Страшный гогот, пробиравший до самых костей, разносился по Слоновьему кладбищу. Казалось, дребезжали даже черепа. Не только те, что лежали на земле, но и те, что были облицованы плотью. Мазего чувствовала, как трясётся и её череп. Но не от дикого смеха - ржать как умалишённая, упиваясь яростью и собственным превосходством, Мазего считала ниже своего достоинства. Её дряхлый рот сошёлся в усмешке – усмешке, куда более страшной, чем истерический хохот соклановцев всех вместе взятых. Глаза шамана были подёрнуты туманом и пылали синем пламенем - старуха пророчила будущее этого клана. Её взгляд смотрел сквозь беснующуюся толпу, сквозь хохочущих до умалишения гиен, сквозь войну со львами и дни кровопролития, в то время, когда придёт расцвет пятнистого пристанища. Медленной и величественной поступью грядёт расцвет и величие клана! И эта вакханалия, это беснование, творящееся вокруг, лишь предопределение, предвидение о грядущем торжестве! О грядущей эпохе! Ро’Каш выбрала сильнейшую из своих дочерей. Великая Мать пророчит великое будущее своим детям. Мазего не сомневалась, она ещё поживёт в светлые деньки. Она отбросит в сторону собственную старость и ползущую где-то рядом смерть и пойдёт вперёд, за избранницей Ро’Каш, славя великого матриарха и светлое будущее, что она несёт с собой. О да, старуха ещё увидит светлые дни и не в своих видениях, а воочию, вживую!
– Шензи! – когда гиены, наконец, выдохлись и им перестало хватать воздуха для дикого хохота, до ушей Мазего донесся негромкий, но настойчивый старушечий голос. Выйдя из пророческого предвидения, серая крокута обратила взор на его обладательницу - гиену по имени Ухуру, древнюю самку, которую даже Мазего может назвать старухой. Встретившись взглядом с ней, шаманка позволила себе легко усмехнуться. У всех великих сего мира важно было лишь одно дело – перегрызть кому-нибудь глотку. А невеликие старцы, ведающие это, как, например, Ухуру или сама Мазего, должны были печься о сохранности глотки своего «великого». Ухуру могла не знать выбора Великой Матери, но Мазего точно знала, что проведение касается всех, а старики – как самые близкие к нему – неосознанно следуют за проведением, даже если они этого не замечают. Серая гиена про себя отметила, что стоит просветить старуху, что это проведение её ведёт по правильному пути, а не какое-нибудь мимолётное желание позаботится о соклановцах.
– Разузнай, кто вообще способен отличать травы хотя бы внешне, если понадобится - научи, как надо их использовать. Ты и во-он та старуха, – Мазего убрала усмешку с морды, едва Шензи обратилась в её сторону, – кажется, она тоже шарит в цветках.
Старуха пристально смотрела на матриарха. В её блёклых серых глазах вдруг ярко отразилось удивление и даже… неверие. Не сказать, что гордость старой шаманки была задета, значит, просто плюнуть и промолчать. Это был как удар в спину. Тягучее осознание, что для избранницы Ро’Каш Мазего лишь «вон та старуха, которая, кажется, тоже шарит в цветках», клещами тянуло старую крокуту к земле. Лапы напоминали натянутые до предела струны, а голова, точно наполнилась камнями, сильнее и сильнее клонясь вниз. Хотя казалось бы, куда сильнее горбиться! Мазего сопротивлялась как могла, выуживая из своей дряхлой туши все силы, чтобы держаться с достоинством перед матриархом и сбродом, называвшимся её подчинёнными. Впрочем, плевать на всех – она стояла перед матриархом! Перед самой избранницей Ро’Каш! Она даже не помнила, когда успела встать на негнущиеся лапы. Мазего чувствовала, что была накалена до предела, однако продолжала держаться величественно и хладнокровно – только глаза её сурово взирали на отвернувшегося матриарха. Что ж, Шензи пока не видит особой ценности в старом шамане. И это было виной самого старого шамана. Ей ещё предстоит завоевать уважение матриарха. И она его завоюет. Чего бы ей этого не стоило. Не сводя сурового взгляда со спины Шензи, серая крокута медленно приблизилась к Ухуру.
– Едва ли найдется пара гиен, знающих, как отличить мелиссу от мяты, – глухо и резко начала она, – А запасы далеко не бесконечные. Если, конечно, кто-то хочет лечиться верой и молитвой – пожалуйста. Ро’Каш всегда готова принять своих потомков обратно. На тот свет.
Взгляд Мазего, словно намагниченный, следовал за Шензи, не отвлекаясь вообще ни на что. Когда матриарх подсела к каким-то гиенам, старуха вдруг часто-часто заморгала, будто опомнившись от транса, и пристально вгляделась в светлые шкуры этих самых гиен. Мазего прищурилась. Рассудок будто бы помутнился после таких сильных эмоций. Она ведь их знала и знала давно, но отчего-то их имена были скрыты за туманной дымкой. Которая очень сильно раздражала. На крокутах сейчас висели ярлыки – сын и ученица. И если ученица у Мазего была всего одна и её имя гиена смогла выудить из своей памяти - Наил – то вот сын… Сыновей-то у неё было несколько. И как назло, их морды друг за другом плавали перед глазами, никак не желая чётко сказать, как кого зовут. Старуха сердито дёрнула головой. Надоели! Прыгают, скачут перед мордой, ржут, что есть мочи, а толку совершенно никакого! Но то, что она никак не могла вспомнить имя сына, совершенно не значило, что она не упрётся в него и Наил тяжёлым красноречивым взглядом, так и говорящим: «Только попробуйте что-нибудь вытворить перед матриархом! Держитесь достойно! Не позорьтесь!» И чем больше говорила Шензи, тем тяжелее становился взгляд Мазего. Они – единственные выжившие после катастрофы! Они не должны срамиться перед матриархом! Они должны держать своё лицо перед самой избранницей Ро’Каш!
Лишь только Шензи покинула поле, Мазего поникла головой до самой земли, и её нос упёрся в тушку антилопы, лежащую перед ней. Желудок тут же протяжно взвыл, напоминая о голоде, и старуха с чувством вцепилась в мясо, насыщаясь кровью, полившейся ей прямо на язык. Она и думать забыла о еде, когда в поле зрения появилась Шензи. Она будто и не чувствовала голода, когда славила вместе со всеми матриарха. Желудок свело только после её ухода. Будто понимая вместе со своей хозяйкой, кто сейчас держал перед ним речь. Мазего резким движением оторвала кусок мяса, и принялась чинно его пережёвывать, смотря куда-то поверх голов соклановцев, будто видя их светлое социалистическое будущее. И то, что она там видела, было действительно прекрасно. Война была лишь шагом, который гиены запросто преодолят, сплотившись под предводительством Шензи. А уж о том, чтобы многие из присутствующих дожили до светлого будущего, Мазего позаботится. Наконец, утолив голод, старуха перевела более-менее осмысленный взгляд на Ухуру, сидевшую рядом:
– Пошли. Нам предстоит послужить клану.
Проходя мимо сына и ученицы, Мазего остановилась и упёрлась в них бессмысленным взглядом, всё также тщетно пытаясь выудить из памяти имя. Раздражённо рыкнув, старуха грозно нависла над крокутами, глядя на них грозно и исподлобья:
– Вам была оказана большая честь от избранной Великой матерью! Не посрамите её!
Мазего направилась в свой облюбованный слоновий череп, не оборачиваясь и не реагируя больше ни на что. Она должна послужить великому клану…
–>таймскип на неделю–>Вершина плато
Отредактировано Мазего (7 Ноя 2019 01:33:06)