Вот ей заняться ведь нечем больше, кроме как спасать никчемушных львов! Танари держала палку в зубах, вытянувшись, как струна, и тянула со всех сил, одновременно ругая себя последними словами. Зачем вообще ей сдался этот тип? Тонул бы себе спокойно, можно и каракалиху заодно туда пихнуть — раз такие дружные, пусть вместе и кукуют. Но нет же, надо обязательно вписаться, помогать. И чем он отплатит за спасение своей жизни? Будет опять настаивать на своей дурацкой идее пойти искать своего братца.
Кошка еще эта мелкая... Черногривый не так сильно раздражал самку, как мелкая каракалиха, путавшаяся под лапами, пытавшаяся переводить то, что лепечет на своем странном языке этот чужак, а заодно и приглядывавшаяся к чужой добыче. К ее, Танари, добыче.

Тащить пришлось долго. Увяз лев моментом, а вот обратно никак не получалось... Вязкий песок никак не хотел отпускать его; к счастью, он не паниковал, а потому потихоньку-полегоньку дело пошло на лад — сперва удалось освободить одну лапу, переставив ее на набросанные каракалихой ветки, затем пришла очередь второй. Задние лапы увязли глубже, и Танари чувствовала, что ее голова вот-вот оторвется, или вылетит челюсть, так отчаянно она сжимала эту чертову палку, за которую, как за последнюю надежду (а это и была последняя надежда!) цеплялся Зигфрид.
Наконец с прощальным чавканьем ловушка отпустила его. Самец, не ожидавший этого, кубарем полетел под лапы матерой; та, бросив палку, брезгливо смотрела на него сверху вниз, одновременно раздосадованная и довольная его спасением.
Ладно, неплохо ведь получилось. Есть у нее еще порох в пороховницах, может жизни спасать и наносить всем добро.

Сейчас, пока лев обессиленно валялся на песке, он казался совсем слабым и жалким. Борьба с зыбучим песком отняла у него последние силы; он ловил пастью воздух, и Танари отчетливо слышала, как он хрипит, пытаясь отдышаться. В ней даже шевельнулось нечто вроде сочувствия. Хотя, погодите-ка. Нет, это просто кишечник.
Тем не менее, брезгливо отряхнув каждую из четырех лап, будто ковырялась не в песке, а в воде, белошкурая отступила в сторону — так она чувствовала себя куда комфортнее, — и негромко рыкнула в сторону каракалихи, так и вившейся неподалеку, бросавшей жадные взгляды на тушу окапи.
К ее счастью (а то, пожалуй, матерая могла бы не выдержать и попытаться придушить надоедливую кошку), Джина, наконец, объявила о своем намерении поохотиться. Это понравилось Танари куда больше: усевшись в паре метров от валявшегося на травке и продолжавшего сипеть льва, она устремила нетерпеливый взгляд на мелкую хищницу, да так и глазела, пока та окончательно не скрылась из виду.

Вот и славненько. Никто не действует на нервы. Почти никто. Сородичей Танари тоже не особо любила, но все же между львом и каракалом однозначно предпочла бы льва. Вышеназванный, правда, пока что продолжал благородное дело выкашливания собственных легких в траву. Выглядел он хреново, хотя, кажется, постепенно приходил в себя, даже пытался приподниматься на подкашивающихся лапах.
О, Айхею.
— О, Айхею, — недовольно буркнула самка в сторону, а затем повернулась и к самцу, злобно рыча на него, — ладно уж. Иди пожри. Иначе прямо здесь скопытишься.

Пещера советов-—————-→

Выбрались они быстро и без проблем. Джикони не сползал с ее спины, держался, крепко впиваясь маленькими коготочками ей в загривок, остальные дети тоже были в порядке. Мокрые и испуганные, но живые. Одри сняла Моджо с Алистера, аккуратно спустила со своей спины светлошкурого малыша и поставила рядом, строго наказав стоять вот прямо здесь. Она повернулась к Алистеру, чтобы быстро обсудить дальнейший план действий, когда случилось страшное. Нелепая случайность, которая запустила цепочку ужасных событий.

Как в замедленной съемке львица увидела, как огромная бурлящая пеной волна накатывала на стоящего спиной к океану самца с детенышем в зубах. Одри открыла пасть, чтобы крикнуть, чтобы предупредить, но не успела. Как только соленая вода коснулась его рыжей спины, время вновь побежало с привычной скоростью. Алистера накрыло волной, а, когда она отступила, в его зубах уже никого не было.

— АСТЕР! — взревела львица и коршуном кинулась в темную воду.

Она увидела ушедшее под воду темное тельце, и резко нырнула головой в бурлящий океан. В бурлящей воде коричневая шкура львенка терялась, его было невозможно увидеть, поэтому Одри замотала головой, буквально нащупывая сына. К счастью, Астера не унесло далеко, поэтому его загривок практически запрыгнул в пасть матери. Львица отпрыгнула от воды на безопасное расстояние и принялась судорожно вылизывать чуть не утонувшего малыша. Его сердце билось, он дышал, пускай и откашливая жидкость, но дышал! Шершавый язык проходился по вцепившемуся в ее лапу сыну снова и снова, надеясь успокоить и согреть. Собственное сердце колотилось, как стадо зебр, бегущее от хищника.

— Все, милый, мама рядом, — пробормотала она и обняла его второй лапой. — Сейчас мы уйдем от этих волн. Уйдем все вместе и найдем… Где Джикони и Моджо?

Она обвела взглядом площадку перед пещерой, но увидела лишь Кахани, стоящую рядом с молодой львицей, имени которой она так и не узнала. А других двоих детей не было. Испарились. Вот были — а вот уже и нет. Сердце норовило выпрыгнуть из груди, коготки испуганного Астера впивались в ее лапу, дождь хлестал по бокам, а Одри не имела ни малейшего понятия, куда подевались ее сыновья. Закинув Астера на спину, львица рванулась к испугавшейся Кахани и посадила ее рядом с братом. Меньше всего она сейчас хотела потерять из виду и их.

— Моджо! Джикони! — крикнула она, стараясь не срываться на истерику. — Идите к мамочке! Моджо! Джикони!

Она кричала и кричала их имена, заглядывала за каждый камень, всматривалась в каждую трещину, бегала вдоль кромки воды и вглядывалась в темную пучину. Никого. Как будто бы они исчезли. “О, Айхею, помоги, я не могу их потерять!”, — взмолилась она. Но шум шторма, казалось, заглушал всякие мысли, не доносил их до богов. Она была один на один со своим ужасом, поглотившим несчастную мать.

— Я должна их найти! — перекрикивая шум, обратилась она к тем, кто еще был на берегу. — Они, наверное, убежали в степи. Спасибо вам за помощь. Особенно тебе!

Последняя фраза была адресована Атаче. Одри была искренне благодарна всем, кто ей помог, но особенно этой молодой львице, которая, несмотря на возраст, схватила Кахани, вытащила из затопленной пещеры, а потом уследила за ней, пока мать вылавливала Астера из воды. Большего она и не могла просить. Львица найдет детей, найдет сама, чего бы ей это не стоило. Они просто испугались волны и убежали в степи, подальше от океана. Да, так все и было. В этом самка убеждала себя, в этом же убеждала и оставшихся двоих детей, чтобы они не боялись за братиков. Она боялась, что, если не будет в это верить, просто сойдет с ума. Мысль о том, что Одри больше никогда не увидит своих мальчиков еще не пришла к ней. Потому что так не бывает, нет, в ее новой жизни так не бывает. В новой жизни все прекрасно, все вместе и все счастливы. И живы…

Наказав Астеру и Кахани держаться крепко, львица быстро (насколько ей позволяли дети на спине) зашагала в сторону степей, не забывая выкрикивать имена сыновей и вглядываться в темноту. Она найдет их. Все будет хорошо. Найдет...

——————————→ Облачные степи