Стёрла пятно краски с щеки о предплечье, отступила на шаг и взглянула на результат строго, требовательно, споря сама с собой — продолжать или прерваться на время.

Три шага в длину и два в высоту. Где-то разрывы ломали линии, и пустоты маняще расплывались, ожидая, когда их заполнят содержимым. Вран несколько раз смыкала веки, сверяя, всё ли удалось вычленить из памяти и бросить на холодные стены. Побережье, часть джунглей, тот причудливый остров на горизонте. Доплыть до него? Вряд ли удасться. Вода затопила весь мир по ту сторону. Пташки клялись, гордо подняв клювы, что льву эту матерь всех рек и озёр не переплыть.

Исподлобья взглянула на земли, что выше. Смотрела долго, не моргая. Дыры. Дыры. Ничего не ясно. Что-то щебетали про гору, дышавшую огнём много ночей назад. Под ними травы сочнее, и цвет обильней в сезон дождей. И оттого забавней, как быстро всё это сжигается, стоит земле разверзнуть пасть.

Обгорелые звери. Напуганные звери. Волна почти электрическая исцарапала загривок от фантомного запаха паленой шерсти. Такое зрелище, и прошло мимо неё. Немыслимо. Если кто из них и выжил, побежать он мог… Взгляд упал на земли над полосой джунглей.

— Не торопись.

— Почему?

Старик чуть дёрнул её за ухо — вильнуть не вышло. Поддел лапой под рёбра, прижал к себе и ткнулся в щёку сухим, тёплым носом.

— Не торопись.

Устало подняла лапу, счистила краску с пальцев и запустила их в шерсть на макушке. Повязка ослабила давку, слетела, и уши поникли от облегчения. Зажмурилась, брови сжались.

Надо взять передышку. Забиться в самый тёмный угол мира и лежать, пока голова не опустеет. Но так хотелось… непонятно, чего именно, но если не поддаться, покоя не жди. За последнии дни утопала сама в себе, больше такого единения было не вынести. Чревато.

Задел шерсть у загривка тёплым выдохом, и Вран, приоткрыв веки, очнулась. Лапа оставила шерсть и упала на землю. Приказов ей никто так и не отдал, краску она не зачерпнула и новых линий не провела. Лежала, спрятав когти.

Они молчали, пока Фурфур что-то нашёптывала у входа своему древнему спутнику. Вслушивались. Макс осматривал исписанную стену, не двигая головой. Не двигая головой, взглянул на разбойницу. Она улыбнулась для него, хотя смысла в этом не было совершенно — он так привык видеть потухший взгляд и потухшие губы.

— Что думаешь?

— Травник с отравой в сумке. Непредсказуемо занимательно. Сможешь следить за ней дни и ночи?

— Если она не полезнее Джесс…

…в ней нет смысла.

— Макс, отдашь мне её шкуру?

Их рваное полусловье, опущенное до шёпота сквозь сжатые губы, оборвалось внезапной просьбой и, до того просьба была чуднóй, но ожидаемой, что шёпот их рисковал до кучи прерваться диким хохотом. Самец сжал лапу в кулак у груди, напряг шею, давя глотку, замялся на секунду и, когда продолжил, смех ещё подергивал его голос:

— А если не отдам? Ограбишь меня?

— Нежно.

  Макс придвинулся вплотную и дыхнул ей в макушку.

В пещеру влетела шустрая пташка. Крохотная, почти незаметная на фоне серого камня и для стрижа на удивление громкая. Хах. Переполошила гостью у входа, Макс вовсе подскочил и забил хвостами по камню. Вран дёрнула ушами, привстала и протянула к ней лапу. Малыш вцепился в один из пальцев своими неприученными к земле лапками. Грудка его готова была разорваться от частого дыхания, и львица принялась приглаживать это беспокойное создание, кажется, перестав дышать из осторожности.

— Где они, Свифт?

Писк и свист раздались в ответ. Малыш вспорхнул и вылетел из пещеры. Навстречу.

— Они…

— …скоро будут здесь, верно, — живо и деловито перехватили и подытожили.

Капитан покрутил плечами, витиевато поднял лапу, выправил гриву у правого виска, вопросительно обернулся к пиратке и, получив утвердительный кивок на свой чуть растрёпанный внешний вид, с улыбкой на устах направился к Фур. Пиратка тóлпы и суматоху не переносила, и вернулась к стене, к рисунку. Не переставая рассматривать его, задумчиво поднесла крашеную лапу к морде. Язык уже начал счищать её ровной полосой, но вдруг замер. Львица вся замерла.

Далёкий топот уже заставил уши склониться к затылку, но глаза, вечно скользящие, застряли в одной точке так плотно, что даже стене бы стало не по себе. Эти линии, они…

— Мама!

Вран вдруг подумала, что их новой пылкой девице, незнамо зачем лезущей к страшным незнакомым разбойницам, придётся несладко не потому, что рядом бродит красношкурый гигант, нет, он стерпит любые выходки, если его пиратка держит всё под контролем, а потому, что у Вран был один крохотный, и втройне более пылкий сторож.

Сторож просвистел мимо и с визгами неудержимого веселья впечатался в стену. Вран даже не зажмурилась. Неясно было совершенно, как апатичная львица сумела породить на свет этого искристого дьяволёнка, но тот факт, что он у неё был и был всегда, был в больших количествах и был во всеоружии, готовый высосать соки из всего живого… заставлял держать всю шайку корсаров уши востро. Вечный стимул на осмотрительность.

Вран сдалась под напором прущей дочери, оставила карту и накрыла Миле макушку лапой, что почище. Девчушка остановилась на секунду, и обе львицы сжали друг друга в этом немом приветствии, отвернувшись от мира. Постепенно вранова лапа опустилась пониже, к затылку, и, стоило подростку наконец разглядеть, во что и как он впечатался, эта лапа сжалась мёртвой хваткой. Мила что-то пискнула, скукожившись в комок и виновато заломила бровки. Её матушка заговорили лениво и тихо, вперемешку с невольным мурчанием.

— Уши, Мила, уши. Давно пора тебе их оборвать, — и зубы, хищно выдержав секунду, клацнули над несносной головой. Вран, зависнув над макушкой, вдохнула поглубже и зажмурилась. Губы накрыли оголённую пару клыков, и вся пиратка целиком отстранилась от дочери. Её несерьёзная угроза быстро исчезла, и глаза, больше не поблёскивая вида ради, взялись осматривать эту крошечную мордашку — халтурную копию материнской.

Вран отпустила загривок, а лапу запустила повыше, гладя шерсть, и пальцы замерли на мягкой щеке встрёпанной девчушки. Нос ещё раз дёрнулся, глотая запахи, и зрачки от них расширило.

— Если даже тебе, крысёнышу, не досталось, боюсь представить, что вы сделали с этими древолазами, — львица скосила глаза на пустынный вход и встрепенувшуюся Фур, вернулась к дочери и, загородив её грудью и нависнув поморником, договорила куда тише, шёпотом, — при ней ни слова без надобности.

Галдёж предрёк стук когтей о камень, и в логово ключом затекла кучка битых пиратов. Вран успела только лизнуть Милку по носу, запоздало ответить на подростковую прыть и ласку, как от шума и эха ей стало дурно существовать. Дочь шмыгнула навстречу, и разбойница, помассировав шею пятернёй пальцев и как-то даже выделив для встречи расслабленно-сонную полуулыбку, направилась следом.

***
Щелчок языком — третий по счёту? и он продрал глаза.

— Стрижик, слышишь меня?

Вран держала сына за обе щеки, не давая уронить ему его несносную голову. Стащила повязку, смочила лоб языком и приблизила нос так близко, что пряди и косички загородили ему… всё, от камня до слабого отсвета неба, лезущего через трещины сводов. О них отражалось эхо бесперебойное, один голос перекрывал другой: Марко жарко отчитывался за вылазку, за свой драный вид, Хав что-то бормотал, отвлечённо глядя в стену, Мориц удивлённо шпекал под нос, а Макс, хлестая воздух хвостами, срезал фразы Змееуста, тормозил, разворачивал в нужное русло. Не торопился рычать или хмыкать, он будто совсем разучился звучать, и звуки копил для грядущих речей.

Раско хило кивнул матери, продышался, нахмурился и, стоило ему расслышать голоса корсаров, отца и, того хуже, заметить братца, как он вспыхнул от возмущения на самого себя и круто поднялся на лапы.

— Хорошо, — отлипла от сына насилу, запоздало подняла локоть, и под него тут же нырнул всклокоченный Миха:

— Стрижик-чижик, опять вляпался по уши, а меня позвать?

— Чё, тоже п*здюлей от пятнистых захотел?

— А мож… а может и захотел, дурень!

Раско присел, жмуря глаза и покачиваясь, и Миха подпёр его, как прут гнилую изгородь. Вран, тяжело выдохнув носом остатки беспокойства, покинула сыновей за собственной ненадобностью. Оба целы. Их достаточно было свести, а уж дальше им никто не требовался, чтобы защитить друг друга. А вот пятнистым защита бы не помешала — Марко заканчивал свою хвалебную повесть, которую самка до этого ловила вполовину, одним ухом.

— «Убежали, как пятнистые крысы», — почти мечтательно повторила пиратка, выходя к говорившим из-за капитанской спины, — Макс, эта Гадюка не переусердствовала?

Корсар вполне понятно огорчился таким обвинениям и вполне оправдано, конечно, сжал брови и губы. Забавный.

— Скверное обвинение. Будто у меня есть причины…

— Хавьер, — хмыкнул гигант, — по крайней мере одного из них вы точно… — и крюк, оставив усы, сполз к горлу красношкурого, очертив линию от артерии до артерии. Хав, по обыкновению, молчаливо кивнул. Бывший вышколенный воин, выпрямившись и замерев, он стоял совсем неподвижно, перебегая глазами от зверя к зверю и обратно, к себе и в себя.

— Хорошо. Прекрасно! Будем ждать радостных соседей. Жаль, конечно, что они разузнали о нас раньше.

— Кэп, а эта красотка — наш новый трофей? — гыгыкнул Марко, прикусив свой раздвоенный язык. Заприметил наконец их гостью-перелеопарда-недольва, да так засмотрелся, что чуть не пропустил, как заблестел капитанский когтище.

— Где твои манеры, Марко? Так быстро бежал, что обронил? — рыкнул глава шайки и, поднявшись, обошёл подошедшую Фурфур, давая каждому разглядеть его чудо-находку. Мальчишка, ей-богу. — Фур, позволь представить этих шалопаев: Марко — самый скользкий и говорливый, лучше сразу откуси ему язык, но воин и шаман превосходный, Хавьер — мальчик мой… если ты, Фур, сможешь замазать ему эту царапину у глаза, цены тебе не будет.

— Уууу, дарова, я соскучился!

— Михаэля ты уже имела радость узнать. Рядом с ним Раско… Тебе лучше, дитя? — смягчив тон, уточнил отец, и подросток вполне твёрдо кивнул, стараясь придать себе внушительный вид перед новенькой. Миха что-то горячо зашептал ему на ухо. — Превосходно-превосходно. Ммм, а это Милуоки. Моргнёшь, и она затянет тебя в очередную авантюру, так что хотя бы уши держи востро. Мориц! Мориц, товарищ мой, иди, поучи эту молодёжь, как надо встречать даму.

Кольцо вокруг травницы сужалось, семерка голов всех мастей загородила её от мира, медленно сжирая удивлёнными, любопытными, настороженными, делано приветливыми глазами, обступая её возмущённого компаньона. И, к несчастью Фур, это была лишь половина всей шайки, так что день её обещал быть долгим, но увлекательным.

Вран растворилась вон за этими пёстрыми фигурами, указав напоследок глазами в дальний закуток пещеры, где будет ждать её — Фур, когда та насытится разговорами и суматохой.

— Следи за ней, Макс. Следи, — и пират едва шевельнул усами на это мрачное напоминание, на этот ровный шёпот. Он привык затаскивать в банду за шкирку, протыкая крюком и не отступая. Что ему сладить с небольшой ядовитой змейкой?

Эту возбуждённую картину собравшихся вместе разбойников прервали также быстро, как они сами обычно прерывали тихую-мирную текучку жизни у какого-нибудь разжиревшего прайда. Снаружи раздался сдавленный рык львицы, гортанный крик птахи и глухой стук о землю. Все узнали первый звук — Рамия.

— Чур я гляну! — разрываясь от предвкушения и любопытства, выпалил Миха, и сломя голову бросился вверх по ступеням, к выходу. Он исчез быстрее, чем остальные успели выпустить когти, а когда пара самцов шагнула ко входу, мальчонка что-то восторженно завопил, гогоча, как зебра.

Отредактировано Вран (27 Янв 2023 00:33:25)

...Они пробыли здесь не так уж и долго. Еще предстояло много всего исследовать и узнать. Однако, Рамия уже наверняка знала две вещи.

Первая: местные вряд ли сразу пойдут на контакт, и уж тем более их не стоит недооценивать.

Вторая: что-то однозначно ведет к переменам.

О последнем ей говорил песок, шуршащий под лапами и колюче застревающий между пальцами, об этом нашептывал ветер... И все без исключений заставляло ее обращать внимание на новые для себя следы. Заставляло вдыхать запах глубже, а уши держать острее. Чем дальше заходили ее мысли — тем сложнее ее становилось переубедить. Да никто и не пытался. В команде — даже если кому-то могло показаться по-другому — не было столь авторитарных порядков, как во многих... прайдах. Не было тенденции принижать кого-то за мнение и "лишние опасения". Этим они и отличались. Этим они ей и подходили.

Этим она не подходила им.

Нет, эта мысль не являлась столь навязчивой и выводящей, как те, что более новые. Нет, она не мешала. Она просто... была. Просто всегда витала где-то неподалеку, где-то, чтобы ее видела и слышала только одна Рамия, ведь, узнай кто еще — сразу же польются вопросы, чего это она себе надумала-то такого. Рамия и не надумывала. Она просто сосуществовала с этим, как умела, и у нее, кажется, получалось. Одним из девизов ее жизни звучало: «Зачем разводить панику, когда можно не разводить?» Рамия считала, что достаточно хорошо контролировала себя, чтобы не показывать лишнее, чтобы оставаться столь нужной и полезной до конца, раз уж она в самом глобальном выборе своей жизни предпочла размеренности именно пиратов. И ей не могло быть не приятно: все признавали ее незаменимость для команды. Все признавали, что она, как и остальные части паззла с кодовым именем на "К", занимала здесь особое место. Как звезда на небе, как бы данное сравнение ни звучало. Рамии однажды даже такое говорили. Еще до их перехода, до того, как они очутились здесь — на границе сухости и влаги. И Рамии пришлось оставить те слова в прошлом, как и в принципе многое из того, через что она прошла, чтобы обрести свободу духа.

Обрела? Обрела. Кто ж спорит?

Могла ли Рамия в последний момент переметнуться, выбрать счастливую семейную жизнь и более никогда о том не думать доселе?

Могла. Могла, но не стала? Из-за свободы?

Тогда это ли объясняет, почему она каждый раз вспоминает о том, что кому-то удалось и сохранить свободу, и обрести такое простое счастье? И есть ли оно... свободой на самом деле?

Мысли без ответов. Ровно так же, как и ответы — если бы они только были — без мыслей. Рамия снова их прогонит, как и обычно. Снова отошлет куда подальше самым красочным матом из всех возможных, а сама продолжит путь, крадясь сквозь лесные трущобы обратно — к морскому бризу, приятному настолько же, насколько собственное утопление. И сейчас она не шутила: в какой-то момент ей пришлось избавляться от случайного свидетеля ее вылазки таким вот... негуманным путем. То был фенек, заставший разведчицу не в то время не в том месте. Из-за чего и поплатился, за что Рамия перед уже бездыханным трупом даже извинилась. Это работа. А работу она привыкла выполнять без излишних задержек и поблажек.

Все, кто знал разведчицу разбойников, понимал: ее можно отправить хоть в пекло, хоть в воду, хоть к жерлу вулкана. Она сделает абсолютно все, что от нее требуется, и выкарабкается из всех передряг. Вцепится в цель цепкими когтями, проскользнет, куда нужно, даже если небо попробует упасть и придавить ее. Несказанная живучесть данной особы не единожды спасала ее. Вот уж у кого-кого, а у этой шрамированной почти-одноухой кошки точно девять жизней. Были. Сейчас вряд ли больше шести. И не сказать, что бы ее это заботило, когда она снова предлагала свою кандидатуру в потенциально смертельной миссии.

И не сказать, что бы ее это заботило, когда она оставляла свою последнюю нить от прошлой жизни в дальних землях... Да?

Передвигаться бесшумно стало частью ее стиля, ее бытия. Она шла, слегка пригнувшись, не сбавляя темпа. Все ее органы чувств напрягались до предела, пусть организм, предчувствуя приближение безопасной зоны (домом это место пока что язык не поворачивался назвать), потихоньку расслаблялся предательски. Наверное, это и стало причиной, почему она в первые пару секунд пропустила совсем уж свежие запахи.

Она должна была доложить боссам о том, кто живет в другой части берегов и зеленых земель, кроме леопардов. Но, по всей видимости, придется докладывать еще и о откуда ни возьмись взявшихся шпионах! Сказать, что Рамия испытала укол злости — ничего не сказать. Отличаясь сдержанностью, она все же не могла стерпеть, когда кто-то чужой незаконно покушался на личное пространство ее семьи, ее самой. За это следовало бы хорошенько наказывать. Может быть, даже утопить прямо в море, как того фенька.

Поначалу разведчица подозревала в проникновении леопардов. Это бы ее даже не удивило. Но по приближению ей поначалу показалось совершенно другое. Словно она увидела пантеру. Причем совсем близко ко входу логова. Откуда ж ей было знать, что пантеры более чем тесно связаны с пятнистыми обитателями джунглей?

Рамия не считала себя одной из тех, кто медлит. Поэтому она без лишних разборок сделала то, что посчитала нужным.

Прыжок. Обхват. Зубы вцепились в черную, как смоль, шкуру. И только вблизи стало понятно, что чужаком была не пантера. А львица. Черная, и покрупнее самой Рамии. Но когда это останавливало пиратку? Правильно. Размер никогда не являлся для нее решающим фактором. Особенно когда нужно пустить кровь.

***

Найте не хватило буквально доли секунд, чтобы успеть среагировать на выпад. Успев ощутить укол когтей и вес чужого тела, львица прижала уши. Первая попытка вырваться не обвенчалась успехом. Скорее наоборот — будто только хуже сделала. Клыки болезненно проехались по боку ее шеи, оставляя совсем рядом с зажившим шрамом свежую рану. Не настолько глубокую, чтобы всерьез забеспокоиться за жизнь, но... кровь из нее все же засочилась. На плечах — несколько царапин от когтей Дикарки. "Дикарка" — именно это проскочило в мыслях меланистки, и именно так она прозвала про себя внезапно напавшую львицу.

Стараясь не позволять эмоциям затопить себя, Най услышала крик птицы.

Точно, попугай.

От испуга тот смылся, как ни в чем не бывало, напоследок сбросив парочку перышек. На его счастье, двум хищницам было явно не до него.

Чужие зубы ухватились за ухо. Задние лапы дернулись, а затем еще раз. Попытки оттолкнуть наваливающуюся сверху Дикарку увенчались успехом: все же, иногда разница в размерах имеет значение. Найта успела заметить царапины, что взаимно оставила на шкурке нападающей. Та быстро поднялась на лапы, обнажая клыки. Предупреждающий рык. Найте не требовалось много времени, дабы понять простую истину: если они сейчас не закончат — шансы точно станут не равны. Бежать бессмысленно, и укрыться толком... негде. Дикарка угрожающе сгорбилась, готовая напрыгнуть. Найта зарычала в ответ, замахиваясь лапой для удара. Если та нападет опять, то точно получит.

И тут что-то словно отрезвило. Одернуло.

Найтинс услышала сзади чье-то стремительное приближение. И, кажется... снова слишком поздно.

Отредактировано Найта (22 Мар 2023 01:31:22)

Глупо. Глупо-глупо-глупо-глупо, невероятно, безоговорочно и подло. Хотя подождите, разве это она говорила о подлости сейчас? Ха, конечно. И главное еще бы чуть-чуть... И не было бы ничего. Мысли бы так не спутывались в узлы, и ничто бы не стесняло движений. Если бы она только не проворонила того подростка, ее бы сейчас не толкали и не трогали со всех сторон, как издеваясь специально. И этот смех его еще... Гхх, будь у нее возможность, она бы оставила на шкуре этого невдупленыша парочку... десятков шрамов. Посмотрела бы, как он запоет от "счастья", когда сидеть не на чем станет.

Впрочем, дальше мыслей ее намерения уйти не успели. Когда ее грубо толкнули, прижав к земле без возможности оторвать от прохладного камня голову, Найта не сдержалась от утробного рыка. И его успешно заглушил прочий гомон, окруживший ее. Куча морд, все постоянно двигаются, шумят и действуют на нервы. Нервы у меланистки давно расшатались, но массивная лапа с шеи не собиралась убираться. Неужели всем заняться нечем, обязательно глазеть?! Как бы им без исключений глаза повырывать, чтоб неповадно было. Бессильное раздражение переполняло ее существо, не давая банально выдохнуть, и единственное, что оставалось — бить хвостом по земле. Будь это хлыст — рассекал бы воздух с хорошим таким звуком.

Рывок... И снова неудачный. Где-то меж ребер забилась в костной клетке маленькая птичка — такая же черная и нерешительная, коей когда-то Найтинс и являлась. Подумать тошно. Однако тревога эту птичку переполняла, еще чуть-чуть, и перышки все разлетятся в стороны, взорвется животинка, как шарик.

Морды, морды, морды... Поток голосов, смешавшийся в один. Вот еще кто-то вклинился, да сколько их вообще здесь?

Как же хочется просто сказать...

Заткнитесь!

...Пусто. Словно игла, что-то пронзило, кольнуло птичку. Но та не лопнула, нет. Лишь выпустила поток, заполнивший ее до края. Как не бывало ничего, как если бы спокойствие с самого начало овладело ей, как удавом. И просочилось это нечто в память, смешавшись с нею в единое. Цельное.

Большое...

— Меня зовут Найта. Но... но обычно все говорят Найтли.

— А мне можно?

Земляной узор на свету, отливающий в смесь темно-лилового и бордового, и яркий, чисто-голубой, как безоблачное небо в переливах кристальных волн. Эти глаза. Она узнаёт их. Их, преследующих ее так давно. Глубокие, словно ночной небосвод. Она узнаёт эти черты, хотя странно, что они казались моложе и добрее, другими, когда являлись ей во снах... В остальном же... Нет, они другие. Но не может ведь она спутать?

— ...Меня зовут... Рэко.

Не может ведь?..

Сколько еще в мире существ с подобными глазами? С подобным взглядом, смотрящим колко, с изучающей насмешкой? Сколько еще... Таких? Каков шанс подобного совпадения?

Каков шанс, что она взаправду... Поняла? Вспомнила сейчас? Что это не было ее наваждением все то время, что она провела в странствиях и блуждании духа? Даже голос, голос, которым та разговаривала с тем, кто не давал ей подняться. Та не узнала ее, не признала, или просто сделала подобный вид, смотрела на нее скорее как на что-то не особо важное, как на простую незнакомку, нарушившую границы.

Каков шанс...

— Рэко?

Казалось, кто-то затих, но Найтинс уже не обратила на то внимание. Ее взгляд был прикован только к этим знакомым глазам, ища в них ответного.

— Ты не... не помнишь? Ты спасла когда-то львенка от змеи. Не помнишь?

Лапа сверху как будто прижалась сильнее, надавила еще больше, и даже самое крохотное движение верхней половины тела не увенчалось успехом. Но вариант "выбраться" на время стал для Найтинс второстепенной задачей.

Не встречая узнавания, Найта снова прижала уши к голове, в досаде и вине... И тут на глаза попалась кисточка хвоста. Что-то щелкнуло.

Камушка.

Камушка нет.

Не доказать теперь, пропало доказательство...

«Дурацкая птица, — зла не хватало уже. — Свистнул камень, стоило отвлечься».

Чужая морда наклонилась к ней, почти к самому уху приблизилась, заставив Найтинс замереть. Возможно, то был ее последний шанс высвободиться, вцепиться резко, подобно скорпиону, укусить со всей силы... Но она не сделала этого. Просто не была в силах пошевелиться. Заставить себя сдвинуться.

— Милая, ты что-то напутала, — голос самца виделся столь же неприятным, как когти на затылке. — Может, она угрожала тебе змеей?

Ах, как бы... Тсс, когти, когти, аккуратнее. Как бы... Сладко выглядел момент, где она демонстрирует камень, являющийся неопровержимым доказательством. Возможно, оно бы смягчило ситуацию... Хотя, с другой стороны, много ли значил тот камушек для самой Рэко? Скорее всего, она о нем безоговорочно забыла уже, столько ведь времени минуло... И случайно встреченный львенок не запал ни в память, ни в сердце. Но почему-то... Почему-то хотелось верить в обратное.

Когда Найту схватили за тонкую кожу загривка, она была готова зарычать снова. Впрочем, она почти это же и сделала, не имея и малейшего понятия, что с ней будет. Что с ней сотворят дальше.

— Если... Если вы меня убьете, я прокляну вас! Я не сдамся, я сделаю это, даже если в саму могилу сбросите!

...И, пусть она давно не видела особого смысла продолжать свое бренное существование, она не хотела умирать вот так. Сегодня. Сейчас. Не время.

Вырвавшаяся бравада, возможно, и произвела особое впечатление, однако не подействовала. Сначала Найтинс снова толкнули, а затем почти силком потащили в неизвестном направлении. Неизвестность пугала, но слов больше не выходило. Истощенная прошедшей схваткой и эмоциями, Найта не могла оказать должного сопротивления здоровому гиганту, у которого имелись, несомненно, все доступные ресурсы, чтобы прихлопнуть ее на месте. Найту это не пугало. После потери памяти она, как чудилось знакомым, совершенно потеряла инстинкт самосохранения перед более крупными животными. Будь то хищник или травоядный... Она обрела готовность броситься в атаку, как только возникала необходимость либо простое желание. Этого ей совершенно не доставало в детстве, и этого же она не могла сделать на данный момент. Как всегда специально ищущая погибель, меланистка сейчас не решалась сделать и шаг в сторону леди Смерти.

Почему?

С каждой секундой ей хотелось знать все больше.

———> Клыки вампира (следом за Максимилианом и Вран)

Отредактировано Найта (24 Май 2023 23:26:06)

—————–→ Песчаный берег

Когда великан стал спускаться по каменным ступеням прямо в зияющую чернотой пасть пещеры, Ревати весь съежился и снова инстинктивно задрыгал лапами. Зачем его туда несут? Что с ним сделают? Слишком много всего он успел себе придумать за весь путь сюда. Хотя, к большому льву он уже относился с гораздо меньшим подозрением. Все-таки тот даже на его лапы, время от времени задевающие по морде, не ругался.

Когда они спустились, то львенок стал крутить головой, оглядывая каменные стены и потолок. Его волнения передавал подрагивающий кончик хвоста. Ревати разглядел выступ, возвышающийся над остальной пещерой, и выбоину в стене, откуда лился свет от заходящего солнца. А затем заметил львов, каждый из которых смотрел на него. Их было много, и малышу было не разглядеть, как они на него смотрят. Что от них ждать? Зачем великан принес его сюда?

Ревати покачнулся в пасти, когда лев, держащий его, потоптался, а затем котенок почувствовал, что его опускают вниз. Земля быстро приближалась, и малыш неуклюже плюхнулся на каменистый пол пещеры.

-Там. Там львица умер-умерла. У него больше мамы нету. Во-от, - услышал он разнесшийся по всей пещере голос. Его мама, он говорил про его маму! Радостная мысль пронеслась в голове и померкла, ведь, кто знает, что будет дальше. Пока лучше ничего не говорить и сидеть тихо.

Львенок почувствовал, как его огладила огромная лапа и напрягся. После прогулки большой лев уже не так пугал, но доверием к нему Ревати пока не проникся. Мало ли что. Малыш оторвал взгляд от пола, и когда львы стали переговариваться, решил рассмотреть окружающих. Первой ему на глаза попалась какая-то странная львица. Она была в необычных черных пятнышках по всему телу. Ничего похожего в своей жизни Ревати ещё не встречал, поэтому какое-то время разглядывал ее.

Затем он перевёл взгляд на небольшую львицу с рыжей челкой. У нее на морде была черная маска, придающая львице в глазах Ревати слегка загадочный вид. Она не выглядела особо страшной, поэтому Ревати пока записал ее в одну категорию с великаном. Не страшные, но доверять им он пока не планировал.

Ещё он увидел льва, очень похожего на тех, которых видел с мамой, когда они проходили через чужую территорию. Он не особо зацепил малыша, как и остальные присутствующие, поэтому он стал смотреть в выбоину в стене, разглядывая пейзаж за окном. Ревати решил, что сейчас лучше стать как можно незаметнее, чтобы не разозлить никого из окружающих. Пока его никто есть не собирался, а если он ещё и будет хорошо себя вести, вдруг они помогут ему унести маму с берега?

Но окно маленькому львенку быстро наскучило, и он вернулся глазами к пятнистой львице. Она действительно зацепила малыша, и он не мог решить, как к ней относится. Ее размеры настораживали, но он уже привык к великану-льву, поэтому не так этого пугался. Но странный окрас вызывал в нем неподдельный интерес. Он слегка повернул голову, чтобы лучше разглядеть львицу, и свел брови к переносице. Так он и сидел в лапах у гиганта, вперив сосредоточенный взгляд в необычную кошку.

Отредактировано Ревати (1 Июн 2023 22:53:30)

Мориц слушал рассказ Марко, однако картинка как-то не складывалась. Мориц никак не мог забыть то, как именно его товарищи отступали, когда он с ними столкнулся, идя им на подмогу. На триумфальную победу, описанную Марко, это как-то явно не тянуло. Конечно, Мориц не стал высказывать свои мысли вслух, однако пару-тройку раз, когда Марко особенно расхваливал свои успехи, тихо «пшекнул» себе под нос что-то неразборчивое. Ну непохоже было то, что он успел засттать на то, КАК об этом рассказывал Марко. В том, что стычка была для пиратов относительно успешной, но именно что относительно – Мориц вполне мог поверить, как и в то, какие потери понес противник. Но вот в то, что «враги бежали как крысы» - вот конкретно в это, Мориц, пардон, не поверил. Когда враги трусливо бегут – то победители, пардон, спешного отступления не устраивают. Так что Мориц пришел к выводу о том, что Марко явно приукрасил события – и либо успех его товарищей был не столь впечатляющим, как рассказывал Марко, либо противник оказался «не совсем по зубам». Поскольку победители так не отступают. Так что, скорее всего, что враг оказался «не по зубам». Но поведение Марко для Морица было несколько странным. В тактическом отступлении если враг гораздо сильнее чем ты ожидал – нет ничего постыдного. Даже сам Мориц порой отступал в таких случаях. Сберечь своих, перегруппироваться, найти слабые стороны сильного врага. В этом нет ничего постыдного. Но вот выдавать это за блестящую и безоговорочную победу – такое Мориц понять не мог.

Конечно, выражать свои мысли вслух Мориц не стал – ссорится с товарищами в его планы явно не входило. Но вот выяснить – а что же, собственно, произошло на самом деле – было бы неплохо. Вот только сделать это надо как можно более дипломатично, не оскорбив своих товарищей тем, что он не совсем поверил в то, что наплел (а, по мнению, Морица именно наплел) Марко. Пожалуй, надо будет под каким-то предлогом вернуться на то место, чтобы внимательно его осмотреть. Оставалось только, собственно, придумать такой предлог…

Кроме того, конечно, Мориц не мог не обратить внимание на "пополнение команды" в виде ранее незнакомого ему белого львенка, и даже подумал, что неплохо бы будет взять этого юнца "под крыло". Это было немного личное - его собственный сын - Бартоломей, давно погиб от болезни, и наследников у Морица не было. Может этот малец им станет? Кто знает, кто знает...

Отредактировано Мориц (9 Авг 2023 23:04:56)

- Я осмотрю его, хорошо? - приблизилась пятнистая львица. - Меня зовут Фурфур, а тебя? Ты можешь подойти ко мне?

Львенок вздрогнул от вопроса и втянул голову в плечи. Ей не понравилось, что он смотрел? Она будет ругаться? Но, собравшись с духом, Ревати сделал шаг в сторону пятнистой, а затем почувствовал, что ЧТО-ТО подхватило его под животик. Он поднял взгляд. "Что-то" оказалось большим, просто огромным черногривым львом. Сердце пропустило удар. Стало очень страшно.

— Это я! Я его принес. Вот. - прогудел тот светлый лев, что принес Ревати. Прозвучало как оправдание. Ему нельзя было сюда и теперь случится что-то нехорошее? Котенок чувствовал на себе изучающий взгляд темного льва. Глубоко вздохнул. Не бояться. Как и учила мама. Бояться нельзя.

— Прекрасно, Алас. Молоко эта штука будет сосать у тебя. - прозвучало очень...издевательски. Ревати уже большой, он не пьет молоко! Тем более, откуда у такого большого льва молоко? Он же не мама, молоко только у мамы. Чтобы убедиться, удивленный львенок повернул голову к светлому льву и обратно, на темного гиганта. Затем глубоко вдохнул и выпалил:
— Я… я не сосу. Я мясо ем! Я уже большой…

— Ах вот как. А имя у большого есть?

Имя, имя. Да, у него есть имя.

- Ревати.

И после светлый лев, которого, похоже, звали Аласом, стал пересказывать события сегодняшнего дня, а Ревати боролся с желанием убежать из-под внимательного взгляда темного гиганта. Похоже, он тут главный, раз перед ним отчитываются. Львенок мало знал про иерархию в прайдах, но он сам всегда рассказывал все маме, а мама была главнее его. Если у них что-то похожее, то черногривый гигант главнее, чем Алас.

  — Алас, тело матери ещё на берегу? Будь добр, вернись к нему и припрячь подальше, чтоб никто на запах не пожаловал. Закопай, к примеру. - от таких слов у Ревати перехватило дыхание. Они точно уверены, что она умерла? Он до сих пор надеялся, что это какое-то недоразумение, и что вдруг она просто болеет...

— Она правда умерла? - прижав ушки, отважился спросить у гиганта львенок. Получилось очень тихо, и сначала Ревати даже подумал, что его не услышали, но затем услышал ответ, и окончательно притих.

— Верно, малыш.

Львенок чуть не всхлипнул, но в последний момент сдержался. "Я большой" - подумал он. А большие не плачут. Но большим ведь можно сходить попрощаться?

— А можно мне… с ним? Попрощаться?

— Хм. Алас! Под твою ответственность. Дашь ему постоять над матушкой немного. - львенок выдохнул. Он сможет увидеть маму в последний раз. Он сможет прислониться к теплому боку...или уже не теплому? Что будет с львицей после смерти? Он не знал. Но в любом случае, главное он не останется тут. Совсем один. Плавая в своих мыслях, львенок даже не обратил внимания, как его поставили на землю, и когда почувствовал толчок под спину, вздрогнул и шагнул куда сказали. Затем проводил гиганта взглядом и повернулся к Аласу, вопросительно вскинув мордочку, пока главный спрашивал того еще о каких-то любителях отлынивать. Ну что, они идут?

——-→ Песчаный берег

Лоханулась я, конечно, знатно. Карта, на стене была карта. А теперь… ну, технически это все еще карта, да. Правда я ее немножко ээээ. Смазала. И испачкала. Упс. Мамина ласка сменилась легкой угрозой, будто камень зазвучал в голосе. Знаю, знаю, виновата. Что же не так со мной? Иногда ловкая, внимательная, просто прирожденный шпион. Но стоит чуть расслабиться, как из меня лезет кто-то другой. Безалаберная растяпа. Стану ли я когда-нибудь такой же, как мама? Или так и останусь мисс Тяп-Ляп? Эх.

Мама недолго сердится - ее зубы лишь клацают над моей макушкой, и по спине табуном мчат мурашки. Но мне не страшно - она никогда меня не обидит, я знаю точно. По крайней мере всерьез. Я поднимаю голову и утыкаюсь макушкой в ее подбородок. Люблю тебя, мам. Говорить это вслух нет нужды - она и так знает. Тихий шепот на ухо возвращает меня в реальность - я внезапно осознаю, что мы не одни, рядом чужачка, и надо вести себя посдержаннее. Расслабляться рано. И в последний раз обтираюсь о маму, киваю и отхожу в сторону, устаиваясь в углу пещеры. Разговаривать ни с кем не хочется. Честно говоря, я немного устала.

В пещеру все прибывают и прибывают львы. Мне это не нравится - какой-то кипиш, а я в стороне. Но влезать не хочется тоже - слишком много чужаков. Да и мамин вид не располагает к беззаботности. Я довольно долго лежу в своем уголочке. Сначала аккуратно, поджав под себя лапы, как хорошая девочка. Впрочем, долго в таком положении находиться просто невыносимо. Пока мама общается в остальными я успеваю порисовать лапой по пыли, изобразив братьев. Как обычно, получилось не слишком красиво, зато забавно. Правда им самим, наверное, не понравится. Успеваю нарисовать лабиринт вокруг пробегающего мимо жука. Бедолага довольно долго бегает, пытаясь выбраться, затем видимо отчаивается и таранит невеликую преграду - дорожку из пыли. Стена пала, жук свободен, я провожают его грустным взглядом. Беги, чувак, беги на свободу. В мир, полный волшебства. Что ждёт тебя там, за следующей пыльной кучей? Семья? Друзья? Или неизведанное приключение засосет в свою пучину? Ах, как же я тебе завидую.

А, впрочем, что мешает мне последовать его примеру? Я же не пленница. Стены ломать конечно не стану, да и силушкой богатырской не обладаю. Но ничто не мешает мне пойти погулять. По-хорошему, конечно, надо бы дать знать маме, что я ухожу, но она занята. Ладно, я уже большая девочка, да и мама мне всегда дает полную свободу. Я рисую в пыли милую мордашку с большими котячьими глазками и характерными марками на морде - автопортрет вышел отлично. Все, можно идти. Лапы словно пружины, усталости совсем нет, энергия бьет через край. Вперед, в этот дивный новый мир. Ведь он каждый день новый и всегда дивный.

-——— Вновь за горизонт (Облачные степи)