→ Богороща

Чертог встретил нас крайне разномастным состоянием. Конечно, я ожидал, что никто не будет рад видеть белую смерть вновь под сводами самого сердца прайда, но именно сейчас меньше всего хотелось ощущать на соей шкуре все эти перепуганные или озлобленные взгляды более коренного населения северных земель. Нахмурившись, я скорее рефлекторно, нежели осознанно рыкнул, переступив порог небольшого мостика. Я не в том состоянии, чтобы выяснять отношения с местными и вколачивать им в мозг, что нечего засовывать всех Ходоков под один камень.

Хотя, кого я обманываю? Сам бы с радостью всех этих фанатиком засунул под самый большой булыжник, да растер в самую мелкую из возможных крошек. Пока такие живы, слепые до окружающего мира, повернутые на своем фальшивом величии никто из окружающих не будет в безопасности рядом с их территорией. И каждое следующее поколение лишь усугубляет итак слепое мировоззрение Ходоков. Однажды, там останутся лишь носители лишь низменных инстинктов и желаний некогда величественных зверей. И Боги станут лишь оправданием их кровавой жатвы.   

- Я привел юную львицу, она замерзла, потерялась и может заболеть, - прокашлявшись, протягиваю я, обращаясь к одной из местных львиц, что все же решила подойти ко мне, игнорируя природный страх перед потенциальной угрозой с ледяными глазами и белоснежной шерстью. - Ей надо поесть.

Львица долго смотрела на меня, словно искала подвох в моих действиях или причину отказать, но вид ослабленной Миры дернул за материнские нити в душе самки и та повела слепышку в сторону еды и теплого лежбища. Каких трудов мне стоило не пойти следом за ней или не двинуться вглубь пещеры, где сейчас наверняка находился сын со своей возлюбленной. Забавно, опустив взгляд к земле, я обнаружил разбросанные лепестки северных цветов, еще не повядшие. Свежие.

- Тут что-то произошло? - глупый вопрос для взрослого льва, направленный в стороной подростка с лимонной гривой. Кажется, он был на той бойне с медведем.

- Эм, да, королева родила, - ответил мне молодой самец, лишь мельком оглядев все моё напряженное тело и потеряв ко мне всякий интерес, переключился на какие-то свои внутренние переживания.

Да и плевать... Я тоже забыл про этого паренька, ведь всю мою морозную душу одолевала радость, так что захотелось зарычать на всю пещеру и направиться скорее к собственным внукам и внучкам. Как быстро летит время, совсем недавно я лишь сообщил Шантэ новость о беременности и вот уже стал дедом.

Старость, ты подкралась внезапно, но я даже отчасти рад тебе.

- Пусть Один благословит их, - тихо обращаясь к богу, я прикрываю глаза и выдыхая, уже медленно ступаю к Мире.

И пусть кто-то хоть попробует запретить мне это сейчас, когда нет возможности увидеть своих внуков, но есть желание не бросать слепую малышку наедине со своими тревогами и переживаниями. Когда она поест и когда сын выйдет к своему народу, я обязательно спрошу у него про мать Миры, выдел ли его патруль кого-то похожего.

Патрульные, благо, оказались рядом и прежде, чем кто-то из них мог хотя бы попытаться выставить меня вон, я сам открываю пасть и, выпуская теплый воздух, говорю более молодому самцу причину, почему Мира появилась одна и отчего на её морде столь очевидно проглядывается волнение и страх. Заговорив, я даже не замечаю, что сам проникся волнением Миры и тоже начинаю переживать за неизвестную мне мать только потому, что север уже потерял двух кормилиц.

- Эта малышка потеряла мать, и она сейчас в такой же опасности, как и каждый северянин. Её надо найти. Хватит детям этих земель, как пришлым, так и рожденным в этих краях, терять своих матерей.

— Сурикаты? Эти маленькие зверьки могут запросто доставить хлопот, — ответил я. — Уверен, что это просто была случайность, со временем ты научишься с ними управляться, — добавил я, заметив как Мао понурила голову.

Теперь настала моя очередь трясти головой, чтобы с глаз сошла сцена родов. Да уж, как бы мне этого не хотелось, но видимо эта сцена теперь надолго врежется мне в память. Не то, чтобы она сильно меня поразила, но не каждый день видишь рожающую львицу, притом наблюдая процесс "во всех подробностях". Но раз вызвался быть лекарем, то будь любезен учиться и такому.

— А ты как давно знаешь Рениту? — этот вопрос резко возник у меня в голове и я сразу же выдал его.

Агрий и Орей тем временем продолжали пихать друг друга и всячески суетиться под лапами у Мао.

Подумать только, они же тоже когда-то были размером как эти новорожденные. И их на свет произвела Ренита...

Дурацкая мысль наряду с недавней сценой вновь заставили меня потрясти головой, чтобы выбросить ее оттуда. Не хватало мне еще выдумывать всякую хрень. Ведь приестся и будет еще тяжелее о ней забыть.

Ренита тем временем вернулась к нам от роженицы. Я только хотел у нее спросить про успешность родов, как к нам прибежала львица, словно вихрь, и начала каждого одаривать цветами. Происходило это настолько стремительно, что я даже не успел понять, что произошло.

— Спасибо вам, что навестили нас! А еще что помогли ма.. Королеве Шантэ. Я очень рада была вас увидеть! — сказала подросток, раздав каждому по подарку, и умчалась прочь.
— Но я ничего не... — немного смущенно отреагировал я на подарок, но было поздно - подросток была уже далеко и не могла меня услышать. 

На шее у меня висел венок из ароматных белых и ярко-фиолетовых цветов. Мне было не очень удобно получать даже такой подарок: я ведь просто проводил Рениту сюда и ничего другого полезного не сделал. "Незаслуженное удовольствие уничтожает льва. Незаслуженная награда развращает его." - эти слова Тафари въелись мне в мозг очень давно и я всем сердцем принимал их суть. Но и отказываться от него было бы еще более неудобно, мне не хотелось таким образом оскорблять ни королеву Шантэ, ни ее дочь, ни кого-либо еще такой бестактностью.

Сниму, когда вернемся обратно.

В конце концов я обратился к Рените:

— Я так понимаю, что все прошло как надо?

Перед глазами все еще мелькала та дурацкая мысль.

Боги, избавьте меня от этого.

Агрий откровенно устал от этого путешествия. Да, ему было чертовски весело прогуляться, наконец-то выйти из родной пещеры и увидеть разных жучков и бабочек, других львов, цветочки и прочие самые разные интересные вещи, но… Детский организм вымотался и требовал отдыха, даже пинки братца были уже не такими сильными и обидными. Зевая, он полез к материнскому животу, надеясь, что молоко хоть немного развеселит его и перебьет сон, но все получилось совсем наоборот. От еды его сморило еще больше.

Зевая, львенок облокотился на материнскую лапу, косо поглядывая на братца. Трудно было сказать, устал Орей или нет, но он точно был не таким активным, как днем. Как бы не храбрился, а спать явно хотелось и ему тоже... Ах, да, мама учила, что когда солнышко прячется - значит, наступает вечер и пора кушать и ложиться спать. Но они ведь не могут спать здесь? А как же папа?

- Я хочу к папе… - захныкал Агрий, вдруг вспомнив, что он почти целый день не видел папу. Да, для маленького котенка, вроде него, даже кратковременная разлука с одним из родителей уже считалась чем-то страшным. Папа всегда был рядом, как и мама, с самого рождения близнецов. В черно-серых глазах заблестели слезы, слишком соскучился.

Его даже темненькая львичка не развеселила, которая бегала по округе и дарила всем цветочки… И в своей маленькой челке Агрий тоже цветочка не заметил, хныкая и потирая лапкой глаза. Окружающие львы совсем перестали его интересовать, Арий даже, если честно, забыл, зачем вообще они пришли сюда. Он очень хотел спать и очень соскучился по папе, хотелось как можно скорее вернуться домой. К его большому счастью, мама, наконец, решила, что пришло время возвращаться, после чего котенок тут же потянул к ней свои маленькие пухлые лапки.

- Мамочка, я устал… я хочу баюшки… - пожаловался львенок, на что мама лишь понимающе кивнула и взяла его за шиворот. Агрий довольно пискнул и на этом затих, снова зевая. Наконец-то они оправляются домой, к папе.

—- > Пологий склон в пасти у мамы

Мао устало зевнула; её занятие, конечно, не было столь утомительным, как у Рениты, но забота о маленьких львятах  тоже требовала сил. Львица сделала полный вдох, пытаясь взбодриться, мягкая лапа с нежными подушечками потянулась к морде и потёрла глаза. Крупное сборище собратьев и удивляло, и донимало самку. Она редко встречала крупные общества львов, но в последние дни это всё меньше становилось непривычным, и молодая Мао, сама того не понимая, сливалась со всеми в одно целое.

Львица дёрнула тёмными ушками, когда услышала голос Амади. Новый знакомый задал свой вопрос, и следовало бы как можно быстрее на него ответить. Обратив свой взгляд на собеседника вновь, продолжая одновременно с этим посматривать на других, охотница заговорила:

- Что же касается сурикатов – это да. А с Ренитой мы знакомы недавно, - Пушок отвела взгляд в сторону, слегка прищурившись и дёрнув тёмными, как тоненькие иглы дикобразов, усами, - я ведь, знаешь, тоже появилась в банде на днях. Раньше была одиночкой, не скрываю, что было трудно: с едой, защитой – да и со многим. Существовать в группе намного легче, общество даёт тебе еду, б`ольшую защиту, а самое главное – друзей и семью. Да, бродягой тоже возможно найти себе сподвижников…близких…но, кто подтвердит, что они будут настоящими. Раньше я этого не понимала, но и не задумывалась. Своя семья была для меня пустым сборищем, и помнится, что хотелось скорей убраться с родных мест, не проводить больше ни секунды с теми, кого знала. А теперь я считаю иначе, но ни чуточку не сожалею, что оказалась в Баргестах.

Светлошкурая усмехнулась, перебирая и анализируя всё сказанное. Она задумчиво вздохнула, и голова её опять оказалась направленной к Амади:

- Ну, а ты? Что касается твоего прошлого?

Последние слова оборвались, когда к делегации подошла незнакомая Мао юная самка. Она обменялась парой предложений с Ренитой, и из того стало понятно, что две львицы были знакомы друг другу.

- Спасибо большое, - поблагодарила охотница тёмношкурую львичку, рассматривая полученный дар – красивый венок из нежных розоватых цветочков. И правда, Мао было очень приятно получить подобное украшение, ведь ей никогда в жизни никто не дарил подарков.

По Амади было видно, что тот, вероятно, смутился. А один из близнецов уже успел засунуть растение в рот. Мао захихикала.

Тёплые размышления голубоглазой самки, вызванные столь приятной семейной атмосферой, созерцаемой ею, прервали слова Рениты об уходе. Действительно, следовало уже уходить. Ночь наступала медленно, а иноземной делегации задерживаться было не выгодно.

- Рада была помочь, Ренита. Агрий и Орей – очень милые мальчики, и довольно хорошо воспитаны для своего возраста. По крайней мере, если сравнивать с моими братьями, то это просто ангелочки, - засмеялась львица, обращая взгляд на Орея. – Ну, что, готов, маленький путешественник? – спросила она в последний раз, перед тем, как взять львёнка в пасть.

—- > Пологий склон

Отредактировано Мао (25 Окт 2018 11:03:51)

<... Ледяная усыпальница

Девил чувствовала на сердце какую-то светлую, едва-едва горчащую грусть, но и при этом же ощущала легкость. И дело тут было не в заметно опустевшей цветочной сумке, что сейчас уже совсем не тянула своей тяжестью шею к земле, нет.
Сходив в усыпальницу к матери Девил словно отвела душу, сделала то, что давно хотелось. И хоть ей всегда хватало времени, чтобы подняться наверх и посидеть в том особенном молчании, наполняемом меж строк горным гудением, но вот так поговорить по душам с почившей матерью - не всегда.
Ей словно было неудобно. Неудобно печалиться, когда все так хорошо, более того, непонятна причина этой грусти. Порой от нее становилось даже стыдно, мол, на тебя столько сил угробили, чтобы ты чувствовала себя лучше, а ты все -не.
Но сейчас, когда Джун спросил в чем же дело, она наконец-то поняла: ей просто хотелось бы разделать с Мунаш все то, что она имеет сейчас, разделить напополам. Радоваться вместе с матерью своим успехам, радоваться рождению королевских наследников, просто показать матери в какую львицу превращается некогда бестолковый пищащий и носящейся комок черно-белой шерсти.

"Если Лис говорит, что духи следят за нами, значит ли это, что мама и гордиться мной может "оттуда"?

***

Когда она вернулась обратно в чертог, шум там значительно поутих, пусть и гости из владений Шенью еще не ушли. Казалось, ничего нового в общем зале не появилось, но то таким оказалось только на первый взгляд. Когда Чертенок пригляделась и узнала в толпе хищников всех, кроме одной новенькой львенки, она поняла, что к ним пришла еще одна гостья.

- Здравствуйте, Хальвард, - она почтительно кивнула белому самцу-гиганту, что впервые увидела еще в свои два ничего непонимающих месяца. Когда ей напоминали в прайде как именно им удалось познакомиться, ее губ неизменно касалась мягкая ухмылка.

После же она повернулась к новенькой, что привел лев и дружелюбно улыбнувшись, оглядела ее чуть внимательней. Они были чем-то похожи - окрасом конкретно, но размерами явно отличались. Девил вообще в принципе привыкла что она больше многих львят в чертоге, но эта судя по всему была либо младше нее, либо просто сама по себе маленькая.

- Привет, - она легонько коснулась львенка за плечо, обращая на себя внимания. Та от неожиданности вздрогнула, после чего Ви немного смущенно продолжила, - ты хочешь выступить в братство? Или ты просто наша гостья?

- Эта малышка потеряла мать, и она сейчас в такой же опасности, как и каждый северянин. Её надо найти. Хватит детям этих земель, как пришлым, так и рожденным в этих краях, терять своих матерей.

То ли к сожалению, то ли очень и очень кстати Девил прекрасно услышала последнюю его фразу Хальварда, которую он произнес в разговоре с кем-то из взрослых. Но сердце ее не дрогнуло. Потеря, какая бы она тяжелой не была для нее тогда, постепенно выпустила ее из тисков горя. Так что вновь погружаться в скорбные мысли даже больше не хотелось, нежели что-то еще.
Нет, тем более не сейчас, когда девчонке стало понятно по какой именно причине в чертоге появилась гостья.

- Так или иначе я рада тебя тут видеть, правда. - Девил изо всех сил старалась сделать голос максимально мягким, каким он только может быть у нее. Она была искренна, да, но все же обстоятельства заставляли ее быть как можно более аккуратной в этом разговоре.

- Мы тут всегда тепло принимаем гостей. Сегодня у нас праздник, так что... Это тебе.

Вроде то была совершенно незначительная мелочь, один из немногих оставшихся венков, но она из лучших побуждений думала, что быть может так получится помочь перенести трудности этой львенке. В конце-концов она и сама прекрасно знала, какого это, ждать мать откуда-то, откуда она может и не вернуться.

- Меня зовут Девил, - когда взгляд вновь вернулся на мордочку детеныша черно-белая на мгновение замялась. Но потом продолжила, - Оу, ты... Слепая, да?.. Мой брат тоже. Можешь не стесняться и просить меня помочь, если захочешь прогуляться. Или просто положить на меня хвост, пока разговариваешь со мной. Мой брат так делает, может тебе тоже так станет комфортнее.

В конце-концов Ветта наконец-то замолчала, усевшись напротив новой знакомой, и тщательно повторив про себя новое для нее имя. Мира. Ми-ра.
Надо было обязательно запомнить.

- Хальвард, подождите! - совсем скоро Миру увела одна из львиц прайда и белый лев спустя некоторое время засобирался следом. - Я хотела поздравить вас с рождением моих братьев и сестры.
Она подошла к нему и протянула не совсем обычный венок: собранные соцветия, висевшие на лиане, выглядели скорее как ожерелье. Тепло улыбнувшись огромному льву, она отдала ему подарок.

- Пойдем спать, Джун, - она кивнула фенеку, что, на самом деле, уже почти валился с лап. Тот, увидев Халя, заметно ожил и проверещал:

- Сегодня большой день для всех нас, друг мой, - лис очень тепло и по-братски улыбнулся. Было понятно, что видеть бывшего Ходока целым, пусть и без его бдительного надзора, ему было приятно.

- И да, пошли спать, разноглазая.

Счастье, к сожалению, не бывает бесконечным.

Постепенно праздничная суета и радость сходила на нет, возвращались привычные будни. Но самым плохим было то, что они были омрачены тягостной неизвестностью и смертью одного из львят.
Отец все так не возвращался и не возвращался. И если для кого-то из взрослых это могло казаться в порядке вещей, в конце-концов Траин был взрослым и сильным львом - королем, в общем-то - то для его приемной дочери все казалось в разы хуже. Неделя с лишним тянулась уже почти как бесконечность и все на свете казалось таким несправедливым!
Особенно то, что отец не успел вернуться до того момента, как умер второй по старшинству львенок. Один из ее братьев так и заснул вечным сном в усыпальнице безымянным, ибо королева хотела оставить возможность самому отцу дать имя хотя бы одному из детей.

К тому же все не возвращались ни дядя Люциан, ни один из младших братьев Энии. Девочки пытались поддержать друг-друга, по крайней мере Девил старалась, точно так же, как и старалась не терять надежды. Но с каждым днем этой нескончаемой недели это становилось все сложнее.
В какой-то момент черно-белой даже показалось, что она вернулась в тот свой возраст, два месяца с небольшим, когда умерла Мунаш. Все было, конечно, не так ужасно, как тогда, но общее ощущение на душе - такое же.

Радовать могло только то, что пока больше ни один из львят не выглядел больным, а потому можно было надеется, что теперь выживут все оставшиеся. И что отец все-таки вернется, чтобы их всех увидеть.

Шантэ зачастую сама поднималась и уходила за мясом, чтобы хоть как-то размять лапы, но иногда Девил с радостью вызвалась помочь королеве хотя бы такой незначительной мелочью. Ее дочь прекрасно понимала, что Леди севера едва ли менее тяжело, чем ей самой, а скорее и гораздо-гораздо хуже.
А потому Ветта старалась всюду поддерживать маму и быть рядом с ней.

Сегодня как раз был тот случай, когда она решила сходить за ужином сама. Охотницы как раз вернулись со свежей добычей и разбирали ее на удобные для всего остального прайда куски. Увидев разноглазую, они прекрасно поняли, что она за частью Королевы, а потому отдали ей самые сочные и полезные части.
Тащить было тяжело, но Ви не жаловалась.

Она отлучилась, наверное, минут на десять. Но за это время Мтонго - глава патрульных -  успел зайти в королевскую пещеру для доклада. У Девил, наверное и в мыслях не было подслушивать, но так уж получилось. Пока она стояла снаружи и ждала конца аудиенции, ее уши уловили пусть и обрывки разговора, но от того не менее... тяжелые.
"Он говорит про отца... И про семью Энии", - она отставила мясо в сторону, стараясь максимально напрячь слух.

- Моя королева, скорее всего все трое погибли под камнями. Мне жаль...

***

– Иди ко мне, - голос отца словно бы раздается в ее черпе. Она не слышит больше ничего и никого. Помимо едва различимого голоса, в голове только оглушающе звенит пустота.
Следом за этим голосом она слышит детский плач... То ли одного из львят, в спальне у королевы, то ли... свой собственный, из почти забытых детских воспоминаний.
Это плач ребенка, что потерял родителя. Отчаянный, громкий, вытесняющий все остальное из души и душу эту разрывающий на мелки полотна.

- Неееет... - она и слышит это чистой и острое "нет", и произносит его сама. Оно вырывается из ее груди точно так же, с таким же казалось бы количеством горячего воздуха и пара, что и в тот роковой день.
Только сейчас слезы не срываются с ее глаз, она не лежит, прижимаемая лапой к крепкому теплому плечу, не жмется к нему беспомощным младенцем. Вместо этого она стоит на месте, словно ледяная статуя, скованная по всему конечностям, с абсолютно не верящим ни во что происходящее взглядом. Чистым и мутным одновременно, смешавшим в себе и отрицание, и осознание.

Она бы и стояла так, наверное, если бы не развернулась и не побежала. Быстро и без оглядки, повинуясь каким-то непонятным инстинктам. Она бежала, и помимо воспоминаний теперь она могла различить только стук собственных когтей о холодный камень пещеры. Когда она добежала до общего чертога, все с испугом посмотрели на нее и, кажется, все поняли.

- Неееет! - теперь это уже совершенно точно сказала она. Пусть и в унисон с напуганным двухмесячным львенком в ее воспоминаниях, но голос, что описал в воздухе это слово, был уже взрослым. Но абсолютно такой же по своему звучанию в наполнении - по наполнению горем.

Отредактировано Девил (3 Ноя 2018 17:32:10)

Котенок устал настолько сильно, что капризничал всё сильнее и сильнее, пихая брата и не давая покоя Мао ровно до прихода мамы и сытного молочка на ужин. Ик. Орей уже хотел домой, развалиться в гриве отца и оттуда ловить лапами его коцанные уши, играя в настоящего охотника и грозу всех вокруг. Но маме надо было помочь тете и потому львенку осталось лишь надеется, что после ужина и умывания они уйдут.

И ведь пошли!

Орей чуть ли не попой пританцовывал, пока мама сообщала, что им пора собираться, ведь дорога впереди не столь короткая, как казалось до этого малышу. Да и эти забавные цветочки, подаренные не менее забавной большой тетей стали для малышка уже почти частью его самого, настолько быстро он привык к ярким листикам, то и дело закатывая к ним глаза и забавно поднимая голову, словно от этого цветочки окажутся ближе к его любопытному носу.

Фыркнув и громко чихнув из-за пальцы, попавшей на влажный носик, Орея еще быстрее засобирался вслед за мамой и тут же усадил свою попу под пастью лежавшей Мао, поднимая на неё свою большую голову с большими ушами и по-детски серьезным взглядом.

- Ты ведь понесешь меня? - спросил он львицу, ожидая ответа от неё. - Лучше ты понеси меня! А то вдруг этот маленький дядя лев меня уронит?

И вот поди, объясни этому сыну своего отца, что не надо оскорблять всяких невысоких львов, даже если этот самый лев не кичится своими габаритами и ему вполне хорошо живется на том уровне высоты, которой одарила его природа. Да и нормально это, наверное, что львенок именно в пасти львицы ощущает себя куда безопаснее, нежели в пасти льва.

→ В пасти Мао на пологий склон

Сложно представить, что чувствуют жены, когда отсутствие дорогого супруга считается не в днях, а уже в неделях. Еще сложнее, когда у одинокой представительницы женского пола остались дети, а то не один и даже не два. Особенно эти муки горячи, когда эта несчастная мать живет в таком месте, где беда случиться может в любую минуту, где ты ни от чего не застрахован.

Элика винила себя в том, что случилось в тот злополучный день. Она была убеждена, что если бы не затеяла этот разговор, то Люциан бы, конечно же, не ушел никуда, Ательстан бы не отправился следом за отцом, а значит, ничего не случилось бы. Ей казалось, что она разрушила свое счастье и счастье своих детей собственными лапами. Львица не знала, что нужно говорить львятам в свое оправдание, если отец не вернется.
А он, наверное, и правда не вернется?

В последние дни Элика пыталась осознать свою совместную жизнь с этим львом-одиночкой. Львица пугалась того факта, что ей, скорее, больно не от того, что любимый ею лев мог умереть, а что ее дети останутся без отца, а она сама без защиты. Она стала задавать себе вопрос, была ли любовь на самом деле? Он, безусловно, заботился о ней. Но порою Элике казалось, что он делал это машинально, потому что она была матерью его детей, потому что ему нужно было о ком-то заботиться. А она, разве не хороша? Она видела в нем защиту, видела в нем сильное мужское начало, которого ей так недоставало, но не видела той трепетной любви, которая бывает у других супругов. Иногда Элике казалось, что Люциан в мыслях витает вовсе не рядом с ней. Она догадывалась, что он иногда живет в прошлом, но прошлое для нее до сих пор было прикрыто завесой темной ночи. Лев до последнего дня не рассказывал своей супруге о прошлой жизни. Да и зачем это было?

А ее сын? Хладнокровный детеныш не особо был близок с матерью, однако он ее кровь, поэтому после пропажи Ательстана львица на инстинктивном уровне усилила надзор за детьми и практически не позволяла им уходить куда-то без сопровождения взрослых львов. Она старалась не думать о маленьком втором Люциане, потому что надеялась, что все-таки детеныш под внимательным присмотром отца, который, если не был идеальным супругом, то точно пытался быть идеальным родителем.

Однако вскоре Элика начинала понимать, что происходит что-то неладное, потому что не возвращался и Лорд Траин. Возможно, что оба они, два самца и детеныш, где-то встретились и отправились что-то проверить, но едва ли Король Севера оставил бы беременную жену одну, зная, что ей совсем скоро необходимо будет рожать. Кроме того, сам Люциан не стал бы брать детеныша на опасное задание, не стал бы уходить, не предупредив свою семью об этом. Сомнения Элики, как и сомнения всех в прайде, начинали закрадываться в ее душу.

Чуть погодя, когда она отправилась на охоту вместе с другими львицами, прошелся слух о том, что в горах, где предположительно живут Белые Ходоки, случился обвал. Возможно, песочная бы не предала этому особого значения, если бы не проблема, которая терзала ее в последние дни. Элика даже набралась смелости самой отправиться туда, чтобы проверить, нет ли там следов Траина или Люциана с Ательстаном, но побоялась оставлять в такое время своих детенышей одних, поэтому никуда в итоге не пошла. Что ей оставалось делать? Лишь смиренно ждать, потому что Леди Шантэ наверняка скоро забьет тревогу, поскольку пропал не только король, но и главнокомандующий Дозора. Сильные и умелые самцы разберут обвалы лучше, чем слабая и подавленная самка.

И все же ночью Элика едва ли сдерживала себя, чтобы не отправиться в такую крайне опасную разведку. Там она могла встретиться не только с Белыми Ходоками, не только с повторным обвалом, но с мертвым телом своего супруга, вид которого она бы не вынесла.
В конце концов, она привыкла к нему. Даже Гарри, который всегда подначивал Люциана, но не испытывал к нему каких-либо теплых чувств, загрустил.

Вечер был холодным. Элика чувствовала, что мороз сковывает ее конечности, несмотря на то, что она пробыла в пещере весь день. Ее никогда не спасала шерсть, которая успела подрасти за год проживания на севере, и никогда не спасали своды Великого Чертога. Она грелась благодаря Люциану и своим детям.

Тревога, которая увеличивалась в ее сердце, не давала Элике спокойно спать. Прошла уже целая неделя, а Люциан и Ательстан так и не вернулись домой. Все, что теперь оставалось бедной самке, это идти к Шантэ и просить о том, чтобы прайд всерьез занялся поисками ее мужа и сына. 
Львица уже выходила из своей пещеры, предназначенной для главнокомандующего и его семьи, как в коридоре столкнулась с Девил. Львенок был не просто напуган, а, скорее, ошарашен, по крайней мере, в туманном взгляде дочери Мунаш львица увидела именно эту эмоцию.
- Девил? – обеспокоенно спросила Элика, - что с тобой?
Но львенок выскочил в общую пещеру. Песочная самка уже чувствовала, что надвигается что-то плохое. Она пошла за подругой своей дочери следом и остановилась на пороге чертога, когда до ее ушей донеслось это отчаянное слово. Львица чувствовала, что ей становится холоднее, несмотря на то, что в пещере присутствовало достаточно много народу, и сам воздух был относительно нагрет.

- Что такое? Что ты? – испуганно сказала Элика и подскочила к подростку, наклонившись к ней, однако Девил молчала. Самка подняла голову, нетерпеливо оглянув всех, кто находился сейчас в общей пещере. Она искала глазами помощи, объяснений, слов, но находила в этих львах только такой же непонимающий и испуганный взгляд.

И тут вышла она. Королева. Элика, подняла голову, взглянув на Шантэ, которая остановилась в таком месте, чтобы ее видели все. Она выглядела мрачно-спокойной. Неужели с ней случилась еще какая-то беда? Неужели умер еще один львенок? Пришли вести о Траине? Пришли вести… о Люциане и Ательстане?

Элику трясло. Она не понимала, что способствовало этому – холод или волнение. Она слышала раскаты рычания, будто грома, который призывал прийти всех, кто мог сейчас сделать это, кто был рядом. Львица почувствовала прикосновение к себе и вздрогнула. Все ее дети пришли для того, чтобы послушать весть о гибели своего отца.

Песочная самка знала это. Она сглотнула, уткнувшись носом в уже подросшую гриву одного из близнецов. С замиранием сердца она ждала той фразы, которую произнесет королева. И дождалась.

- Но вероятно, что Лорд Траин, Люциан и его сын погибли под этим обвалом.

Лапы Элики подкосились. Она бы упала, если бы сыновья не поддержали ее. Она открыла пасть, пытаясь что-то сказать, но ей не хватало воздуха. Это был тот же крик, который сковал душу Девил, но крик немой, крик, в котором была заключена вся боль. Тело львицы затряслось, охваченное отчаянным рыданием.

Песочная больше ничего не слышала. Ее больше не интересовала жизнь Братства, потому что это было то место, которое погубило ее семью, которое разрушило ее. Эти стены пещеры, этот холод, этот снег и раньше пугали ее, а теперь она вовсе не могла смотреть на это. Все здесь напоминало о Люциане и о ее сыне, которые ушли так скоро, что Элика боялась лишиться остальных своих детей.

Люциан ее не послушал. Он не смог побороть эту стихию, потому что не был рожден здесь, потому что был уверен в том, что сможет бросить вызов этому месту. Он не смог. И она, и ее дети этого не смогут сделать. Поэтому львица тут же приняла срочное решение уйти из прайда прямо сейчас. Тянуть больше не было смысла, хотя печаль и боль, шквалом обрушившиеся на нее, тут же отступили, оставив сердце только тихо болеть.

Элика подняла голову, взглянув на своих детей. Луриан и Луис, Мирай, Эния и Анника. Это все, что у нее осталось. Больше у нее никого не было, поэтому их непременно нужно было сберечь. Самка покачала головой и тут же обняла одного из своих детенышей, крепко прижимая к груди. Конечно, путь в никуда был опасен, но не опаснее, чем жизнь здесь. Если они пойдут по той дороге, которую знает песочная самка, то тогда все будет хорошо. Они смогут найти дом теплее и безопаснее. Больше ее здесь ничего не держит.

Львица знала, что нужно что-то было сказать Шантэ, чтобы их не хватились. Но подходить к королеве не пришлось, потому что самка сама подошла к Элике, наверное, заприметив ее плач и горе.
- Леди Шантэ… Мне нужно… мне нужно с вами поговорить…
Молодая львица с удивлением посмотрела на Элику. Она не ожидала от нее такой решительности, хотя предполагала, что дело будет связано с Люцианом или…?
- Я хочу уйти из Братства.
Удивление тут же отступило. Очевидно, что королева предполагала такое развитие событий. В конце концов, что делать здесь маленькой песочной самке, лишившейся мужа и сына? Но остальные…
- У тебя же дети, - нахмурившись, проговорила львица, повернув голову в сторону Девил и остальной компании подростков. Они уже, на самом деле, были взрослые. Когда Элика и Люциан столкнулись с Шантэ и Траином, то старшие дети львицы были даже младше, чем ее второй помет сейчас.
- Они пойдут со мной. Я не смогу больше здесь жить.

Самка грустно взглянула на львицу, но ничего не сказала ей. Они обе всё и без того прекрасно поняли. Однако этот разговор Элика будет еще долго вспоминать, потому что только потом, освободившись от своего горя, она заметит ту непоколебимую уверенность молодой самки, которая также лишилась мужа и сына. Какие все-таки они были разные…

Шантэ окликнула Девил и направилась в сторону своей пещеры, а Элика, повернувшись к своим детям, очень странно посмотрела на них. Их мать уже приняла решение, которое, кажется, нельзя было оспорить.
- Мы уходим сегодня, - дрожащим голосом проговорила львица, - подкрепитесь перед этим, доделайте все дела, которые еще не успели доделать...

Отредактировано Элика (10 Ноя 2018 12:41:13)

–-Начало игры-–

Октавиан лежал молча, стараясь немного подремать после патрулирования, но его как и многих терзали не очень приятные мысли. Слухи о пропаже Лорда Севера и главы Ночного Дозора витали по чертогу уже долгое время, но никто не мог точно сказать действительно ли Траин и Люциан пропали или нет. Львы и львицы перешептывались, строя свои догадки в попытках выяснить правду. Сам же Октавиан верил, что с Траином все в порядке. По крайней мере ему хотелось в это верить, хоть факты начинали давить тяжелым грузом: их обоих не было уже продолжительное время и никто их не видел.

В конце концов Октавиан понял, что уснуть ему не удастся при всем желании. Он потянулся, но подниматься на лапы не стал, решив осмотреться вокруг. Жизнь вокруг шла своим чередом: кто-то отдыхал, кто-то веселился, кто-то просто болтал без умолку, создавая гул, расходящийся по всей пещере. Рифф спокойно дремал, зацепившись когтями за кусочек скалы. Каденция сидела рядом, перебирая свежесобранную лечебную траву. Всё шло своим чередом.

Но громогласный рык Леди Севера прервал эту идиллию.

"Нет, только не это."

Шантэ вышла одна. С каждой секундой вера Октавиана в хороший исход таяла как снег под палящим солнцем. И Шантэ начала свою речь. Худшие опасения всех собравшихся в чертоге подтвердились - Траин и Люциан скорее всего погибли под обвалом. Сердце Октавиана сжалось, когда он услышал об этом, хоть он и старался не показывать это на виду. Он искренне боялся повторения того, что случилось с его родным прайдом, что может начаться очередная братоубийственная борьба за власть.

"Нет, Шантэ не позволит."

Он верил в Леди Севера. Верил, что несмотря ни на что, она не даст Братству так легко распасться, как это было с Камертоном. Пытаясь хоть как-то оправится от этого состояния резко нахлынувшей пустоты, Октавиан бросил взгляд на свою сестру: Каденция еле держалась, чтобы не пустить слезу. Рифф же стоял абсолютно ошарашенный этой трагичной новостью и не мог вымолвить ни слова.

Но Шантэ продолжала. Ее речь вдохновляла льва, его минута страха и сомнения ушла прочь, как только зашла речь о единстве Братства. Черношкурый вновь обрел полную уверенность в том, что Братство переживет и эту беду. Он непроизвольно выпустил когти, которые слегка поскребли каменный пол. Когда речь пошла о том, что необходим кто-то, кто временно заменит Люциана на посту главнокомандующего, то Октавиан практически без раздумий проголосовал за Мтонго: он знал, что ему эта обязанность будет по плечам. Да и вносить лишний раздор Октавиану не хотелось. После этого Леди Севера удалилась, оставив чертог в довольно подавленном состоянии.

— Поверить не могу, что это случилось, — тихо произнесла Каденция, слегка шмыгая носом.
— Я тоже... — приглушенно ответил Октавиан, пытаясь справится с неприятным ощущением горечи внутри себя — Нам остается лишь довериться Шантэ и верить, что вскоре черная полоса пройдет, и Братство воспрянет духом.
— Почему оно так происходит? Почему именно сейчас? — продолжая шмыгать, спросила Каденция.

Октавиан не смог подобрать слова, чтобы ответить ей, ведь он и сам не знал ответа. Он повернулся в сторону Риффа, но тот так и не пришел до конца в себя, продолжая грустно смотреть на пол. Октавиану ничего не оставалось, кроме как погрузиться в общую меланхолию и ждать, что же будет дальше.

"Мы найдем способ выбраться и из этой беды. Все будет хорошо. Нужно лишь постараться самим преодолеть это."

Отредактировано Октавиан (16 Ноя 2018 19:46:50)

...он так и не осмелится поднять морду и посмотреть прямо на мать, прямо ей в глаза, чтобы увидеть всю боль, которая раздирает ее на куски. Громко сглотнул, зажмурился сильнее, слегка вздрогнул. К горлу вновь подступил ком, который он в очередной раз громко сглатывает. Мысли не то, что путаются, их просто нет. Луису нечего сказать в ответ на шокирующие новости, он просто...

В голове было множество вопросов, почему-то хотелось поговорить с кем-то... Просто так, по душам... Сейчас почему-то хотелось именно драться. То, чего Луис больше всего ненавидел, он хотел влететь в стаю врагов и драться на смерть. Ему хотелось вкусить львиной крови... В голове резко представился гипотетический вкус львиной крови и все мысли о том, чтобы ее вкусить сразу же сошли на нет. Язык словно обожгло пламенем, захотелось кашлять. Луис помотал мордой и отчаянно уставился на потолок пещеры,  словно пытаясь сквозь него увидеть небо. Небо... место обитания тех, кто ушел в мир лучший. Он устало вздохнул. Почему бы и ему туда не попасть? Всего - то, что нужно было сделать - это ступить вниз. С какого-нибудь обрыва. Он ведь всегда хотел узнать, что значит летать.

Почему-то именно сейчас хотелось... да, не понятно, чего хотелось. Быть может выть? Нет. Быть может драться? Нет. Быть может любить? Нет, тоже не то. Тяжелый вздох с тихим придушенным скулежом. Ему чего-то не хватает в этой жизни. Быть может нормального прайда. В котором бы его принимали таким, какой он есть. А не таким, каким должен быть. Наивный, добрый, но преданный своей цели малыш Луис. И если он выбрал какую-то цель в своем странном и непонятном фанатизме, он будет идти до конца, либо же бросится в объятия медведю, дабы больше себя не позорить. Почему-то сейчас хотелось снова гневаться на богов. Луис резко вскочил на лапы, вздыбив шерсть на всем своем теле и тихонечко взвыл через проступающие слезы.

- Боги! Проклятые боги! Где вы, когда кому-то так нужны?! Где же ваше милосердие, открытость, а так же наставление на пусть истинный? Где же вы, проклятые боги?! Почему вы молчите с теми, кто нуждается в вас и ищут вашего знака?! Где вы, когда не знаешь, как поступить?! Где вы, черт вас подери? Почему вы наделяете тем, в чем не нуждаются те, к кому вы привели?! Что за глупые игры и шутки с чужими судьбами! Спускайтесь в этот мир и почувствуйте все на своих шкурах, чертовы... чертовы... БОЛВАНЫ!

—

- Мне жаль, - наконец он находит в себе силы сказать что-то адекватное. Он говорит это сдавленным, тихим голосом с нотками рыка.
Очень даже возможно, что он жалеет, что там, под завалом, погиб отец, а не он, Луис. Тогда бы ему сейчас не пришлось всего этого переживать. Но... зная по себе, искать неизвестность и не получать ответы на свои вопросы - хуже, чем знать правду. Он открывает заплаканные глаза, смотрит прямо глаза матери и утопает в них. Он больше не боится. Ее боль - его боль. Он все чувствует, все слышит, дышит этим. От этого не легче, но он наконец-то сталкивается лицом к лицу со своими проблемами.

- Я с тобой, мама. - четко, ясно, громко. - Я никогда не стану готов к жизни в этом страшном месте, я испугался его изначально, как только мы сюда пришли, - он сделал паузу, не отводя своих глаз от матери, а затем перевел взгляд поочередно на брата с сестрой. - Анника. Луриан. Я подвел вас. Но знайте, даже после смерти я буду оберегать вас, ошибки этой страшной ночи больше не должны повториться.

Всю эту неделю Мирай не покидала стены их семейной пещеры, отлучаясь только чтобы утолить голод и жажду, либо по чьей-то просьбе. Она проводила время с семьёй, рассказывая младшим сёстрам о зелёной траве и теплом солнце, которых они никогда не видели, о удивительных животных, повстречавшихся им на пути, когда они добиралась до севера, делилась южными легендами, давно стёртыми из памяти местных жителей. Чтобы скрасить ожидание возвращения короля, отца и брата, Мирай начинала строить свой мир иллюзий, где все живы и счастливы, пыталась забыть ужасы, поджидающие каждого за стенами безопасного чертога. Самка старалась выглядеть для всех такой же жизнерадостной и неунывающей, она по-прежнему всегда была готова подать лапу помощи нуждающимся, с радостью сидела с чужими детьми, когда их матери отлучались на охоту. Даже перед членами семьи Мирай старалась не показывать свою подавленность и усталость от постоянного недосыпа, вызванного ночными кошмарами. Каждую ночь ей снилось одно и то же: застилающая глаза вьюга, в которую её зовут голоса погибших и пропавших. Она постоянно просыпалась от этого, а потом долго лежала, смотря на выход из семейной пещеры, будто там вот-вот кто-то появится и насильно потащит её во вьюгу. К счастью, вскоре частично справиться с этой проблемой помог Луис. Заслышав тихий испуганный шёпот сестры во сне, он ложился поближе и начинал тихонечко успокаивать её. Его голос, пробивающийся сквозь ужасный кошмар, рассеивал вьюгу, делая сны ярче и зеленее. Похоже только этот чуткий подросток ясно видел, что происходит с его сестрой, только он прекрасно понимал её переживания и помогал ей справиться с ними.

О походе на поиски пропавшего Киллиана пришлось отказаться. Мирай пыталась уговорить Луиса проведать хотя бы ближайшие земли, но он напомнил ей, каково будет бедной Элике, следящей за каждым шагом своих детей, если они отправятся на территорию, учитывая их неспособность причинить вред недоброжелателям. Просить Луриана юная львица просто не решалась, боясь, что он не поймёт её. Раз он не понимает чувство испуганной маленькой девочки, которая вынуждена прятаться в тёплой безопасной пещере всю жизнь, то разве поймёт он отчаявшуюся девочку, которая готова жизнь поставить на кон, лишь бы отыскать своего лучшего друга? Сначала в голове Мирай проскочила мысль ускользнуть и обследовать земли самостоятельно, но стоило ей взглянуть в печальные материнские глаза, эта идея отпала сама собой. Мирай уже перестала ценить свою жизнь как раньше, ведь она превратилась в сплошную череду смертей и потерь, но снова ранить материнское сердце она не хотела.

Львица дремала в их пещере, уткнувшись носом в теплое материнское плечо, и когда матушка встала и куда-то побрела, сон её пепельной дочери был разрушен. Заснуть снова не получилось, и потому Мирай принялась вылизывать шерстку, напоминавшую всем окружающим её пропавшего отца, попутно размышляя о предстоящем дне. Она всё ждала вестей о пропавших, и ожидание чего-то неизвестного пугало и ужасно утомляло. Если бы не слишком короткая для этих целей шерсть, Мирай бы уже давно сама отправилась прочёсывать вместе с остальными территорию. Даже если они убедятся в смерти короля и главного Дозорного, то это будет лучше, чем продолжать томиться в ожидании и догадках. Мысли синеглазой были прерваны детским криком где-то в общей пещере, это заставило львицу отложить умывание, с неподдельным страхом заглядывая в выход.

“Они всё-таки пришли в чертог?”, - мысленно спросила саму себя Мирай, вспоминая свои кошмары, - “Нет-нет-нет, глупая, перестань. Нужно идти и проверить, вдруг кому-то нужна помощь?”

Самка поднялась с нагретого местечка, и заслышав рёв королевы Севера, созывающей своих поданных, прибавила шаг. Войдя в общую пещеру, львица невольно поёжилась. Здесь было прохладнее, чем в дальних пещерах, в которых она бывала чаще, прячась от холода и шума. Вся семья была уже в сборе, и терпеливо ожидала слов правительницы. Мирай тихонечко подошла к ним, подсев поближе к Луису, чтобы греться о его тёплый бок, и уставилась на Шантэ, с трепетом ожидая её слов.

– Но вероятно, что Лорд Траин, Люциан и его сын погибли под этим обвалом.

Несколько секунд весь чертог ещё был нем, все его жители пытались осознать и принять слова королевы. Они, сказанные так холодно и без тени надежды, словно проткнули хрупкое подростковое сердце. Мирай приоткрыла пасть, однако тут же подавила желание закричать от боли, нахлынувшей на нее так нежданно. Вместо этого она зажмурила глаза, до боли прикусила язык и выпрямилась, стараясь скрыть от окружающих свои терзания, пытаясь доказать самой себе, что нельзя давать волю эмоциям в такой момент. Это может причинить ещё больше страданий матери, братьям и сёстрам. Весь ее хрупкий мир, который она с упорством строила все это время, прячась в дальней пещере от жестокой реальности и пытаясь забыть о страхе, в одночасье рухнул, как карточный домик, тронутый неосторожной рукой. Отец не вернётся. Ательстан не вернётся. Невольно в голове всплыла собственная фраза, сказанная после разговора с отцом: “Неужели нужно умереть кому-то из нас, чтобы он прислушался?”. И вот этого ждала вся семья, чтобы понять, что на севере им счастья не построить? Реплика матери показалась самым верным решением, которое давно напрашивалось в головах практически каждого члена семьи, но Луриан снова решил идти против всех. И самое ужасное, что Анника последовала его примеру.

– Да когда же до вас дойдет?! – хрупкая и робкая Мирай впервые сорвалась на крик. Он был не такой громкий, как крик бессилия у неё в голове, хрипел и дрожал из-за вставшего в глотке комка, но был достаточно громким, чтобы привлечь внимание. Она хотела казаться сильной, не показывать старшему брату слёз, которые она так упорно сдерживала всё это время, но после её вскрика уже не выдержала. Слёзы градом капали на прохладный пол пещеры, обжигая серые щёки. – чего ты ждёшь, Луриан? – она обратилась прежде всего к старшему брату, решив, что если сможет переубедить его, то переубедить сестру не составит никакого труда, – что маму загрызет медведь, как Мунаш и Сури? Что Луриана завалит обвал, как отца, короля и Ательстана? Может ждёшь, пока Анника и Эния пропадут, как Киллиан? Или что я замёрзну насмерть? Что должно произойти в твоей жизни, чтобы ты, наконец, вспомнил, кто ты такой?! Ты не северянин, Луриан. И никогда им не был. Мы родились на юге, мама, папа и весь наш род уходит корнями далеко в юг. Почему ты готов променять свою семью на дело отца? Оно… оно в-ведь погубило его, неужели ты тоже х-хочешь…

Она громко всхлипнула, и всю её ярость, с которой она отважно бросилась на брата, тут же смыли слёзы. Мирай жадно глотала воздух, не в силах остановить окутавшую её истерику. Она говорила с Киллианом, после пережитой им потери, но в итоге он ушёл. Она говорила с отцом, но не смогла его переубедить, и он погиб. И видя знакомую твёрдость в своём решении в глазах Луриана, уже понимала, что и его ей не переубедить. Почему, почему она всё время должна терять? Почему нельзя закрыть глаза, и открыть их в зелёных джунглях, где они играют все вместе, не думая о смерти? Мирай зажмурилась, продолжая тяжело дышать, чувствуя, как становится легче управлять своим голосом. Она продолжала дрожать, продолжала лить слёзы, но они падали уже не таким градом. Бесполезно.

– Я н-не подготовлена к большим походам… так что… так что вы сможете н-н-нас догнать, – дрожащим голосом сказала она, поднимая голову, – надеюсь, что вы одумаетесь.

После этого Мирай на ватных лапах прошла к запасам пищи, как и велела мать. Кусок в горло не лез, но львица запихивала в себя еду насильно. Мирай понимала, что путь им предстоит неблизкий, а из хороших охотников у них только мать. Так что нужно хорошо поесть и отдохнуть, чтобы лишний раз не останавливаться и не разлучаться.

“Ничего, я тоже научусь. Луис будет охранять Энию, а мы с мамой будет добывать еду”, – мечтательно протянула самка, представляя, как сможет, наконец, тоже охотиться и не бояться, что вот-вот отморозит себе что-нибудь.

Песочная самка думала, что все будет просто. Она искренне была уверена, что случившаяся трагедия ее семьи послужит уроком для упрямого старшего сына в первую очередь: лимонный хохолок одумается и, если не со страхом, то с твердым намерением уберечь свою мать и сестер, встанет со старшим братом бок о бок и покинет север.

Сложно было понять по выражению морды песочной, что чувствовала львица, когда похожая на нее саму Анника – девочка, имя которой дал отец – вышла вперед с твердым заявлением остаться на севере. Может, Элике это показалось? Ее заплаканные глаза непонимающе взглянули на юную львицу, но та, может быть, пытаясь утешить мать, уткнулась носом ей в плечо.

Третий клык вонзил в сердце матери Луриан. Элика смотрела в уверенные голубые глаза сына. Ее настигло самое жуткое воспоминание в ее жизни: она, тогда еще молодая и юная львица, смотрела в такую же уверенную морду отца, который прогонял ее подальше от земель прайда, пытаясь спасти от пожара. Она повиновалась и ушла, но потеряла все, что у нее было. Она не хотела больше терять. Она не хотела больше смертей.

Элика не знала, что ответить. Ее губы превратились в одну сплошную линию и мелко задрожали: четырехлетняя взрослая самка сейчас походила на маленького ребенка, беспомощного и одинокого, который от отчаяния мог только плакать. Она даже отшатнулась, когда ее тихая и скромная дочь вдруг сделала шаг в сторону брата, пытаясь доказать последнему, что он в корне не прав. Тих был только Луис, слова которого, вкупе со словами Мирай, наконец, придали львице последние крупицы сил и яростной энергии, которую, конечно же, она обрушила на нерадивых и чересчур смелых детей по ее мнению. Впрочем, все «лавры» виноватого достались именно Луриану.

- Не… не было… никакого… никакого дела, - Элика вдруг поднялась на лапы, сделав шаг в сторону сына. Кошка тряслась от рыданий, от отчаяния, от бессилия, - твой… отец… он просто искал… искал безопасный дом! Он не хотел, чтобы его… чтобы дети… погибли, однако сам привел их на смерть!

Львица нависла над Лурианом; она не оскалилась, но было видно, что песочная начинает терять контроль над собой. Она перестала мыслить трезво, думая только о том, что ей непременно нужно уберечь детей от смерти, а лучший выход сделать это – увести их.

- Ты пойдешь с нами, - самка жмурила глаза и стискивала зубы, - ты слышал меня?! – пожалуй, впервые она была настолько злой и настолько «мертвой» одновременно. Она приблизилась к сыну вплотную и схватила последнего за ухо, с силой потянув к себе. Охотница была настолько охвачена шоком, что даже не чувствовала, как лимонный, кажется, ставший уже давно сильнее матери, упирался лапами в пол и стискивал зубы, чтобы не зарычать на нее.

- Пойдешь! – шипела Элика как ненормальная, сделав шаг в сторону выхода из пещеры. Не мудрено, что на подобный скандал обратили внимания добрая половина львов, находящихся в чертоге. Впрочем, они не шептались и не осуждали львицу, а скорее были потрясены этой сценой окончательно после трагичной новости.

- Элика! – самка вздрогнула, но ухо упертого сына не выпустила, - Элика, отпусти его. Успокойся, не терзай детей.

Львица помотала головой, узнавая по тембру голоса Уллу – самку, с которой они вместе постоянно ходили на охоту. Тогда только песочная отпустила сына, переведя взгляд на подругу.

- Я понимаю, что ты чувствуешь, но и ты пойми Луриана. Ты не можешь заставить его. Он уже не ребенок. – Львица подняла взгляд на Валькирию, которая говорила с ней максимально спокойно и вкрадчиво. – Мой сын тоже южанин. Они похожи. Но они оба не просто выживают – они живут здесь.

Элика покачала головой. Она заливалась слезами, вся обмякла, но слушала-слушала…

- Отпусти их, Элика, - Улла мягко ткнулась щекой к щеке львицы, - они выживут. Они сильные. Сильнее, чем ты думаешь. А я уж обязательно присмотрю за ними. За ними присмотрим все мы: Мтонго, Шантэ... Ты ведь знаешь ее.

- Но Анника?..

- У нее есть старший брат, - Улла взглянула на юного самца, - ты ведь понимаешь, что ответственность за нее ляжет на твои плечи?

Элика помолчала, переводя взгляд с Луриана и Анники на других своих детей и обратно. Что оставалось ей делать? Ну, не силой же тащить его? А вдруг Люциан все же вернется и не обнаружит свою семью здесь? А вдруг ее старший сын сможет выстоять против всех этих страхов и опасностей? А если нет?..

«Мои дети самые-самые. Что же я буду за мать, если буду сомневаться в них? Ведь только уверенность отца помогла мне выжить в тот день. Если Луриан и Анника хотят…».

Самка мягко закивала головой, а затем, вытирая слезы, кинулась к лимонному хохолку, которому минуту назад чуть не оторвала ухо.

- Прости меня, сыночек мой, - она прижимала его к сердцу так крепко, как никогда еще не прижимала. В этот момент Элика чувствовала, пожалуй, наивысшую силу своей любви к детям. К каждому из детей, - Анника, - самка захватила в объятия и младшую львицу, крепко прижимая к себе.

- Как же я вас люблю! – заливаясь слезами, прошептала мать. Наверное, этим она и хотела показать свое смирение и свое родительное благословение на дальнейшую самостоятельную жизнь для пожелавших остаться здесь детей.

Впервые Мирай видела мать в таком расположении духа. Бедная Элика рыдала и кричала на Луриана, пытаясь силой убедить его последовать за выжившими крупицами некогда большой семьи, раз не получилось убедить его разговорами. Мирай даже не представляла, что могла сделать в этой ситуации. В таком отчаянии и накатившей ярости вдова могла скорее ненароком задеть свою хрупкую дочь, чем прислушаться к её тихой мольбе отпустить старшего брата. Мирай молчаливо глядела печальными глазами на разъярённую Элику, отодвинув от себя небольшой кусок мяса, который так и не смогла до конца насильно запихать в себя. Даже как-то страшно стало от этого зрелища.

“Горе так сильно меняет львов”, – мысленно отметила Мирай. Невольно в голове всплыл обрывок воспоминания в день гибели Сури, когда Киллиан не сдержал порыв эмоций и вывалил на бедную подругу столько негатива. Могла ли тогда перепуганная Мирай подумать, что когда-нибудь и у матушки, всегда такой мягкой и заботливой, тоже кончится терпение? К счастью, к разъярённой львице подоспела Улла – одна из опытных охотниц прайда, убедившая Элику успокоиться. Старшая дочь не сдержала облегчённого выдоха, когда песочная львица выпустила ухо Луриана. До неё долетели обрывки фраз про то, что Улла, Мтонго, Шантэ и другие обязательно присмотрят за оставшимися в этом царстве льда и холода Лурианом и Анникой, что тоже добавило хрупкой девочке уверенности. С разборок матери и брата серебристая львица переключилась на голубое ожерелье у себя на шее, которое ей подарила Девил в день рождения наследников. Она осторожно стянула его с себя и положила у своих лап, с трепетом начав рассматривать каждый лепесточек. В этом длинном походе оно будет только мешать, причём как Мирай, так и Элике с Луисом. На охоте запах цветков может выдать неопытную охотницу, а если за ними увяжутся недоброжелатели, то яркое ароматное ожерелье будет служить им маяком. Но что-то не давало серебристой бросить вроде бы такое простенькое ожерелье здесь, на Севере, в окружении холода и страха. В отличие от многих других львиц Мирай не стремилась увешать себя всякими яркими побрякушками, чтобы подчеркнуть свою красоту. Она в принципе никогда не считала себя первой красавицей прайда, да и не пыталась стать ею. Ожерелье было для неё скорее не украшением, а напоминанием о Северном братстве и о том, что даже здесь бывают радостные деньки.

“Девил была такой счастливой, когда дарила его мне”, – воспоминание о радостной приёмной дочери королевы, мельтешившей перед глазами, заставило Мирай невольно улыбнуться. Праздник, который в тот день эта маленькая львица принесла не только в Великий чертог, но и в сердце каждого, кто находился там в это время, помог серебристой не опустить лапы. Самка глянула на прощающихся Девил и Энию, стоявших неподалёку в обнимку, и у неё больно кольнуло в сердце. Если она не может нести подарок лучшей подруги сестры полностью, то утащит хотя бы часть. Синеглазка принялась осторожно расплетать подарок чёрно-белой, стараясь не повредить его. Всё-таки в него была вложена любовь и забота Девил, а к таким вещам Мирай относится, пожалуй, даже слишком серьёзно. Когда из ожерелья удалось вытащить одно соцветие, она положила его у своих лап и принялась заплетать ожерелье обратно. Вышло, конечно, не так презентабельно, всё-таки в этом ей никто не помогал, но синеглазка старалась, как могла. Когда с плетением было покончено, Мирай попыталась закрепить вытащенное из ожерелья соцветие за правым ушком, вот только это оказалось куда сложнее, чем она думала. Львица не могла видеть, что делает, поэтому могла только закинуть цветок себе за ухо, что было весьма и весьма не надёжно. К счастью, к беспомощной львице подоспел старший брат, от чьего прикосновения Мирай легонько вздрогнула. Помня их недавний разговор, когда она с такой яростью принялась кричать на него, хрупкая львица опустила глаза и прикусила нижнюю губу, однако она не отодвинулась и позволила брату помочь себе. Это были последние моменты, когда они могут заботиться друг о друге, и такое нужно ценить.

– Я буду скучать, –  тихонько прошептала она, стыдливо пряча глаза, – по всем вам. Лу, позаботишься об Аннике, хорошо? А я, – пересилив себя, Мирай подняла глаза на брата. Его морда на секунду показалась львице незнакомой. Такой серьёзный и решительный… Разве это тот самый братик, с которым они вместе гонялись за летающими жучками и играли в догонялки? Разве этот взрослый лев копался в грязи, изучая таким образом окружающий его мир, когда все остальные тряслись от страха, обсуждая крокодилов в логове?

“Ты так вырос, Лу”, – самой себе мысленно сказала Мирай, пытаясь убедить себя в том, что её брат обязательно со всем справится. Ведь он так повзрослел! Серебристая мягко улыбнулась Луриану, немного нервно хихикнув, явно подавляя в себе желание расплакаться, как маленькая, и броситься старшему братику на шею, чтобы он её утешил. Теперь она тоже должна быть взрослой, чтобы он не переживал за неё, – а я буду защищать маму, Энию и Луиса.

Абсурдность этого заявления Мирай сама прекрасно понимала, и потому не удержала неловкого смеха, опять-таки сдерживающего её от нового порыва слёз и соплей. Ну как она, такая маленькая и слабая, сможет защитить кого-либо? Всю жизнь её защищали родители, братья, сёстры, Киллиан и Великий Чертог, чьи своды не давали слабой львице погибнуть от переохлаждения. Все защищали её, как хрупкую и беспомощную львицу, а тут она внезапно сама загорелась желанием защищать своих близких, несмотря на слабое тело и отсутствующие навыки боевого искусства. Услышь она такие слова от себя несколько месяцев назад, то непременно расхохоталась бы, однако в этот раз она была серьезна в своём желании, как никогда. Внезапно она поднялась и прижалась к братской груди, зажмурив глаза. В детстве она делала это довольно часто, всё-таки Луриан ей не чужой, и дарить ему свою безграничную любовь было очень приятно. Вот только она никогда не могла и представить, что будет делать это в последний раз. Когда к парочке подоспел Ларри – шаман братства, Мирай сгребла и его, не сдержав порыва эмоций. Душа просилась рыдать взахлёб от одной только мысли, что больше она никогда не увидит эти полюбившиеся ей морды соратников, но маленькая львица упрямо продолжала улыбаться и тихонечко хихикать, хотя глаза уже были на мокром месте.

– Жаль, что мы так мало говорили о духах, – тихонько прошептала она, вспоминая, как доставала бедного шамана расспросами о душах умерших. Возможно для него визиты этой хрупкой львицы казались наоборот, чересчур частыми, но вот для любопытной Мирай их встречи были слишком редкими. Ещё раз мягко улыбнувшись брату и Ларри, Мирай подобрала с пола ожерелье и понесла его к Девил, возле которой она остановилась и положила сплетенные соцветия возле её лап.

– Удачи тебе, маленькая валькирия, – промурлыкала серебристая, робко боднув львёнка в лоб, – сможешь сделать для меня кое-что? Пожалуйста, если тебе будет не трудно, положи это на могилу тётушки Сури. В долгой дороге такое большое украшение может зацепиться и порваться, а вот тётушке будет приятно. Мне… мне так кажется. А ещё, если, – тут её голосок стал тише, – если Киллиан вернётся, пусть это будет ему напоминанием о нашей дружбе.

Она подвинула лапкой ожерелье поближе к Девил, после чего едва дёрнула правым ушком, чтобы юная львица заметила один из бутонов, с которым Мирай отказалась расставаться. Пусть Мирай оставляет её, ожерелье и Север, это не значит, что она хочет забыть всех, кто был все эти годы её соратниками. Синеглазка кивнула Энии в сторону их матери, как бы намекая, что пора уже отправляться, и сама неспешно направилась к Элике. Пора отправляться в путь.

===========> Вершина плато

Отредактировано Мирай (17 Мар 2019 18:26:43)

Разговор не особо желал клеиться, Эния с Девил молчали как рыбы, не в силах сказать прощальные слова. Тяжкое время выдалось нынче, что дети теряют отцов и родных, а потом вынуждены уходить с насиженных мест в другие. Это ударило по хрупкому душевному состоянию песочной, которая сначала совсем не хотела уходить, а потом решила, что не сможет лишиться еще одного родителя. Сны говорили, что в прошлом она уже совершила ошибку, а в этот раз львичка не собиралась наступать на одни и те же грабли.

- Буду надеяться, что шаман вообще сможет мне помочь. И ты себя береги, -

Эни помахала кисточкой Деви на прощание и устремилась вперед вместе со своей семьей.

Снаружи их встретила пурга, так что ничего не было видно. Синеглазой пришлось ступать след в след за матерью, чтобы от них не отстать.

Этот снег у меня все забрал. Брата. Отца. Дом. Ненавижу снег.

Взгляд львицы стал как будто холодным, привычная синева глаз куда-то пропала, а на место ей пришел лед.

Мбили семенил следом за своей подругой, явно недовольный тем, что они покинули уютную и теплую пещеру. Накануне Эния интересовалась у него, хочет ли он пойти с ней или решит остаться здесь. Шакал протрещал, что она без него пропадет, и вообще он опытный бродяга с дороги, поэтому потащится следом.

- Маааам, а куда мы идем? – неизвестность Эни не любила вообще, поэтому решила поинтересоваться, какие планы у Элики относительно их будущего нового дома. Она мысленно рисовала себе картины: в ее голове отчетливо сидел образ чего-то теплого и уютного. Еще бы, ее худенькому тельцу хотелось бы в чем-нибудь погреться, а тут в холодине и не согреешься особо. Песочная чувствовала, как начала уже немного замерзать, поэтому старалась идти быстрее. Кому это надо, чтобы она заболела? Правильно, никому.

Шумный шаг львицы и ее тяжелое дыхание были слышны, наверное, за горами. Уж так ей казалось. Воздух в горах был тяжелый и холодный, и это никак не помогало в их маленьком семейном путешествии.

- И почему мы все-таки решили идти в такую стужу? Почему мама не подождала благоприятной погоды? – Синеглазая говорила так тихо, чтобы ее слышал только Мбили, которому похоже такая погода не особо мешала. Еще бы! Вон у него какая шкура и какой хвост, даже у папы была спасительная грива, а Эния могла похвастаться лишь кисточкой и все.

- Скажи спасибо, что тебя не подняли посреди ночи и не заставили внезапно куда-то идти и что-то делать, - и в который раз львица была благодарна Силе, что речь наглого шакала никто не понимал кроме нее. К счастью, мама и другие не услышали их диалог, поэтому она старалась и идти быстро, и говорить на ходу.

- Честное слово, Мбили, я уже понимаю, почему ты жил один до нашего с тобой знакомства. Да тебя ни одна самка не потерпит рядом с собой! – такие дружеские беседы случались нечасто, и сама Эния радовалась тому, что шакал как мог поднимал ей настроение.

- Как будто с тобой хоть один уважающий себя лев встречаться будет, - Мбили высунул свой розовый язычок и показательно поддразнил львичку, отчего та усмехнулась.

Дальнейший путь они провели в тишине, изредка поглядывая друг на друга.

> Вершина плато

Отредактировано Эния (22 Фев 2019 18:10:10)

Смерть.
В частности смерть близких.
Никто и никогда не бывает к ней готов, даже самые стойкие мужи и полководцы складываются под грузом горя и не могут поднять головы. И едва ли мне хотелось думать о том, как воспримет новость о гибели мужа только что родившая мать.

— ...скорее всего все трое погибли под камнями. Мне жаль.

Я внимательно смотрел на Шантэ, на королеву этих земель, пытаясь увидеть на ее морде все те чувства, что бушевали в ее душе. В мгновение, как только мой язык едва замер, озвучив роковую фразу, она никак не поменялась. Казалось, что она не поняла и слова из того, что я сказал.
Но то было лишь затишье, какое бывает на морском берегу пред цунами.

Буквально за секунду в ее глазах словно взорвалось второе Килиманджаро. Но то был не взрыв из огня и расплавленных камней, то была буря скорби и боли. Ее губы тогда же искривились, стремясь уголками вниз. Один из них нервно дернулся, а после...
А после она встала, невероятно холодная и решительная. И могильно спокойно проследовала к выходу, пред этим проронив:

— Мой долг сказать об этом прайду.

"Ты знал на кого оставлял прайд, лорд Севера?" — я мысленно обратился к Траину, пока склонял голову в поклоне пред его супругой. Когда я заходил сюда, я был готов к тому, что мне придется утешать Хранительницу Севера. Возможно и самому объявить печальную новость прайду... Но она совершенно в этом не нуждалась.
И это было хорошим знаком для всех нас.

Я дождался, пока Шантэ выйдет из пещеры, позвав одну из нянек присмотреть за королевскими отпрысками. После этого вы прошел в главный зал, следом за ней.

— Славные воины и воительницы, — она начала речь, обращая на себя внимание всего чертога. Я встал поодаль от нее, за спиной, оглядывай лица сопрайдовцев. Они все выражали обеспокоенность, кто-то же, кто успел все понять и без слов, уже скорбно качал головой.

Пока голос правительницы разносился по каменным залам, время словно бы замедлило свой ход. Львы братства замерли в напряженном ожидании, а после главной новости охнули с легкой паникой.
Тяжелее всех пришлось Элике, жене пропавшего и, как мы предполагали, уже мертвого Люциана. В голубых глазах той вспыхнула точно такая же скорбь, какая была минутами ранее в глазах Шантэ. Но только она не сдерживала ее, тут же содрогнувшись под шквалом едва не вырывающихся из нее рыданий. Ей потребовалось немного времени на то, чтобы осознать произошедшее, успокоить желавшие пролиться рекой слезы.

Я вновь перевел взгляд на правительницу этих земель, желая понять, что она собиралась делать дальше. Королева же все еще крепко стояла на своих лапах, не сходя с места. Видимо хотела сказать что-то еще. Я понял это ее намерение, негромко, но слышимо для всех рыкнул. Внимание жителей севера вновь обратилось к серошкурой воительнице.

— ...нам необходимо выбрать исполняющего обязанности главнокомандующего путем голосования. Мтонго, — я, внемля ее зову, сделал шаг вперед и кивнул королеве, —  я хочу, чтобы ты занял это место.

Предложение моей кандидатуры на роль главы Дороза не было для меня неожиданностью. Напротив, я ожидал, что Шантэ все еще будет надеяться на мою помощь, особенно в такое трудное время. Думал только, что все еще в той же должности, в какой я находился. Без формальных повышений.

— Я с честью буду нести возложенный на меня долг, леди Шантэ. И с ответственностью приму новое звание, если народ Севера согласится мне его пожаловать.

Я поклонился, не только главе прайда, но и всем его членам в том числе. По чертогу, едва отошедшему после трагической новости, прошелся шепот. Кто-то согласился с предложением королевы сразу, кто-то поразмыслил и только после этого проголосовал. Тем не менее, спустя буквально несколько минут Шантэ официально назначила меня своей правой лапой, а я, в свою очередь, вновь поклялся служить ей верой и правдой.

— Помните, что мы Северное Братство. Помните, что мы все еще семья и чтобы не случилось, мы всегда поможем друг другу.

На этом всеобщее собрание окончилось. Постепенно львы принялись обсуждать произошедшее между собой, кто-то засобирался в назначенные им в ночь дозоры.

Я же, проследив за тем, как толпа расступается, ненадолго отлучился от королевы к числу своих воинов. Новый глава патруля пока не был назначен, так что мне следовало не оставлять обязанности предыдущего своего звания, контролируя границы и впредь. По крайне мере до тех пор, пока этим не начнет заниматься кто-то другой.

Некоторые вояки принялись меня поздравлять, но я велел им отставить обмен любезностями и обратился к двух конкретным из них:

— Бейлфаер, Октавиан, — подозвал шпиона и воина, когда после осмотра общего зала пришел к выводу, что лучше кандидатов мне не найти. — Я знаю, что все навалившиеся новости трудно переварить, но вы мне нужны. Я хочу выйти в сторону Небесного плато, чтобы оповестить союзников об изменениях в прайде. Вы пойдете со мной — я не сомневаюсь в том, что в долине с момента недавних обходов чисто, но после обвалов из гор повылазила всякая дрянь. Поможете мне с ней разобраться по дороге, если наткнемся на кого-нибудь.

Выходить я планировал уже сегодня же утром, не смотря на то, что до него оставалось всего несколько часов. Пусть Октавиан и был с недавнего патруля, но все же сейчас стоило разобраться со всякой дипломатической волокитой побыстрее. Не хотелось бы, чтобы друзья Братства узнали о пропаже Траина из неправильных источников и решили, что наше с ними соглашение больше недействительно.

От мыслей о походе, правда, меня отвлекло происходящее в чертоге. Семейная драма, разразившаяся в семье Элики, в своей громкости и зрелищности невольно заставила меня обратить на них внимания.
И не только меня. Так что быстро справившись у одного из наблюдавших что происходит, я молча кивнул Октавиану и Бейлу, чтобы шли за мной следом, а сам подошел к Элике.

Раньше меня в разборки вмешалась Улла. Оставив это дело ей, видя что она и без моей помощи прекрасно справляется, я дождался, пока страсти слегка улягутся.  И лишь после добавил, словно в заключение:

— Улла права, весь прайд, и я с королевой в частности, присмотрим за Лурианом и Анникой. К тому же, твой сын уже взрослый, Элика. Он может и даже должен уже брать ответственность на свои плечи. Особенно в таких случаях.

Львица, казалось, постепенно успокаивалась. Я подошел к ней в плотную, взглянул в глаза и положил переднюю лапа на ей плечо. В сравнении со мной Элика казалась совсем маленькой и хрупкой, особенно осунувшаяся после навалившегося на нее горя. Но я знал, что пусть ее сила проявлялась не так очевидно, как у Шантэ, она в ней все же была.

— Трудности в жизни будут везде и всегда, охотница. И опасности тоже. Твое желание найти безопасность для своих детей похвально, но порой эту безопасность приходится создавать собственными лапами. И лапами преданных товарище тоже. Не забывай об этом, не позволь страху гнать тебя с места на место всю жизнь.

Я ненадолго выдержал паузу, стараясь понять, услышала ли меня убитая горем вдова или нет. И, уловив в ее глазах какое-то внимание, удовлетворенно кивнул.

— К стати о товарищах... — я отстранился от Элики, оборачиваясь через плечо, в поисках кликнутых мою минутами ранее дозорных. — Сейчас слишком темно, чтобы ваша семья отправлялась в путь одна. Я думаю ты не поддашься на уговоры остаться хотя бы на ночь, так что наши патрульные проводят тебя и твоих детей хотя бы до границ.

Я отошел в сторону Бейлфаера и Октавина, обращаясь к ним:

— Для визита к Баргестрам я возьму с собой кого-нибудь другого... и в другое время. Проводите их до наших границ, а после возвращайтесь. Я бы пошел с вами и сразу сам заглянул к Шенью, но думаю что ночью он не ждет к себе гостей из соседнего королевства. Ступайте.

Перемотка на три недели ...> Долина горячих сердец ...>

Отредактировано Мтонго (20 Мар 2019 19:43:13)

Когда остальные львы решили поздравить Мтонго с повышением, Октавиан решил не оставаться в стороне. Ему, конечно, не хотелось оставлять сестру одну, но опускать лапы до конца он тоже не собирался. Даже в такой ситуации он хотел оставаться серьезным и хладнокровным насколько это было возможно. Но не стоит думать, что он так быстро примирился с тем фактом, что Траин и Люциан погибли. Октавиан лишь хотел своим примером показать другим, что не стоит уходить в глубокое уныние.

"Мы справимся с этим, несмотря ни на что," — продолжал успокаивать себя Октавиан.

Мтонго тем временем приказал ему и Бейлфаеру проводить новоиспеченного главу Дозора до Небесного плато. Октавиан, не меняя своего серьезного выражения лица лишь утвердительно кивнул и бросил свой взгляд на Бейлфаера. Он знал о нем довольно мало, да и общались они не часто, но все же испытывал к нему какое-никакое доверие. Тем более Бей та еще хитрая задница. а в нынешней ситуации это очень помогло во время пути до плато.

Октавиан собрался было вернуться обратно к Каденции, но краем глаза заметил, как Мтонго подзывает его к себе. Как оказалось звал он не только к себе, а к Элике и ее семье. Сердце Октавиана вновь дрогнуло: Элика переживала смерть мужа менее стойко, чем Шантэ. Ему было невероятно жаль их всех и он прекрасно знал, что они чувствуют сейчас и почему они уходят. По тем же причинам и он сам никогда не вернется в родной прайд, даже если там все устаканится: слишком много плохих напоминаний о том, что там произошло, будут постоянно преследовать его, не давая спокойно жить.
Мтонго теперь немного изменил свой приказ: теперь им с Бейлфаером нужно будет проводить ту часть семьи Элики, которая решила покинуть Братство и Север до границ банды Баргетсов.

— Хорошо, только дайте мне минуту на сборы, — ответил Октавиан и направился обратно к Каденции и Риффу.

Каденция продолжала шмыгать носом, отвернувшись от всех и продолжая кое-как перебирать траву. Рифф с грустными глазами внимательно наблюдал за ней, тихонечко убирая лапой подальше сорняки и прочий мусор.

— Каденция, мне надо будет уйти ненадолго, — тихо сказал Октавиан.

Каденция повернула голову в его сторону. На ее глазах читалось явное нежелание отпускать брата куда-либо из пещеры из-за последних событий.

— Мне нужно проводить Элику и ее семью до границ. Ночью им одним отправляться очень опасно.

Каденция отвернулась и продолжила ковырять траву.

— Это ненадолго, я быстро вернусь.
— Будь осторожен, пожалуйста, — прошептала Каденция.
— Я буду. Не волнуйся, — уверенно ответил Октавиан, а после обратился к соколу. — Рифф, нам пора идти.
— Жду не дождусь. Все лучше, чем сидеть здесь и распускать сопли, — ответил Рифф и, вспорхнув, уселся на гриву Октавиана.

Черногривый развернулся и заметил, что Элика с остальными уже направились прочь из пещеры. Поравнявшись с Бейлфаером, они быстро догнали уходящее семейство Элики.

— Простите, что не даю вам отдохнуть, вам следовало бы поспать, а не сопровождать меня и моих детей до границ…
— Без проблем, ночью вам тут одним нечего делать, сейчас тут может быть очень небезопасно, — как можно более дружелюбно ответил Октавианю.
— Да и подышать свежим воздухом никогда не помешает, — вставил свои пять копеек Рифф. — К слову о воздухе, что я тут вообще делаю? — с этими словами сокол взлетел ввысь и завис над головами львиной процессии.

—>Вершина плато