- Конечно же повалил, о могучий воин! - проговорил лев, наблюдая за потугами львенка удержаться на его мощной груди. Вообще, мелкий уже был достаточно тяжелым, что бы доставить некоторый дискомфорт Рагнара, но еще не достаточно сильный, что-бы обижаться на него и гнать. Вообще, темный лев не слишком то и любил обижаться, он, как правило, сразу сжирал... Зачем тратить время и нервы на обидки то? Затем, когда львенок пообещал показать ему "ну вот тот самый удар" лев, игриво зажмурившись и на всякий случай прикрыв нос лапой, приготовился притворится, что ему больно, но тут... Но тут вредная Мисава притащила еду. Не, ну вот не могла попозже то прийти, не дает старику поиграться с мелочью... Северин, естественно, спрыгнул с груди Рагнара и побежал к маме, ну а сам лев, не спеша встав на лапы, уселся обратной на свой любимый валун.
- Я... В общем, я поел, - сказал Рагнарек, особо не вдаваясь в подробности о том, чем он питался - хотя, зная самку, он мог предположить, что его несколько помятый внешний вид и откровенной пованивание чужой кровью вполне тонко намекает о том, что именно он ел. Вот только львенку знать об этом точно не следовало, ровно как и всему прайду ту странную причину, по которой вся гвардия, и иногда и конунг, отказываются от еды. Подумав, лев решил немного сменить тему разговора, тем более что он чувствовал некоторую потребность в болтливости.
- А ты, я смотрю, не теряешь хватки... Если ты и в бою осталась прежней, то я жутко рад, что ты с нами.
Лев смачно зевнул, потянулся а потом неожиданно дотронулся раной до острого края камня, что свело его могучее тело судорогой боли и он смачно шваркнулся с валуну, почти к передним лапам Мисавы, едва не снеся ее... Вместе с тушей. Смешно махнув лапищами, лев снова зевнул и, посматривая на самку снизу вверх, добавил: - В общем, не хрена мы не меняемся. Я все еще не мыслю жизни без драк, да и ты осталась той же, что я помню. Ну если только пара седых клоков появилось на мне, ты, похоже, точно нашла где то молодильный ручеек
Лев ухмылялся, лев веселился - все, что он сделал, было просчитано заранее и он точно знал, как и куда упадет - просто ему было интересно, впалит матерая самка его ребячество или нет?

Долго ли, коротко ли…
Тьфу ты.
В общем, Мисава тащила тушу к Рагнару, задрав голову, чтобы копыта не мешались под лапами – не хватало еще позорно хлопнуться к ногам собственной жертвы. Не то, чтобы она задирала нос по поводу своей удачной охоты, но, тем не менее, посматривала этак свысока, мол, видал, хрен старый? Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.
Вкус свежей крови на губах и полный восхищения взгляд сына были лучшей наградой. Скоро пройдет то время, когда Северин заглядывает ей в глаза, затаив дыхание. Повзрослеет — глазом не успеешь моргнуть, и тогда уже состарившаяся и будто уменьшившаяся в размерах мать не будет для него авторитетом.
Хотя, возможно, им будет Рагнар. Матерая наградила темношкурого долгим пристальным взглядом, размышляя, какого черта он затевает. Первые месяцы, пока она была в прайде, они общались крайне мало: Мисава почти сразу же разродилась, ну а стоило этому произойти, как она превратилась в бешеную наседку, не подпускавшую к своему гнезду никого, кроме Пат и Хазиры. Если другие львы и удостаивались чего, то это в лучшем случае был зад матерой, которым она красноречиво поворачивалась ко всему остальному миру, возвещая: я занята. В ближайшие три месяца я сдохла для всего мира.
И вот, мир как-то пережил это, детишки подросли, и им уже даже не три месяца, а — сколько? сколько-сколько? — уже как бы не девятый пошел, а Рагнар все чаще, будто невзначай, обнаруживается рядом с бурошкурой; то заводит с ней беседу, то просто сидит рядом, как будто так и должно быть.
А теперь вот вдруг вздумал даже выспрашивать, с чего это она покинула Север. Пока самка охотилась, она была сосредоточена на том, чтобы не упустить жертву, но теперь, пока она медленно рысила обратно, зажав клыками горло безвольно болтавшейся жертвы, у нее была пара минут, чтобы над этим поразмыслить. И в самом деле, что ли, пень старый обратно к ней лыжи вострит? Не то, чтобы матерая была против: внимание Рагнара льстило ей, да и, что греха таить, он был пусть не единственным в ее жизни львом, с которым ей было комфортно, но он был первым, кто показал ей, что такое бывает, и если уж кого Мисава вспоминала долгими одинокими ночами, то это...
Нет, не его. Размечтались, черти романтичные. Еще не хватало кого-то по ночам вспоминать, чтобы совсем не спалось, что ли?
И все же... Да, с ним жилось хорошо. Может, стоит и повторить.

Итак, львица окинула Рагнара снисходительным взглядом, а затем еще одним, еще более снисходительным, потому что самец в буквальном смысле сполз к ее лапам, да так и остался. Старый пень, ничуть не солиднеет с возрастом. Перешагнув Северина, вившегося у ног, матерая швырнула тушу рядом с лежащим самцом и потрепала сына по макушке.
— Надеюсь, что не теряю, — львица ухмыльнулась, продемонстрировав сломанный клык на нижней челюсти, — хотя порой теряю зубы и шерсть. Но противники теряют больше.
Она, конечно, бесстыже приукрашивала. Не таким уж хорошим бойцом она была. Свирепым, страшным, но не особо умелым, зато сообразительным: знала, когда лучше вообще в драку не влезать, а когда влезть в чужую, и чью сторону при этом принять.
— Ешь, Сев, — наконец, проговорила она.

Отредактировано Meesawa (15 Мар 2017 11:22:43)

Северин с восторгом скакал вокруг матери и путался у той под ногами, щебеча при этом что-то не совсем вразумительное, но что-то с явным упоением, и все это пока они шли в сторону Рагнара. Причем мешался он так навязчиво, что Мисава рисковала либо раздавить непоседливого сына, либо шваркнуться прямо с дичью и опять таки раздавить, но уже под весом двойных туш. Но мать стоически терпела выходки любимого сыначки и ничего не говорила, то ли отдавая должное детскому восторгу от охоты, то ли просто напросто не желая выпускать дичь из пасти, что было более предполагаемым. Как бы там ни было, а Сева продолжал вертеться у огромной кошки меж лап, пару раз он даже умудрился подпрыгнуть на ходу, чтобы играючи коснуться лапкой болтающихся в воздухе копытц, да проскочить под животом матери, словно сквозь какое-то опасное препятствие.

Только игра с ножками будущей еды (ну и матери тоже) успела поднадоесть Северину, как они уже оказались возле Рагнара и внимание львенка переместилось на темношкурого льва, который понравился Севе (а это уже был успех, ведь львенку очень мало кто нравился в принципе). Тот, по мнению котика, очень смешно дернулся и не менее забавно скатился к ним навстречу. Это настолько понравилось бурому котику, что тот весело зарычал и  припал животом к земле неуклюже оттопырив при этом задок и поставив хвост с прорастающей на нем черной кисточкой торчком. Вот, он, прекрасный охотник охочущийся на свою добычу, сейчас поймает ее, как Мисава. Вот только львенок не учел, что суперклассных охотников мамы тоже теребят по макушке.

- Ма-а-ам, - недовольно протянул Сева, делая вид что хочет увернуться и сохранить свою и так прекрасно уложенную челку и растущую гриву в первозданном состоянии. Хотя аккуратностью ни челка, ни пучок волос на макушке совсем не блистали.

Но какой бы возмущенный вид Северин не делал, а ему нравилось любое внимание матери. Поэтому попытки его были слабоватые, скорее показушные, и Мисаве таки удалось взлохматить макушку своего сына.

Оправившись после такого, львенок зафырчал, сдувая упавшую на глаза челку и продолжил задуманное, ведь Рагнар и не думал подниматься, все еще о чем-то болтая с Мисавой из того же положения. Качнув попой, Сева игриво заворчал и ме-е-едленно, незаметный как тень (по его мнению), пошел вокруг льва, подкрадываясь к его тылу. Там желтые щелки глаз сосредоточились на том, что осталось от хвоста Ранара, и Северин с детским рыком прыгнул ...

Посадочка вышла не очень мягкой для Северина, потому что приземлился львенок аккурат мордой в бедро. Ну, промазал чутка, с кем не бывает. Великие тоже ошибаются. Поэтому ни капли не огорчившись, котик быстрее отлип от черной шерсти и все таки поймал хвост льва зубами со второйпопытки.

- Шдавайся подлий штрус!!! - для пущего эффекта он помотал головой и покрепче уперся лапками в земле.

— Ешь, Сев.

Дважды повторять не пришлось. Львенок тут же выпустил бедный хвост Рагнара, мигом потеряв к нему интерес, и ринулся к свежей добыче. Только сначала он пару секунд ходил вокруг нее кругами, никак не решаясь с местом откуда начать трапезу. Наконец он облюбовал себе шею, предварительно потыкав в нее лапой, и впился в нее маленькими зубками. Увы, зрелищно оторвать себе кусок он не смог, да и не стремился к этому. Сева давно понял, не с первого раза, конечно, что пока еще мал, чтобы вот так же с размаху отрывать себе куски как взрослые. А поэтому тактика поедания мяса у него была своя. Сначала долго-долго мусолить, перемалывая и по чуть-чуть отрывая мышечные волокна от общей туши и только затем глотать. Измазавшись при этом в крови всей своей мордашкой до самых ушей. Такой вкусной еды лвьенок еще не ел, все таки вкус свежей, только что убитой дичи было не сравнить с уже охладевшим трупом, который обычно им приносили в пещеру. Да и на свежем воздухе обычное мясо казалось самым лучшим на свете. Неудивительно что Сева уминал его только так за обе щеки.

Наевшись до предела, львенок икнул и отлип от туши. От набитого живота по телу разлилось приятное тепло и котика заклонило в сон. И не мудрено, Северин еще не привык столько ходить и воспринимать так много новой информации. Глаза его сонно жмурились и он неуверенной походкой прошлепал в сторону взрослых, где не церемонясь уткнулся носом в бок черношкурого, свернулся калачиком и, сладко зевнув, уснул с довольной лыбой на всю мордаху.

Все было в порядке: Северин ел, торопливо упихивая в себя еду, Мисава снисходительно любовалась этой вдохновляющей картиной. Детеныши и без того растут быстро, но когда они переходят на мясную диету, то, кажется, их рост ускоряется еще раза в два. А Северин и без того был крупный малый. Пожалуй, самый крупный из ее детенышей.
Рагнар тем временем бесстыже льстил ей, насколько это вообще у него получалось. Матерая слушала его с той же снисходительностью, с которой взирала и на впившегося в свежее мясо детеныша: пусть себе щебечет, слушать приятно, но оба они знают правду. Может, Мисава и крепкий орешек, да только годы уже не те, еще три-четыре сезона — и, глядишь, седина на морде появится; странно, что до сих пор не появилась. А охотиться в одиночку стало уже не так просто, как прежде, и порой львица с затаенным ужасом признавала, что остается в прайде уже не из-за детенышей, которым нужна компания сверстников, а из-за того, чтобы иметь опору в случае чего.
Это вот "в случае чего" не давало ей покоя уже достаточное количество дней. Прежде львица бросалась в одиночные путешествия, как в воды океана, не особо заботясь о последствиях и не переживая о неудачах. Как могла, берегла собственную жизнь, порой ценой чьей-то чужой, и не задумываясь, бежала себе дальше. И все же с годами — лишь только тогда, когда почуяла возраст на собственной шкуре, когда суставы стали двигаться со скрипом, а поясница напоминала о себе все чаще, — стала осознавать, что прежде презираемый ею прайд вовсе не обуза, а поддержка. А самцы, которых она прежде терпела рядом лишь временно, могут защитить ее.
Впрочем, кто из нас в молодости не заблуждается. Говорить о своих ошибках вслух, впрочем, Мисава все равно не желала, и попробуйте-ка ее заставить.
— А больше детей не завел, что ли? — довольно бесцеремонно осведомилась львица, наблюдая, с каким умилением, будто на собственного, Рагнар взирает на облизывавшегося после сытной трапезы Северина.
Она-то сама не медлила, с момента, когда они с Рагнаром разошлись, как два волосатых корабля в море саванны, у нее было еще несколько самцов, и два помета, считая нынешний. Не так уж много, если задуматься. Но она все-таки самка, ей требуется время, чтобы выносить и вырастить свое потомство. Самцу куда проще: сунул, вынул — и можешь окучивать следующую. Конечно, Рагнар никогда не стремился заполонить саванну своими черношкурыми потомками, и тем не менее, матерая полагала, что уж одну-двух самочек после ее ухода он вполне мог бы завести.
Видимо, не срослось. Мысленно пожав плечами, — да ну и черт с ним, — львица сменила тему, благо Рагнар сам подкинул новую.
— Ты что, лохматый, — она фыркнула с оттенком презрения, — думаешь, я слухи по прайду собираю? Заняться мне больше нечем.
В общем-то, это было правдой: Мисава терпеть не могла пустословья, да и в прайде почти со всеми львицами установила ровные отношения, не более чем на уровне "здрасьте-до свидания", и если не считать Пат, к которой матерая относилась почти как к собственной дочери, и Хазиры, которую невозможно было оттащить от пятнистой, а потому пришлось ее терпеть, подруг у нее считай и не было.
— И давно ли это стало тебя беспокоить? — сварливо осведомилась львица, — если это кому не нравится — так пусть гуляет на все четыре стороны... а те, кто знает тебя и Фаера, могут и закрыть глаза на ваши милые семейные обычаи.

Неожиданно Рагнарек разразился тирадой, в общем-то, ему не свойственной. Они все, черношкурые, не были особо болтливы: говорили немного и по делу. Матерая, впрочем, встретила неожиданную откровенность вполне стоически — в смысле, не рассмеялась Рагнару в морду, не покрутила лапой у виска и даже умудрилась сохранить какое-никакое спокойствие. Хотя удивил, да. Если не откровенностью, то количеством слов.
Резкая смена темы не пришлась ей по вкусу. Конечно, львица никому, — и в первую очередь самой себе, — не признается, что Грей умудрился-таки растопить ее ледяное сердце и заставил поверить в то, что в жизни есть что-то кроме бесконечного круговорота охота-сон.
Тем больнее было, когда его не стало. Матерая как-то лениво, будто нехотя, приподняла верхнюю губу, продемонстрировав черношкурому здоровенные желтые клыки.
— Не объявится, — наконец, коротко откликнулась она, привстав и вновь усаживаясь на место.
Спокойное, размеренное движение, будто мышцы затекли; однако же воспоминания заставили самку разволноваться, хотя, казалось бы, дело прошлое, и Грей давно уже забыт и померк в ее памяти. А поди ж ты, оказывается, можно еще вызвать его призрак к жизни и в полной мере ощутить укол с*ки-ностальгии.
Подумав, она хотела было объясниться — как-никак, старые отношения с Рагнаром значили для нее немало (хотя матерая, опять же, не признавалась в этом даже себе), — но все же промолчала. Ворошить старое не хотелось. Лишний раз вспоминать все это... Самцов у нее было немало. Вернее, они пытались. Но, будучи крупной и массивной, Мисава не сдавалась вот так запросто, и поскольку желающих покалечиться самому или покалечить ее было мало, они просто отступали, провожаемые ее презрительным рычанием.
Иногда ей казалось, что это она должна охранять границы. И, будучи свирепым бойцом, она сделает это получше, чем многие из прайда. Вот только бы несколько годиков скинуть, чтобы лапы шевелились поживее.
— Да, давай отнесем. Я понесу, а ты возьми козу, — прежде, чем Рагнар успел уточнить что-то по этому поводу, проговорилальвица.
И замерла на месте, скосив глаза на уткнувшегося в нее носом льва. Как давно он этого не делал, кажется, целую вечность — и сейчас этот почти незаметный жест всколыхнул в душе самки целую эмоциональную бурю.
Стара ты становишься, бурая. Стара и сентиментальна. Как это еще слезки на глаза не навернулись от всего этого.
Некоторое время они смотрели друг на друга: Рагнар — с непривычным для него теплом во взгляде; Мисава — в полном офигении. Затем, протянув лапу, матерая легонько ткнула льва в плечо: не ласка, но, возможно, ее обещание.
Но и о делах забывать не следовало. Окинув темношкурого долгим внимательным взглядом, львица осторожно сгребла задремавшего юнца, сонно пошевелившегося и обмякшего в ее пасти. Тяжел уже становится для того, чтобы таскать его подобным образом, но мать его, конечно, никому этого не расскажет. Пару лет назад она бы просто ткнула его в бок, чтобы проснулся и шел своими ногами, но... то ли и впрямь старость пришла, то ли общение с Рагнаром делало ее мягче и деликатнее.
—-→ Пещера за водопадом

:Джунгли

Ранним утром так и хочется вместо охоты завернуться в траву куколкой и спать.
Но, вылупляешься мрачной, злобной гусеницей и ползешь на охоту.
Орешь.

Утро выдалось... Да не выдалось утро! Обычно, в это время Хазира обычно возлежала на одном из холмов, лениво поглядывая с него вниз и выслеживая какую-нибудь вкуснятину для своего ненаглядного, который в последнее время только и делал что ходил в патруль. в свободное от ее домогательств время.

«Милый, сделай мне венок из цветов».

Венок!!! Как?! Как такая дичь могла только прийти к ней в голову! И надо же было это еще и ляпнуть. Впрочем, ради того, чтоб поглядеть как вытянется его морда, да, стоило. Венок не получился, да и цветов они не насобирали – кончилось как всегда тем, что она пахала грудью траву, пока Урс пыхтел у нее за спиной, ухватив за загривок. Вроде получилось ново, но все равно от этой игры тоже весьма явно несло нафталином. Хазира в какой-то момент решила, что им будет полезно проводить время в некотором отдалении друг от друга – ей растрясти жир на охотах, а ему с самцами в патрулях. Все бы ничего, но с погодой в последнее время стало творится что-то странное. Еще до наступления утра землю слегка так тряхнуло. Кошка не могла не заметить это, потому что в этот момент она как раз стояла на холме и  пялилась на Килиманджаро с которой происходило что-то странное. Из нее как будто бы дым повалил. Бред конечно – ну как это из горы мог идти дым? Откуда он там? И молнии. Много странных молний. Красиво, конечно, но как-то пугающе странно. Пока она стояла пытаясь успокоить себя и самой себе вразумить, что нечего бежать и орать всем что якобы наступил конец света и прибыл антихрист, погода окончательно испортилась. Налетел ветер и пошел дождь, подстегнув львицу к действиям.

       Надо было все же собраться и поймать добычу. А то как так? Она, Хазира, придет в пещеру без добычи? Нет, такому не бывать. Однако уже час спустя она жалась к деревьям на краю холмов, как раз там, где берут свое начало джунгли, жалея о своем решении. И чего такого? Ну, пришла бы назад, пересидела в пещере. А теперь... Перед ней были потемневшие холмы, похожие на опущенные головы буйволов с длинными белесыми волосами, на которых дождь и ветер плетью высекали темные проплешины земли. И не ясно что было лучше – этот ад, творившийся там, или то что было у нее за спиной – черная пасть леса, готовая поглотить, завалить стонущими от напора стихии деревьями, которые тянули в сторону руки ветки, не то в попытке удержаться, хватаясь друг за друга, не то в надежде схватить комок пушистой, живой, еще теплой плоти. И лучше даже не задумываться, зачем...

      Дерево, под которым она нашла поначалу приют, еще держалось. Его ствол ныл и стонал, а сверху на львицу то и дело падали мелкие веточки, заставляя ее вздрагивать, если только несчастной конечности древесного гиганта удавалось при падении коснуться ее шерсти. Хазира-Хазира, где же вся твоя смелость? Увы, всю ее как зебра языком слизала. В очередной раз обернувшись назад и вглядываясь во тьму джунглей, она прошептала:
- Совсем не страшно. Сейчас просто пойду и отыщу тропу к пещере. вода, наверно. не высоко поднялась, так что я пройду.
   
Однако, стоило только ей сделать пару шагов, как небольшое деревцо находящееся перед ней в десяти шагах с треском не выдержало напора стихии и стало обрушиваться во мрак, казавшейся непроходимой, чащи. Львица, взвизгнув, отскочила обратно, под защиту своего надежного деревянного друга, который пока еще держался. 
- Да что за хрень! – крикнула она во тьму, а затем поглядела на холмы. наверняка там кто-то тоже есть, не могла же она одна оказаться на холмах во время непогоды. Надо было пойти и кого-нибудь найти, вдвоем как-то спокойнее. Да и Урс наверняка начнет беспокоится. Должен же ее муженек когда-нибудь проснуться! Ну, хотя бы для патруля. Заметит, какая непогода снаружи и пойдет ее искать. По крайней мере она на это очень надеялась.

Время шло. Путалось под лапами неспешными секундами вместе с шагами Хазиры, которая трусила вдоль полосы деревьев и кустов, за которыми находилась темная чаща. То, во что в одно мгновенье превратился ее дом. Никогда до этого львица не думала, что ее собственный дом может быть таким страшным. Казалось, что могло быть хуже набегов бандитов, которые похитили ее тогда, и вот теперь, когда она уже прижалась и свыклась со всеми странностями этого места, новая напасть... Холодно и страшно. Ливень буквально пробирал до костей. Казалось, она шкурой ощущала как лупят по ее спине крупные капли. Неужели, когда-то в сезон засухи она мечтала о чем-то подобном? Подумать только... Давненько ей не было так плохо, и золотошкурая, не смотря на весь свой, казалось бы несгибаемый характер, и способность держаться до конца, вздрогнула и всхлипнула. Женщине, знаете ли, даже самой сильной и смелой, иногда нужно сильное плечо. Но, сильное плечо пока что где-то бегало, а значит, надо было как-то выживать самой.

Помощи пока нет, но вы держитесь.

Хлесткий, как удар плети, порыв ветра кинул ей в морду очередную порцию похожей на мелкую дробь, воды. Наверно, будь она девушкой, обязательно сравнила бы нынешнюю погоду с садистом сторожем яблоневого сада, что стреляет солью мальчишкам и девчонкам, ворующим с его территории яблоки, не в зад, а прямо в лицо. Но, как-то сложилось так, что подобного опыта в ее жизненной практике не было. Хазира шмыгнула носом и сплюнула в сторону. Сейчас бы в пещеру, в тепло, сгрести в охапку Урса, и забиться в самый темный и дальний угол, и там сначала вылизаться, согнать из шерсти всю лишнюю воду, а потому уже прильнуть к влажному, но теплому боку льва и вздремнуть. Что ж, похоже, ее желание о быстром перемещении в пещеру можно было отнести в разряд небольшой мечты. Вдруг, сбудется? Опустив голову львица пошлепала по воде к ближайшему холму. Молния вроде не била, а вот в низине стало опасно находиться – вода доставала ей в некоторых местах до середины лап. Того и гляди, живот замочит. Хотя, он и так был мокрый, так что особо переживать по этому поводу не стоило.

Когда она взбиралась на склон, то случайно уловила знакомый запах. Мисава? Точно... Она была тут, но ушла. Хазира замерла, покрутила головой, осматриваясь. Вдруг, львица все еще бродит где-то тут? Увы и ах, от бурой здесь остался только запах, который вот-вот и вода смоет. Немного побродив в этом месте, львица наткнулась на след, который еще не слишком сильно размыло, и в котором угадывались терпкие ароматы матерой самки. Совершенно бестолковая находка. По такому следу даже гиена не пройдет, а уж она и подавно. Заплутает в темноте джунглей вот и все.

- Черт! Что же мне, сдохнуть теперь на этом холме от холода? – мрачно сказала она сама себе, углядев в низине светлую спину.
«Да ладно!» - чуть не гаркнула она. Газпром – мечты сбываются. Но... нет. Это была не Мисава и не Урс, и даже не кто-то из патруля, увы и ах. Это всего лишь газель. Нет, не та крыса улиц и гроза пешеходов, чьи многочисленные собраться колесят по Питеру и Москве. Это была самая обыкновенная, отбившаяся от стада молодая самка, со сравнительно небольшими рогами и абсолютно тупой мордой, тихо и мирно офигевающая в низине, и так же как и львица совершенно не представляющая, куда теперь ей податься.

- Ахею, ты издеваешься? Я совсем не этого хотела... – львица инстинктивно припала к земле, облизнувшись и тряхнув мордой, чтоб хоть ненадолго избавить себя от потоков стекающей по морде воды. Хазира была на холме, а газель внизу и вроде бы ее не заметила. Пялилась по сторонам, иногда опуская голову к траве, но, так ничего и не решаясь сорвать и сожрать. Видимо, она тоже пребывала в некой прострации, и сейчас придавалась слезам и соплям по поводу своей печальной судьбы. Это она зря, ведь вскоре все в ее жизни может стать куда более хреново.
- М... Та-а-ак. Весело тебе, значит? – шмыгнув носом и взбодрившись шепнула Хазира, выпуская когти и пробуя, насколько то что сейчас находилось под ее лапами, пригодно для быстрого старта и бега по пересеченной местности:
- Сейчас ты будешь страдать! – пробормотала она и выбрав момент когда самка снова отвлеклась на что-то в стороне джунглей, бросилась вниз по склону, прямо на нее...

Видели бы охотницы прайда Фаера Хазиру, в этот момент, когда она неслась по склону как лавина, сметающая все на своем пути, не могущая поменять направление своего бега, наверно, сделали бы дружный фейспам. По началу, ну а если быть точнее, то только в самом начале все пошло хорошо, и кошка, взяв нужное направление стала набирать скорость. впрочем, набрать то толком она ее не успела и через три прыжка о что-то споткнулась.

- Бл... – кувырнувшись, и вкусив вместо ароматного мяса мокрой травы с землей вперемешку, львица снова оказалась на лапах, сделав почти идеальный кувырок: - ...ять! – а затем, распластавшись проехала еще метров пять, пока небольшие кустики не остановили ее, со сравнительно громким хрустом.

- Вот же... – прошипела она, поднимаясь на лапы, и тут же обнаружила, что правая левая теперь болит, когда на нее наступаешь. И как тут, простите, охотится теперь?
«Да и хрен с ней! С этой газелью. Убежала наверно уже, пока я по склону катилась». – подумала она и осторожно выглянула из-за кустика. Каково же было удивление Хазиры, когда она обнаружила то, что газель еще здесь. Ну, да, какая еще дура кроме Хазиры будет охотится в такую погоду. Ахею похоже и правда решил испытать ее, давая второй шанс, но... Как же лапа? С такой лапой она не сможет догнать газель, если сейчас еще раз ошибется. Хуже того, она могла повредить лапу еще больше и тогда в прайд придется вернуться ни с чем. Какой позор... Мало того что ничего не поймает, так придется еще и придумывать то, почему она хромает! Но... Если все же ей удастся добыть эту газель, то будет чем похвастать.

Львица прикрыла глаза, представляя картину: смерчи вырывают огромные деревья с корнем, в землю бьют молнии, саванна горит, мимо бегают полыхающие носороги и гиены, а она как ни в чем ни бывало , приходит в пещеру с добычей. А, пустяки! Погодка только чего-то разгулялась... Гордость и желание прославится взяли верх и Хазира проползла на животе с пяток метров, дождалась пока газель от нее отвернется, а потом вскочила, стараясь стартовать с передней правой лапы, а левую пускать в ходу уже потом. От этого старт у нее вышел не спешный, каким-то странным аллюром, да и остальные прыжки были короче – львице приходилось поджимать больную лапу, прежде чем одним длинным и последним прыжком, наконец-то обрушиться на круп жертве, намереваясь разодрать ее окорока и сбить с ног, с громким криком: - Сюрприз!

В прошлый раз корень, в этот раз газель. Картина практически повторилась с точностью да наоборот, превратив место действия в выступление завсегдатаев больницы Степана Скворцова. Началось оно, как и следовало ожидать с прыжка Хазиры, которая, буквально слетев со склона, заорала: Сюрприз!
Жаль, охотница так и не уточнила, для кого, в конце концов, он предназначался. Для газели, или она сама для себя приберегла его? Впрочем, не столь важно - досталось всем. Передние лапы практически не попали на спину газели, шаркнув по ней подушечками и не причиняя никакого вреда. От этого ласкового прикосновения туши в несколько центнеров, бедное животное выкатило глаза и окончательно потеряло связь с реальностью. В голове рогатой что-то замкнуло и ноги ее стали путаться и заплетаться, не то как свежая булка-плетенка, не то как коса красны девицы. Не суть.

Исполнительница главной роли в лице Хазиры, оставляя на крупе несколько царапин когтями задних лап, пролетела мимо, соскользнув со спины жертвы и шлепнувшись на свою задницу в мокрую траву, под разочарованное, громогласное: «Бл...», разбрызгав ту немногую воду что скопилась среди корней и окончательно вымазав свою пятую точку в зеленый цвет на манер орангутанга. Только у больших обезьян она красная, а у Хазиры теперь была зеленая.Тыдых, короче, как уже и было сказано.

Вот тут казалось бы и сказочке конец, но не тут-то было. Сложно точно сказать, кто был в родне Хазиры – бараноподобный лев или львоподобный баран, но дело свое она решила довести до конца, даже если оно, это самое дело, уже превратилось в задницу, стремительно удаляющуюся от нее, под громкие вопли о том, что дескать, совсем уже львы одурели, видать там в джунглях только и делают что корни валерианы жрут. Однако вместо этого Хазира, совершенно неожиданно для себя обнаружила, что теперь в палате безумных их двое: А именно, хромая львица и абсолютно контуженная на все части тела газель, причем с первого взгляда и не скажешь что было сильнее повреждено: внутренняя часть или наружная. Ноги заплетены между собой, а глазах отражение скукужевшегося до размеров арахисового орешка мозг и полное непонимание того, что вообще происходит.

- Да не может быть! – радостно рявкнула несостоявшаяся пока охотница, глядя на свою жертву, однако не спеша на нее бросаться – ноги газели торчали во все стороны и схватить копытцем в нос или глаз, было весьма некстати. А потом кошка сделала пару быстрых и неряшливых шагов в сторону головы, так чтоб заодно не попасть под удар ног своего будущего... завтрака, наверно? И что было силы, ударила газель лапой, прямо в нос, намереваясь этим движением еще больше ее дезориентировать и прижать к земле ее голову, после чего уже совершенно спокойно придушить или тупо свернуть шею. Тут уж как пойдет. Пожалуй, кошка бы не удивилась, если бы вдруг обнаружила, что именно у этой газели голова вращается как у Пинокиио на все триста шестьдесят градусов. Ну или эта зверюга может бегать без головы, как курица. Ну как представьте себе... самое вкусное в лице тушки, растопырив крылья, стремительно убегает к ближайшему баобабу, даром что не кукарекая, только для того чтоб со всей дури врубиться в него, и продолжить корчиться там, обильно поливая все свежей кровью, а вас оставляя с несуразной, все медленнее шлепающей клювом головой, печально вращающей глазами...

- Да чтоб тебя! – выругалась львица, когда ее лапа впустую хлопнула по мокрой траве, поднимая тучу мелкой водяной пыли. Кошка нагнулась было к ней, чтоб ухватить за шею и придушить уже наконец, но тут произошло то его она боялась. Тюк! И в лоб кошки впечаталось копытце. Да так впечаталось, что у Хазиры даже в глазах потемнело от этого удара, и она невольно отпрянула, мотнув головой и собирая мысли и мозги, разлетевшиеся внутри нее от такого освежающего удара, в кучу.

Нет, ну это реально уже в какой-то фарс превращалось. Такой провальной охоты у нее давно уже не было. Раньше все как-то проще получалось и не доходило до валяния в мокрой траве со своей добычей, кстати не такой уж большой и грозной. просто небольшая газель, которых раньше Хазира укладывала пачками, иногда просто так, из любопытства и спортивного интереса. приходилось даже таскать их на границу и скармливать патрульным, чтоб король не дал по шее за такое жуткое расточительство. А сейчас что?
"Может, бросить это грешное дело?" - ненароком подумала она в какой то момент, но ее остановил вопль газели.

Тварь еще и верещала. Золотошкурая ненавидела когда добыча подолгу и громко вопит, при этом не в силах ни сдохнуть ни убежать. А сейчас была именно такая ситуация и виной всему этому была именно она. Неизвестно, как бы конечно, вела себя в такой ситуации сама Хазира, но вроде бы в прошлый раз когда ее похитили и даже попытались убить, она дралась. Газель правда, тоже это пробовала делать и увы, весьма успешно – пока что львица только зад ей слегка оцарапала. Если так и дальше пойдет, то еще не известно, кто кем обедать будет, или завтракать, что там у нас на пороге?  Ну помимо конца света, который явно собралась устроить природа. Порывы шквального ветра здесь хоть и были послабее, но ливень все еще не перестала хлестать их обеих как плетью.
- Да заткнись ты! - с обидой в голосе рыкнула она, подобравшись и озлобленно буркнув себе под нос: - Ладно, хотя бы согреюсь! – а затем сделав нелепый прыжок к газели (ага, передняя лапа то еще болела), что было дури ударила лапой по ее тонким ножкам, намереваясь подкосить их одним ударом (если не сломать) и снова сбить ее с ног: - Лежать!!!

«Что вам мешает жить хорошо? То одно, то другое».
Ну вот наверно примерно так и выглядела вся эта ситуация с газелью. В этот раз вмазать по ее тушке львице не удалось – дала о себе знать лапа, которую она повредила в самом начале охоты. Казалось бы что могло быть проще чем просто, тупо придушить не самую большую в своей жизни добычу? Но нет! Острая боль пронзила лапу и Хазира, громко ойкнув от неожиданности, завалилась в траву, давая возможность своей будущей еде встать и побежать! Нет, ну а вы что думали, она будет лежать и дожидаться пока Хазира ее прикончит? Нет... Это вообще самая глупая мысль которая только могла прийти в голову и случись так, львица наверно крепко задумалась бы на тему того, а не отравлена ли эта самая газель?

В итоге, возможно, она и махнула бы на все это предприятие лапой, вопреки своему упертому характеру. Все таки, шел сильный дождь, и она промокла, устала и вымоталась. Ее великолепная шерсть больше не поблескивала и отдавала золотом, а липла к телу и покрылась темно-зелеными полосами от травы и пятнами грязи, особенно на животе и крупе. Вся она была мокрой и стоило хоть на миг прекратить борьбу как ее пробирал холод. К тому же каждое движение давалось теперь ей все сложнее. и это не смотря на многочисленные ушибы и боль в лапе от которой хотелось выть как гиена на луну. Все, чего ей сейчас хотелось это в тепло, под бок к любимому. Даже есть вроде бы не так уж и сильно хотелось. И если бы газель убежала, то наверно Хазира бы пробубнила что-то из разряда: «Лучше бы не ввязывалась во все это», и попыталась забыть эту охоту как страшный сон. Но нет.

У Газели тоже день не задался и вместо того чтоб спокойно убежать, бормоча что-то вроде: "Вот, понаражают в прайде контуженных", она кувырнувшись в траву, словно решила изобразить из себя раненую птицу и манила кошку за собой, отводя от... "гнезда". Глухо зарычав от гнева, который перерастал в настоящую ненависть к копытному, Хазира вскочила на лапы и похромала к своей добыче. Не дохромав пару шагов, прыгнула на нее намереваясь завалить на бок (правый или левый, какая разница) и впиться клыками в шею, а уж потом оторвать от нее кусок! Если получится, то посмотрим, как она будет бегать. Без куска шеи то!

Все это было бы наверно смешно, если бы не было так больно. Как бы это не прозвучало странно, но Хазира снова поскользнулась и растянулась аккурат около своей добычи. Наверно, погляди она со стороны на подобное действо, расхохоталась бы, брякнувшись на спину и дергая в воздухе лапами от смеха, причитая при этом: «Ой прекратите цирк, помру же!» Но, была одна маленькая проблемка: сейчас в роли неумехи была она сама. Раненая лапа дико болела после очередной неудачной попытки достичь своей жертвы.
Почему-то вспомнилась превая охота на которой она опозорилась. Тогда еще молодая львица просто не знала как можно все исправить , и зарыдав отправилась в ближайшие кусты, зализывать раны под хохот подружек. Не знала она, что бороться надо до конца, пока добыча не пропадет на горизонте, и только тогда уже можно будет сказать что охота провалена. Но не когда жертва нелепо сучит своими ногами в траве, и все-то только и надо что нанести точный, сосредоточенный удар. Кстати о ногах. Словно в издевательство в лоб опять врезалось что-то твердое. Благо кость спереди была толстой, а то могла бы проломить череп, и это была бы самая нелепая смерть на охоте. Впору «Премию Рафики» давать.
Бум!
Голова от этого удара разболелась еще больше и вскочившая помятая львица, вдруг, неожиданно для себя ощутила тягу, не просто охотится на добычу, ради еды, а убивать. Просто так, чтоб подобных тварей на земле было тупо поменьше. К счастью или нет, но подобное желание сгинуло как наваждение, стоило только львице броситься в погоню. Ну, как броситься? Довольно шустро похромать за газелью, благо та пока еще не понимала куда бежит, а Хазира из-за упрямства и ярости еще вполне могла бегать, причем сравнительно шустро. Уж на сто шагов ее хватит. И львица «рванула» в погоню, намереваясь подбить задние лапы чертовки ударом передней и когда та упадет в траву, попытаться отомстить ей за все...

Если бы можно было ржать над противником, газель бы заржала. Но, для начала, она не лошадь, а, во-вторых, у неё не хватило бы знаний жизни, чтобы понять, что она чудесным образом только что спаслась от смерти в лапах львицы. И всё же всё не было таким простым — белое пятно, возникшее перед самочкой, здорово её напугало, и она, не успев затормозить, неслась прямо на него. Оно оказалось ещё большей кошкой, и единственное, что изменило траекторию умирающей от страха травоядной — удар льва. Он попал ей куда-то по плечу, и она, вереща, повернулась, пытаясь вновь в вновь собрать в кучу свои ноги. Её шокировало столь грубое и опасное с ней обращение, и теперь газелька поняла, что придётся бежать от двух хищников сразу.

Паника, обуявшая молодую газельку, заставила её задрожать (хотя куда уж сильнее) и напрячься, в почти тщетных попытках осознанно выбрать себе путь. Направа, налево, прямо? Её ото всюду, казалось, атаковали львы, и ей некуда было бежать... Или есть куда? Или таки есть выход? Она всё-таки бежала прямо, надеясь избежать участи быть завтраком.