожирали его тоже.

Хайко заговорила, и юный лев поднял взгляд, устало глядя ей в спину. Львица пыталась успокоить его и подбодрить, что у нее, впрочем, не слишком хорошо получалось. Она рассказывала о всех прелестях жизни шамана, но Сель почти не слушал ее, скучающим и усталым взглядом осматривая высившийся, казалось бы, очень близко, Килиманджаро.

- Я не боюсь, - ответил пятнистый, с усилием подавив зевок и стараясь не думать о том, насколько ужасная участь его ждет. Его не привлекали великие знания и истины, что были доверены кем-то-там шаманам. Селяви был львом куда более приземленным и не тянулся к тому, что ему знать не положено. Быть может, многие из этих истин ему вообще не дано понять – какой толк тогда от них? Да-да, у него есть потенциал как у шамана, однако веры в то, что ему все же суждено быть одним из них, не было и в помине. Селю куда проще было думать, что у него просто поехала крыша. Малоприятное осознание, однако куда более понятное и не сулящее ничего слишком скучного, слишком странного и слишком чужого.

Скептический взгляд коснулся сначала Хайко, а потом Эстер, все еще беседующих – теперь о попадании в чужие сны. Сель вздохнул.

«Я бы с куда большим удовольствием охмурил бы какую-нибудь львицу, честно говоря, - подумал он, но все же промолчал. – У Ньека-то от львиц наверняка отбоя нет. А мне с этой шаманской ерундой наверняка придется пропустить все веселье. Девчонки не любят шаманов, им воинов подавай. А таковым я, видимо, уже никогда не стану».

В очередной раз вспомнив о брате, Селяви устыдился и отбросил мысли о львицах куда подальше. Да, Ньекунду наверняка мог бы быть популярным у львиц – он и симпатичный, и глупых пятен у него нет, да и в последние несколько месяцев он крутится вокруг дяди. Приближенный, стало быть – девчонки и таких любят. Только вот в последнее время Ньек не выглядел ни счастливым, ни вдохновленным, ни окруженным любовью и заботой хотя бы одной-двух львиц. Его настроение наоборот было ужасным, а то, что он рассказывал Селю, повергало самого пятнистого в глубокую тоску. Брату было одиноко – вряд ли, учитывая этот факт, за ним хоть кто-то увивается.

«Я мог бы уделять ему больше времени, если бы не эти шаманские штучки», - подумал Селяви и нахмурился, отведя взгляд.

Он не знал, что Хайко заметила его подавленность и обратила на нее внимание. Ему было как-то все равно по большей части, настолько его настроение было отвратительным. Однако шаманка сумела развеять печаль льва несколькими простыми словами. «Ты можешь не принимать стезю шамана и лекаря». Только услышав это, лев поднял голову и с удивлением посмотрел на Хайко, будто бы она только что раскрыла ему величайшую тайну на свете. Его глаза, еще несколько секунд назад темные и печальные, посветлели и, кажется, даже повеселели. Он может отказаться от этого. Он может сдать эти дурацкие видения тому, кто их ему дал, кем бы выдавший ни был. Подумать только, теперь у пятнистого была возможность вернуться к спокойной жизни, не обремененной ничем и никем, без всех этих галлюцинаций, бреда, голосов в голове и странных пророчеств. Он может стать воином, охотником или кем-то еще  - возможно, даже станет помогать дяде, как Ньекунду. И, что самое важное, он сумеет постоянно быть рядом с братом, поддержать его, помочь ему!

- Я понял, - выдохнул Селяви с облегчением. Его голос не прозвучал слишком радостно, хотя на деле лев готов был танцевать и улюлюкать от радости. Он бы это, впрочем, и сделал, если бы ни был так измотан и если бы ни хотел не обижать Хайко и Эстер. Они были очень добры к нему, стремились помочь и решить его проблемы за него, и Сель совсем не хотел, чтобы его бурная радость дала им повод подумать, что он считает шаманов и лекарей полнейшими придурками. В конце концов, несмотря на всю эту чепуху, они же помогают другим животным, верно?

Вдохновленный словами Хайко, в сторону джунглей Селяви двинулся уже куда бодрее и с большим энтузиазмом.

Непролазные джунгли

Все получилось не так, как запланировал лев. Начать стоило с того, что Клорексу внезапно приспичило повыпендриваться. По крайней мере, Марк рассчитал эту браваду и наглые оскорбления по отношению к гиенам именно за выпендреж. На секунду Марк даже подумал, что вот бы было круто, если б гиены напрыгнули разом и сцапали бы этого наглеца. Но эти мысли, к счастью, улетучились достаточно быстро. А все потому, что Арон внезапно решил его поддержать. Видимо, за то время, пока Марк с ним дружил, он не так уж и хорошо понял этого льва, ведь у пухлого и в мыслях не было, что Арон может добровольно кого-то атаковать. Пусть это и гиены, пусть его плохие воспоминания напрямую связаны прямо с ними, пусть это из-за гиен его родители погибли. Но ведь то были совсем другие гиены! Арон, опомнись. Но тот был непреклонен:
- Не переживай, Марк! На этот раз я не позволю что бы гиены тронули моих друзей! Пусть гиены тогда и убили моих родителей, но я был мал тогда и не мог им ничего сделать, но сейчас я просто не имею права отступить!
В это время драка уже началась. Стоит признать, что Клорекс очень впечатлил бы Марка своим трюком, что он только что провернул с гиеной, если бы тот не находился в смертельной опасности. Да, он испугался. Но ведь гиен было намного больше... Кажется... После довольно успешной атаки Арона одна из гиен струсила еще больше, чем светлошкурый лев, и сбежала прочь. Однако другие предпочли остаться и закончить начатое. Одна из гиен попыталась атаковать и Марка, но лев, к счастью, среагировал вовремя и просто отпрыгнул в сторону.
Его взгляд вдруг резко переместился сначала на Арона. Кажется, тот был в беде. Забыв о той гиене, что хотела напасть на него самого, самец прыгнул в сторону друга и попытался сбить напавшую на него гиену с лап, при этом, возможно, ставя друга под еще большую опасность, ведь другая гиена наверняка не станет стоять столбом и атакует Арона или Марка. Одно лишь радовало: кажется, Клорекс пока что справлялся и сам. Видимо, те истории с гиенами оказались правдой, а шрамы и правда являются показателем крутости.

Вирро уже положил было морду на лапы, уставясь неподвижным взглядом в чащу и надеясь, что вскоре оттуда высунется мордочка Освин, и маленькая львица заметит его художественный "шедевр" и хоть немного развеселится, как раздался голос Рудо, который, оказывается, совсем не спал. Вирро лениво повернул к нему левое ухо, не отрываясь от наблюдения.
— Освин очень сильно к тебе привязалась. Больше, чем я ожидал.
Вирро недоумевающе захлопал глазами. Чего-чего, а такого начала разговора (да и вообще какого-то разговора) он не ожидал. Неуверенно пошевелив короткими, лихо поднятыми усами и не совсем понимая, куда тот клонит, он хмыкнул.
- Ну, гм, я заметил, - настороженно отозвался Вирро, наконец. Ему нравилась Освин, правда нравилась и он тоже к ней привязался. Но дело ведь не только в этом. Вирро был одиноким бродягой, скитавшимся по чужим и незнакомым землям, где чаще всего ему не были рады. А Освин... Освин ему радовалась. Просто за то, что он рядом. И она ждала его с охоты, наверное, точно так же, как своего отца. Вирро почти отвык от этого за долгие месяцы странствий. Он привык быть один и отвечать только за себя, за свою жизнь. Но привязанность и дружба Освин встряхнула его, и Вирро вдруг осознал, какая эта приятная штука - когда у тебя кто-то есть. Он будто вынырнул из глубокого, бездонного омута и подставил морду теплым лучам солнца.
Вместе с Освин он был не одинок. У него появился друг, которому не было плевать, умрет он наутро или останется жив, сломает лапу на охоте или нет.
Слова Рудо поначалу ошеломили Вирро.
- Ты думаешь, она может заинтересоваться мной? - у него была однажды львица. Даже две. Дело в том, что эти две одинокие львицы, на которых он набрел в разное время, точно знали, чего хотели и знали, с кем связываются. Вирро никогда бы не остался ни с одной из них, но он был самцом, он мог дать им то, чего они жаждали и сам приятно провести время. Он оставался с каждой не более одного-двух месяцев, а потом они расставались по обоюдному согласию. Обстоятельства встреч были разные - кому-то он помог загнать добычу, другой нарвал нужных трав от боли в желудке, и ей не пришлось тащиться за ними самой... Вирро действительно  им помогал и в то же время вносил приятное разнообразие в свое путешествие. Потом, когда приходило время, он шел дальше, а его приятельницы, кажется, не возражали. И, как знать, может, где-то по саванне бегают маленькие голубоглазые львята с песочно-рыжей шкурой... Вирро об этом никогда не задумывался. Те отношения были неустойчивыми и легкими, как перо на ветру, и его это вполне устраивало. Он и представить себя не мог в роли достопочтенного отца семейства.
И вот теперь Рудо прямым текстом говорит, что его дочь, Освин, может заинтересоваться таким вот бродягой? Ну, правда, она многого о нем не знает...
- Да брось, быть не может, - несколько хмуро продолжил он. В ответ на просьбу позаботиться о безопасности близких он коротко кивнул, хотя такая ответственность была ему совсем не по нутру. Абсолютно. Хотя если они будут путешествовать вместе... Сейчас же он занимается тем же самым. Только вот как долго это продлиться и не захочет ли он снова уйти? Вирро мотнул головой - ну что за глупости! Рудо не умрет и не свалит всего этого, включая разбушевашуюся совесть, на него. В конце концов, не он пробовал кровь.
- Тебе нечего бояться, не собираюсь я играть с ней, - тем же тоном закончил он. Правда, Вирро не упомянул, что ни при каких обстоятельствах их с Освин не будут связывать отношения. А что, если он сам... привяжется к ней не так, как к младшему другу?..
- Я все равно ничего не могу ей дать, - сказал он, говоря это то ли себе, то ли Рудо.

Естественно, неожиданные слова шоколадного застигли Вирро врасплох. Лев устремил на своего приятеля донельзя изумленный взгляд ярко-синих, расширившихся от смущения и недоверия глаз, и Рудо поневоле смутился собственным мыслям — как, должно быть, глупо могли прозвучать его отцовские просьбы... Тем не менее, в жизни могло случиться всякое, так что лев твердо выдержал взгляд Вирро и даже едва заметно кивнул, подтверждая сказанное. К его огромному облегчению, ссоры удалось избежать: его слова были услышаны и приняты к сведению, более того, Вирро дал ему необходимое обещание, так что Рудо, не удержавшись, исторг облегченный вздох. Тревога его быстро сошла на нет, да и сам он почувствовал себя гораздо увереннее — он уже понял, что Вирро вполне можно было доверять... Единственное, что показалось ему странным, так это последняя реплика синеглазого самца. Рудо слегка склонил голову набок, наблюдая за тем, как лев с бормотанием укладывает голову поверх собственных лап. Несколько мгновений между ними царило неловкое молчание, но когда Бродяга заговорил снова, голос его звучал спокойно и даже умиротворенно. Он был совсем не прочь продолжить их беседу, несмотря на довольно-таки поздний час.

— А что насчет твоих родных? Тебя совсем никто не ждет там, откуда ты сюда прибыл? — да, пожалуй, это был очень личный вопрос, но Рудо подумал, что их нынешнее положение так или иначе располагало к некоторым... откровениям. В конце концов, Вирро успел так много узнать о Рудо и его семье, а также об их планах, и при этом совсем ничего не рассказал о своем прошлом, или о цели своего путешествия... Так или иначе, но лев почувствовал: его интерес к жизни Вирро до встречи с их маленьким прайдом должен быть хотя бы отчасти уравновешен ответной искренностью. Рудо в очередной раз поднял взгляд к звездному небу, вспоминая тех, кого он оставил далеко позади — или же впереди, учитывая тот факт, что его организм, возможно, был поражен чумой. — Мои мать и братья с сестрами жили в старом прайде, там, за западными склонами вулкана... должно быть, они так и не сумели пережить засуху и голод. Надеюсь, что мои суждения ошибочны, — повернув морду к Вирро, Рудо наградил его безмятежной, ободряющей улыбкой. Теперь, когда до утра оставалось совсем немного времени, а все неприятные темы остались позади, они вполне могли поговорить о чем-нибудь более... нейтральном? Лев слегка потянулся, разминая затекшие лапы.

— Ты никогда не думал вернуться? Или завести новую семью? — спросил он вновь, по-удобнее устраиваясь на жесткой земле — так, чтобы лучше слышать ответ Вирро.

Шави было не в первой начинать свое путешествие ночью, как раз перед рассветом — давнишние её продолжительные походы с отцом часто начинались именно в это время. Поэтому поднялась она неспеша, словно бы стараясь поймать последние секунды отдыха перед длительным и изнурительным путешествием к неведомому шаману. Никто не мог предугадать, что ожидало всех троих львов на чужих, буквально обросших гиенами территориях, но очевидно, что с распростёртыми объятьями их там никто не примет. Если миром взять не получится, то Шави, пускай и мала в размерах, готова была грудью вперёд постоять за тех, кто идёт с ней бок о бок. Львица, преисполненная подобных мыслей, вдруг воспрянула духом, абсолютно уверенная, что все испытания, которые еще предпишет ей, Риддику и Фералу судьба, они преодолеют всеобщими силами. Ведь нет ничего такого, что нельзя преодолеть вместе?!
— Да, недостатка острых ощущений у нас не будет. По любому. — произнёс отец, словно бы прочитав мысли голубоглазой. Она повернулась к нему в то время, как он уже подминал под своими лапами ветки, и глаза её горели странным азартом. Вроде бы, ситуация явно была не из тех, во время которых испытываешь рвение к приключениям, в душе рождается какой-то дикий восторг, а зуд в пятой точке становится просто невыносимым. Однако Шави умудрялась совмещать несовместимые вещи, и поход к шаману казался ей новым интереснейшим приключением, а возможная стычка с гиенами — потасовкой, в которой точно стоит принять участие. Естественно, львица отчётливо понимала, что от исхода этого путешествия напрямую зависят их жизни, но всё же характер брал своё. Шави выглядела как на иголках, хотя не была взволнована, лишь немного взбудоражена и бодра как никогда. Больная лапа, безусловно, немного мешала тихой приевшейся болью, но усталость и головокружение мигом отпали, как львица перестала заострять на них своё внимание. Не помня, когда нормально спала и ела в последний раз, самка немного неуклюже сделала пару шагов в сторону от места лежки — сносно, идти можно.
— Так что поднимайтесь. Пришла пора навестить старину шамана и погонять гиен, — на последних словах Риддика Шави злорадно усмехнулась себе под нос, представляя, какое это будет зрелище. Кинув бодрый взгляд на Ферала, львица задумалась, хватило ли этого краткого промежутка времени ему для того, чтобы восстановить силы. Скорее всего, нет, и для серого льва очередное долгое путешествие может оказаться долгой и еще более изнурительной мукой, нежели Шави и Риддику. Но в любом случае самка готова была подбодрить льва или помочь ему, зная, что ему от этого станет, пусть немногим, но всё же легче. Львица задержала взгляд на Ферале,  и спустя мгновение на её морде показалась дружелюбная и тёплая улыбка, приглашая кивком головы идти за собой, и затем двинулась за отцом.

Досадная неудача - как раз то, чего Марку хотелось испытать меньше всего. Было бы еще смешнее, если бы тот не просто пролетел мимо статичной гиены как полный идиот, а, например, в очередной раз вывихнул бы лапу или смешно ударился прямо мордой в землю. Даже не смотря на то что битва была в самом разгаре, Марк никак не забывал того, что не надо выставлять себя дураком перед новыми львами, а особенно перед Клорексом. Если бы Арон еще и не обратил на это внимания, а даже бы стал утешать Марка, то вот этот красношкурый выпендрежник уж точно бы нашел повод впоследствии подколоть Марка. Если даже не сейчас.
Однако отвлекаться на колкости не было бы времени, ведь была иная неприятность, причем серьезная. В Арона уже вцепились аж две гиены, а самому льву избавиться от них становилось все сложнее и сложнее. Марк быстрым взглядом окинул Клорекса и в очередной раз убедился, что пока что он прекрасно справляется и без чьей-либо помощи. Самому Марку повезло в том плане, что гиены как-то подзабыли о его существовании и вообще даже не атаковали. Именно поэтому он посчитал должным помочь именно Марку: одна из гиен крепко вцепилась в его горло, а другая атаковала его лапу. Грозно зарычав, Марк поспешил сцепить ту самую злосчастную гиену с горла своего друга, ту, по которой в свой первый раз он промахнулся. Разбежавшись, лев совершил очередной прыжок и попытался схватить соперника за бедра когтями, а за загривок зубами. Конечно, вышло бы очень забавно, если бы он, совершив одно и то же действие, дважды подряд бы промахнулся. Хотя, может, это вызвало бы истерический хохот у гиен, и те бы вовсе забыли о том, что они сейчас находятся в середине битвы. Мечтать не вредно.

Последними своими фразами Риддик все-таки дал Фералу подсказку. Теперь серому стало совершенно ясно, что самец вовсе не слеп, как Ферал подумал вначале, при первой встрече. Тем сильнее было его удивление, когда нынешней ночью Риддик посмотрел на него светло-голубыми глазами, очень бледными, но, несомненно, зрячими.
Теперь, по крайней мере, стало ясно, что ночью он видит — и, судя по всему, очень даже неплохо. Вон как за зеброй мчался. Да и по морде Ферала не промазал. Та, кстати, еще болела; судя по ощущениям, это останется надолго. Хотя самец мог шевелить челюстью, всякий раз, когда он более-менее резко двигал головой, боль возвращалась. Не слишком сильная, она, тем не менее, была неприятно тянущей, притом навязчивой до такой степени, что порой серому попросту хотелось открутить себе башку и оставить ее где-нибудь в травке отдыхать.
Но этой возможности ему еще долго не представится. Еще не начало светать, когда Риддик, решив, что отдохнули они достаточно, предложил идти дальше, и оба его спутника тут же с готовностью поднялись.
Вернее, с готовностью поднялась Шави. Кажется, она успела отдохнуть за те минуты, что они бездельничали в траве, и теперь казалась полной сил. Чего не скажешь о Ферале. Ему, к тому же, отчаянно захотелось спать. Передышки ему не хватило, но, пересилив себя, серый тоже поднялся. Риддик, в общем-то, был прав. Не стоило ждать полудня, чтобы посетить Рафики. Лучше сделать это сейчас, по холодку, так сказать, пока солнце не поднялось слишком высоко и не начало немилосердно жарить шкуры львов и всех остальных тварей в саванне.
— Что ж, в таком случае идем, не будем терять время, — ответил молодой лев, выступая вслед за Шави.
Он думал, что гепард, который все это время валялся в траве где-то поодаль, на сей раз не последует за ними. В самом деле, свое дело он выполнил: помог Фералу отыскать его подругу. Теперь его помощь больше не требовалась. Но Рей подскочил так энергично, будто путешествие к Рафики было пределом его мечтаний. Краем глаза идущий лев все время видел чуть позади поджарую фигурку гепарда, неотступно следовавшего за компанией. Будто медом ему тут намазано. Впрочем, Шави тоже не расставалась со своим другом-змеем, хотя, казалось бы, что общего может быть между ними?
Риддик, идущий впереди, похоже, сам неплохо знал дорогу, так что серый был благодарен судьбе хотя бы за это. Идти оказалось не так плохо, как ожидалось. Первые несколько шагов Ферал сделал, морща нос от боли, но потом то ли двигаться стал более плавно, то ли голова смирилась с тем, что он не ляжет обратно, но боль постепенно угасла до состояния вполне терпимой, по крайней мере, пока он не торопился. Нестись вскачь, к счастью, никто и не собирался: путь будет долгим.
Прищурившись, самец пытливым взглядом окинул Риддика, идущего впереди, пытаясь найти на нем хоть что-нибудь подозрительное, и ничего не нашел. По крайней мере, пока. Да и разглядишь ли что на этой пропыленной шкуре?.. На всякий случай Ферал держался наветренной стороны, хотя и не заострял на этом внимания. Он уже пообщался с матерью, а Шави была в опасной близости от зараженной зебры. Как знать, может быть, они заражены — все трое.

Утро настигло их незаметно и неуловимо. Шедший вереди Риддик впрочем, не мог не заметить перемену сначала в небесном своде, который для него становился все ярче и ярче, постепенно пожирая звезды и превращая луну в блеклое пятно на его фоне, а затем, когда блеск его стал совсем нестерпимым, из-за горизонта показался краешек сонного, теплого, утреннего светила. Но лев его не увидел. Словно ворота перед наступающими армиями врагов, захлопнулись его глаза. Опустились веки и мир для льва погрузился в ставшую привычной за долгие годы тьму. О, если бы он только мог найти способ как-нибудь вернуть себе возможность видеть дневной свет. А ведь когда-то он видел рассвет, но в измученной временем, тьмой и потерями памяти, не осталось воспоминаний о нем. Только все время ускользающая, как неуловимая ящерка среди камней, мысль, о том, что это очень красиво. Красиво… Красота теперь для льва проявлялась в звуках и запахах, изредка, по ночам, в образах, однообразных и почти не имеющих цвета, всех с розоватым оттенком. Пятьдесят оттенков розового и бесконечная, сплошная тьма, вот она, жизнь Риддка. расскажи он кому, наверно собеседник рассмеялся бы, а потом пожалел льва. Ни света, ни семьи, ни подруги. Сплошные странствия и тьма, среди которой он отчаянно цеплялся за единственное родное существо, из тех, кто когда либо был рядом – за Шави. Но вот теперь рядом с ней был Ферал, заставляя испытывать матерого ревность.
Лапы мерно ступали по сухой траве, которую полоскал легкий, утренний ветерок с характерным соломенным шелестом. Да, не так уж и далеко они прошли – гора Килиманджаро приблизилась, и надо было забирать влево, но вот на сколько? Риддик сказать не мог, до этого момента, оставаться зрячим, ему было не суждено. Но он точно знал, что еще немного, еще четверть дня и они упрутся в границы прайда Нари, а им туда совсем не нужно. Если местные уже узнали про чуму, то их приходу рады не будут, а если не узнали, то когда узнают, скорее всего обрадуются еще меньше, чем если бы о болезни им было известно заранее.
- Все… - мрачно сказал он, остановившись и повернув голову сначала направо к Шави, а затем налево, к Фералу, который был на подветренной стороне, окинув обоих своим незрячим взором, словно глаза его так и не закрылись и он сейчас хотел поглядеть в глаза своих спутников, прежде чем явить им откровение: - Дальше поведете меня вы. Если дорогу буду искать я, то мы потеряем слишком много времени. – Ридидк снова повернулся к горе Килиманджаро, немного не угадав с направлением и показав на левый склон: - Туда нам уж точно не надо. - Не знал матерый о том, что Ферал был как раз из тех мест, как и не знал что творится у Ферала в голове, когда он в очередной раз отрезает ему путь в родные места, словно приговор произнося простую фразу: - Зараженным там вряд ли будут рады. Так что обойдем эти места левее. Ну а что до прайда Муфасы… боюсь, что уже нет никакой разницы в том, принесем мы туда болезнь или нет. Что-то мне подсказывает что сейчас там творится нечто, куда более страшное, чем какая-то болезнь… - после чего, безмолвным кивком, он предложил обогнать его. И пойти вперед, не то Шави, не то Фералу. Жест этот был никому толком не адресован, потому что Риддик неожиданно подумал о том, что парочка сама решит, кто у них теперь ведущий. В конце концов, если они решили быть вместе, то им придется договариваться, уступать друг-другу, помогать, поддерживать… это ли не любовь?

Великое ущелье.

Отредактировано Риддик (3 Ноя 2015 23:42:30)

Из кустов неожиданно выполз Агак, про которого Шави уже успела временно позабыть. Он, видимо, наблюдал за хищниками из зарослей, и, как только те двинулись все втроем, не считая приплетшегося гепарда, решил показаться на глаза, выползая из ближайших кустов прямо под лапы Шави. Она чуть было не отпрыгнула, опасаясь, что это какая-нибудь ядовитая тварь, однако, приметив знакомую коричневую шкурку и желтые немигающие глазки, тотчас остановилась. Питон быстро взвился по лапе львицы и свободно обвил её шею, почти полностью скрыв под собой. Голова Агака теперь виднелась чуть ниже правого уха голубоглазой, и в поле зрения львицы попадал только нос самой рептилии. Коричневый змей лишь тихо высовывал раздвоенный язык, стараясь лишний раз не показывать своего присутствия и смотрел яркими глазами куда-то вперёд, словно бы сквозь эти заросли, деревья - в общем, неведомо куда.
Впереди привычно замаячил хвост Риддика, и львица ступала за ним, как за ориентиром. Неуклонно начинало светать, небо светлело, солнце поднималось на своё надлежащее место. А это значило, что скоро отец снова закроет глаза и будет весь световой день играть роль слепца, к которой Шави за долгое время, проведённое в отстранении от него, немного отвыкла. За несколько последних часов немало всего произошло: она встретила отца, Ферала и успела покалечиться на и без того неудачной охоте, а возможно еще и заразилась чумой. Только сейчас она чувствовала лишь неприятное ощущение волнения, несмотря на всю бодрость её духа и готовность следовать куда бы то ни было. Всё равно волнение было, и его Шави не могла победить - ей было тревожно за судьбу Риддика, за Ферала и за себя. Неужели, если чума и правда уже заразила их троих, то они, значится, проводят последние часы вместе? И много ли будет этих выделенных часов?
— Все… — Риддик вдруг остановился, и Шави последовала его примеру, резко затормозив по правому от матерого льва боку. — Дальше поведете меня вы. Если дорогу буду искать я, то мы потеряем слишком много времени. — повисла какая-то мрачная тишина, и прерывать её самке совсем не хотелось. Она осмысливала слова отца, смотря по сторонам. — Туда нам уж точно не надо. Зараженным там вряд ли будут рады. Так что обойдем эти места левее. Ну а что до прайда Муфасы… боюсь, что уже нет никакой разницы в том, принесем мы туда болезнь или нет. Что-то мне подсказывает что сейчас там творится нечто, куда более страшное, чем какая-то болезнь…
Честно говоря, Шави очень даже хорошо знала только дорогу в прайд Нари, и глупо было бы спрашивать, откуда ей это известно. Её тамошние небезызвестные приключения она помнила хорошо, даже чересчур хорошо, чтобы возвращаться туда снова на поиски приключений. Отрицать, что то были действительно опасные и угрожающие её жизни и здоровью ситуации, недопустимо, но то, что она совершала их по беззаботности и простой наглости, было совершенной правдой. Беззаботности поубавилось, наглости тоже, а вот шило осталось, да еще как иногда начнет зудеть - как тут усидишь на месте! А вот дорогу в прайд Муфасы, который был её первоначальной целью, Шави не помнила. Как говорится, плохо, когда не знал, да еще и забыл.
— Ферал, — тихо обратилась она к серому льву, — Ты же знаешь дорогу?

———— > Великое Ущелье

Отредактировано Шави (5 Янв 2017 19:27:41)

Ночь оказалась невероятно долгой. Вспышка ярости утихла, оставив в душе львицы опустошение и усталость... Но и сон не шел. Последние часы перед рассветом Фалька пролежала в кустах, то отчаянно стараясь заснуть, то бессмысленно пялясь куда-то в темноту.
Порой она поднималась на лапы и принималась бродить туда-сюда, раздраженно ворча себе под нос. Отчаянно хотелось по-детски зареветь и спрятать голову в гриву Рудо, но сейчас никакой возможности приблизиться к нему не было, а глаза, несмотря ни на что, оставались предательски сухими.
Даже Октан в кои-то веки молчал, зная, что замечания тут бесполезны. Нахохлившись и устроившись на ветке над головой у львицы, он дремал, порой сонно открывая глаза и недовольно провожая взглядом мечущуюся по крохотной полянке хищницу. Стоило Фальке успокоиться — и он вновь смыкал веки, погружаясь в чуткий беспокойный сон. Сокол тоже переживал, но, конечно, никогда бы не сказал об этом вслух.
В очередной раз поднявшись, львица остановилась у невысокого дерева, задумчиво поглаживая его когтями. Освин не появлялась; хотя Октан сообщил, что она где-то поблизости, дочь продолжала скрываться, а Фалька, хоть на душе у нее было препогано, заставляла себя оставаться на месте и позволить Освин отдохнуть и привести мысли в порядок. Вот бы и сама Фалька так могла... Нет, мысли напоминали стадо перепуганных квагг: когда внезапно из засады на них выпрыгивает лев, они, потеряв над собой всякий контроль, начинают метаться туда и сюда, порой сбивая друг друга на землю и, в редких случаях, даже калеча. К счастью, мысли никого калечить не могли... разве что морально. Львица порядком истерзалась за это время.
Она тихо фыркнула; воздух вроде бы немножко изменился. Повернув морду, самка воззрилась в просвет между листьями. Небо, казалось, еще пару минут назад было совершенно черным, — но теперь оно посветлело, а легкие облака на нем окрасились в золотистые и розовые тона от лучей восходящего солнца.
Фальку буквально подбросило, словно она была сжатой пружиной. Крадучись она двинулась на опушку, туда, где в последний раз видела Рудо и Вирро. Они собирались дождаться рассвета — и вот, дождались. Теперь львица собиралась осмотреть обоих, невзирая на их возможные возражения.
Впрочем, они, кажется, тоже с трудом дождались этого момента. Еще находясь под деревьями, львица услышала призывные крики. Нет, даже вопли. Почти как зов бабуина в брачной поре. Громкие, безобразно радостные. Недопустимо радостные для всей этой ночи, заполненной бесконечными переживаниями.
— Фалька! Солнце встает! — восторженно орал Рудо, продираясь сквозь кустарники так, что хруст веток почти заглушал его слова; потревоженные львом мелкие птицы поднялись в небо, и Октан, мигом оживившись, будто и не спал, бесшумно взмыл вслед за ними, на миг мелькнув под деревьями и скрывшись где-то вверху, — Где ты? Фалька, все обошлось! Освин, малышка! Идите к нам!
Еще не видя супруга, львица уже знала, что все хорошо. Как раз теперь, когда нужно было радоваться и бежать навстречу, она вдруг почему-то застыла на месте, как зачарованная глядя на стремительно приближающегося к ней льва.

То, что Рудо с невероятной настойчивовостью пытался перебить его, охваченного вдохновением, приводило в легкую досаду. Вирро оторвался от описания образов и, надувшись, уставился на друга. Не сразу он заметил лихорадочный, возбужденный блеск в его глазах, но зато сходу расслышал взволнованные нотки в голосе. Так говорят, кто с трудом сдерживает внезапно нахлынувшее счастье, настолько внезапное, что, наверное, тяжело в него и поверить.
Рудо выпалил всего пару-тройку слов, и Вирро застыл на месте. Он был оглушен. Солнце. Рассвет. Медленно он поднял морду и взглянул на горизонт, из-за которого поползли длинные, бледные солнечные лапы и ласково дотронулись до его ярко-песчаной шкуры. Вирро заморгал, а потом перевел странно блестящий взгляд на Рудо, который вовсю осматривал себя в поисках пятен. Вирро все еще чувствовал тупую, вызванную острой тревогой и переживаниями боль в желудке, но его шкура тоже чиста, ну, относительно, конечно, от пыли никуда не деться, но страшных лиловых пятен, предвестников гибели, у него не было нигде. Совсем. Вирро завертелся волчком, осматривая бока - и они тоже будто сверкали привычной желтой шерстью!
Чист, чист...
- Все в порядке, - прошептал Вирро, кое-как изогнувшись и прижимаясь мордой к собственному боку. Он тихо, устало рассмеялся, когда Рудо пихнул его к бок и поднял подернутые пленкой из-за бессонной ночи голубые глаза. - Я буду жить. Я буду...
Рудо, обуянный счастьем (как и положено тому, кто избежал страшной участи, а иные, не переживавшие сей ужасный момент, не поймут этой радости), на всех парах несся к рощице, где они вчера оставили Освин и Фальку. Вирро же продолжал стоять на месте, вдыхая запах земли, травы и скудный, выветрившийся аромат дичи. Даже воздух сегодня напоен какими-то особенными запахами. И Вирро вдыхал их, словно вновь превратился в львенка, впервые вышедшего из родительского логова и, щурясь на солнце, оказавшегося на пороге огромного, бескрайнего мира.
А потом пришел восторг. Вирро подскочил на месте и бешеным карьером помчался вперед. Он чувствовал каждое движение мыщц и мускулов своего усталого, невыспавшегося, но все-таки здорового тела. Все обошлось! У него еще будет куча рассветов, куча закатов! Он легко рассекал степь, а та омывала его морду свежим утренним ветром. Комочек счастья в его груди разрастался и разрастался, пока не заполнил его всего, целиком. Вирро круто завернул и, взрыв когтями землю, побежал в сторону Освин, Рудо и Фальки. Его друг уже ворвался в рощицу. И Вирро, увидев Фальку и Освин, спешивших навстречу мужу и отцу, резко остановился. Отошел в сторону. Лапы гудели, но не от усталости, а от желания снова пуститься вскачь. А когда он поднял взгляд, то увидел летящую навстречу Освин, находящуюся, кажется, на десятом небе от счастья. Она налетела на него с объятиями, и Вирро, засмеявшись, осел на землю. Он обнял Освин лапой и крепко прижал к себе, зажмурясь от нахлынувших теплых чувств.
- Ну, привет, - сказал он, как будто они с Рудо выходили на охоту. - А я все тот же красавец с шикарной желтой шкурой. Видела мой подарок?

- Просыпайся, Мерида, уже выходим.
Приятный слуху голос говорил где-то над ухом, пока Мерида удирала от стаи гиен, летела как птица и была королевой. Да, именно такой сумбурный сон ей снился сегодня. Обычно сны снятся нам, чтобы как-то разнообразить нашу повседневную жизнь, воспроизвести наши мечты в реальность, пусть и длящуюся всего лишь минуты. Но последние три месяца для львицы были сплошным сладким сном. Изначально она и не думала задерживаться здесь на долго, думая держать курс на Оазис, но Джои и Санни... Наверное, Мерида осталась из-за Санни, потому что понимала, каково ей - быть без матери. И без тети. Только вот, у нее хотя бы был любящий дядя, а у Мериды не было никого. Львица никогда не пыталась заменить Мантии тетю и, уж тем более, мать, но она старалась быть хорошей и внимательной подругой для нее.
- Уже? - Мерида зевнула, все так же не разлепляя глаз. До нее не сначала не дошел смысл слов Джои. Выходить, но куда?
- Идти-то далеко, поторапливайтесь, место чудесное, не на птичий манер, конечно, я ваши львиные штучки знаю, так что вам точно понравится.
Медленно сознание Мериды начинало выходить из тех чудесных приключений, происходивших в ее голове, и осознавать, о чем ведется речь. Ну конечно же! Сегодня день "переезда"!
Эта группа решила, что им пора отправиться в другое место, устроиться на новом месте, образовать некое семейство, где все смогут жить спокойно. Мериде этого очень хотелось, всегда. Раньше она мечтала об этом со своей пропавшей семьей, а последние три месяца с Джои и Санни. Ей никогда не было так хорошо, как сейчас. В ее трусливой жизни, ей попадались и хорошие животные, с которыми она проводила много времени, но обычно все заканчивалось не очень хорошо. Хазар скинул в ответ скинул ее в воду, Кира потерялась, а с Шави они, вообще, давно не виделись. Но с этими двумя ее жизнь стала сказкой, прекрасной и никогда не кончающейся. Да, пусть не всегда все шло гладко, но ведь тогда бы все быстро надоело. Мерида их полюбила и уже не могла представить своей жизни без них. Единственный груз на сердце - львица не смогла отыскать своих родных. Возможно, они сами найдут ее...
- Что, прямо сейчас?
После слов Санни, Мерида вскочила.
- Вот и настал этот день!
Ее лень как рукой сняло. Вчера она долго не могла уснуть, все время думая о том, каким будет ее новый дом! Теперь львица узнает!

Отредактировано Мерида (28 Окт 2015 10:32:39)

—→ Прибрежные джунгли

На какое-то время лев даже пожалел, что в конечном счете решился провожать эту болтушку аж до самого озера. И причина была не только в ее чрезмерной разговорчивости, хотя это, если быть честным, Танди тоже порядком раздражало. Привыкший к абсолютной тишине и спокойствию Белый, никак не мог привыкнуть к постоянному шуму и словам, которые словно пули вылетали изо рта Кисоньки и стреляли прямо по ушам. Но ничего, Танди всегда был терпелив, и такие разговоры львицы с самой собой - не самое страшное, что могло произойти, чтобы вывести льва из себя.
Однако, признаться, Дею все-таи было не так омерзительно тошно слушать, как ему показалось поначалу, стоило целой волне словесного поноса вылиться из нее. В словах львицы была душа и страсть, чувства, которыми она делилась с Танди - а это всегда интересно послушать.
Погода была неплохая. Природа была даже замечательная. Все было бы просто идеально, если бы не одно но.

Танди всегда был внимательным слушателем, поэтому даже несмотря на размышления и предания не самым приятным воспоминаниям, ему с легкостью удавалось улавливать и впитывать все, что рассказывала о себе Кисонька. И про ее брата, Винсента, он узнал подробнее, и о том, что вырастили ее обезьяны...
Как же скучно я живу. - с иронией подумал Танди. Действительно с иронией, ведь он искренне был счастлив своей томной скучной жизни. В ответ на любое высказывание львички Танди либо многозначительно хмыкал, вяло улыбался или кивал головой. Выглядел он со стороны, конечно, как всегда уныло и печально, но на деле все было не так хоть и пара воспоминаний от части подпортили его настроение.
- Как красиво! - вдруг воскликнула Дея, чем заставила Танди поднять голову выше и оглянуть степи еще раз. Да. Поистине красиво. Эти места всегда были такими: изумрудная высокая трава, приятно щекочущая тело, яркое солнце, освещающее все вокруг и украшая эти земли своим желтым солнечным светом, кучерявые облака, плывущие по светлому голубому небу, иногда закрывая солнца и спасая тем самым жителей Облачных Степей от зноя и жары... Все это было до боли ему знакомо и приятно, но в то же время...

- Да. - тихо проговорил Белый себе под нос, - Красиво.
- Ты когда-нибудь здесь бывал?
Он ничего не ответил, а лишь продолжал устало глядеть вдаль, наслаждаясь красотами. Да, он здесь бывал. Более того, он здесь получил все, а потом в одночасье потерял. Потом он обрел пару ушибов, но в то же время и опыта. Это место было полно событиями, связывающими Танди с ним, но он не желал этого говорить. Благо, Дея как всегда торопилась в своих речах, поэтому не сильно огорчилась недолгому молчанию со стороны Белого на ее вопрос, а лишь продолжила тараторить.
Нечто забавное произошло чуть позже, стоило Дее обнаружить бабочку. Простую, неприметную любому другому существу бабочку, коих в этих местах обитает в огромном количестве, равно как и других насекомых. Однако ее почему-то заинтересовала именно эта особа, которой, похоже, не суждено было спокойно пролететь мимо и остаться незамеченной. Черная бровь Танди лишь слегка приподнялась, когда он увидел Дею аки годовалую львенку, скачущую к чему-то столь неприметному.
- Ты любишь бабочек? - поинтересовалась та у Белого, а лев лишь, не останавливая ходу, вяло ответил:
- Не самые вкусные, но с голодухи почему бы и нет?
Тихонько усмехнувшись, лев провел кончиком хвоста по макушке Деи, таким образом давая ей понять, что у него нет никакого желания останавливаться и ловить насекомых. По крайней мере не здесь.
—→ Южное озеро

Наконец-то, он ее увидел — хотя, вообще-то, для этого ему пришлось замереть на одном месте и как следует присмотреться. Стоя в густой тени, отбрасываемой кроной ближайшего дерева, его супруга, его Фалька, была едва различима на фоне темной, пожелтевшей от засухи растительности. Тем не менее, львицу выдавали ее глаза. Большие, просто огромные, широко распахнутые в молчаливом не то страхе, не то изумлении... Отдуваясь после быстрого бега, но все еще счастливо растягивая уголки черных губ, Рудо сделал было шаг ей навстречу, но в этот момент откуда-то из глубин леса с невнятным писком выскочила Освин. Ее всклокоченные щеки были мокрыми от слез, но взгляд сиял радостью и облегчением. Недолго думая, малышка бросилась к отцу и с разбегу повисла на его гривастой шее, поневоле загородив тому обзор. Рудо, естественно, тут же сгреб ее лапой в охапку, чуть-чуть придерживая на весу и с откровенно довольной мордой потираясь щекой о круглую вихрастую макушку. Из груди шоколадного самца вырывалось хриплое, раскатистое урчание, которое не затихло даже когда, когда Освин выпустила его из своих порывистых объятий и метнулась к Вирро, явно намереваясь уронить бедолагу в траву. Признаться, Рудо испытал легкий укол ревности от такого зрелища, но это неприятное чувство, как ни странно, очень быстро прошло, причем само по себе, лишь стоило льву перевести взгляд обратно на Фальку. Зеленоглазая по-прежнему стояла чуть поодаль, будто приросла к месту и теперь даже не могла шелохнуться. Только ее округлые бока едва заметно вздымались вверх и вниз, говоря о том, что перед Рудо вовсе не каменное изваяние, а вполне себе живое существо. Бродяга сам не заметил, как радостная улыбка медленно сползла с его лица. Лев встревоженно нахмурился, не отводя взгляда от потрясенной морды подруги, пытаясь осознать, что же с ней не так. Почему она молчит, почему не двигается? Она что, совсем не рада его возвращению? Несколько мгновений, самец озадаченно всматривался в глаза Фальки, все такие же огромные и бездонные, смотрящие на него с таким странным, непонятным выражением... а затем и сам будто обмер, чувствуя, как что-то очень тяжелое и горячее опрокидывается в его груди, пылающими ручейками разливается по артериям и венам, скапливаясь где-то в самом низу живота и одурманивая разум. Дыхание льва, и без того шумное, еще больше утяжелилось от промелькнувшей в мозгу догадки — или, правильнее сказать, затеи? Должно быть, Фалька думала примерно о том же самом, а если нет, то наверняка начала бы об этом думать, едва завидев, как потемнели глаза ее супруга и каким жадным, ощупывающим стал его взгляд.

Хотя, возможно, она как раз-таки сама первая об этом подумала.

— Освин, — даже голос Рудо звучал теперь по-другому, более глубоко и сильно, более насыщенно. — Нам с мамой нужно кое-что... обсудить. Это быстро. Пожалуйста, останься с Вирро до нашего возвращения, — стоя спиной к дочери и ее старшему приятелю, Бродяга старался казаться спокойным и расслабленным, хотя все его мышцы сводило напряженной судорогой. Но пока что единственное, что могло выдать его подлинное настроение, было едва заметное помахивание взъерошенной кисточки хвоста. - Мы скоро вернемся, — добавил он уже совсем тихо, отрываясь со своего места и медленно, осторожно приближаясь к Фальке. Поравнявшись с любимой и встав бок о бок с ней, Рудо почти неуловимо потерся головой сначала о ее плечо и шею, затем — уже о покатый, соблазнительный круп, щекоча усами и гривой короткую шерсть цвета кофе с молоком. Красновато-карие глаза смотрели одновременно решительно и ласково, едва заметно поблескивая из-под густой растрепанной челки. Коротко оглянувшись через плечо на Вирро и озадаченную Освин, Рудо незаметно подтолкнул Фальку носом в живот, намекая, что им неплохо бы уйти поглубже в заросли, прежде, чем они... кхм, "отпразднуют" возвращение Бродяги в ряды здоровых львов.

Ох, и больших же трудов ему стоило сдерживать себя, пока они с Фалькой медленно уходили прочь от лесной опушки!... И лишь когда супруги отдалились на более-менее порядочное расстояние, с которого Освин не услышала бы их возбужденного рычания и бешеного скрипа кустов под двумя напряженными львиными телами, Рудо позволил себе вести себя иначе — так, как ему хотелось себя вести. Хрипло заворчав, шоколадный повернул голову к Фальке и неожиданно ухватил клыками ее ухо, совсем не больно, скорее, дразняще и игриво. Его дыхание казалось раскаленным, а от запыленной шкуры исходил какой-то странный, первобытный жар, волнами окатывающий бока стоявшей рядом львицы. Впрочем, и сама Фалька казалась очень сухой и горячей на ощупь. Выпустив ее ухо из зубов, Рудо с озорной ухмылкой накрыл лапой чужую спину, словно бы приглашая самку побороться с ним, но на самом деле просто-напросто пытаясь мягко опрокинуть ее в траву — когти его, разумеется, оставались втянуты. Зажмурившись, лев в очередной раз ткнулся мордой в чужую шею, откровенно и жадно втягивая носом столь любимый им аромат возлюбленной.

Интересно, желала ли она его также сильно, как он ее в тот момент?

Отредактировано Рудо (1 Ноя 2015 01:18:04)