< Пещера целителей

Странная штука — жизнь. Я уже не единожды в этом убеждалась, раз за разом сталкиваясь с чередой, казалось бы, невероятных совпадений. То меня едва живую спасают совершенно незнакомые мне звери, позже оказавшиеся на поверку даже не просто головорезами, а вполне себе неплохими ребятами. То внезапно и нежданно просыпается дар к шаманизму. А теперь еще и лев из моих родных краев оказывается тут же, где и я сама, за три девять земель от самого Ферелдена.

Алистера без особых проблем приняли в банде, как и Одри, для которой я неволей пару дней назад исполняла роль акушерки. Меня это не могло не радовать, ведь наша небольшая по началу компания все больше и больше обрастала новыми мордами. И все как один желали только одного — спокойной и мирной жизни.

В особенности этого, мне казалось, хотелось бывшему Серому стражу. В момент нашего знакомства выглядел Алистер мягко говоря неважно, но сейчас, словно пепелище после пожара, постепенно восстанавливался. Вон, даже шутки и истории постепенно приобретали все более жизнерадостные краски.

— М-да, вот кто уж мог подумать, что у защитников Ферелдена так весело проходит свободное время, — я искренне засмеялась, дослушав финал истории. Недавний шторм совсем сошел на нет, оставив после себя лишь небольшую прохладу и, наконец-то, отпустил солнце.

Я повернула голову в сторону гривастого, едва не продолжив разговор в том же ключе, что он шел до этого, но заметила на его лице постепенно сгущающуюся тень печали. Глаза серого стража в мгновение потеряли веселый блеск, почти что безжизненно потускнев.
Да, все-таки несколько дней это ничтожно мало для того, чтобы забыть тяжелые события прошедшей войны. В этом я прекрасно понимала Алистера, ведь меня и саму никак не могли отпустить ночные кошмары, из ночи в ночь повторяющие один и тот же сюжет. Лишь то видение, которое я разделила на пополам с Фалькой чем-то отличалось, но и то потому, что изменившиеся детали что-то значили для зеленоглазой.

— Они все были достойными воинами. И даже если... — я хотела уже сказать что-то приободряющее, но моя речь тут же прервалась, когда я вместе с рыжегривым расслышала шелест в ближайших кустах. Заранее приготовившись обороняться, я уставилась на то место, откуда мог появиться потенциальный враг. Но тот, кто выбежал из джунглей, заставил меня лишь удивленно приоткрыть пасть.

— Ма... мабари?..

Гиен, увидев перед собой Алистера, радостно замахал коротким хвостом и побежал тому навстречу. На все мои возникшие вопросы страж тут же дал ответ:

— Он следовал за мной из самого Ферелдена. Я как-то поделился с ним своей добычей, и теперь он, видимо, решил мне служить.

— Ага, вот оно как, — я понятливо кивнула, неспешно приблизившись к парочке воссоеденившихся друзей. — И как ты его назвал?

Спрашивать у самого крокута смысла не было. Мабари все равно поголовно были немыми, но от того не менее храбрыми и преданными. Пожалуй, их существование в прайде Ферелдена стало для меня одной из самых удивительных вещей, когда мы с отцом бежали из Орлея.

Мы с Алистером подошли к крокуту вплотную и я, не сдержавшись, робко потрепала животину по голове. Тот же, переглянувшись со своим хозяином, словно узнавая, друг я или враг, в конце-концов подставился под ласку и даже перевернулся на спину.

— Ха-ха, вот славный мальчик, — я засмеялась, не переставая почесывать мохнатое пузо. — Долго же ты сюда добирался. Прямо как мы.
Некоторое время я так и стояла, наклонившись над мабари, хотя мои мысли тут же сдуло от нынешнего момента куда-то в воспоминания. Прямо как у самого Серого стража минутами ранее.

— Алистер, — внезапно начала я немного погрустневшим голосом, — а ты не думал вернуться в Ферелден? Раз Мор уже закончился?..

С момента встречи мы как-то и не разговаривали об этом. То ли от того, что находились темы гораздо интереснее, то ли просто потому, что ни мне, ни льву не хотелось касаться прошедшего. Но сейчас я все-таки решилась это спросить. Потому что для себя я так и не поняла до сих пор, хочу ли я вернуться домой.

Пусть меня там уже никто и не ждал.

Отредактировано Авелин (23 Дек 2018 03:10:49)

- Что… что происходит? Почему они не дерутся?! – Сат ошарашено пялился на встречу двух пятнистых хищниц, отказываясь верить своим глазам. Для верности, он их даже протер крыльями, словно желая убедиться – уж не глючит ли его? Туман как-никак, а птицы никогда не хвастались проницательным зрением. – Как это понимать вообще?!

Степенно подошедший к приятелю Шаграт только усмехнулся. Он был чертовски рад, что так все обернулось, и этот идиотский розыгрыш, наконец, закончился. За все короткое время, что Шагги провел с немой собакой, он успел проникнуться к доброжелательности Арвенн и даже порывался ей все рассказать, прежде чем свершилась бы задуманная драка.  Однако опаска за пернатого друга, который должен был привести на встречу вторую «жертву», не дали тому раскрыть клюв. Ведь за такие шуточки птица бы непременно сожрали – далеко не каждый готов был посмеяться над самим собой, тем более, когда тебя намеренно завлекают в стычку. Смешно, правда? Ха. Ха.

- Твоя затея с самого начала не блистала остроумием, - хмыкнул Шагги, расправляя затекшие крылья и с явным удовольствием поднимаясь над землей. Больше не нужно было валять свое крыло в грязи, всячески пытаясь давить на жалость своей несуществующей травмой. Правда, с непривычки птицу слегка покачнуло в воздухе, однако он быстро обрел нужное равновесие для полета. – Полетели, болван, мы явно лишние на их встрече. Только чур, больше никаких фокусов!

- Это была такая роскошная идея, - жалобно простонал Сат, спрятав свой клюв в крылья и издав тяжелый вздох. - Да ну вас всех! - в последний раз взглянув на пестрые силуэты двух хищниц, шумно взмахнул крыльями и взлетел в небо, постепенно растворившись среди густых туч. Шаграт последовал примеру своего приятеля, но прежде скосил свои округлые глаза на землю, не сдержав облегченной улыбки.

«Прощай, Арвенн. Не теряйся больше никогда».

>>>за тридевять земель

Дождь вопросов, и на каждый из них нет ответа. “Знала бы ты, сколько я хочу рассказать тебе, родная. Я здесь потому что искала тебя.” И долгими прикосновениями, и пламенным взглядом, каждой рваным жестом хотелось показать, что она здесь ради неё. Верное, не тронутое предательством сердце. Храни его, Эслинн, и никогда больше не отпускай.

Горячий язык касается мордочки, собирает слёзы с щёк и прикрытых век. Арвенн не возражает, ей прикосновения белянки - блаженство. Подумать только, шесть лун она искала её и могла лишь мечтать о таком, а сейчас нежная дочь снега дарит ей тепло. И даже на болтовню двух странных птиц Бандитка не обратила почти никакого внимания. Было даже не обидно, что её хотели разыграть, ведь именно так боги решили свести её с Эслинн. Проводив пернатых взглядом, она счастливо посмотрела на белянку и словно игривый щенок завиляла хвостом. Казалось, Арви пыталась рассмотреть каждую черту в мордочке напротив, каждую шерстинку, совсем как в ту ночь, когда они прощались. Но сейчас она была уверена, что подруга никуда не уйдёт. Не было более тоски в нежных травянистых глазах, счастье - такое же, как и у неё самой. А ведь она почти не изменилась… Наверное, Эслинн повзрослела раньше времени, находясь в плену её клана. От того таким серьёзным и печальным порой был её взгляд, от того порой её песни вызывали слёзы. За луны скитаний Ковентина расцвела, будто нежный,но упрямый северный цветок. Суровые холода прошлого навсегда оставили тень на её лице, но от того она казалась ещё прекрасней. Стойкая и непокорная, ласковая и сострадательная… Это всё она, её любимая Эслинн.

- Арвенн? - Тео тихо позвал подругу. Показалось ли ей, что в его голосе промелькнула доля смущения? Сокол посмотрел на неё внимательно и  неожиданно серьёзно. Всё было слишком очевидно для кого-то, кто знал её так хорошо.

- Это было целью нашего путешествия?

Бандитка кивнула. Ещё с тех пор, как она подобрала его недооперившимся юнцом, он подозревал, что она странствует не просто так. Много раз он наблюдал, как Арвенн ищет какие-то следы, с надеждой подслушивает разговоры других путников. Всё это время его не волновали её цели. Он просто был рядом, ведь она была ему другом. Она делила с ним еду и кров, а он стал её голосом. Им было хорошо так жить. Но всё же, Тео знал, что рано или поздно она найдёт, что искала, и тогда он по-прежнему будет на её стороне.  Кто же знал, что на найдёт старую любовь? И всё же сокол был счастлив за Арвенн. Пернатый взглянул на Эслинн, кивая ей в знак приветствия, затем задержался чуть подольше на её попугае, гадая, откуда тот взял столько красок. Но в конце концов сокол кивнул и ему тоже.

- Меня зовут Тео, - важно сказал он, но смешок со стороны подруги заставил его возмущённо встопорщить перья. Тем не менее, он продолжил, - Арвенн нашла меня ещё когда я не мог летать и спасла от смерти. С тех пор мы путешествуем вместе.

Отредактировано Arvenn (2 Янв 2019 01:33:27)

Джунгли, пожалуй, можно назвать самым любимым местом Аджабу, даже несмотря на некоторые неприятности, случавшиеся с ним в таких лесах – лишение хвоста, например. Его всё равно тянет сюда, как белую акулу тянет к каплям крови, растворившимся в неохватном океане. Ему пришлось по душе неспешно прогуливаться по мокрой неровной земле, сосредоточенно разглядывая крупные травы и кусты вокруг себя или же, задрав голову, ветви причудливых деревьев, выискивая местных обитателей: ловких обезьян, шустрых ящериц, прыгучих лягушек. Последние особенно полюбились льву, но лишь как объекты для наблюдения, а не в качестве закуски – впрочем, на вкус он их никогда и не пробовал, может они вполне неплохи.

Что ещё нравится Аджабу в тропическом лесу, так это «шапка» из густой листвы высоко над головой, закрывающая во многих и многих уголках [леса] солнце, раздражающее его глаза. Раньше их кое-как спасала чёлка, перекрывающая собой вид, теперь же необходимость в ней не так высока, и Абу позволил себе подвязать мешающую часть гривы. Кстати, она, без того объёмная благодаря своей волнистости, из-за влажного прибрежного климата пушится ещё больше, напоминая временами перекати-поле – вот как сейчас, и лев находит это весьма забавным.

– Бармалея борода!

Наверное, без минусов нет ничего и никого на свете, и даже в самом прекрасном непременно обнаружится что-нибудь «не так», и здесь, в джунглях, тоже есть такое «не так». Нет, это не борода. Ниже. Не то. Да куда ж!.. Земля это, зем-ля. Много где неровная, скользкая, местами с камнями и корнями, кратко говоря – очень спотыкабельная, и Аджабу это только что доказал. Стой он чуть менее уверенно на лапах, обязательно проредил бы перед собой грядку. То есть тропу.

– Кстати, грязь, – заговорил лев следом за Рораном, отряхивая лапу, – как и листья, и вообще – окружение, могут сослужить вам хорошую службу в охоте. Особенно в джунглях: только посмотрите, сколько здесь возможностей для маскировки.

Абу повозил пальцем по земле, нарисовал под каждым глазом по полосе, а в гриву воткнул несколько тонких веток и длинных зелёных листьев, и «ар-р-р-р»-кнул, будто это не он сейчас жертву изображать будет, а сам пришёл других «ожертвлять». Да, не все с возрастом взрослеют.

Оставить позади…

И то верно. С Ференделом было слишком связано много горьких воспоминаний и, что ещё хуже, счастливых тоже. Как бы ему хотелось, чтобы всё это оказалось сном, иллюзией, насланной каким-нибудь демоном Праздности. А проснувшись, он бы снова увидел под боком его милую девочку Наоми, и не было бы никаких предательств и ссор. Он бы уткнулся носом ей в загривок совсем как в старые времена, и они снова были вдвоём, одни против всего мира, но любимые и нужные.

Но она всё испортила. Порой, когда ярость от колких воспоминаний сходила на нет, лев задавался вопросом, почему она так поступила. Была ли в этом его вина? Неужели он хоть раз её серьёзно обидел? Неужели ей было настолько наплевать на его чувства? Они ссорились… В последнее время их перепалки становились всё серьёзнее. Стресс от постоянных скитаний и сражений играл с ними злую шутку. Она была их лидером, и она оступалась. Она злилась и кричала. Ей было сложно. Но ещё она была одной из самых сильных самок, которых он знал. Такая юная, но уже с огромной ответственностью на плечах.

Она никогда не плакала при нём, но один раз он нашёл её за лагерем с красными глазами и влажной мордочкой. И тогда ему самому было безумно больно видеть Наоми такой, а ещё больнее осознавать, что она не доверила ему своё горе. Но закопав эти чувства подальше, он в тот миг прижал её к себе, давая ей как следует выплакаться. А после, умыв её мордочку, пустил одну из своих неловких шуток. И Наоми засмеялась. Искренне и громко. И этот смех, такой редкий, над землями, измученными Мором, ему показался ему самым светлым и чистым, что может быть на свете. Он засмеялся вместе с ней. А потом к ним пришла раздражённая Морриган, заявившая, что их гогот слышно даже на окраине лагеря и что скоро к ним сбегутся все порождения тьмы. Тогда они двоём засмеялись ещё сильнее и никак не могли остановиться. Наверное, в тот момент они были действительно счастливы.

Алистер до боли выпустил когти и взрыхлил землю, с силой зажмурившись. Затем он выдохнул и снова посмотрел на Авелин.

-Я… Прости. Кажется, морской пейзаж навевает на меня ностальгию, - попытался отшутиться рыжегривый.

И всё же, смеяться ему совсем не хотелось. Интересно, любила ли Наоми его когда-нибудь по-настоящему?

- Наверное, ты права… Мне самому стоит смириться с прошлым и двигаться вперёд. Жаль, что это сложнее, чем сражаться с порождениями тьмы.

Спустя некоторое время он снова заговорил.

- Слушай, прости если это больная тема, но неужели у тебя с Уэсли никогда не было разногласий?

Отредактировано Алистер (18 Авг 2019 13:10:08)

→ Пещера советов

Фастар наивно полагал, что уборка пляжа будет достойным наказанием для злостного нарушителя границ. Что ж, он еще не знал, насколько подвешен был у Гэри язык и насколько просто ему будет уговорить сделать это за него кого-либо еще. Да того же Пити: пара рыков, пара угроз, и лисенок был готов очисить от веток не только пляж, но и даже целые джунгли. А Гэри только и оставалось, что улечься на бревне и командовать со стороны. Знал бы Фастар, как серьезно его сейчас проклинает Пити, может быть и его бы тоже наказал.

Гэри, а точнее Пити под его мастерским начальством, успел вычистить совсем малую долю пляжа, прежде чем на горизонте показалась фигура отца. И если Фастара подростку удалось как-то игнорировать ровно до его появления, то вот отцовский запах ударил по ноздрям гораздо раньше, и Гэри в панике принялся осматриваться по сторонам. Когда юный лев заметил, что знакомая фигура четко идет по направлению к нему и совершенно не собирается сворачивать, Гэри оставил в голове какие-либо планы по скрытному побегу, прекрасно зная, что его догонят и накажут. Совершенно уже не уборкой.

- Ты не явился за травами, - первым делом сказал отец, стоило ему оказаться на достаточно близком расстоянии, чтобы общаться с сыном не повышая голос. На что Гэри, естественно, фыркнул.

- Ни тебе "здрасте", ни "как дела, сына?". Отец Года, дамы и господа!

- Не паясничай, - как всегда строг и суров, настолько, что Гэри действительно предпочел заткнуться, чем перечить и продолжать строить из себя клоуна, - Ешь.

Когда отец протянул Гэри траву, подростку оставалось лишь обреченно вздохнуть и положить нужную смесь в рот. Однако, вместо того чтобы прожевать и проглотить лекарство, он лишь подложил его под язык, при этом не забывая сделать пару наигранных движений челюстью. После чего, недолго думая, лев раскрыл пасть, будто на приеме у стоматолога, демонстрируя отцу пустой рот. Наглый вызов.

- Отлично. А теперь под языком.

- Пошел ты, извращенец, - оскорбился Гэри, но отец его даже не слушал. Казалось, что самец уже был готов выдрать язык нахальному отпрыску, а потому довольно быстро сделал выпад вперед и с силой ухватил когтями его жиденькую гриву на макушке. А стоило Гэримору потянуть голову на себя, как его сын издал жалобливый писк и мгновенно проглотил припрятанную под языком траву.

- ДА ВСЕ Я СЪЕЛ! Отпустиотпустиотпусти, - вопил Гэри, и отец, кажется, поверил. Как только юнец оказался на свободе, они переглянулись взаимно озлобленными взглядами, после чего Гэри поспешил удалиться с пляжа. Если он останется там еще хотя бы на секунду, то поражение станет еще более унизительным.

***

В попытках сбежать от отца подальше Гэри устремился в джунгли, где, однако, уединиться ему так и не удалось, и оно наверное и к лучшему. Вот же свезло набрести именно на такую разношерстную компанию, да еще и сверстников. Это значило лишь одно: можно вести себя самим собой. Правда теперь, когда травы немного успокоили его взбудораженное состояние, Гэри был гораздо менее опасен для окружающих, и способен лишь на высокомерие и трепание языком, нежели настоящее проявление безумия, зачатки которого уже наблюдал Фастар в пещере.

- Так-так-так, что тут у нас? - стоило Гэри объявиться в ближайших кустах, как он тут же подал голос, причем интонация у него, как всегда елейная, была такой, будто Роран с Аджабу решили вдруг устроить несанкционированный митинг, - Слышу, охоту решили затеять? Ну удачи, с одноглазой и малолеткой вы любого слона завалите.

Как всегда по-злобному саркастичный Гэри одарил Рейвен и Шиду самодовольным взглядом и ухмылочкой, после чего переключился на львов постарше. И если Роран не вызывал в подростке особого презрения, то вот Аджабу со своими странностями на секунду ввел его в замешательство.

- Впрочем, учителя здесь не лучше...

Отредактировано Gary (13 Апр 2019 19:37:11)

Алистер вновь, в который раз за этот трудный разговор, погрузился в себя. Точнее, как я сама могла судить по собственному опыту, в воспоминания. Вырывать его из них я не стала — не всегда надо гнать от себя тени прошлого, в самом начале их надо подпустить к себе, чтобы они сделали с тобой все то, что хотят. И лишь после этого отгонять. Иначе они никогда не отстанут.
Можно назвать это "проживанием горя" или как-либо еще. Но все же резко возвращать светлогривого в реальность казалось мне чем-то беспардонным.

Я лишь внимательно следила за тем, как густая тень опустилась на его лицо, и как судорожно впились когти в и без того уже перепаханную Алистером землю. Потом, спустя еще пару мгновений, он сам очнулся, неожиданно задав мне вопрос.

— Ох, внезапно ты поднял эту тему... Были, конечно. Куда же без них, — я улыбнулась, грустно и без злобы. Возможно даже тепло, сама теперь уже погружаясь в воспоминания. — Мы с ним знакомы... были знакомы... с самого детства. По юности много ссорились. Но это не считается, все-таки у обоих тогда в башке не особо много умных мыслей было, одни амбиции.

В более взрослом возрасте были перепалки из-за того, что характерами не сходились. Он — принципиальный и правильный, особенно в вопросах веры. О, по поводу Создателя мы тоже порой вздорили. Я, по сравнению с Уэсли, более приземленная и практичная, идеалы я предпочитаю оставлять проповедникам и политиканам. Все же реальность слишком часто не совпадает с тем, о чем говорят нам кодексы... Храмовнику это порой очень трудно объяснить.

Но мы всегда мирились, даже если в ссоре уходили в разные походы — все же по возвращению исправно разговаривали по поводу наших проблем. И раз за разом понимали, что вопреки всему все равно хотим быть вместе... Как-то так...

Рассказ вышел долгим, а от того подробным. Оставалось только надеется, что Алистеру было не в тягость слушать ответ на свой же вопрос.

— Но далеко не у всех пар бывает так, как было у нас с Уэсли. И это нормально — все звери разные, и всем надо пройти разные испытания в отношениях. По-крайней мере, я так считаю.

Я перевела взгляд на златоглазку, ожидая его мнения по этому поводу. Не зря же он задал такой вопрос.

Дальше же, после его ответа, разглагольствовать я уже не видела смысла. Первая поднялась с земли и кивнула Алу: мол, пойдем уже дальше патрулировать; границы сами себя не обойдут.

*** перемотка до таймлайна остальной банды ***

Сегодня должно было быть собрание. И я об этом знала.

Но больше, чем торчать в душной пещере бок о бок с остальной бандой, я не любила ждать, пока все соберутся. Мне казалось гораздо более приятным опоздать на вступительную речь Фастара, чем несколько часов ждать, пока все ленивой вереницей дотопают до места сбора и рассядутся. Тем паче сегодня была моя очередь выходить в утренний патруль в джунглях.

На этот раз бок о бок со мной вышел не Алистер, а Донник. Присоединился он следом за мной к банде в прошлом месяце, чему я, если честно, не особо то и удивилась. До облачных степей тут было недалеко, так что звери с тех краев постепенно стекались к берегам моря, узнавая, что тут собирается небольшой прайд. Хотя прайдом то нашу компанию язык не повернется назвать — уж слишком у нас был разношерстный контингент.

С леопоном выходить в обход джунглей было приятнее всего: Донник шел по деревьям, обозревая местность сверху и, в случае чего, подзывал меня.

Так вышло и в этот раз.

— Авелин, — он сказал это не шибко громко, но достаточно отчетливо, чтобы я услышала. Я подняла голову вверх к кроне, у которой и был мой напарник, — впереди двое не местных львов. Вроде не выглядят агрессивно, но если что будь готова ко всему.

— Поняла, — кратко кивнула я и двинулась в заданном направлении. В скором времени я действительно наткнулась на парочку, состоящую из молодого льва и львицы.

— Приветствую, — я вышла из зарослей, из-за который мне открывался обзор на чужаков. — Вы находитесь на территории Фастара — если желаете дальше продолжить путь, нужно назваться и объясниться, что вы тут делаете.

—-→ Устье реки

Они приближались к лесу, перебрасываясь шуточками, беспечно и открыто, не прячась ни от кого. Львица дразнила Вирро, называя его рыбным филином, смеялась, смахивая с собственных усов мелкую серебристую рыбью чешую. Порой ее шутки были, пожалуй, даже немного грубоваты, а тон — немного наигранным; так было проще скрыть беспокойство, которое охватывало ее время от времени. Легко было сказать себе, что Фалька самостоятельна и сама может о себе позаботиться; еще легче — позволить Вирро убедить себя в том, что она непременно вернется, и все будет в порядке... Но все равно львица чувствовала себя ответственной за случившееся, и где-то в глубине души даже испытывала чувство вины за всю ту череду событий, которая свершилась в их жизни за последние недели. Забываясь, она искренне веселилась, но в какой-то момент ловила себя на мысли, что беспокойно поглядывает обратно на берег... и снова, по кругу.

Сперва Фураха следовала за другом как приклеенная, но по мере того, как пейзаж вокруг них преображался, она, поглощенная любопытством, забегала вперед, обнюхивая незнакомые растения и приглядываясь к ветвям в поисках живых существ — не самая дальновидная тактика, потому что ее успевали услышать за несколько метров, так что львице оставалось лишь увидеть чей-нибудь скрывающийся хвост или всплеск птичьих крыльев.
Деревья сомкнулись со всех сторон; неширокая, как раз такая, чтобы львы могли идти бок о бок, тропа вела их вглубь леса. Фураха, остановившись, настороженно принюхалась и стремительно обернулась к другу, намереваясь сообщить ему, что ни одного травоядного не чует. Но сразу прикусила язык и не промолвила ни слова: всего каких-то пару часов назад она то же самое объявила на реке, и Вирро тут же показал ей, как она не права, поймав рыбу. Возможно, ей все же стоит быть более серьезной и терпеливой — тогда удача улыбнется им.
— Чуешь что-нибудь? — наконец, спросила она, позволив самцу догнать себя и двигаясь рядом с ним, так что их бока и плечи то и дело соприкасались.

Она настороженно пригнулась, заслышав движение в кустах, дернула носом, но спустя секунду разочарованно выпрямилась; кто бы там ни был, он стремительно и почти бесшумно удалялся, так что только легкие колыхания кустарника отмечали его передвижение. В носу закололо от непривычного кошачьего запаха.

Октан завидел львов издалека: Фалька, к счастью, подробно описала, где именно искать ее дочь. Побережье было огромным, но, держась реки, сокол без особого труда нашел нужное место. Солнце еще не успело встать в зените, когда птица уже кружила над морем, наслаждаясь резкими и сильными порывами ветра. Остров был по правое крыло, и сейчас тонкая, то и дело скрывавшаяся в волнах дорожка соединяла его с берегом; причудливые очертания скалы, на критический взгляд Октана, ничуть не напоминали птичью голову, но раз уж львице так хочется... Зато это был прекрасный ориентир — а спустя некоторое время, двигаясь вдоль побережья по направлению к большому утесу, пернатый заметил и Фураху с Вирро. Ему пришлось поспешить: они двигались быстро, и, не успел сокол догнать их, как они исчезли в лесу.

Раздавшийся было громкий соколиный крик тоже остался без ответа и был унесен ветром. Сложив крылья, Октан ринулся в заросли, на чем свет стоит ругая непоседливых львов — всех разом, и эту парочку тоже. Ну что им стоило еще пару минут постоять на месте?

Фураха моргнула от неожиданности; будто кто-то мокрой лапой коснулся ее спины, заставив шерстинки встать дыбом. Не скрываясь и не прячась, к ним приближался лев — сперва он откровенно захрустел ветками, а затем показался на виду и сам, потряхивая огненной гривой. Глаза его, чуть раскосые, больше подошли бы самке... да и голос, когда пришелец заговорил, оказался, хоть и довольно низким, но все же слишком мелодичным — женским. Фур понадобилось все ее самообладание, чтобы не задать какой-нибудь оскорбительный вопрос относительно половой принадлежности этого существа. Внезапно оробев, она нервно сглотнула и покосилась на Вирро, ожидая, что тот проявит инициативу. Рассказывать этому созданию, что они, собственно, только что собирались поохотиться на чужой территории, наверно, не следовало...

В этот момент — как нельзя более вовремя, — на спину ей, привычной к подобному, а потому даже не дрогнувшей, опустился сокол; повернув голову, Фураха с удивлением и радостью приветствовала его.
Изобразив крыльями нечто вроде здрасьте в сторону Авелин, Октан сразу же взял быка за рога.
— Меня послала Фалька, — коротко и без обиняков сообщил он, — я провожу вас к ней, — "если хотите" повисло было в воздухе, но так и не прозвучало, — она сама не может передвигаться, — сокол глянул на Фураху одним глазом, затем, повернув голову, другим, — ей скоро рожать.
Браво, сама деликатность. Октана весьма забавляло то, какие морды стали у всех присутствующих.

Переваривая вываленные на нее новости, Фур ощутила целую гамму чувств, от радости — снедавшее ее беспокойство отпустило ее резко, едва ли не по щелчку: Октана она знала давно, и если он был убежден, что с Фалькой все в порядке, то именно так и было, — до шока и негодования. Ушла! Одна! Неизвестно куда — и, к тому же, как выясняется, на сносях! И все же она выдохнула с облегчением. Жива. Не пострадала и не пропала в бескрайней саванне.
— Извините нас, — самочка пыталась держаться более-менее солидно, но голос ее срывался от волнения, и сама она вдруг ощутила себя тем, кем и была: почти ребенком, подростком, на которого в последнее время свалилось слишком много всего; она вежливо склонила голову перед Авелин, ставшей невольной свидетельницей всего этого, — я... Я думаю, что мы сейчас же уйдем.

–→ Скалы тысячи звезд

Чужаки действительно не выглядели враждебными. Их внешний вид был более чем обыденным, гражданским, как бы я выразилась будучи на службе в королевских войсках. Опытному взгляду вояки не требовалось каких-то других доказательств, чтобы понять: намерения у них незлые и вряд ли несут какой-то коварный умысел. Скорее всего заблудились-заплутали в джунглях, да хотели поохотиться с глодухи. Нарушать чужие границы это, конечно, неправильно. Но и двух охотников-одиночек чем-то криминальным я не видела.

"Все равно следить за ними надо, пусть и не похожи на разбойников, но вдруг полны сюрпризов", — я в очередной раз пробежалась по ним взглядом, а они в ответ продолжали оглядывать меня. Поди гадали, как и многие другие, самец я или самка.

Где-то над головой привычно зашуршали ветки и я, понимая что это Донник спускается на землю, даже не посмотрела в ту сторону. Видимо он тоже подумал для себя, что ситуация предполагает мирное разрешение и решил выйти из засады. Еще несколько секунд у него ушло на то, чтобы слезть на нижние ветки и спрыгнуть ко мне.

Пока же леопон нес свой круп обратно на грешную землю, один из одиночек начал объясняться. Слушала я его внимательно, при этом не строя злобную и суровую морду. Даже кивнула в ответ на поклон. Никаких особых указаний относительно посторонних от Фастара не поступало, так что и напрягаться я не видела смысла. И строить рожи в том числе.

"Кого-то ты мне напоминаешь, девочка", — невольно я особенно внимательно вгляделась в черты лица спутницы того бурого льва, что продолжал рассказывать свою историю. Не знаю что именно, но какие-то черты во внешности казались мне очень и очень знакомыми. И по какой причине, мне было пока непонятно.

Но все довольно скоро моя растерянность сошла на нет. Сразу после того, как выяснилось, чьей именно дочерью являлась эта Фураха.

— В поисках?.. Она так вас и не нашла, да?.. — я нахмурилась, изо всех сил пытаясь восстановить в памяти детали нашей с Фалькой последней встречи. Много времени уже прошло с тех пор, удивительно, что зеленоглазая так и не воссоединилась со своей семьей. 

— Мы с вашей матерью знакомы, — я мягко улыбнулась, поясняя высказанные только что в слух мысли. — Можно сказать, что мы подруги... Да, я бы определенно со своей стороны Фальку назвала именно подругой.

Донник, поздоровавшийся с Фурахой и Вирро сразу после того, как спустился вниз, сейчас стоял за моей спиной и внимательно слушал складывающийся диалог. Наверное, такие вот повороты его веселили и заставляли думать о том, какая же все-таки тесная для своих обитателей саванна.

Правда вот довольно скоро нашу милую беседу прервали. Появилось еще одно действующее лицо, точнее клюв. Сокол приземлился с неба прямо на спину львицы и, не томя прелюдиями, как раз кстати вывалил на нас четверых свежие новости о пропавшей Фальке. И новости эти были, мягко говоря, интригующие.

У Фурахи и Вирро глаза чуть ли не на лоб полезли, хотя оба попытались скрыть волнение и удивление. Но чего уж там, я сама их прекрасно понимала...

"Создатель Милосердый, в смысле... рожает?.. Мы что, настолько давно не виделись?!" — я попыталась следом за нарушителями границ совладать с мордой и, в отличии от них, получилось это у меня лучше. Но едва стоило вспомнить тот злосчастный сон, с тем несчастным носорогом, как к удивлению добавились еще и нотки тревоги.

— Я... Фураха, Вирро... Думаю, я пойду с вами. Если вы говорите, что в вашем прайде вас только трое, то лишняя защита вам не помешает. К тому же... Так вышло, что мне уже приходилось пару раз принимать роды... Думаю, я и тут сгожусь.

Донник на последней фразу чуть ли не поперхнулся собственными слюнями, но удержался и, вместо этого, с непонимающей рожей глянул на меня.

— Останься на посту, пожалуйста. И предупреди остальных, что я вернусь так скоро, как смогу, хорошо?..

— Х... хорошо. Как скажешь, если уж ты так уверена... И настолько волнуешься за подругу.

Еще некоторое время у нас ушло на то, чтобы окончательно переварить свалившиеся на голову новости, и двинуться в путь.

Пока еще не понятно куда ...>

Ничего удивительного в реакции остальных не было. Как будто чего-то иного можно было ожидать от кучки обывателей, родственных столь посредственной львице как Вирта. Однако даже такая реакция отчасти грела душу Гэри, потому что здесь ему хотя бы уделяли внимание, то, которое он заслуживал, то, которое он сам подстроил. Они ненавидели его. А ему от этого смешно.

Впрочем, по выражению морды подростка уловить насмешку было бы нелегко. Взгляд Гэри сочетал в себе усталость и раздражение, а причиной тому были слова Рорана, самого старшего в собравшемся цирке уродов. Он весь из себя строил эдакого своего в доску льва, притворялся, будто присутствие Гэри его ни коим образом не задевает, а от того показывал себя еще большим дураком, чем являлся. Именно это и раздражало. Гораздо веселее было наблюдать за тем, как сильно его ненавидит одноглазая, или как боится та мелочь пузатая. Роран был скучен до смерти, и от того на его шуточки даже отвечать как-то не хотелось. Но разве мог гиперактивный Гэри просто взять и промолчать?

- Да у вас, я смотрю, вся семья инвалидов, - съязвил Гэри, намекая и на слова Рорана про старость, и на повязку Рейвен, однако оба льва проигнорировали его. Победа. Роран будто сразу постарался сменить тему и сам попробовать перейти в словесное нападение на Гэри, и, признаться, немного он его да задел. Конечно, это было неправдой, что Фастар послал его тренироваться. Вообще-то Фастар посылал его изначально заниматься еще более унизительным делом – очисткой Побережья – поэтому Гэри предпочел отмолчаться. 1-1.

Гэри стоял в сторонке и наблюдал за подготовкой к мероприятию, однако совсем скоро он понял, что никуда это мероприятие не движется, а, следовательно, ему наскучило. И меньше всего на свете Гэри стал бы терпеть скуку. К счастью для остальных, подросток сделал взвешенное решение уйти с места сбора, на прощание бросив что-то вроде "Чувак, эта вечеринка отстой. Ненавижу этих зверей", таким образом в очередной раз напоминая здешним обитателям, насколько он их всех презирает.

→ Скалистый утес

I'm a rolling thunder, a pouring rain
I'm comin' on like a hurricane
My lightning's flashing across the sky
You're only young but you're gonna die

Капитан материализуется так плавно, словно фоновое видение от грибов. Обстановка, знаете ли, располагает; Макс смотрится странно в этом антураже, но не сказать, что не вписывается. Очень даже подходит под все это, разбавляя имеющийся гротеск еще большим его количеством.

На горизонте мелькает побережье, прекрасное даже в непогоду. Последние несколько месяцев вся округа дышала полной грудью, ведь наступило относительное спокойствие. Никаких масштабных происшествий. Скука. Ничего, Макс в скором времени планировал это исправить. Мысли о предстоящем веселье наводили на аристократичную физиономию Капитана выражение довольного кота, который после долгих и изнуряющих скитаний нашел себе место потеплее, где на него падает горячий солнечный луч, нагревающий пушистый бок. Он потряхивает густой гривой, чувствуя, как мелкие капли касаются морды, довольно щурится, рассматривая волнующееся море.

- Как замечательно, - голос Капитана — изменчивый ворох скрипов, хрипов, смешков и "мурков"; неповторимые полутона мимики, словно служащие визуальной озвучкой связок, утробные ноты самых низов, которые даже не факт, что намеренные; возможно, он издает эти звуки непроизвольно, как спящий хищник, вокруг которого всегда витает сдержанная угроза благодаря этой тихой-тихой аудиогамме. По хорошему, подобный звучный флер должен настораживать, пугать, взвинчивать, нагнетать и заставлять вслушиваться в него, чтобы не допустить роковой ошибки, нооо... многие клюют на этот завораживающий голос.

I won't take no prisoners, won't spare no lives
Nobody's putting up a fight
I got my bell, I'm gonna take you to hell
I'm gonna get you, Satan get you

Глаза — это зеркало души, так ведь обычно говорят. Но иногда глаза скорее проводник для бездушия, какой-то пародии на такой важный аспект, тоже со своими эмоциями и переживаниями, по большей части атрофированных. А моральный компас, если вообще присутствует, то выглядит, как перевернутый крест. С Максом все понятно: глаза мертвые, иногда полностью черные при определённом освещении. То бездна, с белесым бликом в центре, то острый, как нож, зрачок посреди какой-то нездоровой синевы. Пахнет он не только (ха-ха, морем) и шафраном, но и голимым сарказмом. Впрочем, тут какая история: в под соусом иронии можно удобно подавать истину — прекраснейший маневр, просочившийся Максу под кожу вместе с годами юности; вертлявая демагогия уже тогда стала скелетом его языка, цинизм стал плотью, обуздавшей эти кости, а эгоизм встал вместо плоти и крови. Его взгляд действительно сверху вниз, и он действительно смотрит как жаждущий смерти, без уточнения чьей именно.

I'll give you black sensations up and down your spine
If you're into evil you're a friend of mine
See my white light flashing as I split the night
'Cause if God's on the left, then I'm stickin' to the right

Говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Теория говорит, например, о таком: стоит попасть в условия, максимально отличающиеся от привычных в сторону большего комфорта, прожить там пять лет - странно, в голове такие цифры до сих пор не укладываются - и станешь совсем другим.. зверем. Практика, как это обычно бывает, с теорией спорит, доказывая справедливость или ошибочность теоретической выкладки. При перемене условий слагаемое остаётся слагаемым, в случае Капитана. Но он теперь наконец-то дома.

Hell's bells!..

Макс, любуясь красотами, подсознательно будто бы чего-то ждет с терпением паука, поджидающего муху в центре сплетенной им паутины. Правда сейчас он больше смахивает на колченогого паука, вынужденного покинуть уютный домик, к которому стягивались сигнальные ниточки, и отправиться в опасную погоню  за хищной, кусачей мухой. Далеко уйти, правда, не удалось: барбариец обо что-то споткнулся, чисто механически готовя к делу когтистую лапу, а только потом присмотрелся к тушке, что ввалилась ему прямо к лапам.

— Так… — Капитан огляделся по сторонам с таким видом, словно уже прикидывал, как и куда ловчее спрятать труп. Затем с живым интересом естествоиспытателя уставился на неожиданную новую душу в этих дебрях, стараясь разобраться в сложной гамме обуревавших его чувств. Это была липардица, и в ней имелось что-то... фриковатое, аутичное, не типичное. В смысле, то, из чего можно слепить не ледяной ужас, но нечто форменное, может быть идейное, в конце-концов сломанное, а потому лишенное всяких тормозов. Для того, чтобы перестать держаться за формальности, о, о, о, Максимка знал это по себе, достаточно лишь единожды сломаться по-настоящему; не костями, разумеется, то никак не закаляло и ничему, кроме осторожности (или трусости) не учило, если не подкреплен, так сказать, содержимым черепушки. Но Кэп не торопился, нет, он, он... просто предполагал.

— Погода сегодня не на шутку испортилась, не правда ли, — невозмутимо тянет этим певчим  акцентом, который не то колыбельная, не то погребальная, — Давно в наших морях не ловили русалочек, — скрипуче мурлычет, довольно прищуривая глаза, лениво смотрит из-за полуприкрытых век на очередную маленькую душу, оказавшуюся не в то время, не в том месте.

Его идеально лоснящаяся грива, ни капельки не испачкавшиеся в мелком мусоре, оказалась прямо перед весьма и весьма занимательной незнакомкой, а сверху вниз на нее смотрело здоровое чудище, у которого на мордени уже начинали пролегать складки от вечных прищуров, брезгливого изгиба губ и плотно сжатых в злости бровей. Темные глаза загадочно блестели, горели кровавым пламенем настоящей, молодой жизни, в то время, как тело уже заматерело, выставляя его умудренным. Но Макс таковым не был. Он был просто хитрым, изворотливым, настойчивым и всегда добивающимся своей цели.

— Позвольте представиться. Максимилиан, - лоснится-растекается радушием, словно бы во второй раз отмечает свое новоселье, темные глаза блестят радостно-радостно. Вот, держи еще улыбку, мой хороший слиток не-моего золота! Каким образом самка оказалась здесь, почему здесь, даже для чего — это все не для разговоров с порога, еще заслужить надо, не упустив правильный момент. Или рассыпать понемногу. Или фруктами дорогу выкладывать. Или просто вылить всё ковшином, даже не прибегая к мозговому штурму. Макс ещё не решил, к каком варианту прибегнет и прибегнет ли вообще — в голове он имел только конечную точку, некую промежуточную остановку перед вписыванием этой крошки в большую игру без конца и плана, если таковому придется состояться (внимательно: вот и ответ на один из вопросов, упс, случайно; язык такой непослушный временами, особенно если облизывает черепушку изнутри, щекоча).

Макс ни в коем разе не старался напугать. Наоборот, любой акт дружелюбия, или хотя бы подобие хорошего отношения обычно воспринимается как нечто экстраординарное. Оно обескураживает. Разоружает. Существам свойственно воспринимать агрессию и злость как само собой разумеющееся. Черствость характера закладывается еще в раннем детстве, когда дитя видит несправедливость, злобу, смерть. Родители как могут, стараются уберечь свое чадо от зла, но оно проникает в хрупкое тельце, завладевает им и многим позже начинается борьба между мнимым, навязанным добром и искренним, неприкрытым злом. Это сражение никогда не заканчивается, и в нем нет победителя, потому что рассудит все одна лишь погибель в конце жизненного пути.

Речь Фурфур завораживала и внушала некое подозрение одновременно: от нее разило не дюжим умом и нажитым опытом, но эта выдержанная явно не одним годом некая хладнокровность, так и сочившаяся из ее янтарных глаз, когда кошка говорила, хоть, возможно, и не желала ее показывать так откровенно. Макс щурился, хищным взглядом осматривая кошку с головы до пят. Перед ним стояла кошка, явно не связанная по лапам чьими-то указами и явно не знающая всей тяжести ответственности перед командой. Макс прекрасно знал это чувство — вседозволенность. О, как же далеко она его заводила порой...

Липардица с улыбкой наградила гиганта милым комплиментом, от которого Кэпа слегка подернуло, но он быстро одернул себя — негоже обижать даму своими язвительными выпадами, можно приберечь их на потом, если они понадобятся, и для других, коих будет гораздо больше, чем одна самка.

— Что у тебя с мордочкой, милая леди? — в обратную парировал Макс. Полно кланяться в показательных реверансах, пора перейти на более фамильярные тона. И поинтересовался он так наигранно взволнованно и бестактно, словно бы у Фурфур отсутствовала часть мордочки, а вместо нее были вывернуты наружу кости.  — Болезнь или ты родилась с этим недугом?

"Да что же, блин, Макс! Какая тебе разница, что у нее там с мордой!" — просто кричал внутренний голос, которому мутант вовсю пытался противиться — нужно ведь было любыми способами проявить свое дружелюбие, чтобы не спугнуть пеструю пташку раньше времени. Тем более, эта иноземка действительно сильно отличалась от всех тех существ, коих ему приходилось встречать ранее. И это совсем не значило, что ее теперь надо было окунать прелестной мордочкой в грязь.  Хотя, честно признаться, Капитану очень хотелось проверить липардицу на прочность.

— Будем знакомы, Фурфур, — голос его был ровен и спокоен, однако нотки давления можно было с легкостью уловить, лишь только прислушавшись посильнее. — Ты сейчас находишься на территории бравых корсаров, — уклончиво ответил на последующий вопрос самки, не раскрывая все козыри сразу. — Именно этот аргумент позволяет мне абсолютно спокойно здесь гулять. Странность сейчас в том, что вы с твоим маленьким спутником находитесь не в самом приятном статусе беспризорных бродяг, а я стою рядом и даже могу вам помочь. Мои бандиты готовы отдать тебе свою добычу, но сделают это только тогда, когда я это разрешу, — мутант властно выпрямился, но ни один мускул не дрогнул на его морде. — А разрешу ли я — зависит от того, что ты скажешь, — а вот теперь он улыбнулся, мило и непринужденно; и склонил голову чуть ниже к самке.

— Готовыми отправиться к настоящим приключениям туда, где водятся отважные пираты, могут быть только звери, способные принести им любого рода пользу. Если от тебя, Фурфур, едва ли ускользает добыча, или же знаешь, как лечить порой страшные раны самоотверженных бойцов, либо ты очень хороша в шпионаже, то Дядюшка Макс познакомит вас со своими живописными землями и милейшими ребятами, — если же нет, то Капитан насильно самку держать конечно же не станет, только вот... куда он ее выпустит — совсем другой вопрос. Пожалуй, игра была кое-где даже слишком прозрачна, но однако Макс знал точно — сопротивление не любит натыкаться на острые клыки. И даже несмотря на то, что мутант абсолютно не хотел причинять боль этой прелестной самке, обвешанной любопытными побрякушками похлеще чем некоторые его ребята, он так или иначе утащит ее с собой.

Безусловно, Капитан говорил о достаточно мрачных реалиях: если ты не можешь принести пользу команде, ты не нужен вовсе. Либо один за всех, либо один против всех. Он видел свой путь и прекрасно знал, что впереди его ждут не менее насыщенные приключения и передряги, чем за остальную его жизнь. Так же понимал, что взрослая, умудренная опытом самка разбавит их преимущественно мужское общество, именно самками считались мастерицами охоты и более чуткими и умелыми лекарями. Глупо было пугать ее так сразу или портить ее весьма любопытную шкурку. Он не видел еще зверей с такой необычной особенностью окраса...

Отредактировано Maximilian (16 Апр 2021 14:55:39)

•Начало игры•

Are you, are you
Coming to the tree?...

Морось и мрак. Отяжелевшие ветви угрожающе покачивались, вторя завываниям ветра где-то в гуще кроны. Поднимала голову, размеренно вдыхала наполненный влагой воздух и тонула в этой шумной кавалькаде трепещущих листьев. Даже в настолько отдалённой части джунглей пахло морем.

Ни звука кругом, лишь мягкий шум ослабевшего дождя, сминавший любые шорохи в единую симфонию, восхваляющую хаос. Стволы вековых деревьев старательно укрывали еле заметные тропы от взглядов страждущих. Здесь никто не посмел бы рычать, стенать или завывать, ни единая тварь не осмелится нарушить такую хрупкую, тревожную тишину. Та походила на натянутую, стёршуюся от времени струну без конца или начала. И святая убеждённость сковывала сердце: хоть одно дуновение — и произойдёт что-то очень страшное.

Меж тонких, густых ветвей виднелся массивный неясный силуэт. Стоит подобраться ближе, как перед пытливым, поддёрнутым тоской взглядом предстанет величавый гигант. Ни рода, ни возраста этого дерева не расскажет никто. Он походил на когтистого старика, вздумавшего искромсать небо. С его массивных лап свисали десятками извивающиеся лозы, иссохшие и молодые. В его тени терялся всякий. От его вида многие почувствовали бы испуг или тревогу, необъяснимую, но ясно проступающую в напрягшихся лапах и распахнутых глазах.

Are you, are you
Coming to the tree?...

С соседнего деревца роем посыпались крупные капли воды, словно от невольного прикосновения. Сквозь надёжно скрывающую пелену дождя к изувеченным корням неторопливо приблизилась небольшая, пёстрая фигурка. Львица. На перепачканной шкуре ещё можно было разглядеть небрежно нанесённые узоры из пятен и полос, ныне расплывшихся под натиском всепоглощающей влаги. Её аккуратные бёдра и задняя лапа были стянуты тонкими обрывками чьей-то шкуры. С крупа свисала взмокшая, потёртая накидка.

Львицу это нисколько не волновало. Она даже не дрожала, будто не чувствуя холода. С полуприкрытой пастью, на утомившихся лапах она медленно, шаг за шагом, подходила к старцу этого леса, запрокидывая голову всё выше и пытливо впиваясь глазами в свисавшие свысока лозы. Огонёк бирюзы и тлеющий уголь разглядывали жутковатую картину с какой-то печальной задумчивостью.
На морде львицы проступила еле заметная горькая улыбка.

Вран.

Are you, are you
Coming to the tree?

В её родном клане существовала традиция. Львица и не помнила её истоков, помнила только леденящие душу крики тех, кто оказывался в лапах разъярённой толпы.

They strung up a man
They say who murdered three.

Однажды ей посчастливилось увидеть, чем кончил очередной несчастный, заклеймённый вором и предателем.
В тот день она ясно запомнила, как хрустит львиная шея.

Strange things did happen here, no stranger would it be
If we met at midnight in the hanging tree…

Осуждённого волокли через ряды его же братьев и сестёр. Весь изодранный, тот еле перебирал лапами. Взгляд его буравил землю. Он что-то нашёптывал, из раза в раз повторяя одно и то же слово.

Are you, are you
Coming to the tree?
Where dead man called out
For his love to flee…

Никто не поднимал взгляда на жалкую тварь, посягнувшую на священные законы. Она ясно помнила презрительный шёпот, проходивший по рядам.
Кто-то плакал, кто-то молчал.

Strange things did happen here, no stranger would it be
If we met at midnight in the hanging tree…

Изменника поджидало гигантское ветвистое дерево, обильно поросшее хищными лозами. У самого ствола льва покинули силы, тот чуть не утянул с собой двух провожатых, озлобленно толкавших его в исхудалые бока.

Are you, are you
Coming to the tree?
Where I told you to run
So we'd both be free…

В последние мгновения ещё совсем крошечная львица расслышала слабый стон, переросший в протестующий крик. Лев словно очнулся, осознал, что его ожидает.

Над неровным строем зрителей прокатилось отчаянное «Пощады!». Кто-то вздрогнул, кто-то сдавленно зарычал.

Strange things did happen here, no stranger would it be
If we met at midnight in the hanging tree…

Удар, и смертник смолк, безвольно повиснув меж двух конвоиров. Те без тени жалости затащили свою жертву на уродливо торчавший из земли корень иссохшего дерева. Прочная лиана, перекинутая меж ветвей, услужливо поджидала троих.

Вцепившись в колючий загривок самца, двое приподняли того над землёй. Секунда, и шея в петле. Оставалось лишь подтолкнуть.

Are you, are you

  Раздался хруст.

Coming to the tree?

Вран осела на землю, не сводя глаз с ветхого древа. Становилось сложно понять, она ли прожигала старика взглядом или же он, протягивая к замершей львице свои жадные лапы и гибкие лозы, испытующе впивался в странницу.

Было невозможно почувствовать, что творилось за остекленевшими огоньками, именуемыми глазами. Львица продолжала хранить молчание, испытующе глядя на переломанные временем ветви. В ушах стоял неутихаюший гул жадной до зрелищ толпы.

Рассеянный взгляд невольно зацепился за вальяжно свисающую петлю, вровень с окаменевшей мордой. Что-то полыхнуло, как крошечная искра в кромешной тьме, и подожгло чертовку изнутри.

Вран невольно склонила голову, словно любопытный ребёнок, и терпкая горечь заиграла в уголках её губ.

— Are you, are you
Coming to the tree?

Тишина со звоном треснула, раскололась на части. Вран завороженно следила за покачивающейся петлёй, с каким-то устрашающим, леденящим спокойствием. Ни единый мускул на морде не дрогнул от тревоги или беспокойства.

Хриплый голос на миг замер в нерешительности. Лишь на миг, оставшийся незамеченным даже львицей.

— Wear a necklace of hope
Side by side with me.
Strange things did happen here, no stranger would it be
If we met at midnight in the hanging tree...

Странница, шумно вдохнув морозного воздуха, запрокинула голову, вглядываясь в туманную вышину, испещрённую бороздами ветвей одинокого древа. Её словно жгло изнутри раскалённым железом. Лапы пробирало пьянящей дрожью.

Она кончит также? Вздёрнутая в неприметной глуши за десятки самолично убитых? Корчась от удушья в зеленоватых путах? Униженная, уничтоженная?

Are you, are you
Coming to the tree?
Where I told you to run
So we'd both be freе.
Strange things did happen here, no stranger would it be
If we met at midnight in the hanging tree…

Раз так… то какого же чёрта она так самодовольно скалится? В висках пульсировало, из под плотно сомкнутых, дрожащих от лихорадки губ показались тонкие клыки. Весело. До чего же ей было весело.

Опустив два горящих глаза, Вран задумчиво приподняла бровь.

И как же, всё-таки, хрустнет её шея?

  Миг. Вздох. Львица исчезла.

***

Морось и мрак. Обозлённые ветви били по бокам. Шаг, шорох. Уши беспокойно вертели по сторонам. Львица двигалась интуитивно просто, полностью доверившись внутреннему чутью. Не хотелось останавливаться, всматриваться в мрачные силуэты, способные заставить шерсть встать дыбом, хотелось только убраться от этого места подальше, пока львица окончательно не свихнулась от вскипавших мыслей.

Каждый новый шаг охлаждал разгорячённую голову, усмирял чуть было не сорвавшуюся с цепи натуру. Напряжённая морда становилась всё более непроницаемой, веки вновь вернулись на своё законное место, придав выражению самки слегка тоскующий вид. Желание рвать и метать зашипело, как расколённое железо в баке с водой, а после застыло мёртвым, обезображенным куском где-то глубоко в груди. Очередной порывистый приступ сошёл на нет.

Львица тут же остановилась.

Стоило отмахнуться от глубоких размышлений, вынырнуть в реальность, как последняя дала о себе знать: лапы давно изнывали, огрубев от постоянного движения, суставы сводило от самой обычной усталости, шерсть растрепалась сильнее обычного и местами стояла торчком. И именно сейчас, когда разведка была окончена и азарт сошёл на нет, стало невыносимо терпеть онемевшие конечности. Усмешка мелькнула на равнодушной морде, подожгла глаза ироничным огнём и тут же исчезла. Приходилось бороться против низменной потребности всё бросить и отлежаться где-нибудь до следующей ночи.

Как долго это продолжалось? Уже несколько суток львица шныряла по мрачным закоулкам, вынюхивая любую опасность, запрятанные меж валунов тропы, выискивая местную живность и шаря в опавшей листве. Эти джунгли кишели мелким зревьём и птицами, но ничего стоящего высмотреть не удалось. Какая жалость…

А впрочем, последний козырь в рукаве ещё имелся. И требовалось удачно доставить его до Капитана. Сегодня же.

Мельком окинув взглядом окружавшие её стволы, задрав голову и вглядевшись в просветы в кроне, закрыв глаза и припомнив всё то, что она разузнала о новой местности за последние дни постоянного движения, Вран сумела понять, где находится, в последний раз тоскливо оглянулась и торопливо зашагала прочь.

Разбойница двигалась резво и бойко, отбросив всякую осторожность, как если бы эти гигантские джунгли уже много лет звались её домом. Причина была в том, что она заранее выбрала для себя знакомый маршрут, вышагивая чуть ли не след в след. Она знала, куда идёт, куда ведёт её тропа, знала, что впереди её ожидает поваленное ветром деревце и крошечный ручей, а за ними — ещё целая сотня похожих друг на друга пейзажей.

Если бы только небо было в духе, а погода располагала, Вран ни за что не согласилась бы так смиренно продвигаться по уже изученной земле. Возвращение поистине считается скучным без внушительного крюка под самый конец. Но чертовски неудобно скакать наглой ланью по новым землям, когда нос забит запахом мокрой земли, а в уши уже несколько часов дождь напевает свои невнятные песни. Одна ошибка, невнимательность, и рискуешь невовремя раскрыть своё присутствие.

Вран любила дождь. Любила непогоду с её изощрёнными попытками сбить с лап. Но любовь эта была болезненной и опасной.

А впрочем, была ещё одна причина, заставившая своенравную львицу смиренно остановится и завершить свою вылазку. Куда более весомая, чем мелкий дождик. Она ясно и твёрдо условилась с одним красношкурым джентельменом непременно вернуться к назначенному сроку. Куда? А чёрт его знает. Разве это имело значение? Вран не припомнит случая, чтобы их расставания сопровождались какими-то длительными и до одури рассудительными диалогами. Он не успевал договорить, как она уже поднималась, самоуверенно глядела вдаль и бросала единственную фразу, лёгкую и непренуждённую: «Я найду тебя». И всегда держала слово.

В глаза ударил яркий отсвет. Наступил рассвет. Звёздное небо — гигантская и точная карта, местами прикрытое рваными тучами, медленно потонуло в солнечных лучах. Сквозь плотно стоящую колею стволов проглядывалось окрашенное тёплыми красками море. Горизонт походил на тонкую линию, бьющую светом и жизнью, прижатое серыми, заполненными влагой облаками.

Львица подходила к берегу, всматриваясь в песчаный пейзаж с толикой надежды с ходу разглядеть гигантский силуэт, как вдруг…

Вран приподняла бровь от приятного удивления, на ходу затормозила и мягко осела на землю. Уши встали торчком и замерли, вслушиваясь в шум ежесекундно бьющихся капель. Неужто?.. Голос. Его голос. Мягкий, бархатистый баритон.

Пиратка еле сдержала смешок от собственного везения, но, благо, тот так и не вырвался из-за плотно сомкнутых клыков. Отточенная привычка. Привычка не звучать, не показываться на глаза, пока не разведаешь наверняка.

Аккуратно, с филигранностью ювелира, львица проползла вперёд, пританцовывая ушами и жадно впиваясь в каждый новый звук. Широкие листья кустов нежно касались её еле вдымавшихся боков.

К знакомому голосу присоединились бойкие женские речи и хриплые выдохи Михаэля. Как минимум один отпрыск был в надёжной безопасности. Стоило это понять, как пиратка тут же переключилась на незнакомку. Лёгкое раздражение защекотало нутро. Каким образом эта ошибка системы не попалась ей на глаза? Как Вран вообще умудрилась дать ей пройти незамеченной? А впрочем, вопросы не первой важности. (Может, просто сломать ей хребет? И сделать вид, что её тут как бы никогда и не было?... Неужто Капитану будет сложно закрыть на такое глаза?). Разбойница ухмыльнулась и, на время оставив самобичевания, переключилась на вещи посущественнее. На звук зверушка любопытна, а что же она такое по своей сути? Вран хищно облизнулась и неслышно зашла кошке (теперь даже дождь не мог этого скрыть: запах был кошачьим, спутанным, необычным. Это интриговало) за спину. Только бы ветер с издёвкой не переменился, испортит такой эффектный выход.

Беспорядочно обыскав глазами-щёлками близлежащую землю, Вран удостоверилась, что самка действительно столкнулась с пиратами в одиночку. Это даже слегка расстроило. Неожиданные засады и сюрпризы на сегодня отменяются. Хах.

Капитан любезно закончил свою реплику. Миг был просто идеальным, так с чего бы его терять? Разбойница неслышно покинула своё укрытие, лениво вытянулась в струну, нарочито небрежно разминая плечи, а после размеренным шагом приблизилась к изукрашенной кошке. Без единого звука, Вран остановилась позади своей жертвы, поглядывая прямо в капитанскую морду. Вся в грязи и размытых узорах, с растрёпанной шерстью вплоть до кончиков ушей и парочкой торчащих листьев. Ну не обаяшка ли?

Пересмешница протяжно присвистнула.

Отредактировано Вран (13 Окт 2021 19:54:47)

Кто бы что ни говорил, но их нежданная гостья и правда красиво вошла в грешную пиратскую жизнь, словно посланная на землю богиня джунглей. И все-то в ней было не по-привычному. Несколько дико для взгляда, носа: другие окромя львов уже нечасто встречались. Поэтому Фурфур смотрелась в данных декорациях так неестественно, как если бы в северные заснеженные земли завалился жираф. И только кое-где капающая со шкуры вода, цепкий взгляд, интересный голос и весьма остроумное ведение диалога. Хм, ну не мычать буйволом же она должна была? Но если бы сделала это - Макс, верно, чуть меньше бы удивился. Воспитание взяло вверх: Макс усмехнулся в усы над весьма неплохой самоиронией самки и больше не пялился так откровенно. А вот подоспевшему Михаэлю тем паче такая диковинка была в новинку,

— Тц, дитя... — в голосе Макса слышится строгость, необычным образом перемешавшаяся с теплотой к сыну, — Невежливо обсуждать видовую принадлежность дамы, — назидательно сообщает он Михаэлю, снисходительно и тепло смотря на него сверху вниз. Вместе с этим начало подскакивать какое-то дурное предчувствие, ведь Михаэля едва ли можно было увидеть без компании брата, предоставленным самому себе... Возможно, второй бандюган еще не проснулся и где-то самозабвенно дрыхнет под чутким надзором Глинтвейна. Во всяком случае, Максу хотелось в это верить. Устраивать семейные разборки на тему того, что, где, и почему это Миха бродит тут один на глазах у их гостьи не очень-то хотелось. Это было минимум некультурно, да и так сходу посвящать пока еще чужачку в их семейную "кухню" - тоже такое себе. Но от одного бдительного безобидного вопроса ничего не сделается, верно?

— А почему Раско не с тобой? — Капитан старался говорить мягко и спокойно, сердце его билось медленно и ровно, но с каждым своим ударом перекачивая по артериям не кровь, а всепоглощающую ненависть к любому, кто вздумает тронуть его семью. Появление Михаэля одного одинешенька лишь встревожило его, но сейчас капитану следовало закончить уже начатое дело, а потом приниматься за другие.

А делу, в которое ему пришлось "влипнуть" сейчас, нужно время. Он понимал: чтобы добиться какого-то толка и принять окончательное решение, с гостьей нужно быть последовательным и терпеливым, то же самое говорило и чутье Макса, а собственному чутью он привык верить беспрекословно. И он был готов обождать, торопиться пока что ему было некуда, Что же... Я готов обождать. Торопиться мне некуда. Хоть и малость зазорно было самому себе в этом признаваться, но банальное любопытство подчас бывает сильнее всего остального. А знание порою спасает не хуже припрятанной в кустах подмоги.
Вот Фурфур с безмолвным достоинством, без трепета и страха, встречает взгляд гиганта, невинно и по-простецки глазея на того в ответ. Максу то пришлись по нраву, честно сказать. Редко кто из пришлых решается поднять голову и устремить свой взор в глаза гиганта: наверное, боятся увидеть в них неминуемое приближение уготованной им доли. Кто-то же и не способен на сопротивление и вовсе: никакого величия духа, скукотень да и только.

«Неплохо… очень даже неплохо.»

Не отводя взора, Капитан кривит губы в чем-то наподобие беззлобной усмешки и коротко кивает на слова самки, мол, твоя позиция мне ясна. Удостаивает молчаливого уважения ее попытку противостоять, Макс ее оценил, приметил, запомнил: это несомненно хорошо. Теперь пятнистая, быть может, со временем пойдет чуть дальше, чем остальные пираты, ведь нутро ее было крепко.

— В таком случае, может, ты, Фурфур, ведаешь тонкое ремесло травничества? У моих ребят с этим дело не особо клеится: не понимают, что какая-то зеленушка им жизнь может спасти при нужде, отмахиваются, мол, не травоядные мы...

Возможно, капитан хотел добавить что-то еще или продолжить сыпать искрометными шутеечками, если бы его чуткий слух не уловил шаги. Легкие, почти полностью бесшумные, едва касающиеся земли, слышимые только для тех, кто действительно хорошо умеет слушать. Макс усмехается: та, кого он очень ждал, стремительно приближалась. Он подождал, пока Вран остановится точно за спиной пестрой гостьи и едва заметно улыбнулся: его настроение заметно улучшилось. Улыбка — это победа, легкая улыбка при посторонних — победа вдвойне! Макс молча, но с пляшущими огоньками в глазах рассматривает шпионку, по уши измазанную в своей маскировке, с трудом удерживаясь от смеха в голосину. Жаль, сейчас они не в той обстановке, чтобы Капитан набросился с расспросами на Вран, ероша ей челку, слушая ее рассказы как удивителен мир, что она еще успела увидеть в своих вылазках и слушая об очередных её похождениях. Такой знакомый свист разрезал воздух, так умела только она, бесспорно.

— Пташка ранняя ты у меня? — Нарушив их забавную игру в гляделки, негромко произнес Макс. Он никогда и ни к кому не обращался столь мягко просто из вежливости или «просто так». И никогда не улыбался исключительно ради демонстрации дружелюбия.

— А у нас ранние гости. Вран — это Фурфур, Фурфур — это Вран, лучшая шпионка на побережье. Да что уж там, как минимум — во всех близлежащих краях. Юного бандита звать Михаэлем, его жизнелюбие питает всех в округе. Оно очень нужно... всем нам, — Капитан говорит размеренно, предпочитая пока умолчать о связях с представленными личностями. Не все картишки сразу. Взгляд капитана, внимательный и острый, впился в морду Фурфур, отыскивая в ней какие-либо эмоции.