Да, бл, я проснулся! xD

Жизнь превратилось в сплошное коротание времени. От и до. Закрывать глаза, чтобы каждый раз видеть перед собой сына. Открывать и слышать его голос. Вот он здесь, рядом, прямо перед ним. Толкьо протяни лапу и коснись. Подбегает к нему, упрямо пихает в бок, пытаясь расшевелить сонного отца и вытянуть поиграть на поляну. Обещал, а снова не выполняет из желания поспать немного дольше. Ленится, отворачивается и упрямо делает вид, что спит. Получает в ответ упрямство Гила, его пинки, попытки расшевелить, возмущенные речи и обиды. Он знал, что сын не отступит от своего, а постарается всячески добиться своего. На морде предательски появляется улыбка. Движение лапы и он прижимает сына к своей груди. Переваливается на другой бок, но не отпускает сына, несильно придавливая его лапой. Не открывает глаз, но не может убрать улыбку, чтобы не рушить образ сонного и ничего не замечающего отца. Снова слышит возмущения и попытки Гила расшевелить его. Он уже давно не спин и готов выполнить свое обещание, а это всего лишь игра, которая предшествует самому главному.
Демонстративно лениво поднять задницу, потянуться, посматривать на надутое лицо маленького принца, который примерил корону раньше, чем успел ее получить.
Закрыл и открыл глаза, когда иллюзия исчезла. Парочка ушла с его глаз, и исчезли отголоски их разговора.
Снова смех сына. Шило и непоседа. Вертится перед ним, бегает по поляне, не давая себя поймать. А Люц и не старался, нарочно поддаваясь ребенку, зная, что выигрыш доставляет ему удовольствие, а он и не против проиграть ему. Этот проигрыш приятен льву…
Люциан протянул лапу навстречу сыну, но поймал только пыль на отрезке света. Пустота. Она не может заменить сына или стереть чувство вины и содрать его вместе со шкурой.
Ненавидел себя за то, что тогда поставил свои желания выше сына. Он мог потерять доверие Рен, но это не оправдание для его поступка. Он не должен был оставлять его и Фэйбул одних, зная, что Гил не будет слушаться новообретенную сестру, которой он совершенно не рад. Грешить на дочь он не хотел, не считал, что она не справилась. Это только его вина.
Отправился на поиски сразу, как покончил с кочеванием из одного места в другое. Новая жизнь, все с нового листа, но позади осталось то, с чем прощаться серый не хотел и не собирался.
Он долго пытался найти след сына и дочери, не появлялся в новом логове, стараясь обыскать все. Не собирался отступать и успокаиваться, пока не найдет их, но ничего. Их след оборвался на Кладбище слонов. Худшие ожидания не оправдались, но и их опровержений он не нашел. Детей не было, а их след оборвался там, но и после этого он не торопился сдаваться, а снова обыскал все.
Как он сдался и добрался в новый дом, Люц уже не помнил. И то, как сообщил любимой о том, что вернулся с пустыми лапами. Вина поглотила его. Все это время. Не помогал даже тот факт, что на смену утерянному детенышу на свет появилось четверо других. Желания уделять им должное внимание, играть и воспитывать у дважды папаши (дважды ли?) не было. Все затмевало самобичевание.
Серый отвернулся от мира и богов, которые, по его мнению, отвернулись от него. Он чаще оставался в глубине пещеры, в тени белого дерева, отгородившись от других.
Некоторые, потеряв единожды, начинают познавать истинную ценность вещей. Фанатично защищают то, что у них осталось или же стараются отдать им всего себя. Люциан выбрал вариант, который был хуже. Замкнулся, отстранился и занимался самобичеванием, когда стоило бы подняться на лапы, стать мужиком и крепкой опорой для любимой, которой пришлось не легче, чем ему.

Адеола лежала, свернувшись калачиком у корней дерева. Камни ещё хранили тепло солнечных лучей, но уже заметно остыли. Лёгкий ветер даже не взметал пыли, но для измученного дневным палящим солнцем львёнка ночь была прохладной. С наступлением засухи Адеола резко полюбила ночное время суток, когда невыносимая жара спадает хоть немного. В последнее время все поголовно, от льва до антилопы, мечтали о дожде. Но мечтам этим осуществиться время ещё не пришло.
Адеола не спала. Она проснулась буквально несколько минут назад, из-за кошмара. В последнее время кошмаром для неё стал любой сон так или иначе связанный с её прошлым. После такого сна львёнок погружался в глубокую тоску.
Так и сейчас. Адеола медленно выбралась из своего укрытия, вдохнула воздух и огляделась. «Какое всё здесь чужое», — думала она, впервые забравшись на эту своеобразную площадку, окружённую валунами. Тогда ей казалось всё происходящее странным, страшным сном. Сейчас сном Адеоле кажется счастливое прошлое. «Может, никогда и не было у меня брата и матери, может я не была одиночкой, может, я всю жизнь жила здесь, в прайде, а все воспоминания о детстве – игра моего воображения?» — иногда думала Адеола. Разумеется, она прекрасно осознавала абсурдность этих мыслей, но тот факт, что буквально за несколько коротких мгновений львёнок потерял всех кого любил, до сих пор в голове не укладывался.
Адеола тряхнула головой, отгоняя все неприятные мысли. В силу возраста, ей было всё же легче приспосабливаться к новой жизни. И сны о прошлом львёнка не беспокоили уже несколько ночей, только сегодня.
Львёнок вдохнул тёплый, сухой воздух. Как же она устала от вечной жары! Вся саванна изнывала без дождей. Но на небе не проплывало даже маленького облачка. Ясно были видны звёзды, освещающие небосвод своим холодным блеском. Адеола почти завидовала им — ночные светила вряд ли страдали от бесконечных зноев.

Хотела ли Адеола, чтобы сейчас её кто-то нашёл? На этот вопрос львёнку пришлось спешно искать ответ, когда где-то сравнительно недалеко послышался крик:
- Есть кто-нибудь?
Конечно, львёнок чувствовал какое-то одиночество, и он вряд ли вновь смог бы сегодня уснуть;  Адеолу пугала вероятность появления шумного собеседника, который пристанет к ней с расспросами и начнёт ненатурально жалеть, а хуже – посмеётся над ней. Сейчас Адеоле нужно было чьё-то молчаливое участие или непринуждённая беседа на отвлечённую тему.
Каждому ребёнку нужно особое внимание, особенно в тяжёлые для него моменты жизни. И каждый ребёнок готов это отрицать до последнего. "Никто мне не нужен!" - решила Адеола. Она свернулась калачиком и неподвижно замерла. "Всё, я сплю..." - Адеола зажмурила глаза и попыталась изобразить спящую.
Несколько минут ничего не происходило. Затем львёнок услышал чьи-то лёгкие шаги. Кажется, Адеолу заметили. Она, не видя более смысла притворяться спящей, повернулась на звук и увидела перед сообой хрупкую, изящную фигуру. Адеола не могла точно сказать: львица ли это, потому как львицы обычно крупнее. Зато Адеола была полностью уверена в половой принадлежности приближающейся: "Львица, львы ведут себя несколько иначе." Действительно, в каждом движении фигуры виделась робость. Помимо прочего, у этой... гм, львицы шерсть была испещрена пятнами, но не чёрными, как у гепарда или леопарда, а какие-то коричневые. Именно эти пятна больше всего удивили львёнка, даже прозрачно-серые, с красноватыми крапинками, не привлекли такого внимания.
"И что же это такое пришло?"- чуть было не спросила Адеола вслух. Все рассуждения о том, хочется или не хочется ей с кем-нибудь пообщаться мгновенно оказались забыты, стоило лишь львёнку увидеть перед собой необычное существо. Действительно, более странную внешность словно себе представить, львёнок за всю свою жизнь не встречал кого-то более необычного. Малышка не помнила, чтобы встречала эту особу среди прочих львов прайда - она бы запомнила.
- Что ты тут делаешь, малышка? - спросила незнакомка - Ты тут одна? - Голос её звучал нежно, но как-то неуверенно, боязливо. Львица присела рядом. Адеола даже подумала, что у неё что-то приключилось. Она поднялась со своего места и произнесла:
- Здравствуйте, я здесь спала.., но уже проснулась... решила отдохнуть и уснула... - Адеола не знала, что следует рассказать едва знакомой львице. Незнакомка, похоже, заразила своей неуверенностью и Адеолу, которая теперь и не знала что говорить. "Кто знает, вдруг передо мной совсем не друг, а наоборот. Я не видела её среди других львов, вдруг её и вовсе не следует здесь находиться?" - подозрительность львёнка росла буквально с каждой секундой.
- А Вы что-то или кого-то ищите? Я не помню, чтобы мы раньше виделись...

> Пещера за водопадом

Не сказать, что прогулка под дождем обрадовала Нимейли, но разве смела львица показать свои истинные эмоции перед королем? К тому же, легкое раздражение, вызванное бесконечными мокрыми каплями, то и дело пятнавшими шкуру, да приносящими боль толчками, Ним легко маскировала под светлой улыбкой. А полуприкрытые веки лишь добавляли дружественности облику.
Желто-медовая шерсть самки изрядно потемнела, намокнув, на подбородке и сгибах локтей отяжелевшие шерстинки безвольно повисли вниз, кисточка хвоста так и вовсе стала тонкой и черной на вид. Но несмотря на непогоду, собственную усталость и не самое лучшее самочувствие, Нимейли широкими уверенными шагами ступала следом за своим конунгом, всё так же высоко подняв голову. Она сильная, она справится с любыми трудностями, так пускай же Фаер это увидит. Быть может, тогда он решит, что такая львица вполне достойна его внимания не только в уединенных местах вдали от логова прайда, но и может идти рядом с ним, лишь на полшага позади короля. Когда-то давно отец научил Ним: королева, даже если супруг признает её равной, всегда должна быть на крошечное расстояние позади, оставляя короля неизменно шедшим впереди всех. Сперва львица не понимала, к чему это, но когда подросла, всё стало ясно.
Наконец, они дошли. Фаер повел самку ко дну ущелья, к самому его центру, где находилось высохшее древо. Собственно, так это небольшое место и прозвали. Король сел, Нимейли повторила его действия, неотрывно глядя на своего конунга. Улыбка исчезла с губ львицы, но её взгляд продолжал источать дружелюбие, к которому теперь прибавилась внимательность и ожидание. Ним молчала, ожидая, пока серый самец заговорит, а до того она любовалась его сильным, мощным телом, размышляя, зачем же Фаер привел её сюда с собой, что хочет сказать.
В какой-то момент низ живота вновь отозвался болью, львица почувствовала движение. Её детеныши — а Нимейли была уверена в том, что их несколько — в последние дни толкались всё чаще и сильнее, чем прежде. Пару дней тому назад они устроили настоящее мракобесие, не ведая, что причиняют своей матери немалые страдания. Тогда зеленоглазая едва не ослепла от неожиданной боли и решила, что её время пришло. Но нет, детки лишь повеселились и снова затихли, передумав рождаться. С того момента Ним стала гораздо осторожнее, она даже начала подумывать о том, что надо бы подготовиться, чтобы не быть застигнутой врасплох на очередной прогулке. Что бы ни хотел ей сказать Фаер, у неё в свою очередь тоже есть, какими новостями поделиться… и неизвестно, как на них отреагирует конунг.
— Прайд полнится слухами, — начал самец, и Нимейли взглянула прямо в его глаза. Очевидно, темы их размышлений совпали. Пускай львица никогда не говорила Фаеру о том, что ждет от него детей, да и вообще никому не говорила о том, чьи это дети, Ним в то же время не скрывала этого. Лишь не сказала прямо. Неудивительно, что весь прайд был взбудоражен такими новостями. Ещё бы: новые детеныши короля, новые бастарды! Или же нет? Но Нимейли не понадобилось даже спрашивать об этом, лев сам сразу озвучил то, что думает. И он наверняка знал ответ, ведь в такой ситуации невозможно ответить по-другому…
— Мой конунг оказывает мне великую честь, — не прерывая зрительного контакта, неторопливо молвила львица. — Я и мечтать не смела, что мои чувства окажутся взаимными.
Позволив своему голосу мягко затихнуть, медовая переступила с лапы на лапу, вновь почувствовав боль. Медлить было нельзя, как бы ей не хотелось побыть с Фаером наедине подольше. Несомненно, у них ещё будет много таких возможностей в будущем, ну а пока…
— Есть нечто, что беспокоит меня, мой король, — теперь уже первой заговорила Нимейли. — У львиц есть обычай: когда приходит их час, они покидают родное логово и находят себе убежище неподалеку, чтобы там родить детенышей, независимо от того, кто их отец. Пещера прайда ныне переполнена нашими львами, — да, теперь она сказала “нашими”, словно подчеркивая то, о чем говорил ранее конунг — отныне это и её прайд тоже, она понимает это, — и чужаками. Согласись, ведь это не лучшие обстоятельства для появления на свет наших детей. Я видела совсем маленькую пещеру на склонах гор, но достаточную, чтобы туда пришла беременная львица. С твоего позволения, я отправлюсь туда. Разве что тогда мне хотелось бы иметь кого-то, кто будет неподалеку… на всякий случай.
Договорив, самка на миг прикрыла глаза, борясь с желанием застонать от боли, которая начала расти и не уменьшалась. Времени было ещё меньше, чем Ним думала.

Нимейли поморщилась, на миг прикрыв глаза. Терпеть боль беззвучно становилось труднее с каждой секундой, как и желание упасть ничком на землю, вытянув лапы и позволить детенышам покинуть своё лоно... но не здесь же.
"Ещё немного, подожди ещё немного", — говорила себе самка, усилием воли открывая глаза и всё с тем же невозмутимым и спокойным видом взирая на короля. Она внимательно слушала всё, что конунг говорил, не позволяя себе перебивать его, когда Фаер сделал короткую паузу в своей речи, Ним кивнула, соглашаясь с его словами об удачно сложившемся правлении, но по-прежнему не издала ни звука. Она позже сможет дать полный, цельный ответ на всё, что говорил её возлюбленный, а пока что охотница сидела прямо, не отвлекаясь ни на что, устремив взгляд на короля. Даже хвост львицы не шевелился.
Единственным, что заставило Нимейли на миг метнуть взгляд в сторону, был пронзительный птичий крик где-то в небесах. Знакомый, она явно слышала его раньше. Неужели Мейс решил отыскать свою новую знакомую в такую непогоду, чтобы пообщаться? Дождь — не друг пернатым, и пускай Ним лишь недавно познакомилась с этой птицей, она начала беспокоиться о нем, как бы чего не произошло. Птичий крик ещё раз прозвучал вдалеке и затих.
Замолчал и Фаер, закончив рассказывать львице о том, что он может сделать, чтобы помочь ей. Конечно, обычно самки не просят сопровождения, когда уходят рожать, да и вообще никому из прайда не говорят, где будет находиться их логово. Будь это детеныши обычного льва, прайдовского или одиночки — не суть важно, — Нимейли так и поступила бы, в гордом одиночестве однажды уйдя куда-то на территории прайда подальше от логова. Но это были дети Фаера, дети короля. В таком случае нельзя полагаться на загадочный русский авось, доверяя безопасность рожающей самки и детенышей воле случая. Конечно, она останется здесь, в сердце территорий прайда, но кто сказал, что гиены из соседних земель не могут неожиданно навестить её? И лучше бы кому-нибудь быть неподалеку на такой случай.
— Меня так воспитали, — просто ответила самка, вспомнив, с чего начинал разговор темный лев. — То, что ты принимаешь за напыщенность, ничто иное, как безграничное уважение. Даже не будь ты правителем, я не могла бы общаться иначе. Если же тебе это так сильно не по душе, я постараюсь со временем исправить это.
Одарив самца легкой улыбкой, Ним немного помолчала, обдумывая свои дальнейшие слова и пытаясь не кусать себя за губы. Терпи, терпи...
— Да, ты прав. Джексон — идеальный вариант, чужого льва рядом с детенышами я бы не допустила. Но и Джеку близко не позволю подойти, он очень хороший, но всё же шакал и хищник. Пускай будет рядом, но не слишком. Хотя бы первое время, пока львята не станут старше на пару недель. И я буду рада, если ты проводишь, — последние слова медовая произнесла с искренней улыбкой и радостью в глазах, несмотря на то, что живот уже сводило от боли, которая уже невольно отражалась на Ним. — Только...
И снова птичий крик пронесся по округе, только уже гораздо ближе. Львица вскинула голову и буквально почувствовала, как словно огромный камень падает с души. К ней стремительно летела птица, она была уже близко, чтобы можно было разглядеть.
— Всё в порядке, — успела сказать Ним льву рядом, прежде чем птах наконец долетел до неё, приземлившись на медовое плечо. Он довольно потряс мокрыми перьями, вероятно, радуясь, что не свалился в такой дождь. — Это... мой друг. Его имя Мейс, думаю, он тоже поможет.
"На-ко-нец-то".
Все слова сказаны, приготовления закончены... пора идти. Мысленно проложив путь к выбранной пещере на склонах гор, Нимейли поднялась с земли и первая двинулась вперед.

> Склоны гор

→ откуда-то там

То, что мелькало за глазами маленького зверя, очень трудно описать словами. Ну, описать-то, может быть, и можно, но только с точки зрения пейзажа, а вот что касательно эмоций, которые Хьюи испытывал при их созерцании... Это какое-то нечто просто.
Хьюи постоянно не забывал думать о своих новых знакомых. Он ещё даже в морду их всех не запомнил, а по имени - тем более, но ему казалось, что все они уже подружились. Да, это очень детское и наивное предположение, но Хьюи был в этом убеждён. И ко всем своим новым знакомым он относился уже крайне положительно и доверительно. Дети всегда славятся своею наивностью, кажется, Хьюи здесь был не исключением. Более прагматичный лев, может быть, подумал бы, что всё это какой-то обман, и трём маленьким львятам не стоит идти вслед за незнакомцами в какое-то ущелье, но этого кого-то здесь не было, поэтому Хьюи был крайне рад.
Проделав достаточно длинный путь по однообразным местам, трое братьев и патрульные прайда Фаера подошли к началу Ущелья, после вторжения в которое начались какие-то чудеса. Впереди шли взрослые львы, а Хьюи то плёлся очень медленно, чтобы подольше посмотреть на что-то, то напросто останавливался, чтобы остановить момент радости от увиденного, то бежал вперёд, сломя голову и высунув язык, уже не в силах сдерживать все эмоции, которые переполняли его изнутри.
Восхитительные склоны ущелья были вроде как и очень обычными, но в то же время завораживающими: время от времени на них можно было найти природные выступы или впадины, которые напоминали какие-то предметы или каких-то животных. Действительно напоминали, или недостающие детали образов дорисовывало детское воображение Хьюи. Ручьи чередовались с небольшими водопадами, но именно в это время как-то очередное скопления воды было даже лишним.
Вдалеке на общем фоне вырезался черноватый силуэт высохшего дерева, как-то по-особенному и величественно стоявшего здесь. Да, странно представить, как это так: дерево и выглядит величественно? Но именно так и было здесь. Дерево это казалось особенным, будто бы не от мира сего. Будто кто-то своей огромной лапой посадил его сверху. 
Львёнок озирался кругом с широко раскрытыми от восхищения глазами и приоткрытым ртом, не боясь даже того, что туда может залететь муха. (а обычно он боится попросту его открывать именно из-за этого)
- А туда можно? - достаточно громко спросил львёнок, в половину оборота своей морды поворачиваясь на своих спутников.
К сожалению, львёнку никогда не нужно было разрешение на то, что ему по-настоящему хотелось сделать. Вопрос он задал, наверное, для того, чтобы не показаться слишком грубым и наглым: таки первый день в новом прайде. Насколько Хьюи это умел, он пытался произвести положительное впечатление на местных жителей.
Но залезть на самую макушку этого мёртвого дерева ему хотелось сильнее, чем впечатлить новых знакомых.
Переярок вплотную подошёл ко стволу и сделал вокруг него маленький круг, задевая его ствол в это время своим боком, а взглядом шаря по самому верху.
Недолго думая, Хьюи сделал свой первый рывок на пути к цели, высоко задрав передние лапы, в то же время отталкиваясь от земли задними, первыми уцепившись за сухую кору дерева. Ствол, будучи достаточно толстым, оказался очень неудобным. Повисев в таком положении с несколько секунд, львёнок решил, что первый заход был совершён неудачно, и соскочил обратно на землю.
«Хм...» - протянул он у себя в голове и задумчиво провёл передней лапкой по своему лбу.
Оставалось только найти способ поудобнее туда взобраться.
Будучи слишком увлечённый всем новым вокруг, Хьюи вовсе не обращал внимания на то, что погода уже свела комфорт от нахождения под открытом небом до минимума. Под ногами чавкало, а намокший песок вперемешку с землёй прилипал к кончикам лап, запачкав их практически до локтей, а некоторые капли грязи приклеились и к брюху маленького хищника. Скорее всего, все остальные находились в таком же состоянии. Пока количество влаги вокруг всё увеличивалось и увеличивалось, наш герой был занят только деревом.

Несколько кругов вокруг дерева Хьюи сделал, присматриваясь, а после совершил ещё несколько попыток ухватиться за место повыше и подтянуться, но как-то не выходило. Когда львёнок приземлялся обратно, земля под его лапками начала хлюпать, но он не предал этому значения. К жёлто-песочной шёрстке у самых кончиков лап прилипла тёмно-бурая слякоть, но и это осталось без внимания.
В конце концов, братья решили помочь неудачливому древолазу подняться наверх, подтолкнув того с земли.
- Ох уж вы и хилые!.. - передразнил Хьюи братьев, карабкаясь на верх, что делать было гораздо проще с их помощью.
Ещё совсем немного усилий, и Хьюи оказался на ветке дерева. К счастью, она была достаточно широка, чтобы львёнок мог на ней стоять, при этом не опасаясь свалиться из-за нехватки места. Тем не менее, когти его были выпущены, чтобы уж наверняка. Они вонзались под кору не глубоко, но всё-таки достаточно прочно. Поверхность ветки была сплошь и рядом изрезана такими же маленькими и не глубокими царапинами, по-видимому, от других зверей, которые сюда забирались.
Луи подметил, что вокруг стало уж больно как-то влажно, и только тогда Хьюи тоже обратил на это своё внимание. Так же братом было верно подмечено, что при этом дождя-то и нет никакого. И это вызвало немало удивления у голубоглазого.
- Тогда откуда во?.. - хотел было спросить Хьюи, однако смекнул, в чём тут было дело.
Дьюи и Луи тоже по сообразительности от него не отставали: их мордашки «немного» перекосило от удивления и вполне оправданно возникшего страха, а маленькие пасти раскрылись так широко, как, кажется, ещё не раскрывались.
Хьюи вылупился в ту степь, откуда исходил страшный звук. Плеск, достаточно тихий плеск, который был слышен некоторое время назад, уже не казался таких тихим и таким безобидным, каким был раньше. Он был... Он был внушительным и пугающим. В своей жизни Хьюи ещё никогда не сталкивался с тем, что было бы настолько велико и, что главное, бесконтрольно. Что-то глобальное тут затевалось, и это не нравилось маленькому льву.
Пока Хьюи недоумевающе таращился на далёкую даль, откуда вот-вот придёт столько воды, сколько Хьюи никогда в жизни вне озера не видел, его товарищи внизу уже оказались не просто по щиколотку в луже, а по локти в воде, уровень которой только поднимался выше.
По команде дяди Дональда первым на дерево полез Луи, однако и тому это было не просто. Хьюи сразу же хватила чуть ли не самая настоящая паническая атака: а вдруг кто-то пострадает? Теперь голубоглазый боялся уже не большой воды, а этого.
Несколько секунд он стоял в оцепенении, а, как только вернулся в реалию, чуть сам себя не проклял: тут только он из всех был в безопасности, а остальные всё ещё были внизу. Луи не удалось забраться на дерево с первых попыток, а потому Хьюи, только плотнее вцепившись когтями в кору на ветке, потянулся вниз и ухватил брата пастью за переднюю лапу, стараясь ухватить скорее губами, нежели зубами, чтобы не сделать Луи больно. Как только ухватил, сразу потянул на себя со всей своей детской силы, и, по-видимому, из-за выброса в кровь немалой доли адреналина даже не заныл о том, какой братец тяжёлый.
Как только Луи оказался на одной с ним ветке, Хьюи снова глянул вниз, чтобы подцепить Дьюи и помочь тому, но от увиденного остался в полнейшем ужасе: Дьюи уже не стоял под деревом, а воды стало просто немыслимо, набралось её уже почти в полный рост львят.
А Дьюи... А Дьюи несло по воде как какой-нибудь маленький листочек. Насколько был силён поток, который образовался в этой воде посреди ущелья, было даже страшно представить. За Дьюи понёсся дядя Ди, а это означало, что ничего страшного с ним всё-таки не случится.
Это был первый случай, когда кому-то из утят угрожало что-то на самом деле серьёзное, и Хьюи не имел понятия, как должно на это реагировать. Но это был... Это был самый настоящий ужас, ужасный ужас, который не подвергался иному выражению, кроме как вылезающими на лоб глазами.
Голубоглазый ещё раз проводил уносимого вдаль водою Дьюи испуганным взглядом, Хьюи обратился к Луи:
- Давай повыше.., - совсем неуверенно предложил он, однако сам практически сразу полез вверх, - А то вода вдруг и до сюда доберётся.
Карабкаться по-прежнему было не легко, но удавалось уже лучше. Думается, это был не внезапно приобретённый опыт в лазании по деревьям, а понимание того, что, если он не залезет выше, то может серьёзно пострадать.
Хьюи остановился на ветке, которая уже не была такой толстой, как самая нижняя, но всё-же более менее удобная, примерно по середине кроны дерева.
Со своей высоты он взирал на происходящее снизу и не находил этому никакого объяснения. Почему это произошло? Откуда столько воды? Поднимется ли она выше и, самое главное, когда же она спадёт? Может быть, они смогли бы и поплыть, таким образом найдя более безопасное место, чем это дерево, но течение было достаточно сильное, чтобы унести львёнка их массы, и Дьюи в этом убедился.
Усевшись на попу ровно, Хьюи обратился к брату:
- Думаешь, далеко их унесло? Они ведь не пострадают? - голос его стал менее эмоциональным, даже до подозрительной степени серьёзным, но не менее обеспокоенным.
«Зато я не один, зато я с Луи.»

Он жмурил глаза так, будто от этого зависела вся его жизнь. Будто бы, если бы он открыл глаза, произошло бы что-то страшное. И оно бы и в самом деле, судя по всему, произошло: Хьюи бы увидел всё это ужасное и страшное, что из себя представлял огромный потом.
Вода была повсюду. Там, где несколько минут была сухая почва, камни и корни дерева, на котором, собственно, и расположился Хьюи, теперь была огромная толща воды, мутная и страшная, просто ужасающая, на самом-то деле. И именно этот водяной монстр и унёс Дьюи и дядю Дональда в неведанные и неписанные края, и вообще не известно, что с ними сталось теперь. Однако Хьюи на данный момент был с Луи, и этого его успокаивало в некоторой степени.
- Л-луи, ты смотришь? - тихим дрожащим голоском поинтересовался маленький лев о том, смотрит ли Луи на всю эту ужасную картинку или, подобно самому Хьюи, зажмурил глаза.
Ему было страшно, и маленькое (сравнительно) тельце его то и дело потряхивало от волнения, страха и грядущей неизвестности. Конечно, время от времени Луи и Хьюи убегали от дяди Дональда, не слушались его и так далее и тому подобное, но они никогда не оставались надолго одни без него. А что будет теперь? Ведь, судя по всему, после того-то происшествия они ещё не скоро найду друг друга, пускай и наш герой искренне верил в обратное.
Прошло тем временем то ли несколько минут, то ли больше часа. Хьюи вообще в виду своего малого возраста плохо ориентировался во временном пространстве. Умел, конечно, и определять время суток по расположению солнца. Сейчас было утро. Редкие тяжёлые облака проплывали по небу, задевая солнце и край горизонта время от времени своими массивными силуэтами. Хьюи настолько забылся, что не заметил, как открыл глаза, чтобы всё это узнать.
И волей-неволей его взгляд упал на воду, точнее - на место, где ещё некоторое время назад её было просто в несколько раз больше, чем есть на данный момент.
- Смотри, вода убывает! - радостно заявил маленький белогривый львёнок, оборачиваясь на своего очень похожего братца, - Как здорво!
И в самом деле, вода начала убывать, и это было просто неописуемо здорово! Более того, Хьюи расслышал плеск воды, будто бы по тому не самому большому остатку жидкости, что ещё окружал дерево, кто-то шёл.
Хьюи толкнул брата в плечо, но легонько, так, чтобы он не свалился с дерева ненароком. Может быть, это было бы и забавно, но только не при таких обстоятельствах.
- Слышишь, Луи?! Вдруг это за нами! - голос его был полон уже веры и надежды, а тельце перестало дрожать от непонятности, ДЯДЯ, СЮДА! Мы здесь, где были! Глаза маленького львёнка горели огоньком радости, который достаточно быстро потух, как только Хьюи заметил, что к дереву подходит львёнок, который, если и старше их с Луи, то совсем не намного. Он что-то говорил, очень много и очень быстро, и Хьюи не совсем понял, о чём он вообще вёл речь.
- А ты не боишься воды? - ляпнул Хьюи, как только понял, что этот маленький странный львёнок находится как раз-таки там, где ещё присутствует вода, пусть и в небольшом количестве. Потом-то почти ушёл, но эта мешанина из грязи и остатков жидкости оставалась на своём месте.
С несколько секунд белогривый львёнок ещё смотрел на своего сородича, стоящего там, внизу, после чего перевёл взгляд на Луи.
- Бояться нечего, кажется.., - его голос был снова несколько не уверен в себе, но Хьюи не сказал бы такого просто так, если бы не был с этим согласен, - Спускаемся?
На этих собственных же словах Хьюи достаточно шумно сглотнул. Он был ближе к стволу дерева, а потому ему, судя по всему, пришлось бы спускаться первым. И не бы, а конкретно бы пришлось, потому что иначе будет очень неудобно. Ох... Делал он это (то бишь спускался) без особенной уверенности в себе, в том львёнке внизу и в том, что он поступает разумно. Но нельзя было оставаться на дереве слишком много - голод и чувство страха перед водой уже брали своё, и с этим нужно было бороться.
Совсем скоро, буквально спустя несколько секунд маленький львёнок оказался по грудь в воде и грязюке. Ну, что ж. Хоть так. Хьюи вновь перевёл взгляд на незнакомого ему и скорее всего местного львёнка, но тут его словно осенило:
- Дядя Дональд! Дьюи! - будто бы внезапно вспомнил маленький растущий лев, и глаза его распахнулись в необъятном удивлении и шоке, - Их нужно найти!
Хьюи не мог уже думать совершенно ни о чём. Ни о том странном сверстнике с одним чёрным ухом, ни о то, что земля под его лапами была ещё покрыта некоторым слоем воды от прошедшего только что здесь огромного потопа - просто ни о чём... Разве что о том, что Луи оставался на дереве, а кроме этого ничего, кроме факта, что нужно разыскать родных, в его голове не было. Он уже, кажется, и про страх, который испытывал, слезая с дерева аккуратно и с опаской, забыл. Потому что он хотел разыскать дядю и брата.
Маленький песочный львёнок рванул вперёд, даже не сильно разбирая, в какую именно сторону бежит/наполовину плывёт. Ему казалось, что он направился именно в ту сторону, в которую ужасный злой поток унёс его дядю и брата. Куда же он побежал на самом деле - не совсем известно. Может, туда, а, может быть, и не совсем в нужном направлении. По крайней мере, он побежал искать. И это практически максимум, на что способен львёнок его юного возраста.

Шаг, еще шаг. Пещера оставалась все дальше. Львенку не хотелось сидеть там, ведь кругом было много львов, львиц и львят, а так хотелось побыть в тишине. Внутри все еще жила надежда отыскать своего отца и братьев, возможно, даже маму. Хотя мама бросила их, он был в этом уверен, хотя и старался говорить Туану другое. Последнее время львенок и с сиблингами своими не виделся. Роланду было все равно на то, что творится с Малекитом - он был взрослый, а Туан просто был с ним. В прайде с ними ничего не случится.
Это была уже не первая такая прогулка, так что Роланд чувствовал себя абсолютно спокойным. Честно говоря, львенок рассчитывал попозже сходить и походить за пределами владений прайда, как делал это достаточно часто. Зачем он так поступал, львенок и сам не знал, но ему казалось, что, если есть маленький шанс того, что папа и братья живы, то их надо искать. Жаль, что лапы были достаточно слабы, чтобы уходить слишком далеко, да и сам Роланд был еще маленьким, чтобы прожить самостоятельно.
Каждому львенку нужен спутник, брат, друг, и даже для того депрессивного и вполне неразговорчивого львенка нашолся друг - Октавиус. Он был понимающим и точно таким же. С ними случились неприятные происшествия, о которых не хотелось говорить, и Роланд не рассказывал. Естественно, что его друг мог и сам уже знать, ведь в прайде не умеют молчать и слухи быстро расползаются по всем жителям. И самое ужасное в этом было видеть сожалеющие морды, грустные взгляды, осторожность в обращении, словно, если сделать что-то не так, Роланд рассыпется. А Октавиус его понимал и стал для него настоящим другом. Когда Роланду становилось грустно и ему не хотелось говорить, друг всегда был рядом, и когда случалось наоборот - львенок в свою очередь тоже был рядом с Октавиусом. Наверное, им просто очень повезло, что два таких грустных создания повстречались в столь нужный момент.
Вот оно, место, где можно зависать всем тем, кто хочет побыть наедине. Площадка, засыпанная песком, а посередине - умершее дерево, которое словно изображало все то, что творилось в душе у Роланда, и, скорее всего, у Октавиуса тоже. Львенок любил ходить сюда, потому что здесь редко можно было встретить кого-нибудь, а это значило, что можно было сидеть и молча наслаждаться тишиной, думать о самых печальных происшествиях в жизни. Многие говорят, что время лечит, но разве стоит быть уверенным на все сто процентов, что боль по утерянным близким пройдет, что Роланд когда-нибудь перестанет грустить по ним, думать о том, что, быть может, если бы он лучше смотрел за Гоулом и Буру, то ничего этого бы не произошло и папа был бы жив. Может, Роланд и сам был виноват в том, что мама бросила их. Слишком много "может", о которых львенок не мог перестать думать. Он копался в каждом воспоминании, которое более или менее отпечаталось в его воспоминаниях, он разбирал все до мелочей, анализировал и все равно не понимал, почему так случилось именно с ним. Быть может, этому просто не было объяснений...
Роланд и сам не заметил, как остановился и смотрел в землю, а на его морде выразилась такая боль, он готов был вот-вот зарыдать. "Нет, не сейчас" - сказал он сам себе. Не время плакать. Он посмотрел на Октавиуса и выдавил улыбку. Затем сделал шаг вперед и обратил внимания на дерево. Около него был еще один львенок, но это не смущало Роланда.
- Пойдем, Октавиус, - последнее время львенок почти все время говорил шепотом со своим другом. Ему не хотелось быть слишком громким и привлекать к себе внимание, а с другом ведь они могут общаться и так. - Он сейчас уйдет. Такие как он, не любят общаться с такими как мы. - и Роланд потопал вперед. Он был прав, никто не любит общаться с маленькими и депрессивными львятами, ведь всем надо подавать веселых и смешных. Такие вот баловни судьбы никогда не понимают самобичевания тех, кого радость и счастье в жизни обделили. Конечно, у Роланда впереди была целая жизнь, но сейчас ему было плохо и, казалось, что даже жить нет смысла. Когда-нибудь его взгляд на жизнь непременно изменится.
Роланд плюхнулся попой на песок и начал водить лапой по песку.
- Знаешь, Октавиус, - заговорил он уже громче, чтобы незнакомый львенок понял - они с Октавиусом пропащие ребята, от них нет толку, они лишь ходят и наводят на всех тоску. - Я все думаю о папе. Может, он просто не может вернутся? - Роланд замолчал. - Глупо, наверное. Очень, очень глупо... - львенок понурил свою голову, как же ему было грустно. И даже несмотря на вполне хорошую погоду, ему было грустно и противно. А это место, оно лишь усиливало эти чувства, но вместе с тем создавало такое классное чувство. Иногда казалось, что это дерево - другой мир, и все, что будет здесь сказано, никогда не выйдет за пределы этого волшебного, необъяснимого место и останется лишь между Роландом и Октавиусом.
И все-таки, львенок был рад тому, что у него появился Октавиус, видимо, что судьба сжалилась над ним и дала точно такого же, покалеченного ребенка. Роланд думал о том, чтобы уйти из прайда, но еще не говорил об этом со своим другом - они были слишком маленькие, чтобы выживать, львенок понимал это. Но оставаться в прайде так не хотелось... А еще Роланд знал, что Октавиус поймет его, ведь они были две родственные души, которые искали друг друга всю жизнь...
Роланд покосился на незнакомого львенка, который не спешил уходить. Неужели есть еще кто-то, кто не любит веселиться и бегать, а обожает посидеть в тишине? Нет, такого просто не могло быть - слишком уж много тогда на один квадратный метр прайда Фаера будет отчаянья.

Отредактировано Роланд (24 Апр 2016 21:39:46)

Золотистый львёнок всё куда-то смотрел, не зная, куда ему деться. Он топтался на месте, а потом завертел головой, и трусцой побежал вперёд, потом направо, и снова направо... в общем, Аджабу начал наворачивать круги, думая, в какую же сторону ему теперь податься. Бегал он так явно долго, потому что солнце уже висело не так высоко и спускалось, спускалось, всё ниже и ниже. В какой-то момент голубоглазый львёнок остановился; остановился в тот момент, когда его сильно суженные зрачки заприметили движение в стороне. Абу уставился на два силуэта, которые вместе неспешно направлялись в его сторону. Это его обрадовало, на широкой мордочке растущего организма заблистала белоснежная (почти) улыбка, хоть она и так никогда не сползала с лица этого рыжебородого. Вновь на горизонте появились те, к кому можно приставать с болтовнёй и глупыми вопросами! Живые, дышащие и говорящие! Это же вообще прекрасно. Они, в отличие от деревьев и ветра, смогут ответить, и даже что-то спросить, если, конечно, повезёт.
Плюхнувшись на землю, Аджабу заёрзал по ней в нетерпении, а хвост его слишком часто начал метаться со стороны в сторону. Ну, слишком быстро для льва, а для какого-нибудь шакала это было бы нормально и не слишком быстро. Абу ждал, но очень долго сидеть на месте (например, аж целых полминуты) – это не в духе полноватого львёнка с серым брюхом, а потому почти сразу же вскочил и начал бегать вокруг дерева, и так он намотал немало кругов. Таким способом он ждал, пока два силуэта не доберутся до него. Неясно, почему Аджабу сам к ним не побежал, ну да ладно, всё когда-нибудь случается и не случается впервые. Итак, обратив внимание на то, что два силуэта, а теперь уже два львёнка, видимо, одного возраста с Абу, оказались достаточно близко, и поэтому голубоглазый остановился, и, сверкая зубами в своей широченной улыбке на широкой морде, сел у дерева в ожидании. Конечно же, в крупной голове этого слишком крупного для шила львёнка метались и взрывались мысли, и все они были с вопросительными знаками на конце. Кто эти львята? Почему они идут сюда? Почему не бегут? Зачем идут сюда? Почему не туда? Почему не оттуда? Почему их не слышно? Почему он, Аджабу, бегает здесь, а не там? А там – это где? А где находится здесь? А ветер здесь есть? А где он, если не здесь, и где это – здесь? Ветер – это что? Абу сегодня забыл позавтракать? Почему забыл? А эти львята сегодня ели? Что ели? Кто такие панголины? Что это вообще за слово такое? А там что за пылинка пролетела? И так далее, и тому подобные и не подобные вопросы летали в головушке золотистого Аджабу, которому не терпелось превратить свою пасть в водопад глупых вкупе со странными вопросами.
Львята тем временем добрались до дерева и даже заметили Аджабу (он это увидел), и о чём-то заговорили, и сели у дерева, но не стали подходить к голубоглазому. Чего это они? Может, Абу показалось, что они заметили его? Тогда непременно нужно показать им, как правильно замечать других, в данном случае, как нужно замечать львёнка с мелкими зрачками.
– Эй! – вскочив, крикнул Абу и подбежал к двум незнакомым львятам (или знакомым?), и уселся рядом. – Привет? Вы меня не заметили? А я вас сразу заметил, и подумал, что вы меня заметили, а вы не заметили? Ну теперь-то заметили, да? Привет. Я вас знаю? А вы меня? Я Аджабу, а вас как зовут? Вы чего здесь?

Молчание — спасение от всех бед. Но с Роландом можно было не только молчать, но и говорить, причём говорить о чём угодно, ведь это был, казалось, единственный львёнок, который понимал его и мог поддержать, ибо судьбы этих двоих были очень похожи. Оттого они и стали лучшими друзьями, быстро найдя общий язык. Язык депрессии, грусти и равнодушия — вот, что их связывало.
— Я не думаю, что он такой плохой, Октавиус. Может, у него были какие-то причины на такой поступок? — предположил друг, всё ещё рисуя узоры на песке.
— Может быть и так. Но это знала только мама, а теперь… — сердце котёнка сжалось. Стало больно при воспоминании о страшной смерти, настигшей его мать. — …Теперь мне никто не сможет раскрыть правду. Возможно, и отца уже в живых нет. И его исчезновение навсегда останется для меня загадкой. Видимо, я и правда не нужен ему был. — Октавиус обиженно хмыкнул и взглянул на Роланда, за спиной которого резвилось, бегало туда-сюда и наматывало круги золотистое пятно.
«Он, что, ещё здесь? Кажется, мы ясно дали понять, чтобы он ушёл отсюда и не мешал нам грустить», — недоверчиво обратился Окто к львёнку, крутящемуся вокруг собственной оси.
— Эй!
Вдруг это самое золотое пятно прискакало к двум депрессятам и село рядом с ними.
— Привет? Вы меня не заметили? А я вас сразу заметил и подумал, что вы меня заметили, а вы не заметили? Ну, теперь-то заметили, да? Привет. Я вас знаю? А вы меня? Я Аджабу, а вас как зовут? Вы чего здесь? — этот львёнок тараторил так, что Октавиус не сразу смог разобрать, о чём говорит этот тип и что спрашивает.
Роланд был явно недоволен прибытием нового львёнка.
— Угу, — буркнул он и отвернулся. — Я тебя вижу впервые, — бросил он затем в адрес Аджабу, не поворачивая головы.
«Странный он какой-то», — немного брезгливо посудил об Абу кремовый львёнок, но вслух сказал совершенно другое:
— Не так быстро. Ты вообще кто такой? — задал вполне разумный вопрос Окто пришедшему сюда. — Я тебя почему-то раньше не видел. Ты… Аджабу, если я правильно расслышал? Я — Октавиус. А это — мой лучший друг Роланд.
Октавиус специально назвал их имена, надеясь, что это именно то, что нужно было Аджабу. Лев надеялся, что после того, как удовлетворит своё любопытство, он уйдёт и оставит Роланда и Октавиуса одних снова (о чём Окто сразу же сказал другу, дабы тот не возмущался, мол, зачем ты ему всё раскрываешь), чтобы те могли спокойно погрустить и опять погрузиться в свои мысли или же опять рассказывать друг другу разные истории, смысл которых понимали только они вдвоём. Или просто посидеть рядом друг с другом в тишине. Всё, что угодно, но только не гиперактивный Абу, который так и рвался побегать, поиграть, поболтать и так далее. Всё, в общем, только бы на месте не сидеть, а это было на данный момент полной противоположностью того, что хотели делать депрессята.
— Не грусти, Роланд. Если хочешь, мы можем пойти в другое место. Ведь на территории прайда столько всякой красоты, которой можно любоваться, да ещё и в одиночестве, ведь никто по всей прайдовским владениям не ходит толпами, так ведь? — вновь Октавиус старался приободрить Роланда, чтобы тот не вешал нос. Было грустно видеть печальное выражение мордочки друга, и это дело надо было поправить.
На Аджабу пока Октавиус внимания не обращал, сейчас он был заинтересован поднятием настроения лучшему другу.

Отредактировано Октавиус (25 Сен 2016 22:24:01)

Мир Роланда раньше состоял из ярких красок, радости, счастья и веселья, теперь же все потускнело, стало серым, неинтересным, грустным. Каждый камешек, каждая травинка, листочек - все напоминало ему о родственниках, которых, возможно, львенок больше никогда не увидит. Он смирился с потерей матери, но потеря почти всей семьи надломила что-то внутри, и теперь все мысли маленького львенка крутились вокруг самых мрачных тем.
И сейчас в его размеренный, спокойный, однообразный мир влетело золотисто-рыжее чудо, нарушившее всю гармонию, испортив грустное настроение, если, конечно, такое только возможно. От гиперактивности этого львенка, у Роланда разыгралась мигрень: в пещере, конечно, тоже не лучше, но там много львов, которые, к удивлению Роланда, вели себя намного тише этого Аджабу.
— Не грусти, Роланд. Если хочешь, мы можем пойти в другое место. Ведь на территории прайда столько всякой красоты, которой можно любоваться, да ещё и в одиночестве, ведь никто по всей прайдовским владениям не ходит толпами, так ведь?
Поддержка Октавиуса всегда благотворно влияла на Роланда, успокаивая его, поднимая немного настроение, вот и сейчас лучший друг сослужи ему службу и настроение чуть-чуть поднялось. Нет, львенок, конечно же, не перестал грустить, но чувствовать он стал себя немного лучше.
– Как так – не знаете? Но я вас тоже не знаю. Я львёнок, как и вы. Не похож? Да вроде ведь похож! Я вообще не здесь живу, где-то далеко, но сейчас вот здесь. А вы где живёте, здесь? Вы отсюда, или тоже издалека? О, так вы тут грустите? А зачем грустите? А почему грустите?
Блуждающий взгляд зеленых глаз остановился на нарушителе спокойствия, и Роланд сделал глубокий вздох. Он не любил шум, его раздражала излишняя веселость, а этот комок шерсти, мало того, что мешал ему старательно и честно грустить, так еще и не понимал того, что своим вмешательством портит настроение окружающим (если это, вообще, было возможным).
- Я... - хотел было начать Роланд, но передумал и замолчал на пару секунд, а потом выпалил: - Хотим и грустим! Это не твое дело! - львенок замолчал, переводя дух. Ему не хотелось злиться и огорчать других, но этот малый сам напросился. А потом Роланд, словно бы смягчившись, отвел взгляд от Аджабу и посмотрел туда, откуда они только что пришли - туда, где была расположена пещера. - Я живу здесь с самого рождения. - без какой-либо интонации в голосе бросил львенок. Он и не подумал о том, что впереди его ждет еще больше вопросов.
Стоило ему сказать про прайд, как в памяти вновь всплыли образы матери, братьев и отца, веселые деньки. Но лучше всего в памяти отпечатались два события: пропажа матери и поиски ее вместе с младшим братишкой Туаном и наводнение, унесшее от Роланда родных. В груди снова защемило. Это было не так давно и все еще причиняет боль.
- Я должен уйти отсюда, - шепнул львенок себе под нос, уже позабыв о том, что он не один, а около него сидит его лучший друг и другой львенок, который, наверное, надеется подружиться с ними.

– Я... – начал бурый львёнок. «Да-да? Я весь во внимании, от и до, слушаю, слушаю тебя» говорил Аджабу своими внешним видом и поведением.
– Хотим и грустим! Это не твое дело!
Ого, Роланд так резко «вскинулся» на Аджабу, что последний аж... да ничего, никакой реакции, он продолжал оставался собой даже в этом случае, когда ему открыто намекают: «ты мешаешь нам, уйди, пожалуйста». Не-а, Абу сидит, ёрзает по земле, размахивает хвостом, хлещет им по всему, что только попадётся на его быстро меняющемся пути, и улыбается во все сколько-там-их-у-львов зубов. Солнце, а не ребёнок. Надоедливое такое, бесящее солнышко, что аж противно, того и гляди все глаза спалит. Нервные клетки уж точно.
– Почему не моё? А что тогда моё? Где мне искать моё дело? Оно интересное? Оно сложное? Можете с моим делом? Я помогу вам с вашими делами? Надо? Не надо? Надо? Нужно?
Может, Аджабу и не потерялся вовсе, когда ушёл в очередной раз гулять по саванне? Может, родители его намеренно потеряли, потому что он уже их достал своими вопросами? Может, они решили отдохнуть, а через пару лет пойдут и найдёт его? Ой, кажется, это становится заразным. Что это: новая разновидность чумы или послание с низов: «ад переполнен, мучайтесь здесь»? Об этом и многом другом интересном рассказывает Чарли-Ёж каждый третий полдень после зелёной луны по адресу: пустыня Намиб, бархан 32, норка 17. Детям и костям скидки. Появились вопросы? Позовите страуса Ало или срочно найдите тень и воду. Ваша свежесть очень важна для нас.
– Я живу здесь с самого рождения.
Гм, а это очень долго?
– А вот я – нет. Я родился не здесь, меня сюда принесли чужие львы. А ты откуда? Ты ведь тоже бывший одиночка, да? А если ты одиночка, то, наверное, тоже хочешь сбежать, как и мы с Роландом? Хочешь, присоединяйся к нам. Надеюсь, мой лучший друг не будет против. А, Роланд? Что думаешь?
Это точно заразно. Но зато как Аджабу сейчас счастлив-то, а! С ним не просто говорят, а говорят ВОПРОСАМИ. Это ж!.. это же!.. э-э-эх! Вот так прям.
– Я не одиночка, – всё ещё довольно быстро, но уже намного разборчивее заотвечал Аджабу, – я в прайде жил, где-то там, там или там, – не помня точного направления, Абу перебрал чуть ли не все, размахивая лапами туда, туда и во-о-он туда. – А потом гулял-гулял-гулял-гулял, упал, проснулся, и сюда попал. А вы куда сбегать собрались? Я люблю бегать, я тоже с вами сбегать буду! А когда мы сбегать будем? Сейчас? Потом? Попозже? Скоро?
Роланда, наверное, не обрадовало предложение друга позвать с собой этого гиперактивное перекати-поле, и сам Октавиус, наверное, уже успел пожалеть о своём предложении. Но всё, как говорится, поздняк метаться, парни, ракета запущена, и она теперь за вами куда угодно. На веки вечные.
На веки вечные.
Вечные!

На Роланда то нападала "хандра", то становилась чуточку слабее - тогда он мог хоть что-нибудь связное выдавить из себя, поговорить со своим другом, подумать о чем-нибудь хорошем. Вот сейчас на львенка опять напала эта самая "хандра". Он ответил Аджабу и все, хватит с него - настроение, которое немножко поднялось, опять испортилось и теперь разговаривать ну совсем не хотелось. И, как назло, новый знакомый был именно полной противоположностью желаниям Роланда.
Львенок пропустил мимо ушей то, что говорил Октавиус Аджабу - ему было просто-напросто все равно на это. Нет, не на друга, а на пустую болтовню, адресованную не напрямую львенку. Если бы обращались к нему на прямую, то тогда, возможно, Роланд еще задумался над ответом, но иногда бывало и так, что он просто молчал в ответ на заданный Октавиусом вопрос. Да, это получалось не красиво, но ничего с собой львенок поделать не мог - не было настроения.
Хотя был одно, что очень сильно взбесило Роланда. ЕГО ЛУЧШИЙ ДРУГ ПОЗВАЛ С НИМИ ЭТОГО МАЛЕНЬКОГО НАДОЕДУ! КАКОГО?
Но львенок не успел среагировать и накинуться на своего друга с криками.
— Ты? Один? А про меня ты не забыл? Про наш план побега? Да и как ты сбежишь отсюда, если ты даже охотиться не умеешь? Тебя зебры затопчут. Или буйволы. Этого хочешь? Ну, давай. Вперед. Хоть прямо сейчас иди. Один.
Любой, кто только знал Роланда, мог бы задаться вопросом:" А чем же этот несносный маленький львенок заслужил такого друга?". И, если бы этот вопрос напрямую задали львенку, то он бы, честно говоря, не нашелся бы с ответом. Да и правда. Чем он заслужил такого друга? Октавиус искренне беспокоится о нем, точно так же, как и Роланд о своем друге, хоть он и кажется неприступной и молчаливой коричневой стеной - внутри львенок всегда испытывает множество чувств.
— Никуда ты не уйдешь, понял? Мы с тобой договорились путешествовать вместе. И я тебя не оставлю, ясно тебе? С тобой пойду. В любое место с тобой пойду. Потому что ты — мой лучший друг. И мы с тобой вместе. Навсегда. И только попробуй возразить мне тут.
И вот опять. Какой же Октавиус был чудесный друг, о таком можно только мешать, а Роланд часто был откровенной скотиной: думал только о себе, ныл дни напролет, но никогда не думал о том, что другу то его приходиться еще хуже. Если уж и рассуждать на эту тему, то Роланду действительно было намного проще и легче, чем его лучшему другу. Октавиус потерял родителей, жил в незнакомом прайде, а он... А что он? Роланд вырос в прайде Фаера, у него были здесь родственники: Мисава, Рагнарек и братья. А еще заботливая Акера, которая всегда старалась уделить хоть немного времени львенку. Но Роланд был эгоистом, думающим только лишь о себе, о том, как бы самому себе сделать лучше, львенок только и может, что распускать нюни, чтобы Октавиус его жалел. Но, с другой стороны, Роланд начал чувствовать себя лишним, никому не нужным с того момента, как отец и братья пропали (не будем называть вещи своими именами, дабы показать, как много значит слово "пропали" для маленького львенка). И было так обидно видеть всех этих сопрайдовцев, пристающих к своим родителям. И хочется ныть, ныть, ныть.
После слов Октавиуса, Роланду реально захотелось разреветься и повиснуть у того на шее, показав тем самым, как он ценит его дружбу.
- Прости, Октавиус, - тихо начал львенок. - Я вовсе не хотел тебя обижать. Я никуда не уйду без тебя. Мы с тобой теперь братья, вместе всюду и всегда!
И тут бы в пору заулыбаться и облегченно вздохнуть, но не тут то было - еще один лев приперся сюда и начал речь свою держать. Такое чувство, что сегодня добрая половина прайда решила побыть в одиночестве и позависать у высохшего дерево ночью. То ли прайд такой странный, то ли просто все разом посходили с ума - неизвестно.
— Что случилось? Вы чего не под мамкиным брюхом в теплой пещере разлёживаетесь, маленькие полуночники?
Роланд гордо поднял свою голову и смерил высокомерным взглядом еще одного нежеланного собеседника. Надо отметить то, что этот "высокомерный" взгляд вышел удивленно-обиженным, а гордое вскидывание головой - судорожным движением, но для львенка все выглядело именно так, как он и планировал, а именно - очень пафосно. И хоть лев был обычного телосложения, сейчас, в ночной темноте, он показался Роланду огромным и устрашающим. Вот бы тут был сейчас папа...
- У меня нету мамы, - хмыкнул львенок. Впрочем, в его голосе не было никакой грусти - лишь отстраненность. В этом не было ничего странного, Роланд уже привык говорить всем, что его родителей нет. Эта заученная фраза отскакивала от зубов, словно почти и не трогая львенка, но внутри каждый раз что-то обрывалось, и хотелось реветь. Но безучастное выражение - наше все.
— Вас проводить домой, ребята? Или... у вас что-то случилось?
- Что у нас случилось? - зачем-то спросил Роланд, смотря на то место, где, предположительно, должна была находиться морда льва. Если бы львенку хватило ума, то он бы промолчал, но он был маленьким и, пожалуй, такую вольность ему можно простить. Но почему-то в том незнакомом льве Роланд уловил что-то смутно похожее на своего отца, и внутри сразу разлилось теплое чувство от воспоминание о папе: его голосе, его шутках, играх, которые он устраивал... Все было таким прекрасным, хоть и, казалось, было давным-давно. - Все случилось! - львенок помолчал, как бы думая о том, что стоит говорить этому льву. - Ты давно в этом прайде? - пару секунд, и самое ужасное: - Я так давно не виде паПУУУУУУУ! - рыдание, сопли, слюни. Зря, ой зря этот лев на подошел к этим львятам и приобрел себе приключения на пятую точку. Потому что Роланда сейчас действительно прорвало. - Я не хочу больше... - всхлип. - Здесь. Не любит, - всхлип. - Никто. Хочу отсюда... - всхлип. И еще множество непонятных слов.
Ну что ж, хотел приключений? Разбирайся.