Стёрла пятно краски с щеки о предплечье, отступила на шаг и взглянула на результат строго, требовательно, споря сама с собой — продолжать или прерваться на время.

Три шага в длину и два в высоту. Где-то разрывы ломали линии, и пустоты маняще расплывались, ожидая, когда их заполнят содержимым. Вран несколько раз смыкала веки, сверяя, всё ли удалось вычленить из памяти и бросить на холодные стены. Побережье, часть джунглей, тот причудливый остров на горизонте. Доплыть до него? Вряд ли удасться. Вода затопила весь мир по ту сторону. Пташки клялись, гордо подняв клювы, что льву эту матерь всех рек и озёр не переплыть.

Исподлобья взглянула на земли, что выше. Смотрела долго, не моргая. Дыры. Дыры. Ничего не ясно. Что-то щебетали про гору, дышавшую огнём много ночей назад. Под ними травы сочнее, и цвет обильней в сезон дождей. И оттого забавней, как быстро всё это сжигается, стоит земле разверзнуть пасть.

Обгорелые звери. Напуганные звери. Волна почти электрическая исцарапала загривок от фантомного запаха паленой шерсти. Такое зрелище, и прошло мимо неё. Немыслимо. Если кто из них и выжил, побежать он мог… Взгляд упал на земли над полосой джунглей.

— Не торопись.

— Почему?

Старик чуть дёрнул её за ухо — вильнуть не вышло. Поддел лапой под рёбра, прижал к себе и ткнулся в щёку сухим, тёплым носом.

— Не торопись.

Устало подняла лапу, счистила краску с пальцев и запустила их в шерсть на макушке. Повязка ослабила давку, слетела, и уши поникли от облегчения. Зажмурилась, брови сжались.

Надо взять передышку. Забиться в самый тёмный угол мира и лежать, пока голова не опустеет. Но так хотелось… непонятно, чего именно, но если не поддаться, покоя не жди. За последнии дни утопала сама в себе, больше такого единения было не вынести. Чревато.

Задел шерсть у загривка тёплым выдохом, и Вран, приоткрыв веки, очнулась. Лапа оставила шерсть и упала на землю. Приказов ей никто так и не отдал, краску она не зачерпнула и новых линий не провела. Лежала, спрятав когти.

Они молчали, пока Фурфур что-то нашёптывала у входа своему древнему спутнику. Вслушивались. Макс осматривал исписанную стену, не двигая головой. Не двигая головой, взглянул на разбойницу. Она улыбнулась для него, хотя смысла в этом не было совершенно — он так привык видеть потухший взгляд и потухшие губы.

— Что думаешь?

— Травник с отравой в сумке. Непредсказуемо занимательно. Сможешь следить за ней дни и ночи?

— Если она не полезнее Джесс…

…в ней нет смысла.

— Макс, отдашь мне её шкуру?

Их рваное полусловье, опущенное до шёпота сквозь сжатые губы, оборвалось внезапной просьбой и, до того просьба была чуднóй, но ожидаемой, что шёпот их рисковал до кучи прерваться диким хохотом. Самец сжал лапу в кулак у груди, напряг шею, давя глотку, замялся на секунду и, когда продолжил, смех ещё подергивал его голос:

— А если не отдам? Ограбишь меня?

— Нежно.

  Макс придвинулся вплотную и дыхнул ей в макушку.

В пещеру влетела шустрая пташка. Крохотная, почти незаметная на фоне серого камня и для стрижа на удивление громкая. Хах. Переполошила гостью у входа, Макс вовсе подскочил и забил хвостами по камню. Вран дёрнула ушами, привстала и протянула к ней лапу. Малыш вцепился в один из пальцев своими неприученными к земле лапками. Грудка его готова была разорваться от частого дыхания, и львица принялась приглаживать это беспокойное создание, кажется, перестав дышать из осторожности.

— Где они, Свифт?

Писк и свист раздались в ответ. Малыш вспорхнул и вылетел из пещеры. Навстречу.

— Они…

— …скоро будут здесь, верно, — живо и деловито перехватили и подытожили.

Капитан покрутил плечами, витиевато поднял лапу, выправил гриву у правого виска, вопросительно обернулся к пиратке и, получив утвердительный кивок на свой чуть растрёпанный внешний вид, с улыбкой на устах направился к Фур. Пиратка тóлпы и суматоху не переносила, и вернулась к стене, к рисунку. Не переставая рассматривать его, задумчиво поднесла крашеную лапу к морде. Язык уже начал счищать её ровной полосой, но вдруг замер. Львица вся замерла.

Далёкий топот уже заставил уши склониться к затылку, но глаза, вечно скользящие, застряли в одной точке так плотно, что даже стене бы стало не по себе. Эти линии, они…

— Мама!

Вран вдруг подумала, что их новой пылкой девице, незнамо зачем лезущей к страшным незнакомым разбойницам, придётся несладко не потому, что рядом бродит красношкурый гигант, нет, он стерпит любые выходки, если его пиратка держит всё под контролем, а потому, что у Вран был один крохотный, и втройне более пылкий сторож.

Сторож просвистел мимо и с визгами неудержимого веселья впечатался в стену. Вран даже не зажмурилась. Неясно было совершенно, как апатичная львица сумела породить на свет этого искристого дьяволёнка, но тот факт, что он у неё был и был всегда, был в больших количествах и был во всеоружии, готовый высосать соки из всего живого… заставлял держать всю шайку корсаров уши востро. Вечный стимул на осмотрительность.

Вран сдалась под напором прущей дочери, оставила карту и накрыла Миле макушку лапой, что почище. Девчушка остановилась на секунду, и обе львицы сжали друг друга в этом немом приветствии, отвернувшись от мира. Постепенно вранова лапа опустилась пониже, к затылку, и, стоило подростку наконец разглядеть, во что и как он впечатался, эта лапа сжалась мёртвой хваткой. Мила что-то пискнула, скукожившись в комок и виновато заломила бровки. Её матушка заговорили лениво и тихо, вперемешку с невольным мурчанием.

— Уши, Мила, уши. Давно пора тебе их оборвать, — и зубы, хищно выдержав секунду, клацнули над несносной головой. Вран, зависнув над макушкой, вдохнула поглубже и зажмурилась. Губы накрыли оголённую пару клыков, и вся пиратка целиком отстранилась от дочери. Её несерьёзная угроза быстро исчезла, и глаза, больше не поблёскивая вида ради, взялись осматривать эту крошечную мордашку — халтурную копию материнской.

Вран отпустила загривок, а лапу запустила повыше, гладя шерсть, и пальцы замерли на мягкой щеке встрёпанной девчушки. Нос ещё раз дёрнулся, глотая запахи, и зрачки от них расширило.

— Если даже тебе, крысёнышу, не досталось, боюсь представить, что вы сделали с этими древолазами, — львица скосила глаза на пустынный вход и встрепенувшуюся Фур, вернулась к дочери и, загородив её грудью и нависнув поморником, договорила куда тише, шёпотом, — при ней ни слова без надобности.

Галдёж предрёк стук когтей о камень, и в логово ключом затекла кучка битых пиратов. Вран успела только лизнуть Милку по носу, запоздало ответить на подростковую прыть и ласку, как от шума и эха ей стало дурно существовать. Дочь шмыгнула навстречу, и разбойница, помассировав шею пятернёй пальцев и как-то даже выделив для встречи расслабленно-сонную полуулыбку, направилась следом.

***
Щелчок языком — третий по счёту? и он продрал глаза.

— Стрижик, слышишь меня?

Вран держала сына за обе щеки, не давая уронить ему его несносную голову. Стащила повязку, смочила лоб языком и приблизила нос так близко, что пряди и косички загородили ему… всё, от камня до слабого отсвета неба, лезущего через трещины сводов. О них отражалось эхо бесперебойное, один голос перекрывал другой: Марко жарко отчитывался за вылазку, за свой драный вид, Хав что-то бормотал, отвлечённо глядя в стену, Мориц удивлённо шпекал под нос, а Макс, хлестая воздух хвостами, срезал фразы Змееуста, тормозил, разворачивал в нужное русло. Не торопился рычать или хмыкать, он будто совсем разучился звучать, и звуки копил для грядущих речей.

Раско хило кивнул матери, продышался, нахмурился и, стоило ему расслышать голоса корсаров, отца и, того хуже, заметить братца, как он вспыхнул от возмущения на самого себя и круто поднялся на лапы.

— Хорошо, — отлипла от сына насилу, запоздало подняла локоть, и под него тут же нырнул всклокоченный Миха:

— Стрижик-чижик, опять вляпался по уши, а меня позвать?

— Чё, тоже п*здюлей от пятнистых захотел?

— А мож… а может и захотел, дурень!

Раско присел, жмуря глаза и покачиваясь, и Миха подпёр его, как прут гнилую изгородь. Вран, тяжело выдохнув носом остатки беспокойства, покинула сыновей за собственной ненадобностью. Оба целы. Их достаточно было свести, а уж дальше им никто не требовался, чтобы защитить друг друга. А вот пятнистым защита бы не помешала — Марко заканчивал свою хвалебную повесть, которую самка до этого ловила вполовину, одним ухом.

— «Убежали, как пятнистые крысы», — почти мечтательно повторила пиратка, выходя к говорившим из-за капитанской спины, — Макс, эта Гадюка не переусердствовала?

Корсар вполне понятно огорчился таким обвинениям и вполне оправдано, конечно, сжал брови и губы. Забавный.

— Скверное обвинение. Будто у меня есть причины…

— Хавьер, — хмыкнул гигант, — по крайней мере одного из них вы точно… — и крюк, оставив усы, сполз к горлу красношкурого, очертив линию от артерии до артерии. Хав, по обыкновению, молчаливо кивнул. Бывший вышколенный воин, выпрямившись и замерев, он стоял совсем неподвижно, перебегая глазами от зверя к зверю и обратно, к себе и в себя.

— Хорошо. Прекрасно! Будем ждать радостных соседей. Жаль, конечно, что они разузнали о нас раньше.

— Кэп, а эта красотка — наш новый трофей? — гыгыкнул Марко, прикусив свой раздвоенный язык. Заприметил наконец их гостью-перелеопарда-недольва, да так засмотрелся, что чуть не пропустил, как заблестел капитанский когтище.

— Где твои манеры, Марко? Так быстро бежал, что обронил? — рыкнул глава шайки и, поднявшись, обошёл подошедшую Фурфур, давая каждому разглядеть его чудо-находку. Мальчишка, ей-богу. — Фур, позволь представить этих шалопаев: Марко — самый скользкий и говорливый, лучше сразу откуси ему язык, но воин и шаман превосходный, Хавьер — мальчик мой… если ты, Фур, сможешь замазать ему эту царапину у глаза, цены тебе не будет.

— Уууу, дарова, я соскучился!

— Михаэля ты уже имела радость узнать. Рядом с ним Раско… Тебе лучше, дитя? — смягчив тон, уточнил отец, и подросток вполне твёрдо кивнул, стараясь придать себе внушительный вид перед новенькой. Миха что-то горячо зашептал ему на ухо. — Превосходно-превосходно. Ммм, а это Милуоки. Моргнёшь, и она затянет тебя в очередную авантюру, так что хотя бы уши держи востро. Мориц! Мориц, товарищ мой, иди, поучи эту молодёжь, как надо встречать даму.

Кольцо вокруг травницы сужалось, семерка голов всех мастей загородила её от мира, медленно сжирая удивлёнными, любопытными, настороженными, делано приветливыми глазами, обступая её возмущённого компаньона. И, к несчастью Фур, это была лишь половина всей шайки, так что день её обещал быть долгим, но увлекательным.

Вран растворилась вон за этими пёстрыми фигурами, указав напоследок глазами в дальний закуток пещеры, где будет ждать её — Фур, когда та насытится разговорами и суматохой.

— Следи за ней, Макс. Следи, — и пират едва шевельнул усами на это мрачное напоминание, на этот ровный шёпот. Он привык затаскивать в банду за шкирку, протыкая крюком и не отступая. Что ему сладить с небольшой ядовитой змейкой?

Эту возбуждённую картину собравшихся вместе разбойников прервали также быстро, как они сами обычно прерывали тихую-мирную текучку жизни у какого-нибудь разжиревшего прайда. Снаружи раздался сдавленный рык львицы, гортанный крик птахи и глухой стук о землю. Все узнали первый звук — Рамия.

— Чур я гляну! — разрываясь от предвкушения и любопытства, выпалил Миха, и сломя голову бросился вверх по ступеням, к выходу. Он исчез быстрее, чем остальные успели выпустить когти, а когда пара самцов шагнула ко входу, мальчонка что-то восторженно завопил, гогоча, как зебра.

Отредактировано Вран (27 Янв 2023 00:33:25)