Все-таки детская возня была немного утомительна, но Бастет, успевшая перевести дух, смотрела на них куда благосклоннее, чем при первой встрече. Пожалуй, они могли бы поладить — в конце концов, были эти детишки ничуть не хуже, чем ее собственные младшие братишки и сестренки. Правда, куда более тощие, будто Морох их совершенно не кормил.
Вообще это не было на него похоже. Пусть самца Баст знала всего несколько часов, она уже успела заметить, что лев, пусть и фыркает брезгливо и презрительно, все же на свой лад оберегает детенышей — хотя бы потому, что ему проще было бы бросить их посреди пустыни. Смерть от жары не будет быстрой, но ее ускорят любители падали и свежей, хоть и костлявой, львятинки. Нет; Морох взял их с собой, потрудившись даже нести одного из львят, самого щуплого, в пасти. Так отчего же они были в таком плохом состоянии? Будто он не кормил их вовсе.
Вывод напрашивался сам собой. Бастет не была семи пядей во лбу, но уж тут-то могла догадаться — что-то случилось с их матерью. Поэтому они так худы; поэтому Мороха не сопровождает самка. А львята, наверно, вынуждены были перейти на мясо прежде, чем положено по возрасту — просто чтобы не умереть с голоду. Да, пожалуй, это объясняло все. Но вслух самка, понятное дело, своих догадок высказывать не стала. Позже они наверняка обсудят это в своем, девичьем кругу, но расспрашивать самца не было ни малейшего смысла.
Некоторое время львица приводила себя в порядок, не преминув воспользоваться помощью сестры и поухаживав за ней в ответ. Обычно они не занимались такой фигней, несмотря на то, что были довольно близки.
— Почему вы решили остаться в пустыне? Поблизости нет никаких других земель, пригодных для обитания? — осведомился Морох таким тоном, будто был крайне недоволен этим фактом.
Самочки синхронно мотнули головами.
— Мы здесь временно, — поспешила пояснить Бастет, — пока не найдем себе самца... или прайд, — первое слово прозвучало весьма многообещающе; второе еще более многообещающе, будто для львицы счастья большего не было, чем найти себе парочку каких-нибудь оболтусов, которых придется ежедневно кормить свежей дичью.
— Девочки, у нас гости? — вкрадчивый голосок Нейт раздался совершенно неожиданно для обеих сестер.
Они почти синхронно дернули шкурками, поворачиваясь к приближавшейся самке. Та будто чуяла, что нужно сделать, чтобы сразу поладить с черногривым самцом: сейчас, пока он умирает от усталости, а его дети — от голода, больше всего ценится не женский зад, а сочный антилопий жирок. В зубах у Нейт была какая-то не сильно крупная, но казавшаяся вполне упитанной тварюшка, которую она небрежно бросила наземь.
Кажется, сестра была не слишком довольна появлением третьей самки, но Баст это ничуть не взволновало. Она знала, что самец будет принадлежать им; ну а если ему захочется прихватить с собой еще и Нейт... что ж, он кажется достаточно сильным, чтобы справиться со всеми. И им не придется расставаться. Баст по-своему любила эту медношкурую заразу: она была так непохожа на обеих сестер, что это вызывало восхищение.
Львица успела вовремя захлопнуть пасть: кажется, она слишком увлеклась звуками собственной речи, так что уже было собралась ответить вместо Мороха. Но тот справился и сам, и куда грубее, чем это сделала бы она. Поднявшись, самец тряхнул косматой гривой и шагнул к Нейт так резко, что Бастет невольно прижала уши к голове, ожидая услышать звук удара. Если он решит прогнать ее... нет, это будет невыносимо!.. Но мгновением позже стало ясно, что ничего подобного он делать не собирается, зато ее добычу он подхватил этак по-хозяйски, разом обозначив свое право распоряжаться мясом.
Не то, чтобы самка имела что-то против. Пусть себе наслаждается новообретенной властью. Львицы, может быть, глупенькие, но отнюдь не дуры, и уж придумают, как вертеть им, не ущемляя себя и продолжая поддерживать в самце уверенность, что он их повелитель и господин.
Э, что? Да нет, дуры они, дуры. Большой мужик, ему надо жрать много мяса. Много мяса, много сил, много внимания к прилежным охотницам. Спаривание! Детишки! Сильный прайд! Да, как-то так. К чему все эти умненькие измышления, если в жизни все довольно просто.

Бастет изумленно округлила глаза, когда к воде приблизился еще один львенок, и на всякий случай пересчитала малышню. Она не запомнила их количество при первой встрече, но теперь их точно прибавилось. А уж когда казавшийся тяжелым и неуклюжим самец метнулся через весь пляж к воде, вытаскивая оттуда своего едва не утопшего сына, львица и вовсе едва подобрала челюсть. Да, теперь Морох мог как угодно ворчать и рычать, было очевидно: детишек своих он не бросит.
Это хороший знак. Может быть, если у него будут дети... вот, например от Бастет...
Оторвавшись от сладких грез, львица помялась и робко приблизилась к самцу вслед за детишками. Может, он ее прогонит, а может быть, и не станет... Но на всякий случай она не стала лезть в гущу детей и улеглась спиной к спине Мороха, даже на расстоянии нескольких сантиметров ощущая идущее от него живое тепло... а затем Баст аккуратно придвинулась, прижимаясь к нему, и тогда уже заговорщически подмигнула сестре — мол, смотри, лев большой, места хватит на всех.

Песчаные дюны

Нисса была другой, она не была похожа на Всадников. Большую часть своей жизни она провела под боком сначала у одной матери, затем, стараниями голодной хищной птицы, под боком у другой. Она всегда ела досыта и спокойно спала, чувствуя материнское тепло совсем рядом. И росла как на дрожжах, представляя собой плотненький мощнолапый рыжий бочонок. Теперь же не знавшая голода самочка искренне страдала и уже трижды успела пожалеть, что отдала свою первую добычу Трезо. Поймала она длиннонога еще в разгаре прошлой ночи, а последний раз ела и того раньше. И вздувшийся от голода живот то и дело вторил светлому львенку серенадами умирающих китов. В каком-то смысле братьям было проще. Они уже привыкли к лишениям и жизни на грани смерти, а вот изнеженная рыжая самка на их фоне стала казаться более жалкой, чем была при встрече. Даже вибриссы и те обвисли с горя.

Нисса не ответила на вопрос Соты, с трудом сглотнув подступающие слезы. Если бы она знала, где её мама сейчас, ей не пришлось бы бежать следом за черногривым самцом, сбивая лапы в кровь, стараясь держаться на определенном расстоянии от него, чтобы тень от его мощной туши защищала её нежную шкурку от палящего солнца и беспощадной песчаной бури, которая могла бы их всех убить, не знай они, куда идут. Но они ведь знают?.. Чем выше становилось солнце, тем ближе приходилось Соте с Ниссой подбираться к огромному недружелюбному льву, пока они и вовсе не оказались у него под лапами. В другой ситуации рыжая с удовольствием бы устроила из этого игру, отскакивая от лап самца и представляя себя в роли какой-нибудь искательницы приключений, попавшей в пещеру, полную ловушек, от которых нужно уклоняться, чтобы добраться до сокровища. Как-нибудь в другой раз. Сейчас ей приходилось то ускоряться, то замедляться, то отскакивать от лап Мороха, молясь про себя, чтобы ненароком не получить от него пенделя или, не дай бог, не потревожить его хромую лапу, на которую он припадал с каждым шагом. Штерн рассказывала Ниссе кое-что о целебных травах, но в пустыне об этом и думать было нечего — вокруг только бесконечные безжалостные пески, чужая семья, жажда и голод. И жалкая надежда на хоть какой-нибудь привал.

— ЙИИИИИИИИ — радостный вопль Трезо вывел Ниссу из состояния автопилота и она подняла голову, которая уже минут пять до этого болталась как у тряпичной куклы. И едва не ослепла — настолько яркой и переливающейся в лучах жестокого солнца была перед ней вода. А над ней — скала. Огромная скала, которая давала достаточно тени, чтобы под ней росли не только какие-то выносливые пустынные колючки, но и растения с мягкими нарезными листьями. Нисса замерла, прижав уши и наблюдая, как бултыхается в воде Трезо, а следом за ним туда лезет и сам самец, как Сота спихивает Хаста в мягкую мокрую гладь воды, жестом приглашая им присоединиться к их веселью. Тряхнув головой, Провидение поняла — вот оно, то убежище, о котором она молила последние полчаса пути. И, бросив кроткий, благодарный взгляд на двух самок, которые вели их за собой, Нисса разогналась и на всех парах влетела в воду, поднимая самый большой (за исключением, конечно, Мороховского) фонтанчик из брызг, и пронзительно завизжала от восторга. Она плескалась на месте, ныряла и выпрыгивала из реки, как надувной мячик и жадно глотала мутную теплую воду, так, как будто это было материнское молоко, а не пустынная речка. Недовольно бурчавший от голода желудок теперь был заполнен водой и неприлично булькал при каждом движении, но сейчас было наплевать. Уже наплевать. И Нисса, мокрая и чистая, выбралась на берег, следуя примеру братьев. Её мокрая рыжая шерстка блестела на солнце, как ограненный рубин, а яркие зеленые глаза искрились счастьем. Она не думала о потерянной маме. Не сейчас. Сейчас она думала, как с благородной подачи Мороха набить брюхо мясом, ведь прямо перед их носами на песок шлепнулся мертвый орикс. Невиданная доселе добыча.

Она уже ела хорошее мясо. Но не такое. Мама была не особо крупной, так что орикса ей поймать было не под силу. И вкус этой добычи был Ниссе еще не знаком. Но после утомительного путешествия и тяжелейшего стресса он показался ей самым вкусным в мире. Она, не медля ни секунды, присоединилась к Всадникам, пуская в ход когти и зубы, чтобы вскрыть плотную шкуру и добраться до остывшего уже, но еще полного крови мяса. Вся перемазанная, как дикий вампиреныш, она довольно урчала, умудряясь жмакать мясо лапами, как делают совсем крохотные еще котята под материнским боком в поисках молока. Тактика оказалась интересной и крови с выгрызенного Ниссой куска шкуры потекло больше. Она жадно глотала алую жидкость, отрывала куски мяса и заглатывала их, толком не прожевывая. Ей казалось, что она еще никогда не ела с такой скоростью. Хотя до Трезо все равно было далеко. Куда уж им всем до этой бездонной торбы.

Как только её пузо набилось и стало плотным, как барабан, а куски мяса начали предательски искать выход обратно через пищевод, Нисса отвалилась на спину и перекатилась на бок, довольно урча и облизываясь. Вся её морда, лапы, шея, грудь и живот были перемазаны в крови орикса. Леди не могла позволить себе так выглядеть, потому пересилив сладкую усталость от сытости, она снова полезла к воде, чтобы смыть с себя излишки крови, а остальное убрала своим шершавым язычком, время от времени икая и отрыгивая, а затем тут же прижимая уши, оглядываясь и ожидая оплеухи. Но другим львятам, а уж тем более взрослым, количество которых росло в арифметической прогрессии, было плевать на её плохие манеры.

Когда базовые потребности, включая минутную пробежку до кустов с целью опорожнить мочевой пузырь, были утолены, Нисса вновь начала мыслить как прежде, приглядываясь к всадникам с сестринской заботой и упрямостью. Трезо жрал, Сота ворчал, Хасталик ныл. Вроде бы всё было как прежде, но резкий всплеск где-то сбоку привлек внимание маленькой няньки и она решительно двинулась в сторону черного комка, пускающего пузыри в воде. Вот только на этот раз самец оказался быстрее и решительнее. Ему понадобился один прыжок, чтобы достичь очередного мальца и вытащить его на землю. Он был похож на остальных. Чуть крупнее, но такой же тощий, вонючий. Черты его морды сильно напоминали братьев, что вызвало в Ниссе неописуемое чувство радости — еще один. Еще один друг!

Но Морох на корню пресек все попытки Ниссы даже приблизиться к черношкурому, рыком дав понять, что нечего ей там делать. И вновь припал на больную лапу. От зорких глаз малышки не ускользнуло, как скорчил он морду в гримасе боли, пока ложился на песок у скалы, позволяя львятам окружить его и поспать у теплого живого бока. И если Всадники тут же двинулись к отцу, то рыжая рванула к другому краю скалы, где видела обильную растительность. Уроки Штерн не прошли даром — юная львица выбрала одно из самых мягких растений, нашла наиболее длинный бархатный лист и откусила его у самого корня. Перехватив его поудобнее зубами, она помчалась к воде, чтобы промыть его и прокусить в нескольких местах, пуская горьковатый сок. Осталась лишь одна проблема — черногривый самец вызывал в ней поистине животный страх, который сковывал её в движениях, стоило малышке только посмотреть на льва.

Она сжала лист в зубах покрепче и осторожно зашагала в сторону Мороха, прямо спереди от него, чтобы он видел её. Сглатывая комочки страха, застревающие в горле, Нисса неотрывно смотрела в глаза большому хищнику, пока не оказалась у самых его лап. После чего легонько боднула головой пальцы покалеченной лапы, призывая льва чуть приподнять лапу над песком. И, все так же дрожа от страха, начала обматывать истекающий горьким соком лист вокруг пострадавшей конечности. Каких же трудов ей это стоило. Продолжать копаться вокруг Мороха, стараясь не причинить еще больше боли, но и при этом — сдержаться и не дать стрекоча от его внимательного взгляда, который, кажется, прожигал рыжую шкуру насквозь. Не говоря уж о том, что за её действиями следили еще как минимум четыре пары взрослых глаз. Такая наивная, она искренне верила, что найденная ею трава поможет самцу облегчить боль и быстрее затянет рану. Ведь именно такие листья показывала самка гепарда найденышу, когда рассказывала, как лечила её рассеченный птицей бок. Закончив процедуру, юная львица молча опустила голову и легла рядом с покалеченной лапой, тихо замурчав, чтобы показать, как всячески готова она помогать ему и заботиться о его сыновьях, лишь бы он не прогнал Ниссу прочь, не позволил ей вновь потеряться.

Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети...

Нейт даже не удивилась, когда лев высказал своеобразное недовольство при её приближении. Было также глупо предполагать, что в пустыне выпадет снег, как понадеяться, что близняшки скажут самцу хоть какую-нибудь полезную информацию. Что же, эту оплошность они решили.
И лев решил сразу показать, кто тут босс.
Его имя гулко упало на песок, утонуло в нём, ударилось о скалы и прошумело волной в речушке.
Морох.
Неплохо для начала.
Пока самец делал свои несколько странные шаги - хромает, что ли? - львица успела окинуть его взглядом. Крупный, достаточно развитый, суровый и до жути волосатый.
Неудивительно, что Бастет с Теффи едва ли не недвусмысленно ложились перед ним в данный момент, сдерживаясь разве что из-за присутствия детей? Они портили всё картину брутальности и мощи. Не то, чтобы львица имела какие-то предубеждения против отцов-одиночек - один такой её вообще-то вырастил, - но этот лев казался то ли слишком отстранённым, то ли вообще непохожим на отца, пусть даже самого плохого. Да и львята были как от разных родителей, разве что один, самый мелкий, ещё как-то напоминал старшего хотя бы окрасом.
Пока она прикидывала, как теперь ей придётся - а в том, что именно на неё теперь ляжет ответственность за мелкие комья шерсти, - справляться с таким количеством детей одновременно, Морох продолжил "завоёвывать" сердце Нейт угрозами и страшками.
Ни на йоту не страшно.
Предателей мы видели достаточно, а не-изгои в таком месте вряд ли встретились бы.
- Нейт, - твёрдо произнесла Охотница, делая шаг назад, чтобы не затоптали - этот и не подумает остановится. Второй вопрос она проигнорировала, несколько снисходительно глянув на льва, который забрал её добычу.
Что же, теперь надо будет делиться. Не впервой.
Её молчание часто истолковывали неверно - видимо и сейчас Морох принял его за испуг. Его приглашение-разрешение никак не повлияло на её планы. Сделав едва заметный знак соколу, львица отправила того на вольные хлеба, предпочитая поосновательней разобраться с новым сожителем.
Который с удивительной резкостью промчался мимо, спасая особо неудчный и - о боги - очередноё львёнковый ком. Пятеро на одного - это слишком много. Понадеявшись, что даже в слишком запущенном случае сестрёнки не принесут каждая на груди по пятёрке новых малышей, Нейт успела убедится в правильности своих догадок относительно родственных связей громилы и малышни.
О боги, какая "нежность".
Фыркнув, львица и сама приблизилась к льву, оставаясь в его поле зрения. Даже улёгшись и смотря всё-таки снизу вверх, он не казался жалким, позволяя ощутить такое недостающее за долгое время чувство равного достоинства и ума.
Пока кошка присматривалась к детям, которые наперебой вылазили из воды и\или тушки и ковыляли в направлении к отцу, одна из мелких решила сделать что-то странное - притащила травы и, пожевав, обернула вокруг лапы. Приняв это как должный уход дочери за отцом, Нейт не увидела в этом ничего из ряда вон выходящего - кроме необычно крупной дрожи малышки.
Положив хвост на лапы, самка негромко обратилась с Мороху:
- Сработаемся. Если что - не претендую, - она кивнула ему за спину, где близняшки уже начинали делёж "территории". В самце Нейт в первую очередь увидела мощную основу для нормального прайда, где ей явно будет уготована роль кого угодно, кроме как хозяйской подстилки. И тем лучше для обоих.
- Этот тоже твой? - уже с недовольством и тише спросила Охотница, обрачиваясь с пришедшему подростку, - Угощайся, - хозяйским жестом указывая на погрызенного орикса и ещё нетронутого доракса, тоже медленными шагами передвигаясь к тушке.
Им обоим его хватит.

— Вы не сказали, что вас здесь трое.

- А-а… Это Нейт, - Теффи махнула хвостом, словно ничего особенного не произошло. Разве ему хуже от того, что вокруг него теперь будет крутиться не две самки, а целых три? Они как-то благополучно забыли о её существовании, отвлёкшись на Мороха. Ещё бы! Им давно не выпадала возможность видеть настолько сильного и крепкого самца. Последний-то себя быстро изжил. Слабак. А они даже попробовать его не успели! Мороха же хотелось здесь, сейчас и во всех позах, потому что в глазах Теффи он того стоит. В прайде их отца делиться мужиком – было нормально, но там уже как-то устоялась очерёдность самок на раздачу, здесь же всё создавалось с нуля.

Впрочем, Нейт в этой очереди львица не рассматривала. Птица другого порядка. Если две сестрицы видели в Морохе кандидатуру для создания семейства и весёлых обжиманий в песке, то их спутница подобным рвением никогда не отличалась. Хотя из двух близняшек мозговитой была Бастет, в данном случае их взгляды с сестрой на Мороха, кажется, совпадали.

Сёстры не успели ничего добавить к словам Нейт, как Морох решил сам поближе познакомиться с ней. Теффи неосознанно «замяла» бёдрами, переминаясь с одной задней лапы на другую, словно вот-вот собиралась рвануть на помощь рыжей самке, если их самец увлечётся методами устрашения. Но какой там! У неё и в мыслях такого не было. Наоборот, она с предвкушением развязки и с волнением, которое не пыталась унять или как-то скрыть от других, наблюдала за тем, как Морох поведёт себя дальше. Двух самок он вполне себе стерпел. Теффи списывала всё на горячие формы, которые пришлись ему по вкусу, но на самом деле, что всегда будет оставаться в стороне от блондиночки, простое мышление и глупые повадки, которые не досаждают самцу – пожалуй, одна из причин, почему он с охотой принял их помощь и не гнал от себя, заполучив неплохое место для отдыха и пищу. В их обществе была своя особая выгода. Нейт… Её поведение значительно отличалось, а дать она могла Мороху значительно больше, чем развесёлые потрахушки в песке. А вот «даст» ли она ему вообще – вопрос уже другой. Цели и взгляды не те.

Поначалу Теффи показалось, что Морох не только недоволен появлением ещё одной самки, но и её поведением. Он чётко очертил своё место в их группе. Сестры, кажется, нисколько не были против такого расклада, а самец быстро сообразил, что он вполне себе может занять местечко повыше и командовать всеми процессами. Хотя, по сути-то, ему с такой оравой голодных ртов и повреждённой лапой, в песках пустыни не светило ничего хорошего. Это их заслуга, что он сейчас не чешет в неизвестном направлении на пустой желудок под палящим солнцем саванны. Теффи была слишком тупа, чтобы понимать свою ценность, а потому думала, как ещё выслужиться перед самцом и завладеть его вниманием.

Вопреки ожиданиям Теффи, Нейт никто не прогнал. Она имела все шансы остаться с ними на правах ещё одного члена группы, если пожелает. Или если ей позволит Морох.

Неожиданно внимание самца переключилось. Теффи завертела головой, пытаясь найти причину его удивления. Ещё одна самка, что ли? Мамаша всех этих спиногрызов? А, нет. Ещё один детёныш. Пронаблюдав за тем, как мелочь скатывается вниз и завершает своё эпичное возвращение падением в воду, Тефф непроизвольно задала вопрос сестре:

- Он что? Сдох?

Не, ну, мало ли. У Мороха было так много детей, что одним меньше – одним больше, никто бы не заметил. Папаша очнулся от ступора первым – похоже, его самого появление ещё одного сына удивилось, - невзирая на проблему с лапой, самец метнулся к сыну, пренебрегая собственным здоровьем. В понимании Теффи одного прыжка вполне достаточно, чтобы лапа ныла всю ночь и не давала ему покоя, тем более что продолжительный переход на ней тоже сказывался – самец всё ещё хромал. Морох показал себя, как заботливого отца, несмотря на всю ту грубость и брутальность, которыми он щедро осыпал львиц, демонстрируя себя со всех сторон.

В Теффи материнский инстинкт спал крепким сном, но даже она сообразила с запозданием, что можно попытаться быть участливой в воспитании и заботе малышни. Она поднялась с песка и вслед за сестрой пошла к Мороху, который уже вытащил беднягу из воды и уложил на влажный песок в тень.

- Как он? – невзирая на мурчащие нотки, вопрос самки прозвучал довольно натурально для той, кого судьба детёнышей волновала в самую последнюю очередь. Их действительно было очень много, а ни у неё, ни у Теффи не было опыта нянек, как такового. За младшими братьями и сёстрами всегда присматривали их матеря. Не имея ни малейшего понятия, что в таком случае надобно делать с полудохлым детёнышем, Теффи не стала лезть к Мороху с дополнительными расспросами, удовлетворившись той информацией, которую он дал.

Заметив подмигивание сестрицы, Теффи решила не оставаться в стороне и тоже пристроилась под боком у Мороха, точь-в-точь повторяя действия за Бастет. Почему бы и нет. В пустыне, конечно, было достаточно тепло, чтобы не жаться друг к другу в поисках живой грелки, но запах самца, который щекотал её ноздри в таким тесном положении тел, а также идущее от него тепло… Мр-р~ Ну как тут удержаться? В таких обстоятельствах Теффи не напрягала даже возможная компания из кучи львят, которые решат поспать под боком отца.

Её внимание привлекла яркая малышка, которая была единственной самочкой во всём помёте и вела себя ещё скованнее, чем её братья. Таща в зубах какой-то лист, малышка продвигалась к отцу, едва сдерживаясь от того, чтобы при первой возможности не свалить в закат, пока не получила по шее. Теффи, чуть наклонив голову, с любопытством и непониманием следила за происходящим. Дети вообще народец странный. У них своя чудесная логика и не менее странные для взрослых поступки, но Морох, кажется, со снисхождением принимал любые манипуляции со своей лапой и не пытался гнать от себя дочь. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится…

Из всей группы львят, первым на зов отца отреагировал светлый ком шерсти. В глазах Теффи многие детёныши Мороха выглядели измождено и смахивали больше не полудохликов, чем на хищников, способных к выживанию в их мире. Откормить такую ораву будет сложно даже для двух самок. А Теффи хотела тратить своё время, силы и очарование не только на бесконечную охоту, но и на другие не менее важные вещи, и уже тем более, более приятные!

Кажется, чего самец не ожидал — так это того, что к нему со спины беззастенчиво прильнут две светлошкурые львички. Да еще так доверчиво, повернувшись к нему чуть взъерошенными загривками, на которых ВОТ ТАКИМИ буквами написано — хватать здесь. Конечно, сейчас это было бы немного неуместно: в конце концов, все они устали после длительного перехода, а Морох, к тому же, был измучен из-за раны. Если бы он сейчас встал и попытался взгромоздиться на одну из сестер (что, конечно, выглядело бы дико из-за прильнувших к нему детенышей — но кого это когда смущало?), вряд ли они стали бы возражать; тем не менее, это было бы немного неуместно.
Успеется еще. Сами львицы, хотя и намекали всячески, что не против развития отношений, все же держали себя в лапах, ограничившись лишь тем, что слегонца потерлись о шкуру самца, будто бы устраиваясь поудобнее.
Торопиться было особо некуда. Других самок на много километров вокруг днем с огнем не сыщешь; Нейт не в счет. Она и прежде-то не выражала желания жить так, как хотелось сестрам. Кажется, она и в одиночестве чувствовала себя неплохо и была самодостаточной, в отличие от светлошкурых, которые смысла в жизни не видели, кроме как найти крупного и сильного самца и прилепиться к нему. Сейчас она даже не преминула озвучить это вслух.
Сам же Морох оставался недвижим, как камень. Наградив Нейт тяжелым взглядом, он, тем не менее, не ответил ей ничего.
Зато и светлошкурых не прогонял. Покосился через плечо, вроде бы недоволен, но гнать не спешит. И почти сразу же отвернулся, что было воспринято Бастет не как смущение, а как разрешение остаться. Что она — обе они, — собственно, и сделали.
Лежа за спиной у льва, некоторое время львицы негромко переговаривались; по большей части даже перемигивались, заговорщически хихикая. Но их болтовня быстро сошла на нет. Повозившись немного и понаблюдав за тем, как Нисса умилительно тащит какой-то лист, Бастет, тем не менее, внимательно следила за тем, как старательно и не без опаски львенка колдует над поврежденной лапой Мороха; для того, чтобы получше видеть, ей даже пришлось немного приподняться. Не то, чтобы львица хотела научиться врачеванию, ей просто было интересно. Из всех детенышей лишь один более-менее был похож на отца цветом шкуры; остальные, хотя в их отощавших мордочках была определенная схожесть, представляли собой ту еще пеструю компашку. Нисса не была исключением, но ведь как раз про нее, помнится, Морох спрашивал тогда, когда они только встретились, в пустыне. Стало быть, она была здесь чужачкой; тем не менее, лев снисходительно терпел ее пугливые попытки поухаживать за ним, и в конце всего этого даже пихнул ее в кучку остальных львят, должно быть, признавая тем самым, что она заслужила право находиться рядом с ним. Странно, но Бастет даже ощутила нечто вроде зависти. Ей тоже хотелось заботиться подобным образом о самце, и чтобы он потом прижал ее сильной лапой...
О, но ведь она будет заботиться, верно? Успокоенная этой мыслью, самка, наконец, угомонилась и положила голову на лапы.

Пока пузатая (потому что наелся как таракан) мелочь (потому что самый мелкий) удовлетворённо топтался по такой огромное еде, Трезо, успевший покончить с хотя бы временным набиванием своего желудка, радостно заверещал. Война, не пришедший в себя после приступа гнева к пище, с яростью обернулся к источнику звука, намереваясь одним ударом напомнить Голоду, что Сота не любитель воплей под большими ушами, когда произошло сразу несколько вещей.
Во-первых, что-то чёрное кубарем скатилось по песку, поднимая гору пыли и жара. Присмотревшись, Сота еле-еле узнал в нём брата, который окончил своё путешествие хвостом вверх и мордой в воду.
Причину вопля Трезо Война нашёл. Хотя сам он промолчал, но в его внутреннем ощущении разрозненная картина сложилась, и теперь исчезло то ощущение недостающего.
Во-вторых, как только Сурмут остановился, лежащее чудовище, до сих пор относительно мирно болтавшее с другими взрослыми, рывком бросилось к львёнку. И вытащило его, и положило в тенёк.
Сота, оторопевший от скорости событий, так и остался на ориксе, медленно переводя взгляд с реки на Сурмута.
Это что сейчас было!?!
Обеспокоенный, бурый только успел дёрнутся, когда монстр буквально пророкотал что-то об "сыне" и совершенно однозначно рыкнул на мелких, не позволяя приблизиться.
Радар неприятностей ожидаемо начал отдавать в голове писком. И фраза-приглашение Хасталику звучала совершенно не так, как громила ожидал. Сота хотел крикнуть, чтобы брат не совершал глупостей и самостоятельно не лез поперёк Соты в драку, но не преуспел в этом.
Львёнок  сам спрыгнул с орикса, намереваясь поближе понять всё происходящее. Однако же Трезо, столь однозначно-положительно воспринявший приглашение чудища спать возле себя, вновь опередил Соту. И даже умудрился вспомнить ту самую страшилку, которой Сота пытался отвадить Голод от приближения к самцу.  Однако того ответ, видимо, не сильно интересовал - иначе он бы не лёг спать просто прямо в то же мгновение!
Да, Сота был мельче, однако же в нём были какие-то запасы сил, которые тратились куда экономнее. Он тоже чудовищно устал, но даже одно присутствие чужого льва вселяло в него бодрящий ужас, которому малыш упорно сопротивлялся.
- Ты наш папа? - выуживая из памяти немногочисленные и не самые блещущие интеллигентностью фразочки матери, задал свой вопрос Сота. Об отце Нишка ни разу не говорила, но это слово ему было откуда-то знакомо И даже уверенное и спокойное кивание ничуть не расслабило Войну, и даже наоборот - радар в голове только громче маячил об опасности.
Он тихо заворчал, выдавая что-то вроде юного рыка - вполне успешного! - и крайне недоверчиво и враждебно почти пророкотал в силу своих маленьких лёгких:
- Не верю. Ты сожрёшь.
Кажется, именно эти слова были лишними. Датчик неприятностей ударил в голове резким приступом головной боли, и ответные слова львёнок слышал как в тумане, силясь держаться земли сильнее. Даже маленькие коготки, до того прятавшиеся в пальцах, оказались выпущены, а желтоватые белки начали наливаться кровью от лопающихся капилляров, когда его подхватили как пушинку и водрузили в пучину чёрной гривы.
Кажется, в момент переноса Сота пытался вырваться и даже укусил монстра за палец.
Однако же он в одно мгновение потерялся в густых тёмных волосах, что обрамляли самцовую голову. С всё тем же грудным клёкотом Война смог как-то найти опору и на считанные сантиметры высунуться из гривы, чтобы увидеть, что будет с его братьями. И... сестрой.
Его вниманием завладела девочка.
Нисса.
Она бесстрашно (насколько это могло относится к дрожащему львёнку) подошла к льву и что-то начала делать возле его лапы - той самой, хромой. Соте не сильно были видны её манипуляции, но он будто бы ими был доволен. Ошалевший от столь странного сочетания действий и реакций, он едва не навернулся с самой львиной макушки, в последний момент успев удержать равновесие.
Он успел разглядеть Хасталика - тот с нескрываемым ужасом и невероятной слабостью (уже привычной) полз по направлению к еде, всё время оглядываясь на них. Сота его отлично понимал - в нём самом сейчас сражались сразу несколько эмоций: страх за родню и ненависть к монстру. И всё же он дал им еду, тень и даже сделал вид, что готов их защищать. Недоверие Хаста было Войне понятно, однако же чудовище был прав - если бы он хотел им зла, не занимался бы ими сейчас, не делил бы еду. Всё-таки накормить аж пять львят - это не так уж и просто.
От размышлений его отвлекло движение громилы.
Ниссу подвинули к Трезо.
И Сота не понял одну вещь.
А почему не к нему?!
Не то, чтобы Сота знал, что такое ревность, но в одно мгновение ему стало так обидно, что он был готов укусить "отца" - в то, что этот зверь дал жизнь четверым братьям, Война ещё не верил до конца, - прямо за ухо. Однако сдержался по неизвестной самому себе причине. Но не сдержался-таки на голове, и сменил роль блошки. Почти эффектно съехав по гриве, он с всё тем же фырканьем и с упорством тарана пролез к тому месту. где сейчас спал Трезо и оказалась Нисса. Уверенно-хозяйским движением Сота просто отпихнул братца (хотя ему и потребовалось на это немного усилий и времени), чтобы лечь между белым и красным львятами. Повернув голову к львёнке, он прошептал:
- Я не дам ему тебя обидеть. И братьев не дам обидеть.
Чувствуя спиной самца, львёнок перехотел спать. Однако же усталость брала своё. Решив, немного прикорнуть, он первое время ещё периодически наблюдал за всем возможным сквозь приоткрытые глаза,  будучи готовым в любой момент вскочить и действовать. Однако же даже такое полуленивое бдение продлилось недолго - сморённый огромным количеством событий, Сота сменил воинственный хрип бодрствующего на тихое дыхание спящего.

Нисса с ужасом ждала реакции Мороха. Еще ничего она в своей жизни так не боялась, как сейчас допустить ошибку с выбором трав и навредить мохнатому льву. Но все обошлось и тот, почувствовав облегчение, сменил гнев на милость. Страх отступил и рыжая оказалась в гриве своего новообретенного отца (да, именно так она для себя и решила, раз он был отцом её новоиспеченных братьев), барахтаясь в сером волосатом море и смешно фыркая, когда грива льва лезла ей в нос. Так спокойно и умиротворенно она не чувствовала себя, наверное, никогда. Уже не помня свою родную семью, Нисса обрела потерянное вновь.

Уткнувшись в Трезо, Провидение шумно лизнула его, избавляя от лишней грязи и засохшей после трапезы крови, а затем протянула лапу, подтаскивая к себе Соту и образуя из них троих большой теплый (хотя в такую жару это было ре обязательно) мурчащий комок. И даже Сурмута, ни имени, ни характера которого Нисса не знала, она не обделила вниманием. Протянув кисточку своего хвоста к чёрному львенку, она начала ласково поглаживать его по худому боку с торчащими ребрами, давая понять, что он в безопасности, что она готова помогать братьям во всем.

Сладко зевнув, Нисса заметила, что кого-то не хватало. Один, два, три... нет, вроде бы все на месте. Но как бы не так, самый болезненный и отчужденный из котят не лежал в этой куче мала, а медленно полз за едой, а потом и вовсе скрылся с их глаз. Но чуткое зрение самочки не упустило Хасталика из вида. Вон его хвост с обслюнявленной и грязной кисточкой, торчит из-за трупа орикса. Нужно было бы подойти, да предложить ему вернуться к братьям, но тревожить сопевших во все дырочки львят не хотелось. Она долго смотрела вслед Хасту, пока глаза её не начали слипаться и она не опустила морду на шею Трезо, сладко причмокивая и отправляясь в мир сновидений.

И это был первый сон Провидения, избавленный от ночных кошмаров, от постоянного бегства и страшных видений. Воссоединившись с семьей, пусть и не с той, с которой хотелось бы изначально, Нисса навсегда забудет о прежних ужасах. И будет спасть спокойно в окружении своих братьев, которых любит всем своим большим рыжим сердцем.

Персонаж спит

Трезо спал до того крепко, что совершенно не слышал дальнейших разговоров взрослых и плеска воды в десятке шагов от места их сегодняшнего ночлега. Не чувствовал он и многочисленных тычков, то и дело осыпавшихся на его взъерошенную, запыленную шкурку, и даже жаркого прикосновения чужого языка — хотя, вздумай Нисса его лизнуть в любое другое время, это ни за что не осталось бы без внимания. Но когда один из братишек бесцеремонно влез между уютно пристроившимися друг к другу малышами, с пыхтением отодвинув сладко посапывавшего Трезо в сторонку, тот все-таки не удержался от громкого протестующего нытья и, вдобавок, от души пнул Соту лапой по наглой морде, заодно перекатившись с брюха на спину. Однако, львенок и не подумал открывать глаз, продолжив воодушевленно похрапывать теперь уже куда-то в потрепанное ухо младшего братца.

Ну а что, тот сам захотел улечься с ним рядом! Так пускай не жалуется потом.

Запрокинув голову так, что та уперлась макушкой в остывший песок, и живописно раскидав конечности морской звездой, Трезо благополучно провел в этой сомнительной позе дальнейшие несколько часов, при том истекая слюнями из широко распахнутой во сне пасти — к счастью, те довольно быстро впитывались в сухой песок, не успевая собраться в липкую противную лужицу, куда могли бы по случайности угодить лапой или хвостом его сиблинги. Но когда Нейт принялась будить его отца, сперва тихо и аккуратно, а затем уже куда громче и настойчивее, Трезо оказался тем самым львенком, кто первее всех услышал ее голос у себя над головой и широко распахнул свои жуткие черно-желтые глазенки, потратив несколько секунд на то, чтобы обалдело уставиться на перевернутый вверх тормашками мир перед собой. И когда это земля и небо успели поменяться местами друг с другом? В конце концов, Трезо сообразил перевернуться обратно на живот и тут же широко зевнул, щедро обдав Соту своим несвежим дыханием. Ну а что, утро же... точнее, вечер. Окончательно проснувшись, серый детеныш еще разок вопросительно огляделся по сторонам, силясь понять, сколько они проспали. День? Ночь? Какое сейчас вообще было время суток? Вокруг сильно стемнело, и в воздухе пахло живительной прохладой. Трезо определенно нравилась такая погода — да только вот он совсем позабыл о том, как холодно бывает в пустыне по ночам. Несказанно воодушевленный тем, что жара наконец спала, относительно сытый, выспавшийся и довольный, Трезо вскочил с песка, энергично встряхнул всем своим тощим тельцем (да так, что впору было бы услышать звонкий перестук костей друг о друга) и от всей души потянулся, разминая затекшие мышцы. Лапы все еще ужасно ныли после долгого вчерашнего перехода, но это не помешало ему с донельзя бодрым видом сбежать вниз к реке, где львенок в очередной раз от души напился чудесной прохладной водицей. Сгущающийся кругом мрак пока что нисколечко его не пугал, тем более, что братья, Морох и остальные находились неподалеку — так чего бояться?

"Интересно, что мы будем делать дальше?" — выпрямившись и облизнув языком водяные капли с усов, Трезо не без любопытства покосился на старших. Он никогда еще не видел так много львов в одном месте. Незнакомые самки (в особенности, та, что была с рыжей челкой) какое-то время приковывали к себе его внимание, но затем, когда Морох встал, Трезо с уже привычным благоговением уставился на его рослый, внушительный силуэт, обросший густой угольно-черной гривой. Он опасался говорить об этом остальным, но отец — если это действительно был их папаша, — вызывал у него что-то сродни сдержанному восторгу. Да, Трезо и сам все еще его побаивался, но этот страх постепенно исчезал, а на его место приходили иные чувства, вроде банального детского любопытства или желания вырасти таким же большим и сильным, как этот зверь. Даже воспоминания о Нишке и их родном логове у подножья вулкана так или иначе таяли под наплывом новых впечатлений, и Трезо уже практически не думал о том, откуда они ушли, а главное, куда и зачем. Зато он неожиданно вспомнил кое-что еще... Спохватившись, малыш отвернул морду от Мороха и его спутниц, бегом ринувшись обратно к их маленькой группке.

— СУРМИ! — обрадованно вскричал Трезо, безо всяких предупреждений бросаясь старшему на шею... а точнее сказать, на голову, не дав львенку толком проснуться и осознать, где он сейчас находится. Морох предупреждал, что его брату может потребоваться какое-то время, но Трезо был слишком забывчив и, вдобавок, ужасно нетерпелив. Рухнув на Сурмута сверху, он тут же принялся с заботой его вылизывать, щедро смачивая слюной густые отросшие пряди на его встрепанной макушке. За то время, пока они не виделись, челка Сурми успела разрастись в довольно-таки пышную белоснежную (или, правильнее сказать, грязно-серую) шевелюру — такую любо-дорого теребить зубами и ерошить языком. — Ты теперь снова с нами, да, Сурм? — на всякий случай, уточнил Трезо у обалдевшего таким горячим приемом братца, после чего неожиданно хихикнул. — Ты представляешь, этот великан на самом деле наш отец! Ты знал это? Скажи, скажи! — и львенок настойчиво потряс Сурмута за плечи, буквально выклянчивая у него ответ.

Морох сам не заметил, как провалился в глубокий, на удивление крепкий сон. Возможно, причиной тому была его страшная усталость — а может, это его дважды сломанная лапа наконец перестала болеть, даровав льву несколько часов живительного покоя. Или же, Мору просто было донельзя приятно ощущать тепло чужих тел под боком? Как ни крути, а ему чертовски повезло встретить на своем пути сразу несколько сильных и выносливых охотниц, готовых разделить с ним все грядущие беды и лишения, а заодно прокормить всю эту голодную, измученную ораву. Хотелось верить, что, проснувшись, Морох вновь увидит их рядом с собой — живых, настоящих, всамделишных, созданных из плоти, крови и костей, а не пустых иллюзий и сухого песка... Мало ли, вдруг эта чертова пустыня решила в очередной раз жестоко подшутить на своими гостями? С нее-то станется выдать желаемое за правду, предварительно как следует нагрев путникам мозги под испепеляющими лучами солнца. 

К счастью для Мори и его детей, а также примкнувшего к семейству Джеро, встреченные ими самки оказались вполне реальными — а главное, они никуда не исчезли после пробуждения. Даже Нейт. Ее тихий, но донельзя настойчивый голос каким-то образом сумел пробиться сквозь плотную завесу сна, вынудив льва зашевелиться и недовольно пробурчать что-то себе под нос... А затем и вовсе отвернуться на другой бок, не желая вставать так рано. Или поздно? Честно говоря, Морох слегка потерялся во времени, но не в пространстве — поэтому, когда Нейт уже чуть сильнее толкнула лапой его плечо (на ее удачу, здоровое), черногривый не стал ошарашенно вскакивать с песка, оглашая местность грозным рёвом, а лишь сдавленно выругался в ответ, с недовольством морща свою большую усатую морду. Столь резкое пробуждение явно пришлось ему не по вкусу... Однако он в кои-то удержался от грубого комментария. Приоткрыв глаза, Мор адресовал львице короткий раздраженный взгляд, а дождавшись объяснений — нехотя уселся, стряхивая песок с гривы. Лежавшие у его лап близняшки уже вовсю потягивались, что-то томно мурлыкая себе под нос. Морох и на них глянул искоса, но вслух опять же ничего не сказал: пожалуй, в такой ситуации ему оставалось лишь делать рожу кирпичом да строить из себя сурового Мистера Невозмутимость, дабы не прослыть розовощеким девственником.

— Каменные глыбы, говоришь, — негромко молвил он, размышляя. Морох не знал, чем упомянутые Нейт скалы были лучше тех, под которыми они сейчас спали, но львица прожила в этой пустыне гораздо дольше него, а следовательно, лучше знала, какие места пригодны для обитания, а какие — нет. Мор еще немного посидел на одном месте, словно бы принимая окончательное решение, а на деле украдкой собираясь с силами перед новым переходом. Да, его раны потихоньку заживали, а живот в кои-то веки был набит мясом, но он все еще нуждался в отдыхе. И куда более сытном ужине, коли уж на то пошло... Морох оценивающе взглянул на оставшиеся у них туши. Детеныши, конечно, захотят еще разок поесть перед уходом, но за это время дневная температура окончательно спадет, и дальнейший путь будет лежать во мраке и холоде. Не факт, что его сыновья выдержат такое... Значит, идти нужно уже сейчас, а убитых травоядных они вполне могут взять с собой и отведать чуть позже.

Рассуждая в таком ключе, Мор далеко не сразу обратил внимание на еще одно действующее лицо, внезапно возникшее неподалеку от их семейства, а заметив — ненадолго впал в ступор, гадая, не ослышался ли он. Самцу и одной-то Нейт хватало по самые гланды, а тут еще вторая нарисовалась... По правде сказать, Морох всегда довольно-таки пренебрежительно относился к чужим фамильярам, не считая их за полноценных членов общества: ему была присуща эта известная среди львов пагубная надменность, эдакая непоколебимая уверенность в том, что все прочие жители саванны стоят ниже больших кошек... но сейчас он не выражал ровным счетом никакой агрессии или презрения. Взгляд темно-красных глаз вскользь прошелся по золотистой шкуре незнакомки, после чего ненадолго задержался на молчаливо пристроившемся на камнях соколе, а затем вернулся к только-только проснувшимся львятам. Трое из малышей выглядели куда более свежими и отдохнувшими, а вот состояние двух оставшихся братьев по-прежнему казалось льву как минимум неудовлетворительным. Честно говоря, Мор вообще ожидал, что они оба подохнут этой ночью... Не в смысле "ждал и надеялся", но заранее приготовился к подобному исходу, беспокоясь, что их хрупкие детские организмы не выдержат такого сурового испытания.

Что ж, тем приятнее ему было осознать свою ошибку.

"Быть может, в них куда больше от моей крови, чем я видел изначально," — удовлетворенно подумал Морох, тяжело поднимаясь со своего места — спутанная кисточка хвоста плавно выскользнула из лап Сурмута, а сам лев неторопливо развернулся лицом к сыну. — "Это хорошо. Значит, из них выйдет толк в будущем," — он слегка опустил свою косматую голову, вглядываясь в угольно-черную мордашку своего первенца. Если у Мора еще имелись какие-то сомнения по поводу того, в самом ли деле эти детеныши приходятся ему родными сыновьями, то теперь они развеялись окончательно — стоило лишь повнимательнее присмотреться к таким же, как у него, багрово-алым глазам цвета спекшейся крови.

— Этого великана зовут Морох, — произнес он уже вслух, обращаясь ко всем львятам сразу. — Можете называть меня по имени, если вам не по душе такое родство. Но хотите вы этого или нет, нам придется идти дальше — прямо сейчас, — сказал как отрезал. — Возможно, нам повезет, и мы найдем подходящее убежище еще до восхода солнца... А может, и нет. В любом случае, нам пора выдвигаться в путь, — говоря это, Морох поднял голову и окинул взглядом свой небольшой прайд. Он далеко не в первый раз брал на себя командования и отдавал приказы окружающим, но сейчас от его решений напрямую зависело их дальнейшее выживание. — Нейт, ты возглавишь процессию и укажешь дорогу к тем камням. Вы двое, — как же этих баб различать-то, черт их подери, — возьмете тех львят, что не могут идти самостоятельно. Все остальные детеныши будут шагать в середине процессии. Мы с Джеро замкнем группу и потащим оставшееся мясо, — распределив обязанности, Морох без лишних слов направился к одной из объеденных туш и рывком взгромоздил ту на спину. Теперь оставалось лишь дождаться, пока двойняшки возьмут в пасти Сурмута и Хасталика, а также сгонят в кучку оставшихся малышей — и можно выдвигаться в путь.

>>> Каменная крепость

Даже когда Хасталик спал, отдохнуть никак не получалось. Болезнь не отступает, даже наоборот - она прогрессирует, и мешает даже тогда, когда, казалось бы, любой нормальный зверь восстанавливает силы. И потому к Хасталику постепенно приходило осознание того, что вся его жизнь - страдание.

Его болезненное как физическое, так и моральное состояние, необъяснимое ни одному зверю из окружения львёнка, периодически вызывало странные галлюцинации, особенно когда он спал. Такое случалось, стоит признать, не слишком часто, чтобы Хасталик об этом слишком беспокоился. Однако как назло именно этот сон, первый за долгое время после изнурительного перехода, оказался тем, что приносит муки.

То, что проецировало больное сознание Хаста, было сложно пересказать и интерпретировать в полной мере. Какие-то вещи он понимал и помнил, например четкие силуэты своих трёх братьев. Очевидно, в этом сне он был самим собой. Какие-то вещи не были столь очевидными, но по пробуждению вполне можно было сделать определённые выводы: огромный мохнатый тёмный монстр с красными глазами и длинными клыками шёл впереди Хасталика и братьев, погружая обычный и без того тусклый мир в мрачную бездну, полную кошмаров. Очевидно, так его подсознание воспринимало Мороха. А маленькой бабочкой, чьи крылья освещали тьму и грели львёнка и сиблингов, была никто иная как Нисса, и каждый из львят по-своему её приветствовал: кто-то лишь мягко улыбался и кивал, ну а кто-то пытался схватить бедняжку зубами, безумно улыбаясь во всю пасть...

Далеко не сразу Хасталик осознал, что он и братья передвигались верхом на огромных бесполосных, но разноцветных зебрах, из копыт которых искрами вырывались языки пламени. И вся эта грозная братия уверенно шагала в  сторону огромной дымящейся горы, а сопровождалось их прибытие громом и молнией. Вот этого Хасталик уже понять не смог.

Львёнок проснулся раньше, чем сон окончился, и знаете как такое частенько бывает, что хочется вновь лечь спать и досмотреть, чем же закончился сон? Вот Хасталик этого не испытал. Его почему-то тошнило, а живот продолжал жалобно скулить, то ли прося ещё больше еды, то ли наоборот намекая своему хозяину, что не стоит даже заглядываться на мясо. Голова тоже сильно болела, а в носу стоял противный затхлый запах, происхождение которого львёнок точно объяснить не мог. А потому, даже если бы он захотел еще раз уснуть, то вряд ли бы что-то вышло.

Как оказалось, проспал он не так долго, и когда голова львёнка развернулась, чтобы проверить состояние остальных - львы крепко безмятежно спали, не думая ни о чём. Особенно его братья и новая... подружка? Соседка? А может даже сестра. Вяло улыбнувшись, глядя на столь милую картину (из которой Хасталик всеми силами пытался вырезать тело Мороха), Хасталик вновь уложил голову на лапы, теперь переведя взгляд на своего недавнего друга в виде безымянного грызуна. Тот тоже мирно спал и сопел, подняв лапки кверху, чем тоже вызвал легкую волну умиления во львёнке. Сложно было объяснить причину этого чувства, но Чума прекрасно понимал, что даже внешне в крысёныше ему нравилось абсолютно всё. Это странное сочетание жирного тельца и маленькой головы со смешными розовыми ушами. Этот длинный хвост-червяк, торчащий из гладкой короткой коричневой шерсти. Зверёк был очень странным, а от того особо притягательным. Что тут говорить: понятия о прекрасном у Хасталика зачастую были совсем не такими, как у других львов. Впрочем, судить он мог только по братьям, по крайней мере раньше.

Когда ухо Хасталика уловило движение где-то позади себя, инстинкты подсказали львёнку, что стоит притвориться спящим. Он замер, а дыхание стало настолько тихим и замедленным, что едва можно было заметить, как бурые бока приподнимались раз в десяток секунд. Впрочем, тревога была ложная, и это оказалась одна из самок, которая, судя по всему, как раз и принялась будить остальных. Хасталик тихонько разочарованно выдохнул, понимая, что совсем скоро ему опять придётся пуститься в путь. Но для чего? Ведь здесь вроде и так хорошо было...

Перемена местности, особенно той, к которой Хаст уже успел привыкнуть, давалась ему почему-то с большим трудом. Как это было с родной пещерой, так и тут, у скал, где львёнок уже вполне себе прижился. А что? Здесь была вода, еда, не было солнца, к тому же именно тут, похоже, жил его новый друг. А значит, если Хасталик уйдёт отсюда, то придётся оставить и крысёныша. Несправедливо...

Вскоре послышался и вопль Трезо, хотя Хасталик не шелохнулся. Морда его была нахмурена, а тусклые зелёные глаза уставились куда-то вдаль. Однако то, что он услышал следом от громкого гиперактивного брата не могло не вызвать бурю эмоций в обычно хладнокровном Хасталике:
— Ты представляешь, этот великан на самом деле наш отец! Ты знал это? Скажи, скажи!
От удивления с этой новости, которую Хаст благополучно прослушал ранее, потому что был занят абсолютно другими делами, глаза чуть не выкатились из орбит, а взгляд в панике начал двигаться из стороны в сторону, будто в поисках способа сбежать от этого ужасного события, но как уж тут сбежишь? И потому львёнок тихонечко захныкал, увлажняя слезами песок под собой.

— Этого великана зовут Морох, - вдруг встрял громогласный лев,  — Можете называть меня по имени, если вам не по душе такое родство. Но хотите вы этого или нет, нам придется идти дальше — прямо сейчас, - от моральной боли и осознания всей своей ненависти к этому самцу в полной мере, Хасталик зажмурился так крепко, что слёзы потекли ручьями из обоих глаз. Пробудившийся к тому моменту крыс явно обеспокоился состоянием своего нового друга и, привстав на задние лапки, принялся ухаживать за мордочкой львёнка, что ещё больше расположило Хаста к нему.
- Ты меня не бросишь? - дрожащим голосом прошептал грызуну Хаст, а тот лишь смотрел на него своими преданными крысо-глазами, продолжая счищать слёзы с щёк и носа львёнка. Но понять, что это значит, Чума так и не смог.

- Вы двое, возьмете тех львят, что не могут идти самостоятельно, - послышался приказ папаши, и уши Хасталика от злости и унижения прижались к голове. Он прекрасно знал, что речь идёт о нём. А больнее всего было то, что самец был прав. Хасталик совершенно не чувствовал себя отдохнувшим, а от того сил в нём не было. Впрочем, их никогда в нём не было. Он всегда был самым слабым звеном среди братьев, и когда-то он вроде бы смирился с этим, но сейчас это смирение куда-то испарилось. И виноват в этом был скорее всего Морох, который не просто оказался новым опекуном, а оказался родным отцом, бросившим его, братьев и маму, чтобы потом вернуться и заставить Хасталика разрываться от двух противоположных чувств: лютой ненависти и желания наконец узнать своего папу и оказаться его достойным сыном.

- Я не сплю, - обиженно буркнул Хасталик подошедшей к нему львице, после чего позволил ей поднять себя и уносить. Напуганный крысёныш при виде львицы отбежал и спрятался в песок, и морально Хасталик приготовился к очередной боли в сердце, но каково же было облегчение, когда, оказавшись на достаточно расстоянии от львицы, крыс покинул убежище и увязался следом. Хоть что-то облегчит ему эту поездку унижения.

→ Каменная крепость

На севере вспыхивает ослепительное багряное зарево, отчего в пустыне на несколько мгновений становится светло как днем. Спустя считанные мгновения земля содрогается, как перепуганная зебра, вода во всех водоёмах начинает ходить ходуном, а с возвышений скатываются камни — как мелкие, так и покрупнее. Поначалу все это происходит в жуткой тишине, но затем с запада доносится дикий, оглушительный грохот, настолько громкий, что он заглушает все и вся. Постепенно интенсивность этого звука начинает затихать, но его отдельные раскаты, глухие и зловещие, время от времени по-прежнему долетают до ушей местных обитателей. Стихает и дрожь земли. Обвалы прекращаются, а, со временем, проходит и волнение на воде. Небо в северной его части заволакивает странными, зловещими тучами, сквозь которое по-прежнему пробивается странное и жуткое зарево — а снизу их озаряют красные огненные всполохи. Кажется, подножье Килиманджаро, а также все его окрестности, охвачены страшным пожаром.

Трезо даже глазом моргнуть не успел, как любимый старший братец вдруг решительно уперся лапами ему в брюхо и одним точным, прицельным броском опрокинул не в меру доставучего львенка в песок. Небо и земля вновь поменялись местами, и Голод протестующе замолотил лапами по воздуху, спеша подняться — а затем от души встряхнулся, избавляя свою шерсть от густо налипших на нее песчинок. Ответная реакция Сурмута (а точнее сказать, практически полное ее отсутствие) слегка задела подростка: ну, еще бы, он принес ему такую потрясающую весть, а тот даже ухом не повел, хотя сам признается, что ничего об этом не знал! Усевшись, Трезо злопамятно показал брату язык... и тут же спрятал его обратно, во все глаза уставясь на приблизившегося к ним Мороха. Тот, наконец, представился, а заодно четко дал понять, что у реки семейство задерживаться не будет, а пойдет дальше, к каким-то камням. То бишь, очень-очень далеко, за песчаные дюны, а возможно, что и за горизонт — так себе новость, учитывая, что его сыновья уже в гробу видели весь этот затянувшийся поход через пустыню. Но спорить с таким здоровяком было себе дороже, так что Трезо лишь с кислой мордой покосился ему вслед, в кои-то веки не став строить из себя капризульку. Хотя бы из банального опасения оказаться размазанным тонким слоем по песку, или еще хуже — вновь очутиться в пасти у этого вонючего, вечно всем недовольного Джеро.

— "Нам пора выдвигаться в путь", — все-таки не удержавшись, гнусаво передразнил отца Голод, само собой, дождавшись, пока тот отойдет в сторонку. — "Нейт, топай спереди! Джеро, топай сзади! Все остальные — топайте посередине!" — поднявшись со своего места, Трезо продолжил вполголоса копировать низкий, рычащий тембр Мороха, попутно с насупленной миной размахивая передней лапой по сторонам, точно командир, отдающий приказы своим солдатам. — "Ты сопля, ты не топай, ты лети!" — уже откровенно дразнясь, важно обратился Трезо к Хасталику, а затем, когда его братца схватила за шкирку одна из новеньких львиц, чеканным шагом направился следом, на ходу размахивая взъерошенной кисточкой хвоста, точно крестным знаменем над головой. — Раз, два, раз, два, левой, право... воу, — он вдруг резко умолк, во все глаза уставясь на побагровевшие небеса далеко к югу от их крохотной процессии. Трезо никогда раньше не видел такой... такой... красоты? Да, что бы это ни было, оно полностью завладело вниманием разыгравшегося подростка, вмиг заставив его позабыть о былых хулиганских выходках — и слава Айхею, а не то бы его спутникам до самого конца пути пришлось бы выслушивать его дурацкие команды.

>>> Защитное кольцо