—→ Южное озеро

И все равно она не могла привыкнуть к тому, что теперь одна.
Поступь львицы была медленной и печальной. Торопиться ей сейчас было некуда: дождь щедро поливал окрестности, и уже через пару минут после того, как Фалька покинула озеро, ее шкура промокла до последней шерстинки.

Пожалуй, сейчас это было даже кстати. По крайней мере, вынуждало думать не о своей потере, а о том, как бы найти хоть мало-мальски стоящее укрытие. Тем не менее, округлившийся живот тянул к земле, так что двигалась самка этаким прогулочным шагом, так что у окружающих наверняка были сомнения в ее психическом здоровье.
Сперва она хотела вернуться в рощу, где в последние месяцы жила вся ее семья — но, поразмыслив, отказалась от этой идеи. Для нее было бы слишком жестоким испытанием вернуться туда, где все напоминало о Рудо, где, должно быть, еще остался его запах. Они никогда не помечали территорию, да и не считали это место своим — в конце концов, семья всегда была готова сняться с места и уйти куда угодно дальше.

Дорога — вернее, ее отсутствие, потому что, свернув в сторону от озера, львица шла прямо по траве, особо не разбираясь, куда идет, держа в виду темнеющие где-то на горизонте деревья и надеясь добраться туда и хоть немного обсохнуть, — в конце концов привела ее к дереву, стоявшему посреди поля в гордом одиночестве. Кроме низкорослых кустарников и некоторого количества камней, недостаточно крупных, чтобы быть привлекательными в качестве наблюдательного поста для львицы, здесь не было больше ничего. Приглядевшись, самка заметила молодые деревца, пока еще низкие, частично обгрызенные какими-то животными.

Затем ее лапа чуть было не провалилась в нору, и пришлось быть внимательнее. Из темного провала в земле тянуло приятным запахом дичи — но Фалька не собиралась охотиться, и дерево было куда привлекательнее потенциального перекуса.
Гроза как раз начала утихать, по крайней мере, несмотря на дождь, гром гремел все дальше и тише; так что львица без опаски устроилась под деревом, отыскав клочок земли хоть и влажной, но хоть сверху не капало — уже хорошо. Встряхнувшись, она принялась тщательно ухаживать за своей шерстью, вылизывая и приглаживая ее, в конце концов и успокоившись, и согревшись.

Наконец, рассвело. По крайней мере, тучи теперь казались самке кужа светлее, чем прежде. На миг оставив свое занятие, она внимательно вгляделась в облака и, сморщившись, чихнула: капля упала аккурат на кончик ее носа.
Будто в ответ на ее чих, в ветвях над головой львицы завозилось что-то, как ей показалось, очень крупное. Зашуршали ветки, роняя мокрые листья и капая на уже вылизанную почти насухо шкуру Фальки водой. Хищница сощурила глаза, хищно глядя наверх. Если это небольшая обезьяна или древесная крыса — ей же хуже. Да, хорошо бы это была крыса: они не так ловко лазают, как обезьяны, и хотя мяса в животном маловато, на перекус вполне хватит; а там уж и дождь закончится, можно будет вернуться к носорогу. Даже целая стая шакалов вряд ли успела обглодать его до костей, и львица не сомневалась, что в ближайшие несколько дней она будет жить хорошо и сыто.

Однако вместо долгожданного завтрака она с удивлением увидела пестрое брюшко и две когтистые лапы. Впервые за последние дни ее сердце радостно забилось. Львица вскочила на задние лапы, ставя передние на ствол дерева и впиваясь когтями в кору.
— Октан!
Не веря своим глазам, она смотрела на сокола, осторожно пробиравшегося сквозь густую листву пониже к ней. Вид у него был немного сонный, но очень довольный. Вот он раскрыл крылья, перепархивая ей на плечо, и от привычной тяжести и укола коготков львица чуть не разрыдалась — вот уже в который раз за эти дни.
Растроганно шмыгнув носом, она развернулась, укладываясь на сухой пятачок травы под деревом, подворачивая лапы под себя и чуть заваливаясь набок, чтобы не придавливать заметно округлившийся живот. Все это время она не прекращала говорить, скомканно и торопливо излагая другу события последних недель — по крайней мере те, что сохранила ее память. Едва ли не впервые за все время знакомства птица молчала, позволяла ей выплеснуть эмоции — а накопилось их немало, так что самка говорила, говорила и говорила, торопясь изложить все, что ее тревожило.

— Я потерял их у озера, — Октан, наконец, смог заговорить, когда львица остановилась набрать в грудь воздуху; она как раз дошла до того момента, как вновь встретилась с Фурахой — пора бы уже привыкнуть к тому, что ее дочь выбрала себе новое имя, — и Вирро на морском побережье и от них узнала обо всем, что случилось у Южного озера, — ночью, как ты знаешь, я плохо вижу. Но ты зря вернулась: неподалеку бродит тот самый носорог.
— Уже не бродит, — как ни старалась, львица не смогла сдержать гордости: в конце концов, она провернула все это дело в одиночку, без посторонней помощи — это она-то, избегавшая дичи крупнее, чем молодая зебра, — я оставила его там, в болоте.
Она с наслаждением проследила за тем, как округляются глаза птицы. Что ж, в кои-то веки ей удалось его удивить... Самка устроилась поудобнее, демонстрируя свой круглый живот, время от времени колыхавшийся от движений малышни внутри. Некоторое время она по-приятельски беседовала с Октаном, на сей раз их разговор тек уже более неспешно.

Наконец, изложив соколу все подробности своей охоты на носорога, — хотя львица предпочла бы ограничиться парой слов, сокол задавал ей все новые и новые вопросы, заставляя львицу мысленно возвращаться в эти минуты, — Фалька расслабленно замерла, полуприкрыв веки.
— Я хочу попросить тебя об услуге, — после недолгого молчания она снова заговорила, и нахохлившаяся было на ее спине птица встряхнулась, расправляя крылья, — в моем положении мне до моря уже не добраться... Кто-то должен предупредить Вирро и Фураху о том, где я.

Октан чуть склонил голову, разглядывая львицу, и кивнул, соглашаясь.
— Как всегда, — чуть ворчливо, так, что кофейная невольно улыбнулась, слыша в его голосе привычные сварливые нотки, — не представляю, как ты обходилась без меня все это время. Я слетаю и найду их. И даже приведу сюда! Если только ты обещаешь не делать глупостей и больше не охотиться на носорогов.
Сокол щурил глаза, что было у него аналогом улыбки — но Фалька, хорошо знавшая Октана, слышала в его голосе тщательно скрываемое беспокойство.
В следующий момент, сорвавшись с места и уколов когтями ее плечо, птица взмыла в небо.

Хищница зачарованно проследила за Октаном взглядом... Как давно она не видела этой картины, и как приятна, оказывается, она была! Легкий и резвый, сокол быстро набрал высоту и, описав над головой львицы полукруг, уверенно взял направление к морю.

Капли шлепали и шлепали по листве. Фалька жалась на небольшом сухом пространстве в том месте, где крона была самой густой, прикрывая ее от холодного дождя. Порой она нетерпеливо посматривала на небо, хотя ждать прибытия сокола так рано, конечно же, было глупо. До моря ему лететь не один километр, и это в дождь... А там еще нужно будет отыскать детей и привести их сюда — это будет еще дольше, ведь у львов крыльев пока что не отросло. Словом, львица вполне могла успеть родить малышей, дожидаясь прибытия старшей дочери. Впереди маячили невероятно длинные и скучные (по крайней мере, пока она не родит — тогда уж будет не до скуки) дни, коротать которые предстояло в гордом одиночестве.

Для родов, конечно, следовало подобрать место посуше и побезопаснее. Здесь земля была испещрена норами сурикатов, и хотя из них так и тянуло свежатинкой, отчего хищница мечтательно жмурилась, она чувствовала себя беззащитной на просматриваемой на многие метры вокруг равнине. Куда больше по душе ей придется небольшая рощица или хотя бы заросли высоких кустов, под защитой которых она сможет устроить себе логово — примять траву, надрать больших листьев или даже притащить шкуру какого-нибудь травоядного — для пущей мягкости и для того, чтобы подрастающие малыши могли теребить ее зубками.
Сойдет, конечно, и пещера... Да, лучше всего была бы пещера. Фалька почти никогда не говорила об этом вслух, но больше всего она скучала по ставшей ей родной и привычной Скале Прайда, в которой размещался прайд... тогда еще прайд Муфасы. Насколько она знала, теперь этими землями по-прежнему правил Скар, и возвращаться туда у львицы не было ни малейшего желания — пусть даже черногривый давно уже забыл, кто она такая, и как выглядит. Территория, кишащая гиенами, не для львят.

Перебирая в голове все варианты, самка припомнила неподалеку от озера старые, сильно заросшие скалы — хотя они были больше похожи на пологий холм, у их подножья рос достаточно густой кустарник. Скалы могли бы давать прохладу в полуденную жару... Впрочем, сейчас ей трудно было думать о прохладе: львица промокла и успела подмерзнуть.
Негромкие шаги вплелись в ее мысли так незаметно, что Фалька даже не сразу заметила это. Встрепенувшись, она судорожно втянула воздух. После битвы с носорогом поневоле станешь параноиком... но это были всего лишь львы, вернее, львицы. Не прошло минуты, как одна из них вынырнула из-за дерева и замерла, ошеломленно разглядывая кофейную: она явно не ожидала застать здесь кого-то.
— Простите, что потревожили, — негромко проговорила пришелица; ее взгляд задержался на округлившемся животе Фальки; та кивнула — мол, нестрашно, прокашлялась, прочищая пересохшее горло.
Следом показалась вторая львица, почти полная копия первой, может, только чуть постарше, и с ходу взяла быка за рога:
— Здравствуйте. Не возражаете, если мы переждем дождь здесь, с вами?

Места по деревом было немного, но львицы выглядели усталыми, а в глазах у старшей самки читалась какая-то потаенная боль, хотя улыбалась она вежливо и склоняла голову, признавая за Фалькой право прогнать чужих.
Медленно и осторожно львица поднялась, шевеля ноздрями и изучающе разглядывая сестер. Они молча спокойно ждали ее решения — и Фалька не стала заставлять их ждать. Хотя улыбка получилась немного напряженной — почти как у Дени, — львица заговорила спокойно и вежливо.
— Конечно, нет, — она чуть передвинулась, чтобы места на сухом пятачке хватило на троих, — прошу.
Подождав, пока обе самки устроятся на отдых и чуть вздрагивая от прикосновения влажной шкуры одной из них — места было так мало, что пришлось лечь бок о бок, — хищница удовлетворенно вздохнула. Малыши, пихавшиеся в животе последние полчаса, наконец-то угомонились и затихли.
— Меня зовут Фалька, — первой представилась она, — что привело вас сюда в такую непогоду?

Худо-бедно, но они разместились под сенью листвы, подобрав под себя лапы и хвосты в стремлении оставить их сухими. Гроза прогремела, пронеслась над их головами, и постепенно начала утихать. Порывы ветра все реже сотрясали крону, срывая холодные капли аккурат на шкуры притулившихся под деревом львиц. Наконец, и дождь закапал пореже, так что вскоре Фалька с облегчением закрутила головой, разглядывая небо с уползающими в сторону морского побережья тучами. Разразившись грозой над степями, они будто бы полегчали и стали светлее; кое-где в просветах проглядывало небо, и первые солнечные лучи подсвечивали дождевые капли, заставляя их играть радужными переливами.

— Мы пришли сюда в поисках нового дома, а вот непогода застала нас уже в этих степях. Жутко пустынное место, хочу сказать! Это — первое большое дерево, которое мы встретили за все время, что тут были! — резковатый тон Дары немного не вязался с ее размеренными движениями; похоже, что степи не нравились этим львицам.
Хотя Фалька сочувственно кивнула, она, пожалуй, не могла разделить их чувства: лично для нее степи были вторым домом. Конечно, теперь радужная картинка была изрядно омрачена всем случившимся с их семейством... Львица чувствовала, что ее жизнь разделилась на прекрасное "до" и мрачное "после", нависавшее над ней подобно вот этим самым тучам. Иногда в такой ситуации полезно все бросить и уйти, куда глаза глядят. Сменить обстановку, вот, скажем, Авелин приглашала ведь ее жить у моря... Как было бы прекрасно половить рыбку поутру, а днем искупаться в теплых волнах — хотя львица терпеть не могла воду, особенно после того, как чуть не утонула, воображение упорно рисовало ее плещущейся на мелководье.

Нет.
Почему-то самке казалось, что она должна оставаться здесь. Гибель Рудо еще нескоро забудется, и боль не утихнет лишь только потому, что он нашел способ с ней попрощаться — но рано или поздно она все же привыкнет жить с этой потерей, а степи... степи останутся все теми же степями, которые она любит и знает. По этим степям они с Рудо бродили вдвоем, и здесь будут расти их дети — разве это не прекрасно?..
Печальная улыбка, появившаяся было на морде Фальки, пропала без следа, стоило заговорить Дени. Кофейная резко кивнула, всем своим видом выражая понимание. Она-то знала, как это порой бывает. Ей почему-то казалось, что львицы изрядно недоговаривают — но это, в конце концов, был их прайд, и их жизнь, и лезть в это, выспрашивая подробности, было просто невежливо.
— Я живу здесь, — искренне обрадовавшись смене темы, мягко проговорила самка, стараясь всем видом показать, что не против внезапных гостей, — уже довольно давно. Прежде мое... наше логово, — запнулась она на миг, — находилось дальше от озера, посреди степей. Вы, должно быть, прошли мимо, на самом деле здесь вовсе не так пусто и скучно, как может показаться. Есть и рощицы, и небольшой лес, а возле озера полно кустарников.
Невольно она вздохнула при упоминании озера. Сражение с носорогом (вернее сказать — паническая попытка удрать от носорога) осталось в прошлом, но переживания все еще бередили Фалькино сердце, и она то и дело замирала от запоздалого ужаса: как вообще она на такое решилась? Сумасшедшая, не иначе!
— Но, как видите, мне сейчас не до ходьбы по окрестностям, — со смешком продолжила она, — поэтому я решила устроить логово поближе к озеру. Вот только дождусь, пока дождь закончится.

Странно, но львицы все же понравились Фальке. Обычно она была более подозрительна, и уж особенно перед родами, когда сам Айхею велел убрать со своего пути все возможные угрозы и искать себе тихое и спокойное местечко, в котором можно будет произвести на свет потомство.
Может быть, оттого, что обе самки казались крайне усталыми? Несмотря на это, морды обеих выражали дружелюбие, и, наблюдая за тем, как Дени (вроде же это была Дени, верно?) осторожничает, внимательно следит за Фалькой, подбирает слова, чтобы ничем не вызвать ее раздражение, кофейная невольно прониклась к чужачкам симпатией.

В конце концов, она никогда не искала драки. Особенно теперь, в ее положение (ну да, ну да, посмотрели бы на нее некоторое время назад — а то носорог самостоятельно утопился и перерезал себе глотку!).
— Восточный берег не заболочен, — львица не сдержала кривой ухмылки при упоминании носорога, — но на южном, да, следует быть осторожнее... — она поднялась, вытягиваясь во весь свой рост и чуть потягивая затекшие от неподвижности задние ноги, и, серьезно взглянув на Дени, продолжила спокойным тоном, — носорога заманила в трясину я, и сделала это потому, что он убивал всех кошек — без разбора. Отец моих львят погиб от его нападения.
Голос самки чуть заметно дрогнул, когда она проговаривала последние несколько слов. Моргнув, она на несколько секунд отвернулась, бесцельно разглядывая шершавую кору дерева; когда она вновь взглянула на Дени, глаза ее были сухими. Ярость, захлестнувшая львицу при воспоминании о ее потере, была лучше, чем горе — по крайней мере, она не давала расклеиться и снова начать шмыгать носом.

— Теперь озеро безопасно, — сделав несколько шагов из-под дерева, львица мельком глянула на небо, с удовольствием убеждаясь, что дождь почти затих; лишь изредка с неба прилетали холодные капли, но было их не слишком много, так что промочить шкуру насквозь они не грозили; вид у самки, задумчиво ерошившей загривок, был бы весьма впечатляющим, не порти его круглое беременное пузцо — владычица озера, тудыть ее в качель,  — и если вы голодны — милости прошу, только будьте внимательны и смотрите под лапы. Место там топкое.
Возможно, и Фальке следовало наведаться туда. Скоро падальщики обгрызут всю ту часть туши, что находится над водой — как бы ни был велик носорог, трясина не могла поглотить его целиком, поэтому вся спина и даже большая часть боков возвышались над водой. Пока еще на костях много мяса, стоит отодрать кусочек посочнее, побольше, наесться от пуза, впрок, ведь потом, оставшись с новорожденными, она какое-то время не сможет охотиться. Октан должен привести домой ее дочь, но случится это нескоро: путь от моря неблизкий.

— Получается, что теперь я живу одна. Почти, — львица мечтательно улыбнулась, вдруг поняв, что очень соскучилась по дочери, и, как ни странно, по Вирро, чья жизнерадостная морда так часто мозолила ей глаза, что не видеть его теперь было весьма непривычно, — моя старшая дочь и ее друг должны присоединиться ко мне в ближайшие дни. Надеюсь, они поторопятся.
До нее вдруг запоздало дошло, что львицы не просто так интересуются, одна ли она здесь... вполне возможно, что они подыскивали себе территорию для проживания — хотя степи вроде бы были им не по душе.