После внушительной речи Шензи, по полю костей пронесся гул одобрения. С одной стороны, ничего не было удивительного в том, что клан поддержал своего матриарха, но с другой стороны, неужели все настолько воодушевились, что ни у кого не возникло никаких дополнительных вопросов? Например, подробности, детали, какие-то особенности, хотя бы что-то! Нестись очертя голову навстречу неизвестности и опасности, неужели это разумно? Болэйд не хотела ни кровопролитий, ни сражений, ни тем более никакой осады Плато. Однако, правда была сурова: решительные и безумные планы Шени сбудутся в ближайшее время. Кремовая самка в который раз покосилась на свою покалеченную лапу. Придется ждать восстановления, иначе ни себе, ни другим, она помочь не сможет. Лэй обвела взглядом местность, выискивая знакомые силуэты и лица. Табо, Изок… И другие гиены, недавно пришедшие в Клан.

Взгляд остановился на Мазего. Было двоякое ощущение от поведения старой самки. Буквально некоторое время назад она помогла с лечением перелома, а теперь, стояла в гуще событий и активно поддерживала затею Шензи. «Ей по душе подобное развитие событий?», — Болэйд мысленно выдохнула, поставив в голове галочку, не обсуждать с Мазего вторжение, поскольку у них явно разные взгляды на ситуацию. А ведь Шензи ясно дала понять, что будет с несогласными.

Вскоре, появился Делмар и незамедлительно сел рядом с Наил. Лэй чуть улыбнулась уголками губ, смотря на обоих.

— С возвращением, Делмар, — мягко сказала Лэй, стараясь не нарушить возникшую атмосферу своим голосом, и не слишком привлекая к себе внимание.

Значит, патруль вернулся на Кладбище. Немного подумав, кто ещё был включен в состав, поискала в толпе гиен Кимийю, но самца нигде не было видно. Как Табо или Изока. Возможно, они просто в другой части поля, или за спинами остальных их просто не видно. Болэйд просто хотела удостовериться, что всё в порядке. Кстати, об этом.

— Делмар. Как прошло патрулирование? — снова, аккуратно и ненавязчиво, подала голос кремовая самка.

Страшный гогот, пробиравший до самых костей, разносился по Слоновьему кладбищу. Казалось, дребезжали даже черепа. Не только те, что лежали на земле, но и те, что были облицованы плотью. Мазего чувствовала, как трясётся и её череп. Но не от дикого смеха - ржать как умалишённая, упиваясь яростью и собственным превосходством, Мазего считала ниже своего достоинства. Её дряхлый рот сошёлся в усмешке – усмешке, куда более страшной, чем истерический хохот соклановцев всех вместе взятых. Глаза шамана были подёрнуты туманом и пылали синем пламенем - старуха пророчила будущее этого клана. Её взгляд смотрел сквозь беснующуюся толпу, сквозь хохочущих до умалишения гиен, сквозь войну со львами и дни кровопролития, в то время, когда придёт расцвет пятнистого пристанища. Медленной и величественной поступью грядёт расцвет и величие клана! И эта вакханалия, это беснование, творящееся вокруг, лишь предопределение, предвидение о грядущем торжестве! О грядущей эпохе! Ро’Каш выбрала сильнейшую из своих дочерей. Великая Мать пророчит великое будущее своим детям. Мазего не сомневалась, она ещё поживёт в светлые деньки. Она отбросит в сторону собственную старость и ползущую где-то рядом смерть и пойдёт вперёд, за избранницей Ро’Каш, славя великого матриарха и светлое будущее, что она несёт с собой. О да, старуха ещё увидит светлые дни и не в своих видениях, а воочию, вживую!

– Шензи! – когда гиены, наконец, выдохлись и им перестало хватать воздуха для дикого хохота, до ушей Мазего донесся негромкий, но настойчивый старушечий голос. Выйдя из пророческого предвидения, серая крокута обратила взор на его обладательницу - гиену по имени Ухуру, древнюю самку, которую даже Мазего может назвать старухой. Встретившись взглядом с ней, шаманка позволила себе легко усмехнуться. У всех великих сего мира важно было лишь одно дело – перегрызть кому-нибудь глотку. А невеликие старцы, ведающие это, как, например, Ухуру или сама Мазего, должны были печься о сохранности глотки своего «великого». Ухуру могла не знать выбора Великой Матери, но Мазего точно знала, что проведение касается всех, а старики – как самые близкие к нему – неосознанно следуют за проведением, даже если они этого не замечают. Серая гиена про себя отметила, что стоит просветить старуху, что это проведение её ведёт по правильному пути, а не какое-нибудь мимолётное желание позаботится о соклановцах.

– Разузнай, кто вообще способен отличать травы хотя бы внешне, если понадобится - научи, как надо их использовать. Ты и во-он та старуха, – Мазего убрала усмешку с морды, едва Шензи обратилась в её сторону, – кажется, она тоже шарит в цветках.

Старуха пристально смотрела на матриарха. В её блёклых серых глазах вдруг ярко отразилось удивление и даже… неверие. Не сказать, что гордость старой шаманки была задета, значит, просто плюнуть и промолчать. Это был как удар в спину. Тягучее осознание, что для избранницы Ро’Каш Мазего лишь «вон та старуха, которая, кажется, тоже шарит в цветках», клещами тянуло старую крокуту к земле. Лапы напоминали натянутые до предела струны, а голова, точно наполнилась камнями, сильнее и сильнее клонясь вниз. Хотя казалось бы, куда сильнее горбиться! Мазего сопротивлялась как могла, выуживая из своей дряхлой туши все силы, чтобы держаться с достоинством перед матриархом и сбродом, называвшимся её подчинёнными. Впрочем, плевать на всех – она стояла перед матриархом! Перед самой избранницей Ро’Каш! Она даже не помнила, когда успела встать на негнущиеся лапы. Мазего чувствовала, что была накалена до предела, однако продолжала держаться величественно и хладнокровно – только глаза её сурово взирали на отвернувшегося матриарха. Что ж, Шензи пока не видит особой ценности в старом шамане. И это было виной самого старого шамана. Ей ещё предстоит завоевать уважение матриарха. И она его завоюет. Чего бы ей этого не стоило. Не сводя сурового взгляда со спины Шензи, серая крокута медленно приблизилась к Ухуру.

– Едва ли найдется пара гиен, знающих, как отличить мелиссу от мяты, – глухо и резко начала она, – А запасы далеко не бесконечные. Если, конечно, кто-то хочет лечиться верой и молитвой – пожалуйста. Ро’Каш всегда готова принять своих потомков обратно. На тот свет.

Взгляд Мазего, словно намагниченный, следовал за Шензи, не отвлекаясь вообще ни на что. Когда матриарх подсела к каким-то гиенам, старуха вдруг часто-часто заморгала, будто опомнившись от транса, и пристально вгляделась в светлые шкуры этих самых гиен. Мазего прищурилась. Рассудок будто бы помутнился после таких сильных эмоций. Она ведь их знала и знала давно, но отчего-то их имена были скрыты за туманной дымкой. Которая очень сильно раздражала. На крокутах сейчас висели ярлыки – сын и ученица. И если ученица у Мазего была всего одна и её имя гиена смогла выудить из своей памяти - Наил – то вот сын… Сыновей-то у неё было несколько. И как назло, их морды друг за другом плавали перед глазами, никак не желая чётко сказать, как кого зовут. Старуха сердито дёрнула головой. Надоели! Прыгают, скачут перед мордой, ржут, что есть мочи, а толку совершенно никакого! Но то, что она никак не могла вспомнить имя сына, совершенно не значило, что она не упрётся в него и Наил тяжёлым красноречивым взглядом, так и говорящим: «Только попробуйте что-нибудь вытворить перед матриархом! Держитесь достойно! Не позорьтесь!» И чем больше говорила Шензи, тем тяжелее становился взгляд Мазего. Они – единственные выжившие после катастрофы! Они не должны срамиться перед матриархом! Они должны держать своё лицо перед самой избранницей Ро’Каш!

Лишь только Шензи покинула поле, Мазего поникла головой до самой земли, и её нос упёрся в тушку антилопы, лежащую перед ней. Желудок тут же протяжно взвыл, напоминая о голоде, и старуха с чувством вцепилась в мясо, насыщаясь кровью, полившейся ей прямо на язык. Она и думать забыла о еде, когда в поле зрения появилась Шензи. Она будто и не чувствовала голода, когда славила вместе со всеми матриарха. Желудок свело только после её ухода. Будто понимая вместе со своей хозяйкой, кто сейчас держал перед ним речь. Мазего резким движением оторвала кусок мяса, и принялась чинно его пережёвывать, смотря куда-то поверх голов соклановцев, будто видя их светлое социалистическое будущее. И то, что она там видела, было действительно прекрасно. Война была лишь шагом, который гиены запросто преодолят, сплотившись под предводительством Шензи. А уж о том, чтобы многие из присутствующих дожили до светлого будущего, Мазего позаботится. Наконец, утолив голод, старуха перевела более-менее осмысленный взгляд на Ухуру, сидевшую рядом:

– Пошли. Нам предстоит послужить клану.

Проходя мимо сына и ученицы, Мазего остановилась и упёрлась в них бессмысленным взглядом, всё также тщетно пытаясь выудить из памяти имя. Раздражённо рыкнув, старуха грозно нависла над крокутами, глядя на них грозно и исподлобья:

– Вам была оказана большая честь от избранной Великой матерью! Не посрамите её!

Мазего направилась в свой облюбованный слоновий череп, не оборачиваясь и не реагируя больше ни на что. Она должна послужить великому клану…

–>таймскип на неделю–>Вершина плато

Отредактировано Мазего (7 Ноя 2019 01:33:06)

Отчаяние в голосе Наил угнетало его еще больше, чем пламенные крики матери в поддержку нового патриарха. К поехавшей крышечке Мазего крокут уже привык. Не смирился, нет, как с этим можно смириться. Но привык. А вот, чтобы его ближайшая подруга сдалась, Делмар совсем не хотел. Во-первых, он искренне верил, что все наладится, что они исправят все хоть как-то. Ну а вторая причина была несколько эгоистичной: он не хотел оставаться один в своей борьбе за счастье. Мама его уже покинула, пускай и не по своей воле, так что за Наил он будет держаться всеми лапами.

— Пока не знаю, что конкретно, — серьезно ответил он на вопрос. — Но опускать лапы я не собираюсь. И тебе не дам.

Их тихие переговоры прервал голос самки, который принадлежал Болэйд. Самец повернул к ней голову и улыбнулся: она внушала доверие и располагала к себе намного больше, чем те, кто жил здесь давно. Делмар старался держаться рядом с ее группой. То ли потому что они были более доброжелательны к ним, то ли потому что тоже были новичками. В любом случае, светлой самке и ее спутникам Делмар доверял, старался по возможности делиться планами. Поэтому ее вопрос застал его врасплох.

— Да… — замешкался он. — Нормально, патруль как патруль.

Выглядело неубедительно. Ну не любит Делмар врать, да и не особо умеет. Была надежда лишь на то, что плохо знающая его Болэйд не заподозрит никакого подвоха. А вот Наил, которая прекрасно различала все тоны голоса друга, просто не могла не заметить. Он не стал скашивать на нее взгляд, и так знал, что та задаст потом вопросы. Главное не при других. Делмар и так собирался ей все рассказать, но только ей. Он обещал молчать, и смолчит, чего бы ему это ни стоило. Вопросов, впрочем, не последовало, потому что матриарх направлялась к ним.

Если честно, Шензи пугала крокута. Резкая, грубая, беспардонная, она так сильно отличалась от его мамы в лучшие его годы, да и вообще от представлений о том, каким должен быть лидер. Он встал, когда самка подошла к ним, инстинктивно загораживая Наил боком, и отрицательно замотал головой на вопрос Шензи. Отвечать ничего не стал: все равно его слова ничего не значат для нее.

Сразу после того, как матриарх отошла от светлошкурой троицы, перед ними предстала Мазего. Взгляд ее был привычно затуманен, она была такой дряхлой, такой… нестабильной, что ли. Любящее сердце Мара снова сжалось от боли. Он так надеялся, что где-то там, внутри, его мама, настоящая мама, жива. Но он лишь видел не узнающий его взгляд и слышал довольно отстраненные призывы верности. Делмар лишь опустил голову, стараясь не показать, насколько ему сейчас плохо. Прошлого не вернуть, но настоящее просто невыносимо.

——————————→ таймскип на неделю

В том, как Шензи не спеша подтягивалась к Ухуру, чувствовалась вся власть матриарха. Не торопясь, степенно переставляя лапы, гиена будто лениво двигалась в сторону одного из самых старых (если не самого) членов клана. Гордая, несгибаемая, чувствующая свою власть. Ухуру было неприятно не только это и не только то, как матриарх смерила её долгим, задумчивым взглядом, оскалившись после этого. Сами слова, то, как они были произнесены – практически всё вызывало у старой самки раздражение и отвращение.

– Если ты ещё не собираешься рассыпаться в песок, можешь сама этим заняться, – одна только Ро’Каш знает, как Ухуру смогла себя сдержать после этих слов и не вздыбить загривок.

Когда-то давно, когда она не прожила ещё и половину своей нынешней жизни, некоторые из сородичей относились к ней так же. Без уважения, с презрением, смотря свысока. Оно было и не удивительно, ведь на тот момент по сравнению с большей частью клана, Ухуру была едва ли не щенком, на чьих губах ещё не обсохло молоко матери. Но чем старше она становилась, тем больше завоёвывала уважение – вначале с помощью своих действий, а затем, чуть позже, и в силу возраста. Она помнила, с каким уважением и почтением гиены всегда относились к самым старым из них, уже отслужившим своё – ведь старики, наполненные огромным жизненным опытом, всегда были намного мудрее молодых, к ним всегда можно было обратиться за советом и помощью… Ухуру всю свою долгую жизнь считала, что однажды и она станет такой – всё ещё полезной клану, пользующейся уважением.

На деле же – пожалуйста. «Если ты ещё не собираешься рассыпаться в песок»… Эта фраза была произнесена так, будто самка вновь стала бесполезным щенком, никак не влияющим на жизнь клана. Конечно, она уже не обладала той силой, скоростью и острыми клыками, и всё же…

– Как угодно тебе будет, Шензи, – тем не менее спокойно, никак не выдавая свои истинных чувств, ответила самка, склонив свою голову перед матриархом. О, она уже давно научилась держать свои мысли и эмоции внутри, никак не выдавая себя.

С появившимися в клане новичками Ухуру почти никак не контактировала, проводя последние недели в компании Эда, а потому, стоило Мазего подойти к ней, старая самка невольно вскинула брови, оглядев свою товарку. И вот она-то – «вон та старуха»? Да, конечно, эта крокута горбилась, имела морщины на морде (если таким человеческим термином можно было назвать складки её кожи), а глаза её были подёрнуты пеленой потихоньку наступающей слепоты, но всё же… Всё же пахло от неё не старухой, вот-вот готовой лечь в землю. Она явно была моложе Ухуру, правда, старая самка не смогла бы сказать, насколько именно – год, два или пять лет. Что же такого было в её жизни, что в свои годы она выглядела старее, чем она, Ухуру, сама? Может, жизнь в клане Шензи и не была такой ужасной, как ей казалось?..

– Едва ли найдётся пара гиен, знающих, как отличить мелиссу от мяты, – Ухуру, до сих пор во все свои удивлённые глаза глядящая на Мазего и не отводящая от неё взгляда, помотала головой, будто стряхивая с себя оковы оцепенения, и согласно покивала головой. Да, в травах их сородичи разбирались так себе. Чего уж там, сама старуха могла перепутать мелиссу и мяту! Чего вслух она произносить, конечно, не стала. С другой стороны, в отличие от остальных членов клана Ухуру хотя бы точно знала самые основные и важные травы: базилик, адиантум, маи-шасу, костерост, валерьяну.

Взгляд Мазего, пока она говорила, не отрываясь следовал за Шензи, которая, оставив крокут в обществе друг друга, уже направилась к группе молодых новичков, и было в этом взгляде что-то такое… Что-то, чего Ухуру так и не смогла понять. Осознала только, что эта самка не так проста, как могло показаться при первом тесном знакомстве.

– Пошли. Нам предстоит послужить клану, – вместе с шаманкой подкрепившись остатками мяса, Ухуру, будто щенок, последовала следом за Мазего. Судя по всему – в её собственную пещеру (простите, череп), в котором, очевидно, хранились запасы трав: их необходимо было разобрать и позже пополнить.

– Это дети твои? – поинтересовалась самка по пути, спрашивая о тех гиенах, с которыми разговаривала Шензи, а позже с жуткой настойчивостью обратилась и сама Мазего. Обе гиены своим окрасом были похожи на шаманку, а к кому ещё можно было обращаться подобным образом, если не к детям?

—————

>>> Небесное плато >>> Вершина плато >>>

Отредактировано Ухуру (25 Окт 2019 20:02:40)

Молодому льву сильно хотелось выбраться поскорее с этого места, притом не столько из-за того, что ему приходится тут и там встречать кости слонов, сколько из-за того, что тут бродят стаи гиен. Объяснить, что он вообще здесь забыл, льву бы никогда не удалось. А даже если бы и удалось, то вряд ли бы поверили. И наверняка бы вломили промеж ушей. Нет, лев хотел сохранить свою песчаного цвета шкуру целой, а поэтому должен был выбраться отсюда как можно скорее, поэтому он и старался быстро и бесшумно пойти по более-менее знакомой дороге, которая его сюда привела. И торопился он еще сильнее, ведь он четко видел, как довольно большая группа гиен начала свой путь в его сторону. Да, шли они медленно, но если он сейчас не уйдет с их пути куда-нибудь подальше, то будут неприятности.

Так бы возможно он и шел, если не наткнулся на странную пару незнакомцев. Похоже львица застряла промеж костей одного из ушедших из жизни слонов, а второй лев... Вроде как ей помогал. По крайней мере пытался помочь, стараясь подвинуть одно из ребер своим весом. Каким образом это произошло, наблюдавший за этой сценой лев абсолютно не понимал. Кто вообще в своем уме полезет в столь узкое пространство? Посмотрев за этой спасательной операцией, лев, почесав свою рыжую гриву, решил им немного помочь. Ведь если та группа гиен, что шла позади, наткнется на них, то они точно покойники. Так что для очистки своей совести он хотел хотя бы их предупредить. А если будет нужна помощь в том, чтобы вытащить самку, то он, несомненно поможет, даже может покажет им свой путь отхода: в конце концов сейчас они все вместе должны быть в одном положении, правильно? Все они на чужой территории, на которую им по хорошему нельзя приходить. Найдут одного - начнут искать всех, и тогда точно проблем не оберешься.

Лев, продолжая наблюдать за этой парочкой своими алыми глазками, аккуратно подошел в их поле зрения, но находясь на достаточно большом расстоянии, чтобы в случае чего убежать наутек: вдруг эти львы не особо дружелюбные. "Песочный" понимал, что поднимать шум ему нельзя, но в то же время ему надо дополнительно привлечь внимание. Он взял ближайший камушек и еле слышно постучал им по одной из косточек рядом. Затем, он отпустил его и, не сводя взгляда, широко улыбнулся и начал махать лапой, приветствуя незнакомцев.

Первым появление таинственного рыжегривого чужака обнаружил Корвус — оно и не удивительно, ведь вредный птах отнюдь не просто так уселся на возвышении, а как раз-таки чтобы заранее предупредить своего хозяина о возможной опасности. Что он и сделал, глухо, предостерегающе каркнув над головами присутствующих и пару раз шумно хлопнув своими здоровенными угольно-черными крыльями, невольно уронив еще одно длинное перо на переносицу бедной Эвелин. Естественно, Дем немедленно отвлекся от своей напряженной работы и, коротко запрокинув морду к своему напарнику, вновь опустился на все четыре лапы и развернулся лицом к нежданному гостю. В отличие от дико напряженной Эвы, он не испытал ни грамма страха или неприязни по отношению к этому странному незнакомцу, невесть каким образом очутившемуся посреди темного и сырого Кладбища — правильно, это ж не целая гиенья свора, голодно пускающая слюни себе под ноги, а всего-навсего лев, в количестве одной штуки. Что он им сделает? Разумеется, Деметрий отнюдь не спешил с выводами насчет этого красноглазого самца, но и ни капельки не тревожился насчет его присутствия; лишь с откровенным любопытством оглядел "рыжего" с головы до пят... пардон, до растрепанной кисточки хвоста, гадая, каким судьбами его занесло в такие мрачные дали. Собственно, тот же самый вопрос давно созрел и в отношении застрявшей Эвелин — но тут уж такая ситуация, сами понимаете, не до вежливых расспросов на тему "а кто вы, а как вы сюда попали?".

— Утро доброе, — довольно-таки бодро и, что главное, совершенно непринужденно поприветствовал льва Дем, вполне себе миролюбиво улыбнувшись ему в ответ. Лапой, правда, махать не стал, но зато сделал что-то вроде маленького, но учтивого поклона головой. Ну а что, он тоже был вежливый! Даже слишком. — А мы тут застряли немножко, — светлогривый махнул хвостом на выпяченную кверху задницу Эвелин, наградив ту коротким многозначительным взглядом, после чего вновь повернул голову к чужаку, внимательно наблюдая за его поведением. — Раз уж вы случайно оказались поблизости в столь ранний час, не могли бы вы помочь мне отогнуть эту большую старую кость? Полагаю, вдвоем это будет куда быстрее и проще... — Корвус наверху в который уже по счету раз скептично каркнул словам хозяина, и Дем, в свою очередь, в который уже по счету раз успешно его проигнорировал, не сводя глаз с незнакомца.

— Я Деметрий, а эта милая особа... хмм... как ты сказала тебя зовут? — он с шальной ухмылкой покосился на злосчастную самку, заодно выслушивая ее донельзя хмурую благодарность. Ох, ну и к чему столько неуместного трагизма и отчаяния? Можно подумать, двое взрослых, здоровых лбов не справятся с какой-то древней потрескавшейся рухлядью! — Не спеши так легко сдаваться, гиенами тут пока что и не пахнет... по крайней мере, у нас в запасе еще есть какое-то время до их прихода, — на этих словах, Деметрий вполне уверенно приподнялся на задних лапах, вновь упершись передними в упомянутую кость, наглядно демонстрируя их нежданному помощнику (помощнику ли?), что именно от него требуется. — Ну так что, уважаемый? Подсобите мне немного? Буду премного благодарен, а моя спутница тем более... — он снова примолк, внимательно оглядевшись по сторонам и на всякий случай еще разок бдительно прислушавшись к их окружению, благо, с рассветом небо заметно прояснилось, да и туман немного развеялся, давая присутствующим в расщелине львам гораздо более широкий и четкий обзор местности. Да и голоса гиен, до этого момента громким и жутковатым эхом раздававшиеся где-то в отдалении, как-то странно притихли, словно бы падальщики решили покинуть свое темное злодейское логово. Или банально заснули вповалку, не подозревая о присутствии целых двух львов-вторженцев и одной маленькой, но очень сердитой львицы.

Красношкурая самка с бо-ольшим сомнением посмотрела снизу вверх на чересчур бодрого помощника, как бы всем своим видом демонстрируя всю иронию в ее голом и первозданном виде. Вот делать тебе больше, здоровяк, нечего, как вытаскивать всяких левых львиц из глубокой жопы? Нет, понятно, что благородство и все такое, барышня в беде, но если учесть в каком месте эта барышня умудрилась вляпаться в свою беду, самым разумным решением по мнению паладина было... ну... пойти своей дорогой? Да, грустно, да - это большая проблема, но тут вряд ли можно помочь без риска лишиться жизни самому! Попробовал раз-другой, да иди своей дорогой, не будешь же ты тут ждать часы пока местные на обед не соберутся... Хотя если бы она так рассуждала вслух, наверняка создалось бы впечатление, что Эв просто не хочет, чтобы ее вытаскивали. Может она нарочно так решила! Суицид во имя всего!

Ага... прям. Просто опыт бродяжки подсказывал, что чаще невольные встречные-поперечные больше, на самом деле, мешают, чем реально помогают. А что вообще можно ожидать от какого-то крайне... мутного типа, который с радостной мордой бродит по кладбищу в компании здоровенной вороны? Эвелин то случайно забрела, по незнанию маршрута, и страстно желала поскорее преодолеть этот премерзкий участок пути. А этот белобрысый энтузиаст похоже здесь уже не первый час ходит. Он что тут... грибы в духе экстази для себя искал? - Я не твоя спутница, мы с тобой вообще незнакомы, - грубовато пробурчала в ответ самка, смерив очередным до ужаса гордым взглядом, не спеша представляться. Странно, да? Вот же красная вредина. - Но я сейчас не в том положении, чтобы отказываться от помощи... Если вытащите, буду благодарна, - негромко согласилась Эвелин, вновь, в свою очередь, завозившись в своей клетке... а затем притихла, удивленно уставившись на Деметрия.

Светлошкурый вдруг резко прекратил свои не шибко плодотворные попытки высвободить эту вредную буку, уставившись на пришедшего, вроде бы на помощь, незнакомца. Тут и сама Эв невольно повернула голову в его сторону, эдак смешно  ее вывернуть, чтобы разглядеть, что же такого интересного делает чужак, что все мигом позабыли как и о ней, так и о риске быть сожратыми местными хозяевами. Увидела, воительница, к сожалению не так много... но достаточно, чтобы сперва свесить до земли (буквально),свою массивную челюсть, округлив незабудковые глаза... а затем столь же удивленно вытаращиться на усевшегося чуть поодаль Диму, который со всей своей... детской что ли непосредственностью принялся радостно отгадывать шарады, которые пытался донести до них со всей серьезностью рыжегривый самец. Львица попялилась на него так с долю секунды, затем растянула тонкие губы в кислой гримасе, показательно закатив глаза к потолку. - Господи... - не выдержав, выдохнула Эвелин, вновь завозившись на месте, от души пихнув плечом зажавшуе ее костяную решетку. Детский сад. - Он сейчас сказал все что угодно, но только не то, что предложил ты, - все так же сумрачно проскрипела самка, краем глаза уловив донельзя... извините, тупую рожу, которую скорчил немой, ей в принципе стало все более чем понятно. Естественно лев не дразниться сюда с ними пришел, а где-то поблизости шныряет шайка оголодавших падальщиков. - Спасибо, - выдохнула львица, когда и второй ее незванный спаситель присоединился к их скромной вечеринке, навалившись на ее персональную клетку.

Честно говоря в тот момент, когда старая, посеревшая от времени гладкая кость скелета звучно хрустнула не выдержав веса двух взрослых самцов, у Эв на мгновение замерло в груди сердце от банального страха, и ей даже показалось, что это у нее самой позвоночник ну того... надломился нафиг!

Почувствовав, что ничто больше не давит на ее широкие плечи, а вся оставшаяся костяная конструкция того и гляди рухнет ей на голову вместе с прокаченными телами ее "спасателей малибу", и тогда она точно откинется, самка поспешно сдала назад, быстро выбираясь наружу. Свобода, мать вашу!!! Свобода!

Отползя подальше от пыльных останков, присыпанная костяной мукой, отчего ее закатная шкура приобрела болезненно-серый, грязный оттенок, с торчащей петушиным гребнем пышной челкой и дикими глазами, Эвелин грузно шлепнулась задницей на каменистую почву. Так... дайте минуточку.

Плечи и спина Титании красовались свежими царапинами, но честно говоря это была такая мелочь. По сравнению с тем, что как представить себе обедающих ее задницей гиен... бррр... Коротко отряхнувшись, при этом неловко пошатнувшись в бок - лапы затекли, - самка коротким взмахом башки привела свою великолепную прическу в порядок, эдак кокетливо прикрыв ее загнутым кончиком один томно прикрытый тяжелым веком глаз, все с той же неприступной гордостью во взгляде посмотрев на довольных положительным исходом спасательной операции самцов, прежде чем сорваться с места. - Благодарю, джентельмены... А теперь давайте, пожалуйста, валить отсюда, да поскорее.

——) Высохшее русло

Отредактировано Эвелин (29 Май 2020 23:10:53)

Рыжегривый только успевал делать, что мотать головой в стороны, когда Деметрий пытался разобрать то, что ему "сказали", выдвигая самые нелепые и невероятные предположения. Лишь когда птица взяла слово, громко гаркнув правильный ответ, песочный повернулся к ней и кивком головы подтвердил сказанное. Теперь они знают, насколько опасна и серьезна ситуация, в которой они находятся. По крайней мере им удалось преодолеть этот немой барьер, а это в свою очередь радовало льва, ведь он мог надеяться, что в случае чего они поймут его и в следующий раз. Оставалось дело за малым: вдвоем с Деметрием "вскрыть" костяную западню и вызволить оттуда самку. Песочный уперся со всей силы в ребро, также поступил и его новый знакомый. И уже спустя пару секунд кость поддалась и с громким треском раскололась. Рыжегривый полетел вместе с ней, плюхнувшись телом на землю. Быстро совладав с собой, лев поднялся обратно на лапы и энергично отряхнулся, надеясь, что грязь не успела налипнуть на шкуру. Самка тем временем успешно выбралась из-под ловушки и привела себя в порядок. И даже не смотря на то, что она до этого похоже уже продолжительное время пролежала промеж костей, не двигаясь, она, удостоив обоих самцов гордым взглядом и короткой фразой, пустилась наутек, как можно подальше от этого места. Песочный только и успел моргнуть своими алыми глазами, как она уже начала заметно отдалятся от него. Рыжегривый перевел взгляд на Деметрия, но тот тоже находился не то в состоянии шока, не то очаровавшись красношкурой. Конечно, она была довольно симпатичной даже на вкус песочного, но сейчас было совсем не время глазеть на нее, пуская слюни. В итоге Деметрий лишь кивнул в ее сторону, на что песочный ответил очень просто: быстро указал лапой на себя, потом в сторону самки, после перевел лапу на Деметрия и вновь указал на убегающую даму. Сделав сей нехитрый знак, песочный сорвался с места и помчался прямо за самкой. Наконец он выберется из этого проклятого места и больше никогда в своей жизни сюда не вернется. Впечатлений от пребывания в гиеньих землях он и так уже получил на всю жизнь.

→ Высохшее русло

—– ) Высохшее русло

Как же ей не хотелось возвращаться обратно в это жуткое, окутанное тошнотворными туманами место, кто бы знал!

Конечно после того, как они слегка "повздорили" с их безмолвным чудаковатым спутником самка казалось нервной, но перед этим местом она испытывала какой-то более глубокий... то ли страх, то ли неприязнь... Тревогу. Хотя чего тут удивительного - там же гиены рыскали стаями, хоть и ни одной они пока не встретили. Повсюду стойкий "аромат" пыльных пятнистых шкур, не отмоешься потом никак. Но еще этот тяжелый, сернистый запах, раздражающий крайне чувствительный нос паладина, туман, из-за которого местами ни зги не видно, что с легкостью можно слететь в ближайшую яму кубарем и благополучно застрять жопой промежь старых, выбеленных временем слоновьих костей. Кости, да...не забудьте про это угнетающее зрелище тленности и смертного сумрака, напоминания о том, что сюда эти величественные создания приходят не иначе, как испустить последний вздох. Короче любому здравомыслящему существу единожды забредшему на эту территорию, едвали хоть когда-нибудь в жизни  взбрело бы в голову возвращаться сюда вновь.

Ну они не очень умные, да.

Покосившись на вышагивающего рядом исполина-Диму, при этом умудрившись "подловить" блондинчика за его деловым разглядыванием ее величественной задницы украдкой (ишь!), Эва иронично воззрилась на обезоруживающе ухмыляющегося самца снизу вверх, не став лишний раз возмущаться и строить из себя саму оскорбленную невинность. Она лишь тихо спросила - позволив при этом Одиннадцатому пройти чуть вперед, чтобы тот не слышал тихих переговоров сладкой парочки у него за спиной, - Как думаешь... что вообще все это значит? Что это за обряд посвящения... И почему на кладбище слонов... - она притормозила, эдак неловко поджав переднюю лапу и вытянув вперед шею, в очередной раз недоверчиво и напряженно оглядывая простирающиеся перед ними мрачные земли. Да уж, каменные пустоши позади них казались сейчас невообразимо привлекательными, по сравнению с этим унылым пейзажем. Конечно сам Деметрий тоже был довольно странным типом (хоть и весьма симпатичным, обладающим особым шармом, чего уж греха таить), от него так и веяло чем-то таким... затаенной опасностью, под всем этим нарочито добродушным поведением, шутейками да ухмылочками - но они были сейчас примерно в одном положении. Ничего не понимающие, с немым компаньоном, какими-то неопределенными заданиями... они все еще были здесь, все еще готовые помочь этому безмолвному типу... Ну ладно, Эва была ему обязана, но непонятно, почему Деметрий решил поучавствовать в этом приключении. Неужель ему совсем не страшно? - И охота тебе обратно туда идти? - с легкой опаской прижала уши к голове красношкурая, на мгновение наморщив переносицу и обнажив ровный ряд острых зубов. - Почему ты вообще такой спокойный? - неожиданно уже погромче поинтересовалась у Димы она, буквально вопросительно вперившись в него взглядом... а затем, прежде чем самец ей хоть слово ответил, вдруг насторожилась, встав в стойку охотничьей борзой, вскинув лапу и деловито накрыв ею морду подохреневшего от такой фамильярности шамана.

Бесцеремонная она все-таки.

- Шшшшш... - грозно зашипела львица на своих спутников (хотя зачем на немого шипеть, когда он и так молчит?), выразительно кивнув башкой в сторону. - Слышите? - она вновь поставила конечность на землю. Прекрасно, теперь Дима мог дышать. - Там кто-то воет...

→ Высохшее русло (ГМ 214)

Путь обратно в гиеньи земли обошелся без каких-либо происшествий, что, конечно, радовало Одиннадцатого. Эвелин все еще держала свое слово, хотя по ней было видно, что ей среди всей их троицы меньше всего хотелось возвращаться в этот рассадник гигантских костей и падальщиков. Деметрий же в свою очередь был настроен несколько оптимистичнее, что слегка удивляло рыжегривого. Не то, чтобы его как-то беспокоило такое поведение, но все же оно казалось несколько странным. Но в конце концов хорошая доля энтузиазма со стороны Деметрия могла пойти даже на пользу делу, так что Одиннадцатый отогнал ненужные и мешающие мысли в дальний угол. Тем более, когда они ступили на чужую территорию, тут нужно держать ухо востро, никогда не знаешь, когда что-то произойдет...

Вот как сейчас, например. Стоило им зайти обратно, как вся троица неожиданно услышала чей-то жалобный скулеж где-то в отдалении. Одиннадцатый в ту же секунду инстинктивно прижался к земле, напрягшись всем телом, и, подняв уши, начал быстро глазеть по сторонам, высматривая источник звука. Убедившись, что он не находится вблизи и не представляет опасности, молчаливый рыжегривый поднялся обратно на лапы, но не прекращая постоянно мотать головой, высматривая возможную угрозу. На место, откуда доносился скулеж указала Эвелин, предварительно шикнув на самцов, на что Одиннадцатый одарил ее вопросительным выражением морды. Скулеж так и не прекращался, периодически нарушая тишину, царившую на кладбище слонов. Рыжегривый хотел было уже отправиться сам посмотреть, кто там издает такие звуки, но его опередил Деметрий, отправив Корвуса разведать. Теперь же ему оставалось лишь ждать и приглядывать за местностью, пока ворон не вернется. А вернулся он довольно быстро, сообщив занятную информацию, от которой глаза Одиннадцатого зажглись. Он быстро подошел к львам и, ткнув каждого в плечо, дважды махнул лапой в сторону ноющей гиены и, не дожидаясь ответа, тихонечко пошел вперед.

Идти долго не пришлось, и нужное место Одиннадцатый отыскал практически мгновенно. Все было так, как им рассказал Корвус: гиена лежит на земле, обхватив лапами пасть, совершенно один. Даже глаза зажмурил, так что подкрасться к нему ничего не стоило. Одиннадцатый, убедившись, что рядом уж точно никого другого нет, повернулся к Эвелин и Деметрию, вопросительно на них уставившись. Он указал лапой на гиену, затем провел по своей шее когтем, после чего нарисовал этим же когтем в воздухе крест и активно затряс головой из стороны в сторону.

Отредактировано Игнус (11 Апр 2021 14:05:40)

Корвус вернулся довольно быстро.

Вернулся с характерным для него (ну, как минимум в последние несколько часов) выражением безграничного скепсиса в смеси с какой-то удрученной, смиренной усталости, все также бесшумно навернув кружок-другой прямо над головами у терпеливо дожидавшихся его львов, пока не уселся на свое прежнее место, только тогда приоткрыв клюв для тихого, лаконичного отчета.

— Гиена. Одна-одинешенька, и кажется больная. Других падальщиков не видно... пока что, — он сделал легкое, но тем не менее весьма отчетливое ударение на два последних слова, эдак многозначительно покосившись на хозяина, но Деметрий, кажется, даже не заметил направленного на него взгляда. Задумчиво хмыкнув в ответ, лев все с тем же сдержанным любопытством пронаблюдал за дальнейшими жестами Одиннадцатого. Очевидно, эта несчастная гиена была ну очень важной для затеянного им дела, судя по тому, как он засуетился и вообще... Вон, как радостно потелепал вперед, настойчиво зазывая остальных за собой!

— Не волнуйся... покараулит нас обоих, — он коротко усмехнулся в ответ на тревожный шепоток своей красношкурой спутницы (ишь как заволновалась), в свою очередь, бесшумно прокравшись за ней следом — все это время и сам, строго говоря, держа ушки на макушке, на всякий случай пригибая косматую голову пониже к земле и периодически внимательно зыркая по сторонам. Сам-то он чувствовал себя вполне комфортно — не сказать, что прямо вот РАССЛАБЛЕННО, но относительно спокойно и уверенно... И тем не менее ни секунды не ослаблял бдительности. Просто на всякий случай.

И все с тем же спокойным интересом еще издали воззрился на упомянутую Корвусом гиену, молчаливо гадая, что с ней могло быть не так. Хотя кое-какие догадки уже вертелись на языке, самец, однако же, не спешил делиться ими вслух, предпочтя сперва внимательно "выслушать" немую тираду Одиннадцатого (как ни странно, в этот раз его понял даже Дима, ага), а затем с легкой, но весьма отчетливой иронией проследить за тем, как Эва осторожно подбирается к их "цели" со слепой... ну не сказать, что прям вот реально слепой стороны, но гиена определенно точно пока_что не догадывалась об их присутствии. А тут простите здоровущих размеров львица невесть откуда вторгается в ее личное пространство и задает всякие неудобные вопросы!

Интересно... Она что, реально не осознавала, какой дикий шум может подняться в результате ее откровенно, кхм, необдуманных действий? Не будет говорить "глупых" или "идиотских", нет. Зачем обижать даму?

В конце концов... на ошибках учатся.

Сам Деметрий предпочел, как и раньше, держаться чуть поодаль, тем не менее, пристально следя со своего места за дальнейшей реакцией крокута. То, что тот наверняка развопится со страху на всю ивановскую, шаман не сомневался ни секунды — но что, если вместо криков и визгов, эта гиена решит откусить Эве ее любопытный усатый нос? Хорошенький такой, аккуратным черным сердечком. А ему лечить потом, травки всякие прикладывать, слезы женские-горючие утирать. Не то, чтобы он, Деметрий, был против такого расклада, но хотелось все-таки, чтобы ситуация обошлась без лишних неприятных травм. И пускай события развивались довольно быстро (в самом деле, сколько времени Эвелин потребовалось на свое неосторожное касание и реплику? секунды две, три?), Дем почти сразу напрягся всеми мышцами разом, готовый в случае чего мгновенный рывком устремиться вперед и... нет, не прихлопнуть нашу маленькую пятнистую страдалицу, но как минимум крепко прижать ее мордой к земле, не позволяя той не то, чтобы рыпнуться — даже толком пасть приоткрыть! Но это все, понятное дело, было не более чем разумной предосторожностью. Если гиена проявит чудеса героизма и не станет орать или огрызаться — Дима разумеется останется там, где стоит прямо сейчас, все также же спокойный и невозмутимый на вид, как впрочем и всегда.

Почти.

Отредактировано Деметрий (26 Май 2022 23:19:00)