(После Взросления)

Время летит со страшной скоростью. Казалось, что еще совсем недавно Галатес вместе со своим братом Котисом охотились на этих самых лугах, чтобы добыть пропитание для матери и остальных членов семьи. Но вот уже прошел целый год. Все они повзрослели и уже не выглядели, как меленькие и пушистые комочки, что бегали и копошились под лапами королевы, и от которых все умилялись. Сейчас каждый из принцев был отдельной и сформировавшейся личностью со своими талантами, предпочтениями, умениями и амбициями. Более того, каждый из них был не поход на другого. Галатес имел черную гриву, небольшую бородку и золотистый окрас шерсти, и в этом была его внешняя уникальность, так как из его братьев и сестры только у него был такой окрас. Его ядовито-зеленые глаза смотрели более расчетливо и холодно, хотя иногда в них и проскальзывали теплые нотки. Правда это было в общении с Котисом или матерью. В общении со своим старшим братом Аминтой Галатес всегда старался держаться отстраненно, ведь они не смогли помириться, причем сам Галатес не очень хотел этого, так как тот случай из детства будет жить в его памяти до самого дня его жизни.

Весь этот год Галатес тренировался со своим братом и новым другом королевским гепардом Кивулли, отрабатывая боевые приемы и навыки охоты. Но основной упор лев делал именно на свой ум и дипломатию. Поэтому, он уже сумел обзавестись пока еще небольшой сетью осведомителей, благодаря которым лев мог узнать важную информацию раньше других. Плюс, как уже было сказано, у него появился верный соратник и одновременно учитель в виде Кивулли, который всегда был рядом и мог быстро перемещаться, перенося важную информацию туда, куда надо. Именно в умении найти подход к собеседнику, изучить его, узнать слабости и сильные стороны, и прочие элементы дипломатии были для молодого льва приоритетными, именно поэтому многие говорили о нем, как о будущем дипломате прайда.

Приближался важный день для всего прайда, а именно коронация Аминты, когда он полностью возьмет управление прайдом в свои лапы. Галатес не питал уважения или особой любви к своему брату, да и чем старше они все становились, тем явной был отношение братьев друг к другу. Галатес мог притворяться, что любит и уважает брата, вот только он не всегда это делал, так как постоянно фальшиво улыбаться будущему королю льву не особо и хотелось. Однако сейчас наступал тот период, когда нужно было наступить лапой на горло своим собственным принципам и мнениям, так как мысль о том, что братец, вступив на престол, спокойно сможет изгнать его, не покидала Галатеса. Котис и Асия будут против, и скорее всего, смогут убедить короля изменить подобное решение, если такое и будет принято, но Аминта вполне мог бы проявить упрямство, ведь это такой шанс избавиться от брата, в котором таилась угроза. Поэтому сейчас Галатес понимал, что продеться взять себя в лапы и мило улыбаться и вести себя сдержанно по отношению к королю, чтобы не довести до подобной ситуации.

В этот прекрасный вечер Галатес тренировался вместе с Котисом и Кивулли на тех самых лугах, где год назад они вместе с братом загнали толи импалу, толи антилопу. По своей привычке Галатес использовал тактику изматывания, кружась вокруг своего брата, выжидая удачный момент для атаки, и вот когда он уже приготовился напасть, он услышал оклик Аминты. Тяжело вздохнув и проведя когтями по земле, Галатес посмотрел на Кивулли.

– Боюсь, что на сегодня тренировку придется отложить, друг мой. Раз пожаловал мой брат, стало быть сейчас будет что-то важное. Если поймешь, что твое присутствие тут не особо и нужно, то можешь проведать наших пернатых друзей. Мне в скором времени могут понадобиться их способности.
– Конечно Галатес, но только помни, о чем мы не так давно говорили. Будь вежлив со своим братом. Он не только старше тебя, но и твой будущий король, поэтому будь крайне осторожен, чтобы не накликать беду.

Галатес лишь немного фыркнул, но потом кивнул гепарду, так как тот был прав. На самом деле, этот гепард стал настоящим спасением для молодого льва, ведь он был не только учителем, но и хорошим другом и советником для самого Галатеса. Он всегда давал ему дельные и полезные советы, и благодаря его помощи лев смог добиться успехов на поприще, которое ему нравиться. Поэтому, лев понимал, что гепард прав, и как бы ему этого не хотелось, лев приветливо улыбнулся и развернулся к своему брату.

– Аминта, рад тебя видеть в добром здравии. Как поживаешь? Наверное волнуешься, ведь впереди такой важный для тебя и всех нас день.

Галатес научился прекрасно скрывать свои эмоции за масками, и даже сейчас нельзя было определить врет он или действительно столь приветливо с братом. Только сам лев знал, что ему хотелось бы просто отойти в сторону от брата, и даже не говорить с ним, но это надо было, ради будущего и спокойствия.

Отредактировано Галатес Марон II (5 Ноя 2019 12:19:00)

Три когтя —–→>>Взросление—-→>>

Молодость – это лучшее время для новых побед и свершений; юность – тоже неплохо, но тогда казалось, что вокруг слишком много сложностей. В пору юности нельзя было разобраться ни в чем: ни в отношениях, ни в охоте, ни в чувствах. Из простого недопонимания могла вылиться целая ссора, из неловкого слова – обида. Но Эбигейл ценила это время, наслаждалась им по-своему, конечно, не стараясь замедлить его, как хотят того старики, вспоминающие о былых годах, но и не жалуясь, преодолев столь важный возраст правильно и без плохих последствий.
Львица не заметила, как сама стала взрослее, но зато прекрасно видела, как изменились ее братья. Для нее они казались настоящими самцами: у всех троих теперь красивая угольная грива, сильные крепкие тела, низкие характерные голоса. Малышка гордилась ими. Она хотела бы, чтобы братья любили друг друга так сильно, как любила их сестра, но понимала, что это невозможно: между ними была слишком большая пропасть, которая образовалась не без ее участия. Эбигейл хотела это исправить, но не могла на это никак решиться в силу разных обстоятельств: может быть, сейчас будет самое время?

Мама, любимая мама, львица, которую Белоснежка любила искренне и с особой нежностью, позвала Эбигейл и крон-принца на прогулку, заведомо пообещав, что к ним присоединятся и Котис с Галатесом. Молодая самка уже была в восторге от предстоящей встречи, а к хорошему ее исходу, кажется, предрасполагала еще и замечательная погода: на небе нельзя было разглядеть ни единого облачка, но дневная жара уже потихоньку спадала, оставляя после себя приятную вечернюю свежесть. Эбигейл бодро шагала рядом с матерью, почти касаясь ее песчаной мягкой шерсти и внимательно слушала, о чем она говорила. Иногда впрочем, полная энергии и энтузиазма, львица обгоняла Асию: шутливо кусая брата за ухо, самка отбегала от королевы-регента на добрый десяток метров, но затем всегда возвращалась обратно к матери, мурча и ласкаясь к ней.
Но где-то в глубине души, почти на интуитивном уровне, Эбигейл чувствовала, что в Асие произошли какие-то изменения, понять которые Белоснежка пока была не в силах. Сейчас мать, как ей казалось, о чем-то очень глубоко задумалась и, возможно даже, была не столь радостна, сколько ее дочь.

- Мамочка, все в порядке? – спросила львица, внимательно заглядывая в яркие зеленые глаза Асии.
- Все в порядке. Просто... просто вы так быстро повзрослели.

Эбигейл ощущала эту прозрачную грусть, что звучала в словах королевы, но не понимала, по какой причине она так печально влияла на Асию; спросить Белоснежка не успела, поскольку львица вовремя переключила внимание дочери.

- Эту песню я когда-то пела для твоего отца.
«Папочка…», - юная львица навострила уши, внимательно взглянув на мать, - «как жаль, что Айхею забрал тебя так рано! Но я обязательно встречусь с тобой!».

Эбигейл искренне верила в то, что навыки шаманства позволят ей увидеть отца. Амиди, молодой шаман прайда, сказал малышке, что такое вполне возможно устроить. Впрочем, сначала львица увлеклась шаманством, потому что восхитилась необычностью и таинственностью ритуалов (в глубине души она чувствовала, что это ее призвание), потом – из-за молодого, красивого и обаятельного (как ей тогда казалось, во всяком случае) Амиди, а после уже – от осознания, что таким образом она сможет встретиться с Птолемеем. И хотя ее учитель не верил в Вечный Круг Жизни, львица, напротив, только сильнее прониклась этой красивой «легендой» в целом, и в Айхею – в частности. Она нередко молилась покровителю всех львов, чтобы тот когда-нибудь позволил ей встретиться с Птолемеем и поговорить с ним хотя бы одну минуточку!

Асия пела тихо, но слова ее лились словно ручей. Эбигейл уже смотрела куда-то себе под лапы, но улавливала каждое слово, что проговаривала мать. Львица думала о многом: о том, почему Асия пела эту песню отцу и о том, почему она вспомнила ее сейчас; о том, почему началась другая история; почему ничего никогда не повторится и что такое – эта хрупкость? Она могла бы ответить на эти вопросы: да, возможно, слишком наивно и по-своему, но Эбигейл уже многое чувствовала и понимала в этом мире. Может быть, именно поэтому львица проникновенно смотрела на Асию, которая вдруг свела песню на нет, и закончила ее слишком тихо: слова Эбигейл, впрочем, смогла разобрать без труда.

«Расскажи, почему все это тебя тревожит, мама?», - хотела бы спросить Белоснежка.
«Расскажи о себе и об отце?», - хотела бы спросить принцесса.

Но такие разговоры обычно происходят вечером, нередко – ночью, с глазу на глаз, в особенной таинственной атмосфере, не правда ли?

Эбигейл улыбнулась, заприметив братьев. Она трусцой кинулась к ним, сначала ласково боднув в шею и грудь Котиса, а затем уже – Галатеса. После – обернулась на Аминту и улыбнулась, видя на морде брата даже что-то похожее на радость. Быть может, наконец, они смогут провести этот вечер хорошо, как когда-то давно, когда они вчетвером были еще маленькими детьми, а Асия – молодой и счастливой, насколько это вообще было возможно, матерью и королевой. Львица нетерпеливо шлепнулась на землю, переводя взгляд с Аминты на братьев и мать – обратно. Она пообещала себе, что будет лично следить за этой встречей и пресекать все попытки ссоры, как и пресекать все попытки расстроить любимую матушку.

———> Взросление

Львичка склонилась над землёй, внимательно рассматривая скрытый от посторонних глаз свежей травой результат довольно утомительной работы. Она осторожно переворачивала его, еле касаясь предмета лапой. Надо было всё перепроверить, не то она станет инициатором несчастного случая.

В ярком небе показался силуэт пернатого Таккара, легко сложившего крылья и успевшего раскрыть их почти у самой макушки пушистой головы своей подруги. Взъерошив ей подросшую за эти месяцы чёлку когтями, сапсан описал короткий круг над львичкой и мягко присел меж её пушистых плеч.

— Поторопись. Я потратил драгоценные минуты своей жизни, но нашёл его. Отдашь сразу или после? — с любопытством уточнил птах, поглядывая на уже заканчивавшую последние штрихи подругу.

— Наверное, решим на месте, — не отводя взгляда от предмета, ответила Крапчатая, после чего с видом учёного, рассматривающего своё изобретение на мелкие ошибки, обошла мирно лежавший на мягкой земле клубок из разнородных предметов.

— А ты уверенна, что перепроверила, как оно действует? Я не эксперт, но вдруг там от торчащей не так лианы эффект меняется? — Таккар подозрительно покосился на работу львички, но спустя секунду ободряюще ущипнул её за опустившиеся было уши. Если она сейчас у него на глазах передумает, он будет с неделю ходить с понурившимся видом. Только таблички «я плохой друг» не будет хватать.

От пессимистичных мыслей птаха отвлекла его подруга, наконец осторожно поднявшая с земли своё творение чуть ли не кончиками зубов и опустившая ого в лежавший рядом самодельный мешочек, нырнув туда всем носом. Перекинув через плечи лианы, державшие сумку львички, Крапчатая обернулась к соколу и решительно кивнула, как бы говоря «веди».

Спустя секунду, почти бесшумно перебирая пятнистыми лапами, бурая львичка помчалась вдоль светлых лугов с мирно покачивающейся травой, то и дело чуть ли не подпрыгивая. Изредка попадающиеся на пути особо яркие цветки растений били в тёмный нос мягкими, либо резкими запахами. Правда, ничего нового или необычного она не замечала, изумрудному лугу не удалось привлечь её внимания.

Её верный и довольный собой пернатый друг молча летел вперёд, в паре метров над землёй, указывая направление и иногда притормаживая, чтобы Кас не сильно отставала. На подходе к нужному месту Таккар набрал высоту, чувствуя свежий и относительно холодный воздух, пробежавший меж его тёмных и светлых перьев. Одним плавным кругом он осмотрел собравшихся внизу львов, узнал в них старых знакомых, от Асии с вечно уставшим видом до мягкой Белоснежки, выделявшейся на изумрудной траве светлой шерстью. Внимательный взгляд сапсана приметил стоявшего здесь же Аминту, и птах расплылся в самодовольной улыбке. Кончив осмотр, он уверенно нырнул к своей львичке, снова присел меж её плеч и мягко подбодрил её.

Касари, при виде стольких знакомых ей львов и львиц наконец почувствовала, что всё пройдёт спокойно, и упругим шагом направилась к группе, предварительно успев шепнуть сапсану: «Определённо после».

— Здравствуйте, — в полголоса обратилась она к Асии, после чего немного смущённо обвела взглядом каждого и кивнула в знак приветствия всем присутствующим поочерёдно, тепло улыбаясь при виде хмуроватой мордахи Котиса, довольно приветливого по сравнению с братом Галатеса и белоснежной Эби с торчащими чёрными ушами. С Аминтой они были мало знакомы, но и его Кас постаралась не обделить. Не будь здесь Асии, львичка бы непременно боднула в бок каждого, но почему-то постеснялась. Крапчатой казалось, что заставлять того же Котиса мягко поприветствовать её в ответ при матери, перед которой он обычно ходил мрачноватым и подозрительным было бы жестоко. Она чуть не захохотала, представляя внутреннюю борьбу самца в этот критический для него момент.

— Я не сильно помешала? Могу оставить вас на время, если надо, — внезапно осознав, что, может, происходит сейчас в голове Асии, полушёпотом обратилась к ней львичка, виновато опустив уши с торчащими кисточками.

Отредактировано Касари (20 Ноя 2019 13:51:57)

Она коснулась лба Котиса, хотя, тот и не стал отвечать ей тем же. Асия, хоть и улыбалась, все так же лучезарно и довольно, но на душе у нее были совершенно другие чувства, разглядеть которые, пожалуй, было под силу только Галатесу. Ее встречи с Котисом все меньше радовали ее, потому что она чувствовала, что потеряла дорогу к его сердцу, а отыскать тропу назад не могла. Ну вот, опять это притворство с ее стороны, которое, с большой вероятностью, останется незамеченным сыном. Все же, полностью отдавшись тренировкам своего тела, он постепенно удалялся все дальше, от возможности с первого взгляда понять, истинные чувства выражает собеседник, или это просто спектакль... По крайней мере, она так думала. Что-ж, он был с ней все так же сдержан и серьезен, даже, можно сказать, холоден.

То ли дело, Галатес. Сложно было сказать, притворяется он, или правда, в прекрасном расположении духа, потому что не хочет ни ругани, ни скандалов. Асия невольно улыбнулась шире, особенно, после прикосновения к его лбу. Его ответная реакция… она была такой яркой, теплой, что у нее невольно поднялось настроение и она почти забыла о прохладности Котиса, о ссорах Галатеса с Аминтой, обо всех этих мелких семейных перепалках.
- Прекрасно сынок. Я просто уверена что… - она запнулась. Ее взгляд уловил что-то странное, что-то такое, что насторожило ее, но сама королева не сразу поняла, что шептало ей подсознание. А оно просто орало: Опасность! Берегись! Сейчас может произойти что-то страшное! Внутренне львица напряглась, вытянув шею и слегка сощурившись пробежала взглядом по горизонту, ища раздражитель. Нет… Показалось. Сердце все еще бешено колотилось в груди, словно птица в клетке, норовя сломать ребра, словно крылья. Надо было как-то успокоится, и понять, что не так! Она расслабилась. Плечи слегка опали и голова опустилась ниже к земле. Да нет, показалось…

- Уверена, что твои способности пойдут нашей семье только на пользу. – невпопад сказала она, уже позже осознавая, что Галатес просто не мог не заметить ее перем6ену, и наверно, а точнее, определенно догадался, что с ней что-то не так. Но виду, вроде, не подал. И правда. Она всего лишь старая львица. В ее возрасте положено дергаться, пугаться, бояться кустов в темную веретенную погоду, признавая в них гигантских гиен. Асия снова улыбнулась, окинув взглядом своих детей. А к ним, между тем подошла Касари. Королева за прошедший год довольно тесно сошлась с молодой львицей и, была не против ее появления на лугах, даже в такой важный для них момент.
- Здравствуй, милая. – улыбнулась ей королева. Сердце почти перестало скакать в груди .устраивая дискотеку, хотя смутное чувство тревоги не покидало ее, все так же маяча на грани сознания.

Отпустило, вроде отпустило. Что за дикий страх? Показалось, ей просто показалось. Сегодня такой день, такой важный день, вот и мерещится всякое. А Касари тем временем попыталась тактично их покинуть, но львица ее остановила:
- Нет, что ты! Оставайся, пожалуйста. Эта церемония для всех зверей королевства, да и твоя помощь может пригодится. Я все же… - она снова замерла, понизив тон голоса, глядя на Аминту. Вот что не так! Он все еще стоял и молчал, хлопая глазами, будто бы не понимал, что происходит. Не понимал, зато она понимала. Она же уже видела такое выражение морды, давно, в пещере, потом на лугах. А потом еще раз, здесь, в королевстве в их пещере, ровно за несколько мгновений до того, как Птолемей покинул ее, и мечтала тогда только об одном – чтобы этого больше не повторилось. Но… нет.

Выражение ее морды мгновенно переменилось, став отстранено серьезным, а взгляд был прикован к сыну. А все вокруг вроде бы продолжали общаться, смеяться. Асия просто выпала из всего этого шума, слыша только, как стучит кровь в висках. Мир для нее раз и навсегда перевернулся, как тогда, в пещере, и похоже, никто этого даже не заметил.  Ну, может быть Галатес, который уж наверняка подметил что с ней и с нем что-то не так, просто еще не мог понять и осознать, что их семья уже никогда не будет прежней.
Но как же так? Птолемей же говорил, он же обещал ей, что эта дрянь не передается по наследству! Что они будут жить долго и счастливо, даже когда он уйдет туда, откуда еще никто не возвращался! И сейчас, в самый светлый для них день, этот кошмар повторялся. А может это шутка? Просто глупая шутка, которую придумали Аминта и Галатес. Эти два оболтуса уже пугали ее не раз – Галатес своими рассказами и прятками, а Аминта своим побегом. Может быть и сейчас он перестанет моргать, выйдет из ступора и засмеется? Но, что-то в сердце подсказывало ей, что он не засмеется. Что это – как минимум начало конца, и ее милый, маленький Аминта уже не станет королем.

«Это смерть, милая Асия. От нее не сбежать».

- Аминта… нет, только не это… - прохрипела она, глядя, как лапы сына подкосились и он медленно, будто бы в каком-то дешевом кино, почти бесшумно осел на траву. Это все же произошло.
- Аминта!!! – истошно заорала она, прыгнув в просвет между Галатесом и Эбигейл, сама не понимая, откуда в ней силы и прыть совершать такие кульбиты.
Все это было слишком кошмарным, чтоб быть правдой, но одного взгляда на его морду, на его тело, было достаточно, что бы вспомнить тот самый день. Ошибки быть не могло, он умирал, медленно умирал как ее любимый Птолемей, тогда два года назад. и ничто не могло его спасти. Асия дрогнула, чувствуя как на глаза накатились слезы и мир поплыл как кадр на фотоснимке с неправильно установленной резкостью. Все вокруг потеряло свои черты, превращаясь в большие, разноцветные пятна.
- Аминта, сынок, вставай, ну что же ты… - она склонилась ниже, ткнув его носом, как в детстве, когда он еще был маленьким львенком, чувствуя, как от бессилия и безысходности подкашиваются лапы, а затем и она сама мешком повалилась рядом, на траву, подрагивая от рыданий.

Сегодня Галатес был на удивление болтлив и любезен с каждым. Младший брат итак был тем ещё джентльменом, особенно на фоне грубого Котиса, в чьей речи частенько промелькали слова, недостойные сына короля. К тому же, принц куда проще себя вёл себя со знакомыми, и мог запросто повалить ту же Касари, да лечь на её хвост, чтоб не насалась под лапами и угомонилась. Правда, тогда она начинала раза в два активнее болтать и пытаться оттяпать его уши… но это мы, пожалуй, опустим. Галатес же отличался исключительной вежливостью и уважением личного пространства, как своего, так и собеседника. Однако сегодня его чопорность переходила все границы. Впрочем, сегодняшний день был знаменательным для всего королевства, так что такие странности в поведении молодого льва были вполне объяснимы. Даже Котис, никогда особо не стремящийся участвовать в церемониале, чувствовал важность сего дня и старался вести себя чуточку сдержаннее, чем обычно. Что-то подсказывало ему, что сегодня всё переменится. Может, Галатесу и Аминте наконец удастся забыть детские обиды? Может, у самого Котиса наладятся отношения с собственной матерью? Он не знал. Не знал и просто надеялся, что сегодняшние перемены приведут к счастливому исходу.

“А по-другому быть не может. Мать моя львица, мы дожили до коронации!” – про себя возмутился своим же мыслям второй сын Птолемея. На фоне замаячила знакомая поджарая фигурка, отвлекая Архонта Запада от этих странных мыслей. Здоровяк беззлобно хмыкнул, после чего чуть кивнул ей, тем самым приглашая львицу подойти поближе и присоединиться к их с Галатесом компании. Всё-таки принц понимал, что сегодня всё внимание будет нацелено на Аминту и лишь на него, а оставшиеся дети Асии и Птолемея будут скорее красивым украшением на фоне. Так что сегодня Котис планировал снова провести день в тени старшего брата, однако на сей раз намеренно, а объявившаяся Касари могла внести в их с Галатесом времяпровождение больше красок и шутеечек. Однако, на удивление здоровяка, юная травница зачем-то полезла шептаться с его матушкой, словно решила напрочь проигнорировать присутствие её дружка. Котис замер на несколько секунд, не совсем понимая, что делать в подобной ситуации, но потом рысцой направился к разговаривающим львицам. Может, она просто не заметила его?

– Кас, топай быстрее давай, – шутливо оскалился он, подходя к самкам. Мать почему-то резко умолкла, на что Котис пока не обращал внимания, рассудив, что королева-мать решила предоставить своему сыну возможность поприветствовать его подругу. Архонт боднул травницу; конечно же не с дуру, чтоб не набить ей шишак, однако приветствие получилось покрепче, чем это вышло с Эбигейл. Котис принимал тот факт, что крапчатая гораздо легче и слабее его, так что с ней, как и с любой самкой, нужно быть поосторожнее. Однако, в отличие от ситуации с сестрой, самец почему-то не чувствовал, что его подруга может буквально рассыпаться от неосторожного прикосновения. Касари была выше принцессы, да и телом вышла покрепче, потому что помимо охоты принимала активное участие в жизни двух принцев, не желавших сидеть без дела, прикрывая это философскими думами. Касари несложно было обидеть, но не сломать, скажем так. Может, поэтому с ней было так легко?

– Опаздываешь. Я думал, ты теперь только к трём когтям успеешь, – продолжая шутливо скалиться, чуть тише сказал самец. Котис сделал шаг в сторону, уступая львице дорогу и снова невербально приглашая её присоединиться к их скромной с Галатесом компании. Он ещё хотел кинуть какую-то чёрную шутейку, однако успел только пасть открыть, как по лугам разнёсся оглушающий вопль, который наверняка навсегда останется в памяти присутствующих. Котис мгновенно переменился в лице, резко развернулся всем корпусом, инстинктивно закрывая собой тех, кто стоял ближе всего – Касари и Галатеса – и напряжённо уставился туда, откуда раздался крик. Архонт Запада выискивал опасность, которая так напугала его мать. Но… там никого не было. Только мама, рыдающая подле почему-то неподвижно лежащего Аминтой. Сладостное предвкушение грядущего события, которое так долго ждало всё королевство, тут же растворилось, будто его и не было. Вокруг все плакали, паниковали и не понимали, что нужно делать. Он тоже не особо понимал, что происходит. Но почему-то все эмоции напрочь вырубились, и среди присутствующих Котис был одним из тех, кто сейчас размышлял холодной головой.

– Амиди шаман, – серьёзным голосом перебил сестру Котис, нахмурив брови, – Таккар, найди Фестра. Он не должен был далеко уйти от каменных рощей.

Обычно принц особо не церемонился. Сейчас же до приличия ему вообще не было никакого дела. Его слова не звучали, как просьба, в отличие от той же Эбигейл. Это было похоже на приказ главы патруля, отдававшего распоряжения своим подчинённым. Что, впрочем, сейчас совсем не заботило принца. Размашистыми шагами он быстро преодолел расстояние, отделявшее его от брата и рыдающей возле него матери.

– Мама, – грубый, вновь скорее приказной тон. Доселе Котис был серьёзен и холоден с матерью, но на сей раз это было слишком даже для него. Словно осознав свою ошибку, Архонт Запада переменился в лице, и голос его стал мягким, прикосновения – осторожными, наполненными почти забытой им нежностью. Самец мордой прикоснулся к шее матери, осторожно пытаясь отодвинуть её, и шёпотом добавил: – отойди. Ему нужен воздух.

Лев заставил себя посмотреть в глаза матери. Без наигранной радости, без попыток увильнуть взглядом в сторону. В его взгляде читалась только просьба, чтобы Асия прислушалась к его словам и дала им всем шанс хотя бы попытаться помочь Аминте. Котис и сам сделал шаг в сторону, давая Касари путь к первому сыну короля, а сам с мольбой уставился на Галатеса и Эбигейл. У этих двоих всяко лучше выйдет успокоить разбитую львицу.

– Командуй, – обратился он к Касари, ожидая её распоряжений. Сейчас Котис был готов выполнить буквально любую её просьбу: взять Аминту на спину и потащить его в тенёк, побежать на склоны гор за травами, даже несмотря на риск сорваться со скалы и разбиться насмерть, прямо сейчас принять участие в каком-нибудь обряде – да что угодно, только бы спасти брата. Может, Котис никогда не был самым умным среди детей Асии и Птолемея. Может, никогда не отличался чувствительностью ни к физическим ранам, ни к душевным. Но он, чёрт возьми, тоже умеет привязываться, тоже умеет любить и жертвовать собой ради тех, кто ему дорог. Не сказать, что Аминта любил Котиса также, как он любил сестру и маму, но его младший брат слепо не видел, что им пренебрегают, и продолжал любить его, пусть и по-своему проявлял это. Да, Котис часто грубо шутил, в игре причинял брату боль, даже не замечая этого, а когда Аминта вернулся, то крепыш так скупо смог выразить своё волнение, что это и вовсе было похоже на фальшь. Даже сейчас, когда все вокруг безуспешно пытались не дать себе расплакаться, Котис выглядел так серьёзно и сосредоточенно, будто это очередная тренировка. Пожалуй, только Касари и Галатес, знающие здоровяка от носа до кончика хвоста, могли с точностью сказать, что сейчас было у него на душе. И что он тоже будет разбит, если спасти Аминту у них не получится. Может, не будет так явно будет проявлять это, как те же Асия и Эбигейл, просто потому что привык проявлять стресс не через слёзы, а через агрессию. Даже тогда, когда Асия так грубо отвергла его заботу и переключилась на любимых Аминту и Эбигейл, Котис вместо того, чтобы расплакаться, отправился на охоту. Но тогда это была просто обида. Что же будет с юным принцем, если он в одночасье потеряет члена семьи, с которым так хотел подружиться?

“Держись. Не смей уходить. Помощь уже в пути”, – мысленно обратился он к Аминте, плотно сжав зубы. Оставалось надеяться, что Фестр успеет. И что он знает, что делать.

Галатес прекрасно понимал всю важность сегодняшнего дня, поэтому и решил немного изменить свое поведение, ведь порой, чтобы добиться желаемого или же просто сохранить свое место в семье нужно наступить на горло собственной гордости. Поэтому молодой лев и решил вести себя сегодня немного иначе, чем обычно, чтобы не провоцировать своего старшего брата королька, у которого в лапах была власть, и он способен был одним взмахов своего хвоста избавиться от него. Не сказать бы, что Галатесу очень хотелось служить и быть подопечным Аминты, которого лев продолжал просто ненавидеть, но тут был его дом, семья, те, кто дорог молодому льву, и терять все это ему не хотелось. Поэтому сегодня Галатес будет мил, любезен и «искренне» будет радоваться за своего брата во время коронации.

Сейчас же молодой лев не спускал своих пристальных глаз с матери и Котиса, прекрасно понимая отношения между ними, и то, что Асия чувствует, когда братец отталкивает ее от себя. Тяжелый характер своего брата лев прекрасно знал, и даже иногда научился его использовать, чтобы Котис помогал ему в некоторых вещах, как например охота. Вот только для Асии это было намного тяжелее смириться с поведением своего сына, и Галатес это так же прекрасно понимал и переживал, ведь мать и брата он искренне любил. Тем более, лев прекрасно умел притворяться, и другое притворство ему так же удавалось распознать довольно легко. И поэтому, видя, как мать улыбается Котису, Галатес видел, что это лишь притворство, которое причиняет самой Асии душевную боль и страдания.

Чтобы поддержать мать в этот важный день, и заодно еще раз показать, что он не такой плохой, как его любит видеть Аминта, Галатес так тепло и ответил Асии и прижался к ее боку. Судя по ее реакции, он все сделал правильно, ведь улыбка львицы и теплота в глазах явно дали понять, что ей стало намного лучше.  Однако, от зоркого взгляда льва не ускользнуло легкое волнение, которое заставило ее прервать свою фразу, напрячься и быстро оглядеться, явно выискивая кого-то. Подобные перемены не могли не вызвать волнения у льва, но, как только Асия продолжила фразу, то он решил не нагнетать обстановку и не расспрашивать львицу про ее ощущения, по крайней мере, пока.

– Я очень рад это слышать, мама. Уверяю тебя, что я буду продолжать тренироваться и развивать свои навыки, чтобы быть еще больше полезным моей любимой семье и всему королевству.

В этот момент Асия отвлеклась на Касари, что позволило Галатесу чуть отойти в сторону и вернуться к Котису. Лев продолжал внимательно следить за матерью, так как переживал за нее намного больше, чем за Аминту, который должен был сильно волноваться перед грядущей коронацией. Но при этом, он мило улыбался и общался со своей сестрой и Касари, что так же подошла к ним. Сейчас они держались одной компанией, где нужно было быть дружелюбным, милым и веселым, чтобы никто не распознал твоей игры.

– Да ладно тебе, Котис, ты же знаешь, что все приличные львицы должны немного опаздывать. А Касари у нас же приличная львица, не правда ли?

Галатес подмигнул львице, после чего снова шутливо боднул сестру, что стояла рядом, хотя и смотрела в сторону будущего короля.
Дальше все начало происходить слишком быстро, чтобы понимать все сразу. В начале перемена во взгляде матери, что стояла рядом с Аминтой, затем ее вопль, который будет сниться каждому из ее детей в кошмарах, суета, Аминта, который рухнул на землю. Однако, Галатес быстро взял себя в лапы, и сразу прыгнул к матери, чтобы оттащить ее от тела брата, и попытаться ее успокоить.

– Мам, Котис прав, Аминте нужен воздух, так что не стоит группироваться возле него. Котис отнесет его туда, где ему помогут. Все с ним будет хорошо. Прежде всего, постарайся успокоиться, это ему точно не поможет.

Галатес чуть прижался к боку матери, чтобы она ощущала, что сейчас не одна, после чего помог ей подняться, опираясь на него. Все это было слишком неожиданно, так как никто не мог даже предположить такого исхода событий. Но самое страшное было то, что в глубине души Галатес… улыбался. Ему было очень жаль брата, сестру и особенно маму, однако, сейчас ненавистный ему брат был без сознания на спине Котиса, и скорее всего, отойдет к Айхею. Теперь не будет того, кто своим видом раздражал, вызывал болезненные воспоминания из детства, кто мог избавиться ото льва из собственного страха. Для Галатеса это был просто идеальный исход событий, но внешне, разумеется, он этого не показывал. Внешне Галатес был сосредоточен, чтобы помочь своей матери, немного растерян подобным исходом событий, а взгляд его метался из стороны в сторону, как бывает, когда ты находишься в панике и не знаешь, что делать. О нет, Галатес прекрасно знал, что нужно делать, но необходимо сохранить свою игру от всех внутри себя, и тогда все будет замечательно, не сразу, но со временем.

– Кивулли, иди вперед и помоги донести Котису Аминту до нужного места. Беги впереди и проверяй тропу на безопасность. Мы двигаемся за тобой.

Гепард кивнул Галатесу и побежал вперед, а сам Галатес начал медленно идти рядом с матерью, поддерживая ее всеми своими силами и телом, понимая, как ей сейчас тяжело и больно.
———> Общая пещера

В жизни есть вещи, которым мы не можем противостоять. Они не всегда бывают неожиданны, но если случаются, то обычно в самый яркий и счастливый день. Мы пытаемся им сопротивляться, пытаемся поменять исход случившегося, пытаемся бороться, но это редко приводит к результату, чаще — делает еще хуже, а иногда не делает ничего вообще, лишь истощая, забирая жизненные силы суетливых и беспомощных борцов за жизнь. За неудачи или смерть отвечаем не мы, а разбросанные невидимой лапой камни и кочки, попадающиеся на дороге жизни: их не всегда можно увидеть и убрать заранее.

Эбигейл могло бы быть стыдно за свое поведение: она перепутала лекаря и шамана, пыталась кому-то что-то приказать своим тоненьким срывающимся голосом; она суетливо крутилась возле Аминты, разве что бессильно не падая на землю, как мама. До этого дня львица потеряла только однажды, — своего отца, — но это было еще до ее рождения, поэтому горечь утраты не ощущалась так явственно, как теперь. Сейчас самое дорогое существо, — такое же дорогое, как Асия, — балансировало на грани жизни и смерти, поэтому Белоснежка не могла быть спокойной, как прежде; это было первое и очень большое испытание, которое было ей послано кем-то свыше. Но сейчас для принцессы это было больше, чем мучение, чем трагедия, чем весь мир. Она была готова, — как и ее старший брат, — кинуться в омут с головой, в львиный ад, в пасть к огромным гиенам, сразиться с самой смертью, если потребуется! — лишь бы спасти Аминту. Два года вместе оказались ничтожно малым периодом, который дал Айхею для Белоснежки.

Если бы она знала, что будет всего лишь два года!

Время, казалось, длится чрезвычайно медленно: вот Касари, которая ошарашено смотрит на Аминту. Вот Котис, терпеливо ожидающий ее вердикта, команд, действий, что угодно. Вот мама, которую пытается поднять и успокоить Галатес. Самка подумала о том, что всем им будет сейчас бесконечно больно, потому что пахло смертью. У нее был такой запах, который нельзя было отличить от сотни других: яркий, резкий, травянисто дурманящий, смешанный с кровяным, с солоновато-терпким. Так пахло во время охоты, когда задыхающаяся антилопа испускала последний вздох. Белоснежка почувствовала, как кружится ее голова, поэтому бессильно опустилась на землю. Она впервые ощущала себя беспомощной, слабой и несчастной.

За кем она теперь будет следить? С кем попадать в приключения? Кого защищать? Кого оберегать? Кого наставлять?

Она словно осталась сиротой: одинокой, брошенной, отрешенной от других. Конечно, у нее были братья и мать, была Касари, были разные звери, что жили на территориях королевства, но когда умирает тот, с кем ты была связана всю жизнь, пусть и не очень долгую, все остальное на этом фоне меркнет.

Эбигейл была почти уверена, что Аминта умрет. Она думала об этом не только в состоянии паники, отчаяния и испуга. Она, как шаманка, чувствовала это, предвидела.

— Эби, — Белоснежка подняла голову на зов и мягко взглянула на Касари. Принцесса пытается взять себя в лапы, — не ради себя, а ради близких, — поэтому смотрит на лекаря с пониманием и вполне осознанно: сейчас Эбигейл не должна раскисать; после, когда она останется одна — можно, но сейчас — нельзя. Подруга просит юную львицу найти необходимую ягоду, на что самка медленно кивает и пытается найти в себе хоть крупицу надежды. Может быть, это лишь наваждение и брата удастся спасти?

Эбигейл бросает взгляд на маму, кажется, немного успокоившуюся, а затем на Котиса, бережно поднимающего Аминту. Львица хотела бы увидеть морду брата, но намеренно отворачивается и бежит прочь, подальше от изумрудных лугов, которые теперь одним лишь своим зеленым пестрым ковром напоминают о случившемся.

Река Руфиджи——→>>

Отредактировано Эбигейл (18 Мар 2020 14:20:54)

—→ Верхнее течение реки Кагера

Ох и странная же это была процессия. Она и до того была странной: двух львов сопровождал вьющийся над их головами пернатый болтун, все время тараторивший о чем-то своем, причем он, кажется, не замолкал даже в те моменты, когда взлетал выше, туда, где его могли услышать только такие же, как он.
Теперь стало вдвойне странно. Мисава шла на пару шагов впереди следовавшего за ней Заранди; на голове самки, ровнехонько промеж ушей, сидела, крепко цепляясь лапками за шерсть, саламандра. Ее крохотная мордочка так и вертелась из стороны в сторону: Салли явно не собиралась тратить ни секунды своего путешествия зря, так что старалась рассмотреть все, что только было можно. Должно быть, она нечасто поднималась так высоко: для крохотного земноводного, даже если оно ядовито, это весьма опасное мероприятие. Если хищник, сожрав тебя, отравится и умрет — это довольно слабое утешение.

Сперва львица шла неспешно, но по мере того, как они удалялись от реки, она шла все быстрее и быстрее, и даже через некоторое время осмелилась перейти на неторопливую ровную рысь, убедившись, что Салли держится крепко. Пожалуй, компания саламандры была ничуть не хуже молчаливого присутствия Амонетх, давней спутницы Мисавы, зеленой мамбы. Та тоже была молчалива — если не ощущать на плечах ее прикосновений, то о ее присутствии и вовсе можно забыть. Сейчас, впрочем, змеи поблизости не было; иначе, пожалуй, та бы не отказалась от нападения на Джозу: как и сама Мисава, Амонетх порой была вспыльчива, и излишняя болтовня ее раздражала.
Солнце постепенно выползало из-за далеких холмов, заливая все вокруг светом и делая все те прекрасные вещи, которые порой многословно описываются разного рода романтически настроенными личностями. Матерая лишь скептически хмыкала, хотя и она порой была очарована красотой природы. Просто молча и с такой рожей, как будто только что обнаружила на блестящем солнечном лике грязное пятно, которое никто не потрудился оттереть. С возрастом жизнь становится более неспешной. Учишься ценить окружающее тебя, ну а морда уже другой не станет.

Львица повела носом. Туша, которую она добыла, была теперь уже относительно недалеко, и самка уже могла уловить ее запах. Странно, что никто из хищников не позарился на нее; правда, приблизившись, Мисава учуяла и относительно свежий запах шакалов. Должно быть, падальщики вволю напировались и, услышав приближение львов, убрались восвояси. Пусть их, не жалко: туши все равно было слишком много для матерой, и даже если они будут жрать ее вдвоем с Заранди, она успеет протухнуть прежде, чем они ее доедят, в такую-то жару. День обещал быть солнечным, уже даже сейчас спину начало припекать.
— Эй? — она прикусила губу, силясь вспомнить имя старика, но эта попытка не увенчалась успехом; правда, подойдя ближе, она заметила его макушку, видневшуюся из травы, — мы вернулись.
Бабуин сидел так невозмутимо, будто не менял свою позу все то время, пока львы разыскивали саламандру. Наверно, шакалы даже не решились его тронуть, или побоялись связываться с ненормальным, который от них не убегает.
Без лишних слов Мисава склонила голову, демонстрируя шаману сидевшую на ее голове саламандру.

Саламандра с готовностью соскользнула с головы Мисавы —  та склонилась еще немного, чтобы бабуину не пришлось тянуться вверх; затем матерая уселась в траву и от души почесала затылок задней лапой, растрепав лобешник. Некоторое время Салли и Думизани (придумают же имечко, осспадя, нет бы что попроще подобрать!) увлеченно беседовали о чем-то своем, и, казалось, напрочь забыли об остальных. Мисава терпеливо ожидала, наслаждаясь неожиданным отсутствием болтовни от назойливой птицы. В самом деле, как иногда мало надо для счастья.
Наконец, бабуин снова повернулся к львице, расхваливая и превознося ее до небес. Матерая смотрела на него свысока, этак снисходительно, что, впрочем, старого болтуна ничуть не смущало. Это весьма обескураживало, но с другой стороны, так, наверно, было даже интереснее. Мисава достаточно насмотрелась на идиотов, которые спешили выразить ей свое почтение, только лишь услышав ее недовольный рык, так что некоторая бесцеремонность со стороны Думизани была вполне простительна. Палкой не треснул, и ладно. Она знала одного мандрила, как там бишь его? Рафики? — у которого не заржавело бы долбануть невнимательного слушателя своим посохом.

Пришло время для новой загадки, и матерая, хоть и скривила рожу в своей привычной манере, все же приготовилась слушать. Вроде бы было несложно. Нужное слово уже почти сорвалось с губ львицы, когда бабуин на мгновение прижал к ее пасти палец, призывая к молчанию.
Что ж, она даже не клацнула челюстью, хотя первая реакция была именно такой.
Ладно. Вторая загадка, пожалуй, будет даже попроще первой. Выслушав третью, самка невольно покосилась на притихшего Джозу, прикидывая, не схватить ли его за хвост и не преподнести бабуину как повелителя ветров. Ветров и червячков. Болтает много, перьев еще больше, а так, глядишь, сгодится еще на что-то. Спору нет, он действительно помог в поисках саламандры, только вот трындел при этом столько, что Мисава предпочла бы шастать по болоту сутки, только бы без него.
Водной стихии? Ты с дуба рухнул, старый, — могла бы сказать матерая, но, к счастью, все же не сказала, хотя пасть себе только что обеими лапами не закрывала, так хотелось по привычке высказать все, что у нее на сердце. Рыбу в чем тащить прикажете, в зад затолкать али в пасти принести? Да она же сдохнет, пока Мисава по такой жарище дотащится обратно до старикана!

Выражение морды львицы не оставляло никакого простора для фантазии: яснее ясного, что она всем этим недовольна. Фыркнув, матерая отвернулась от бабуина, попутно метнув на своих спутников мрачный взгляд. И надо же было ввязаться в это сомнительной ценности приключение. Спасибо, что хотя бы не стал тянуть с остальными загадками: теперь можно будет пробежаться по саванне и притащить всех сразу.
Впрочем, поразмыслив, она так никуда и не пошла. Зверь, что живет под лапами, мог быть где угодно... в том числе и здесь. Мисава лишь отошла на несколько шагов в сторону, туда, где земля была пожирнее, более влажной. Ухватившись зубами за травяную кочку, львица выдернула ее и, отплевавшись от травяного привкуса во рту, осторожно разгребла когтями землю.
— Оно? — повернувшись обратно к Думизани, матерая протянула ему горсть жирной темной земли, в которой копошились не менее жирные черви. Нажористые такие, хоть прям щас в рот отправляй.

→ Дорога заката (52)

Аламай бежал без остановки прочь от границы. Он не хотел проверять, идет ли за ним буйвол или незнакомец, главное было вытащить себя и малышку из опасной территории. Трикси все это время беззащитно покачивалась в его зубах, молча перенося этот забег, продолжая удивленно хлопать глазками. Однако вскоре дыхание подростка сбилось и он перешел на шаг, тяжело дыша, но не отпуская детеныша на землю.

— Эй, не хочешь меня случайно перестать держать? — поинтересовалась Трикси. — Я могу передвигаться сама, знаешь ли.

Аламай, едва держась на лапах от напряженного бега, потихоньку опустил малышку на землю, продолжая жадно глотать пастью воздух.

— Я... Т-ты... Т-т-тяжелая... Од-д-днако... — едва переводя дух, выдавил подросток.

Наконец, он решил повернуться назад, чтобы убедиться, что за ними нет того безумного буйвола. Но, что неудивительно, он действительно не преследовал убегавшего во все лопатки подростка с ношей в зубах. Может все же оставшиеся осколки разума удержали его от продолжения погони вглубь земель Королевства, а может он и вовсе их не заметил: Аламаю было все равно. Главное, что он и Трикси были в безопасности. Впрочем, эта безопасность все еще могла сойти на нет вместе с тем, как к ним приближался все тот же незнакомец. Аламай вновь встал стеной перед Трикси, закрывая ее за собой, чтобы она не выпрыгнула прямо на здоровяка. Как только нарушитель все же поравнялся с ними, подросток все же решил отойти чуть назад из соображений осторожности. Они может и находятся на "своей земле", но кто все же знает, что этот лев затевает.

— Над-д-деюсь, т-т-ты п-п-понимаешь, чт-т-то сейч-ч-час наход-д-дишься на н-н-нашей террит-т-тории, — все еще не до конца отдышавшись и заикаясь, произнес Аламай.

— Так что давай без глупостей, на-ру-ши-тель! — крикнула Трикси, стоя позади лап подростока.

— П-п-пожалуйста, б-б-будь т-т-тише... — Аламай повернулся на секунду к малышке, а потом вновь перевел свой взгляд на незнакомца. — Е-е-если т-т-тебя кт-т-то-то ув-в-видит сейч-ч-час, т-т-то у-у-у т-т-тебя б-б-будут п-п-проблемы. Н-н-но я-я-я сом-м-мневаюсь, чт-т-то т-т-ты раз-з-звернешься и п-п-пойдешь об-б-братно, д-д-да?

→Дорога заката
Не замечая смены огненно-темных и устрашающих тонов на более светло-зеленные и приветственные, Макин просто бежал, пытаясь нагнать своих проводников, которые отдалились от него на приличное расстояние, чтобы можно было бы скрыться за зарослями. Однако Макин быстро их нагнал, и когда они начали останавливаться, быстро нырнул в заросли, но увидев, что никакого преследования не было, отдышался и вышел, немного пригнувшись, опасаясь, чтобы никто из посторонних его не увидел. Как только он пришел в себя, лапы начало жечь, причем больше жгли только те лапы, на которые он упирался. Осмотрев с начало передние, а потом и задние лапы, он увидел, что они покрыты тонкой красновато-коричневой коркой - это свидетельствовало о том, что образовавшаяся корка, хоть и не была перевязана листом, но все равно защитила его лапы от будущего кровотечения, однако в скором времени ее лучше перевязать.

От осмотра лап его отвлек молодой стражник, а ныне его проводник – во всяком случае он на это надеялся – который обращался к нему:

- Над-д-деюсь, т-т-ты п-п-понимаешь, чт-т-то сейч-ч-час наход-д-дишься на н-н-нашей террит-т-тории, - заикаясь с отдышкой сказал проводник.
- Так что давай без глупостей, на-ру-ши-тель! – крикнула мелкая “стражница”, стоя позади проводника.

Оба льва аж вздрогнули услышав верещащий писк малышки, после чего Макин резко посмотрел на нее явно не добрым взглядом из под своей взъерошенной от бега челки. После увиденного Аламай напрягся и стал в защитную стойку, но сделав равнодушную гримасу на морде, Макин отошел немного в сторону, чтобы осмотреть из-за травы, где они сейчас находятся. Увидев зеленые луга, промелькнувшей в дали реку и многочисленные деревья с зарослями, в голову Макину ударила резкая радость от такой красоты, что цветы Маи-Шаса выпали у него из пасти. Хоть он и был в пустыне всего три дня, но этого хватило, чтобы соскучиться по зеленым полям и равнинам, ведь только в путешествиях по прекрасным местам он видел смысл дальше жить, потому как если бы не его страсть к путешествиям, он бы давно уже помер от горя…

После того как Аламай утихомирил свою мелкую спутницу, Макин подошел к нему – при этом пытаясь скрыть свое повышенное настроение за равнодушной мордой, что получилось у него не очень хорошо – с мало выраженной улыбкой, и сказал:

- Вроде бы я понимаю где мы находимся – сказал он, посматривая на зеленые луга.

Проводник продолжил задавать свои очевидные вопросы, переведя свой взгляд со стражницы на Макина:

— Е-е-если т-т-тебя кт-т-то-то ув-в-видит сейч-ч-час, т-т-то у-у-у т-т-тебя б-б-будут п-п-проблемы. Н-н-но я-я-я сом-м-мневаюсь, чт-т-то т-т-ты раз-з-звернешься и п-п-пойдешь об-б-братно, д-д-да?

На что, Макин со вздохом ответил:

- Конечно, я понимаю, что будут неприятности при не осторожном перемещении. – немного призадумавшись, он продолжил – Пойду ли я обратно?...Нет, назад я уж точно не пойду, тем более с такого прекрасного места как это! – воскликнул он рычащим шепотом, больше похожим на тихий рык, но не устрашающий, а радостный, что было понятно по его блестящему глазу.

Молодой проводник начал было, что-то говорить, но одиночка его перебил:

-Кстати, куда мы направляемся, надеюсь не прямо к вам в прайд? – сказал он с угрозой в голосе, становясь при этом как будто крупнее.

Отредактировано Макин (15 Окт 2020 15:49:27)

Выслушав проводника, Макин немного успокоился, и его тело с мордой стали расслабляться и приходить в ту же нейтральную форму, которая была до этого, хотя после такого дрожь в лапах прошла немного болезненно и с чувством слабости в теле, что заставило его чуть нагнуться.

— Э-э-э! Как это мы не можем его отвести к остальным?! Это же мой пленник и я... —с возмущением начала было стражница, как вдруг проводник ее оборвал.

— Т-т-ты н-н-не заб-б-была, с-с-случайно, чт-т-то т-т-ты сб-б-бежала о-о-от вс-с-сех? Есл-л-ли кт-т-о-то у-у-узнает об-б-б эт-т-том, т-т-то т-т-тебя н-н-накажут,

— Ну... Я... Гррр, —с разочарованием сказала Трикси и, будучи видимо, вне себя от злости, накинулась на ближайший камушек и начала его колотить своими маленькими лапками. — Ла-а-адно, давай делать так, как ты говоришь.

Реакция Макина на это была ухмылка с растянувшейся во всю морду улыбкой, которая по-прежнему виднелась из-под его челки, из-за немного поникшей головы, что дало ему малый прилив бодрости, благодаря чему он вновь пришел в себя.

—Т-т-так в-в-вот, с-с-сейчас в-в-взрослые и-и-и б-б-без т-т-тебя н-н-на уш-ш-шах ст-т-тоят, — проводник вновь обратился к Макину.

После чего он вновь поднял голову с равнодушной мордой, продолжая слушать дальнейший план действий подростка, рассматривая при этом свои передние залеченные лапы со всех сторон, таким оценивающим взглядом, что был похож на настоящего лекаря – по крайней мере, так казалось со стороны. Посматривая при этом, то на проводника, то на последний цветок Маи-Шаса.

— Т-т-твое п-п-появление м-м-может выз-з-звать... М-м-м... Неп-п-правильную р-р-реакцию. П-п-поэтому в-в-вот чт-т-то я-я-я п-п-предлагаю: м-м-мы пр-р-роводим т-т-тебя д-д-до д-д-другой г-г-границы л-л-лугов, и-и-и от-т-туда т-т-ты м-м-можешь идт-т-ти к-к-куда г-г-глаза г-г-глядят. – после чего проводник прям таки, приказал стражнице, чтобы она не отходила от него ни на шаг, на что она естественно согласилась. И продолжил - Н-н-ну, т-т-так чт-т-то, т-т-ты сог-г-гласен ил-л-ли н-н-нет?

Макин отвел немного голову в сторону, после чего опустил свой взгляд то ли на основание стеблей травы, то ли на землю с задумчивым видом так, что не было видно его глаз. После минуты раздумий он начал говорить, смотря на проводника:

- Что ж, я согласен с твоим предложением. Осталось только уточнить пару вопросов, а именно: в каком порядке мы будем продвигаться, и как ты будешь выкручиваться, если нас обнаружат? И… - Макин запнулся, смотря по сторонам и оборачиваясь, после чего продолжил - …давай думать побыстрее, а то ненароком еще заметит нас кто или еще хуже придет тот буйвол – в спешке он закончил.

Отредактировано Макин (29 Окт 2020 13:16:30)

- Ах, прекрасно, просто прекрасно! - старик Думизани расплылся в широкой, искренней улыбке, когда злющая Мисава хлопнула перед ним кучу склизкой, вонючей рыбы и выпустила из пасти перемазанного слюной, насмерть перепуганного малыша-чеглока. Думизани ловко поймал его лапой и зашептал на ухо успокаивающие слова. От перышек несчастного разило львиной пастью, и обезньян ласково, осторожно счищал слюну с взъерошенного чеглока, не переставая бормотать. Он умел убеждать и уговаривать - не зря же у него девочкой на побегушках была взрослая, матерая, свирепая львица! Уже скоро чеглок успокоился, извинился за то, что больно ткнул обезьяна в палец клювом и, вспорхнув, устроился ему на макушку рядом с Салли, неодобрительно поглядывая на Мисаву.

- Ты здорово потрудилась, дочка, я очень доволен, - Думизани протянул сморщенную темненькую лапу и положил на нагретые солнцем плечи львицы. Уже смеркалось. Отлично. Как он и предполагал, собирать нужных зверей пришлось целый день, так что церемонию можно проводить уже сейчас, в самое лучшее время для подобных ритуалов. Граница дня и ночи - когда свет потихоньку уходит, но тьма еще не полностью опустилась на саванну. В такое время духи начинают просыпаться, но в то же время до того, как луна взойдет на небо, они еще не обладают настоящей силой.

- Пойдем со мной, видишь то дерево? Огромное такое. Там, в его корнях, и проведем ритуал, - он подхватил рыбу одной рукой, червяка дал на сохранение чеглоку и заковылял по мягкой траве первым, даже не обернувшись на Мисаву, уверенный, что она пойдет следом. Внушительных размеров дерево гордо возвышалось над лугами, его корни, могучие и толстые, отказались оставаться в земле и вырвались наружу, образуя крохотную пещерку. Думизани положил червяка на север, чеглока попросил сесть на востоке, Салли - на западе, а рыбу положил на юг на одинаковом расстоянии от себя. Сам он устроился в середине, предварительно жестом попросив Мисаву отойти на пару шагов.

Старец полуприкрытыми глазами молча смотрел на закат - сиренево-желтый цвет заливал бледнеющее небо, солнце потихоньку закатывалось за горизонт, пронзительно-оранжевыми лучами лаская природу перед тем, как уступить место серебряной луне. Оно отражалось в ставших вдруг отрешенными глазах Думизани. Он совсем не походил на того болтливого, улыбаюшегося, хрупкого старика, что встретился Мисаве! Сейчас от его фигуры веяло необычным, странным могуществом - не физическим, но духовным. Он мерно, плавно покачивался, глядя вперед своим странным взором, проникающим сквозь привычные предметы и смотрящим на что-то, неподвластное взглядам других.

Спустя пару минут после того, как он вошел в транс, Думизани плавным движением вытянул лапу и коснулся поочередно каждого находящегося вокруг зверя и забормотал какие-то слова. Ветерок усилился, но - странное дело! - почему-то он не желал покидать пределы пещерки и вращался вокруг снова испугавшегося чеглока и встревоженной, но очень заинтересованной Салли. Их спин будто коснулась чья-то рука, но, обернувшись, ни птица, ни ящерица никого не заметили. Бормотание Думизани - размеренное, неторопливое - становилось громче. Никто не смог бы понять слов, но они не казались выдуманной на ходу дикой тарабарщиной - каждое слово шаман певуче выговаривал с таким глубоким пониманием смысла, с такой значительностью, что подобные мысли сразу же сами исчезали.

Он ласкал эти слова, играл с ними, осторожно, с уважением выговаривал звуки своим певучим, неожиданно звучным и серебряным голосом. Ветер становился все сильнее, атмосфера менялась. Даже Мисава должна была что-то почувствовать, ну а более восприимчивая Салли и вовсе вжалась в землю, понимая, что сейчас соприкасается с чем-то неслыханным, невиданным и непонятным. У нее дрожал хвостик, но ящерка храбро смотрела на Думизани, желая вдруг оказаться подле него и вместе с ним соприкоснуться с потусторонним миром, краешек которого удалось подсмотреть сейчас. Но только ведь краешек!

Внезапно ветер волной разошелся на все четыре стороны. Стало теплее, уютнее и спокойнее. Думизани обессиленно привалился к одному из корней дерева, ящерка скользнула к нему и, схватив первый попавшийся листочек, взобралась на плечо к старику и принялась обмахивать его морду.

- Спасибо, спасибо, - забормотал старик и устало улыбнулся. - Лучшие жуки ловятся на северо-востоке отсюда, на каменной гряде, приятель, - обратился он к чеглоку, и птиц стрелой вылетел наружу. Потом обезьян закопал червей обратно в землю,ласково похлопав холмик рукой и обернулся к Мисаве. Его взгляд, пусть и усталый, светился внутренней силой и мудростью.

- Я благодарен тебе, - серьезно сказал он. - Ты нашла мне зверей и, кажется, нашла и помощницу, - он подмигнул Салли, и та с горячностью закивала. - Возьми мои травы. Вон там. Отличные целебные растения. И еще... - он вытащил пустую скорлупу от какого-то плода, насыпал туда светлый порошок, вылил немного воды, размешал и и жестом подозвал Мисаву. Несколькими точными движениями Думизани нанес на ее плечо особую метку. - Это талисман удачи. Он даст тебе силы и ловкости в охоте. Ты, верно, не веришь в эти штуки, но поверь, этот талисман еще может спасти тебе жизнь. Но, наверное, тебе больше по вкусу придутся травы. Они достаточно редкие, помогают от всего, что хочешь, выбирай, а я расскажу, как ими пользоваться перед тем, как ты уйдешь.

Ожидая вердикта Думизани (надо же, и имя все-таки с грехом пополам запомнилось!), Мисава неожиданно для себя самой обнаружила, что это было не так уж и плохо... Особенно та часть, когда назойливый птиц Джозу перестал трындеть над ухом. Тогда она могла спокойно все взвесить, обдумать, пойти куда требуется — с той скоростью, которая удобна ей... И наградой не придется делиться ни с кем. Не то, чтобы ей было жалко. Было бы что жалеть. Что такого мог дать ей этот бабуин? Давно утерянную молодость?..
Но все равно. Пожалуй, помогать ему было забавно. Львица даже почти забыла, что злилась. Если бы еще не противный рыбий привкус в пасти.
Наконец, шаман объявил свой вердикт — она все сделала правильно. Тайком Мисава выдохнула (рыбным духом, ага): не придется таскаться заново, разыскивать это  таинственное зверье, тащить обратно, заботясь о том, чтобы принести живыми...

— Вот и славно, — буркнула она таким тоном, что было яснее ясного: ровным счетом ничего славного она в этом не видит.
Однако же за бабуином она пошла. Конечно, вслух матерая никогда в этом не признается, да и про себя, пожалуй, деликатно промолчит, но... кажется, ей было интересно. Пусть даже она не особо-то верит во все это шаманство, духов, богов и прочие сверъестественные силы. По привычке восклицает "Айхею!", когда это положено, но никогда не задается мыслью о том, действительно ли он существует, или же это просто сказки для тех, кому нужно утешение?
Ритуал начался; львица отошла на несколько шагов, давая Думизани возможность действовать, как ему захочется; она не стала забираться в пещеру под корнями дерева вместе с остальными — ей там просто не хватило бы места. Вместе с тем, хищнице было видно все — во всех подробностях. Кажется, бедная рыба не переживет этого ритуала; она уже и так едва шевелила хвостом, а уж когда бабуин положил ее на землю, и вовсе замерла, время от времени судорожно раздувая жабры. В отличие от остальных. Червяк, конечно, совершенно не понимал важности происходящего, а вот Салли казалась заинтригованной (и, признаться, Мисаву весьма позабавила эта смелая маленькая саламандра), да и чеглок, хоть сидел смирно, то и дело с любопытством склонял голову то на один бок, то на другой, разглядывая бабуина. Он все еще выглядел взъерошенным, да и взгляды, которые время от времени бросал на львицу, дружелюбием не отличались — но матерая только лишь криво ухмылялась в ответ, ничуть не раскаиваясь в содеянном. Зато получилось куда быстрее, чем с поисками и уговорами той же саламандры. До птицы поди еще докричись — если не захочет тебя слушать, ори, не ори, все без толку.

Поднявшийся вдруг ветер теплой волной прошелся по львиной морде. Ничего необычного, если не считать того, что он исходил из пещеры; морда львицы вытянулась от изумления; тревожно прижав уши, она заглянула в пещеру, стараясь одновременно и придвинуться ближе, и... отодвинуться подальше. Тревожный холодок прошелся по ее позвоночнику, подняв шерсть дыбом: рядом с ней творилось что-то необъяснимое, что нельзя было потрогать лапой (и уж тем более лапой ударить, как привыкла делать Мисава).
Она сдерживала себя, оставалась спокойной, хотя ей очень хотелось начать переступать с лапы на лапу, да и, что уж греха таить, лучше всего было бы вовсе отбежать от этого странного места подальше… Но бабуин хранил спокойствие, все звери тоже смирненько сидели на местах… в общем, несолидно было смазать пятки посреди всего этого безобразия, как какой-то пугливый заяц.

Наконец, все закончилось. Матерая сдержала вздох облегчения. Она не любила непонятные вещи, а здесь за последние несколько минут она увидела и почувствовала больше необъяснимого, чем за добрую половину своей жизни. Впрочем, сокол порхнул прямо над ее головой, задев кончиками крыльев уши, и это привело львицу в чувство, она заморгала, зашевелилась, спускаясь в пещерку и осторожно принюхиваясь. Пахнуло остро и свежо, недавно собранными травами: бабуин повел лапой, предлагая их Мисаве в дар. Она оценивающе склонила в голову: сорваны аккуратно, и так же аккуратно перевязаны травинками, чтобы не растерять ничего ценного.
— Я знаю, как ими пользоваться, — матерая терпеливо подождала, пока Думизани нанесет на ее плечо символ, который, как считали некоторые, мог помочь в бою или охоте (Мисава не особо в это верила, но лишнего не будет, да и обижать старика, уворачиваясь от него, не хотелось), — спасибо… Что ж. Осталось еще одно дело.
Она склонилась над Салли, уже привычным жестом протягивая ей лапу.
— Я обещала отвезти Салли домой, — церемонно проговорила матерая, пока саламандра быстро и ловко взбегала по ее шкуре, устраиваясь там же, где и прежде - между львиных ушей, —  прощай… —  она с натугой припомнила имя шамана, — Думи. Приятно было тебе помогать.
Странно, но Мисава говорила правду. Она не была любительницей мотаться по саванне, бескорыстно оказывая помощь всем нуждающимся; тем не менее, ей, заскучавшей от ежедневной охотничьей рутины, это небольшое приключение стало хорошим способом встряхнуться.
Пожалуй, теперь она была готова вернуться на холмы. Конечно, после того, как отвезет Салли домой.
Распрощавшись с бабуином (и не забыв прихватить с собой травы — а кто же откажется от халявы?), она неторопливо двинулась в обратный путь. К счастью, место, где она отыскала саламандру, как раз находилось в нужном направлении; солнце еще не успело опуститься за горизонт, когда львица не без помощи своей крохотной всадницы отыскала влажный участок у реки, где жила Салли.
— Здесь мы распрощаемся, — после недолгой беседы, обойдясь без заверений в обоюдной любви и радости от знакомства, матерая ссадила саламандру на землю и проследила, чтобы та невредимой шмыгнула в свое убежище между влажных поросших мхом камней, — живи счастливо и не попадайся хищникам.

Теперь, без сожалений отвернувшись от реки, Мисава решительно зашагала к холмам.

—→ Холмы