Знакомые запахи, чужой прайд. Складки в уголках век стали заметнее, чётче, когда он подошёл, накрыл её тенью. Густой и бесцветной. Раньше она грела.
Подрос заметно, а изнутри его будто подрезали. Кас стёрла улыбку, как детёныш, который вдруг заметил, что все взрослые кругом притихли — что-то случилось, радостным быть нельзя. Отдернула себя через секунду и, только бы не смущать, ободряющее подняла уши. Взгляд исподлобья, чуткий, выжидающий — как только в ней ещё оставалось искр? — прикрыло встрепанной чёлкой.
Котис медлил. Мраморная морда, совсем затвердевшая, ничего не выражала, и было трудно понять, что творится за ней, но львица знала, куда смотреть. Его глаза, как два крошечных пучка вереска, прятались в тёмных глазницах. Оторопь. Смущение. Верно, вдобавок злится, сам не зная, на что. Хороший цветок — вереск. Редкий, нежный, и, не смотря на хрупкость, любит стужу, ищет сушь и грызёт щебень.
Шум позади сбил обоих. Он только напряг переносицу, она же подскочила целиком. Ахет зашуршала, с ней зашуршало всё естество лекаря-самоучки. В мозгу стрельнуло. Кас отлипла от старого друга, даже задрала лапу, точно гончая. Унять рывок неуёмной, взвинченной львицы вышло у Эбигейл: принцесса просочилась сквозь тени пещеры, как крошечный призрак-хранитель, и прикрыла спиной самку, пришедшую в себя. Слишком бурное пробуждение, но… потеряшка оказалась крепче, чем думалось: связная речь и лапы не путались. Пока.
Вдохнув сжато и сковано, с видом, будто успокоение брала взаймы, а не насовсем, Кас сдавила губы в линию и, как ослик на привязи, очень тугой и тянущей, с досады на саму себя, через силу обернулась, да так, что чёлка взметнулась вверх. Теперь она глядела не выжидающе, а всамделишно требовательно, как опаздывающая девица, которую робкий юнец так не вовремя остановил и уже жалел, что остановил, ведь, что делать дальше, его попросту не учили. Голоса зашумели позади. Долго. Долго долго долго… Подмывало пихнуть его для скорости.
Котис скуксился в один большой, недовольный ком, будто голову перегрузили раздражителями, и ему это было больше невмоготу. Всё собирался с духом. У львицы трещало терпение, но что-то запрещало бросить угрюма сейчас, пока он ещё мог что-то с собой поделать.
— Добро пожаловать домой, — голос изменился, и Кас не поверила. Ей вдруг стало обидно, что он не достал для неё голоса свежее, выше, моложе. Жёсткости, духоты ей хватило с излишком, больше не хотелось. — Твоя новая подружка? Шумная…
Кас смазано обернулась, кивнув незаметно, выдохнула, утомлённая этой вязкой встречей и отступила на шаг, будто желая уже убраться к своей потеряшке. Качнулась. Взглянула оценивающе, выверяя что-то. Она стала привыкать, что восторг встречи мешался в ней с желанием открутить кому-нибудь голову, что тепло чувств может скрутиться с негодованием и что, вообщем, ей не обязательно скрывать одно и показывать другое.
— Головой поедешь, глупая, — Тэхо кряхтел, копошась в пучках, спиной к ней и мордой к травам.
Она обиженно надулась.
Кинулась к нему, сгребла за шею лапой и тюкнулась в густую гриву. Сдавила накрепко и зашевелила губами, всё говоря что-то без единого звука. Совсем пропах беспокойством, а такой грозно колючий с виду.
— Дурак ты, Котис, дурак, — стёрла о его шерсть щёку, до того сильно прижалась. Что-то ещё зашептала под ухом, жмурилась, хмурилась и мурчала ровно, тихо, для него. Котис стал мягче, расслабил стойку, и, как в змеиной ловушке, почувствовал давку с новой силой.
Глупость какая, надо было начинать с этого, а не мучать его. Дурак. Дурак! Невозможный дурак.
Кас запуталась в том, что хотела сделать больше. Он злил её за свою толстокожесть, он не давал ей ничего из того, что мог бы прежде, но его выдохи так успокаивали, и она знала точно, что что-то ещё под этой шкурой осталось, выжило от её старого друга. Дурак! Рыкнула от досады, отпихнула его и побежала к Ахет.
Ахет… пришлось замотать головой, чтобы осознать, что звуки, летящие из её горла — слова. Она липли друг к другу, врезались на бешеной скорости и оттого ещё круче ускорялись. Эби, что ты ей сказала, что её так понесло? Травница изогнула брови, подходя к рассказчице со спины. Пропустила пролог, и без контекста было трудно с ходу понять, о чём ведёт свою повесть Ахет. Кас прикусила губу и, как только уловила смысл и послушала с десяток строчек, вполне благосклонно кивнула. Это не был поток сознания, не было проблем в изложении — она тараторила быстрее, чем Таккар летал, но при этом не спотыкалась. Это… чудо, не иначе. Только бы все остальные части тела остались невредимы, как её язык.
Кас слабо помахала лапой, пытаясь выцепить внимание потеряшки. Бровки сошлись в уставшую линию, когда Ахет переехала обращение, как локомотив, и с энтузиазмом заговорила дальше. Ну, хоть взглянула на секундочку, и то спасибо.
Переглянулись с Эби без многозначительности, с осознанием грядущих сложностей. Кас вдруг хмыкнула и, не желая отступать и других вариантов не видя, осторожно занесла лапу под правое ухо Ахет и прищёлкнула. Серые уши бодро зыркнули на источник шума, но когда говорившая оглянулась, выискивая заносчивого щелкача, ей на глаза не попалось ничего подозрительного. Пасть при этом не захлопнулась ни на секунду. Эта парадоксальная болтливость должна была свести с ума, но Эби была слишком вежлива и добра, чтобы возмутиться, а Кас — слишком занята проставлением засечек-галочек напротив незримого списка: восприятие отличное, реакция не хромает.
Не сводя носа с вечно открытой пасти, Кас приложила собственные уши к вздымающимся рёбрам, упрятанным под серой шкурой. Ахет разволновалась настолько, что воздух влетал в неё и вылетал прочь, как бешеный. Травница пыталась расслышать хоть что-то подозрительное в перекатах мышц и наполнениях лёгких и, откровенно говоря, опасалась этого.
И тут потеряшка, перестав тараторить о своей юности, свернула в какую-то бездну. Полчища шаманов, духи, нападение…
Брови у Кас исказило такое лютое подозрение, что львица лишний раз перепугала Эби. Травница ме-едленно подняла голову, вперив взгляд в разговорчивую, и больше глаз с неё не сводила. Вот как. Думала отложить расспросы на потом, а тут…
Надо ли говорить, что, когда у входа показалась Сита, ведущая альбиноса, как дрожащего козлёнка, Кас её даже не заметила.