Глава 30. Подобно своей матери

Через два с половиной месяца после того, как Эланна сказала Таке о своей беременности, у нее начались схватки.

— Така!

Така влетел в пещеру.

— Что случилось?

— Мне больно. Что-то не так! Совсем не так!

Така заметил кровь. Он запаниковал.

— Но ведь еще две недели! — беспомощно озираясь по сторонам, он закричал: — Акушерки! Скорей!

Сарафина и Иша прибежали быстро. Только они посмотрели на нее, их лица помрачнели.

— Нам нужны травы. Ваше Величество, в таких случаях нам всегда помогал Рафики. Без него мы не многое сможем.
Рафики был под домашним арестом и не смог бы найти все, что ему надо, за короткое время. Но это не помешало Таке послать за ним.

Мандрилу понадобилось немало времени, чтобы добраться до пещеры. Когда Рафики показался, Така склонился перед ним, закрыв глаза.

— Неважно, как ты ко мне относишься, ты должен спасти ребенка. В какого бы бога ты ни верил, во имя его, спаси ребенка! Я сделаю все что угодно, все! Ты можешь уйти на свободу. Я позабочусь, чтобы тебе не приходилось трудиться в поте лица. О Господи, у тебя сердце из камня?!

— Как давно она почувствовала боль? — спросил Рафики.

— Около часа назад.

— Час? — он закрыл лицо руками. — О Всевышний, так мало времени, и так много мне надо сделать.

— Что тебе нужно? Я кого-нибудь пошлю тебе в помощь. Бери Сарафину и поезжай на ее спине, если нужно. Только живее!

Но, прежде чем он успел выйти из пещеры, подошла Иша, неся маленького мертвого львенка.

— Положи его! — сказал Така.

Он смотрел на крошечное тельце.

— Рафики, сделай что-нибудь! Хоть что-нибудь! Мой сын, мой сын!!!

Рафики поднял малыша и обнял его. На глаза мандрила навернулись слезы.

— Такой маленький. Такой красивый. Какая потеря, — Рафики с жалостью посмотрел на Таку, — Его душа уже с богами. Его не вернуть.

Иша коснулась языком Таки.

— Баейтэй.

Она забрала маленького мертвого львенка с собой.

Рафики подошел к Таке и посмотрел на его тихие всхлипывания.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Толку мне от тебя, — ответил тот. — Возвращайся на свое дерево.

— Я не равнодушен. Между нами нет большой любви, но я чувствую твою боль. Позволь мне…

— Убирайся!

Сарафина с неподдельной жалостью сказала Таке:

— У тебя не будет наследников. Мне очень жаль.

— Я понял. А теперь оставьте меня. Вы все!

Какое-то время он горевал — выходил под звездами на выступ скалы. Звал своего отца Ахади.

— Если бы я мог поверить! —плакал он. — Если есть Бог, пожалуйста, пусть он мне поможет!

Фабана неслышно подходила к нему и садилась рядом, положив на него голову. Она ничего не говорила — слова были излишни.

Он зарычал. Львицы подхватили рык. Было понятно, что он означал. По-прежнему чувствуя слабость в коленках, Така спустился со Скалы Прайда и поплелся к месту, где жила Кейко, и нашел ее вместе с сыном.

— Похоже, Боги решили, — сказал Така, — что по моей линии не будет принца.

Его подбородок начал дрожать.

Кейко тихо подошла к нему и поцеловала в щеку.

— Мне очень жаль. Бедняжка… То есть, Ваше Величество.

— Кейко, ты для меня дар богов. Твоя доброта — немногое из того, что может превозмочь проклятие, которое снедает меня, — он вздохнул и с огромным усилием промолвил: — Мабату — мой принц и твой будущий король.

— Это честь для нас, Баейтэй.

Он посмотрел на Мабату.

— Ну, здравствуй, приятель.

— Здравствуйте, Ваше Величество.

— Теперь ты принц. Называй меня по имени, или, если хочешь, можешь называть меня… пожалуйста, зови меня… папа.
Мабату подошел к нему и сел рядом, зарыв голову в гриву Таки.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, — он поцеловал Бабу. — Ты моя последняя надежда, сынок. Сегодня ложись спать пораньше, потому что завтра я подниму тебя на рассвете. Мне надо кое-что тебе показать.

— Что?

— Увидишь.

Глава 32. Одна последняя просьба

Ночь перед посвящением. Это время многие молодые львы старались провести со своими матерями, чтобы последний раз в жизни сказать друг другу добрые слова. Но Мабату был еще не готов, и каждая минута была на счету. Поэтому Иша не пошла на охоту, а осталась с Мабату, рассказывая об охоте, бое и других навыках.

В основном он предполагал выживать за счёт падали, и надеялся на то, что сможет отгонять гиен, если ему вообще удастся выжить. Поэтому Мабату должен был знать их слабые места, и сколько их он может благополучно разогнать. Надежда, что он станет великим охотником, была невелика. Иша, как никто другой, понимала это — ее охотничьи навыки уступали только навыкам Узури. Она всегда любила Мабату и отчаянно старалась сделать все, что в ее силах.

— Ты должен обратить внимание на захваты, — объясняла она. — Укусом за лапу в это место можно обездвижить жертву, — Иша осторожно взяла в рот его лапу повыше локтя. — Ты можешь вцепиться сюда, в бок. Но захват горла один из самых важных… — она положила лапу ему на спину. — Ты набрасываешься вот так и наваливаешься своим весом. — Она навалилась на него. — Важно использовать свой вес. Затем вцепляешься в горло и душишь его, — она открыла рот и осторожно поласкала сильное горло Мабату.

Через мгновение она отпустила и посмотрела на львенка.

— У тебя сердце бьется, как молот. С тобой все в порядке?

Он не сводил с нее глаз. Его ноздри подрагивали от теплых потоков воздуха его вдохов и выдохов.

— Иша…

— Я не хотела тебя оскорбить. Извини.

— Не извиняйся. Это я оскорбил тебя.

— Глупости, — сказала она, уткнувшись в него носом.

Мабату страстно потерся об нее мордой, ущипнув за ухо, и посмотрел на удивленное выражение ее лица.

— Не злись на меня. Ты не знаешь, как долго я ждал этого. Очень долго.

— Нам надо вернуться к охоте, — запинаясь, сказала она, глядя на его дрожащий подбородок. — У нас мало времени.

— У нас мало времени, — повторил он. — Я должен охотиться сейчас. Потом у меня может не быть возможности, которой я ждал так долго. Теперь я должен оставить укрытие и броситься к тебе.

— Даже, несмотря на то, что я гожусь тебе в матери? Я польщена. Честно. Но, когда ты станешь взрослее, ты найдешь кого-нибудь своего возраста. Тогда тебе будет смешно вспоминать об этом.

— Ты знаешь, что я никогда не стану взрослее. Меня приносят в жертву ради общего блага, и ты понимаешь это.
Она была потрясена.

— Я не хочу, чтобы ты так говорил.

— Но ты не отрицаешь этого.

— Разве я могу?

— Я люблю тебя, Иша. Я всегда тебя любил. Помнишь, я сказал, что когда вырасту, женюсь на тебе. Тогда ты рассмеялась, но если ты рассмеешься сейчас, я умру. Пока жизнь удерживает мои душу и тело вместе, я буду любить тебя. Даже после смерти я буду любить тебя.

— После смерти? — она прижалась к нему. — Не думай о смерти. Ты жив.

— Разве я жив? Я никогда не жил. Если бы я только мог быть близок к тебе, пусть даже только этой ночью, тогда бы я жил, Иша.

Она посмотрела ему в глаза, затем нежно ударила лапой. Он ответил тем же. Иша двигалась вокруг него, ища, откуда напасть.

— Если ты охотишься на большую дичь, готовься приложить усилия.

Она накинулась, обхватив его лапами вокруг шеи, и начала бороться с ним, приложив всю сноровку. Смеясь и тяжело дыша, она почти уложила его на лопатки. Он замолотил по ней лапами, но настолько нежно, что не разбудил бы даже львенка. Иша свалила его с ног.

Мабату поднялся и набросился снова. Он попытался своим весом свалить ее, но она была тяжелее и с легкостью вывернулась. Иша обхватила лапами его плечо и стала наваливаться на него. Его ноги начали подгибаться от напряжения. Но когда уже казалось, что львица свалит его, она остановилась. Он просунул голову под Ише под лапу, повалил ее в траву и, оказавшись сверху, посмотрел на нее.

— Попалась!

Она смотрела глубоко в его глаза. Ее челюсть дрожала.

— Вот теперь ты поймал меня, — она замурлыкала, — делай, что пожелаешь.

— О боги! — он страстно терся об нее мордой, щипая ее уши и лаская лапой ее щеку. — Иша, любимая!

Иша: Настала ночь. Мы в ласковой тени
Забудем обо всем; а сладостный момент,
Что мимолетен, мягок, нежен, пусть
Продлится до зари, и встретим мы рассвет.

Мабату: Умчалось прошлое, не знаю, что нас ждет;
Осталось только то, что я делю с тобой.
Ты к сердцу прикоснись, его тебе дарю,
Пока луны свет не будет поглощен зарей.

Вместе: Подарим теплые объятия друг другу
И, посмотрев в глаза, признаемся в любви.
Моментом насладимся, что продлится до рассвета,
Любви раскроем тайну, что в глазах горит.

В серебряном свете луны она прошептала:

— Пойдем, мой любимый, туда, где нас скроет ночь.

Он поцеловал ее и поднялся. Иша последовала за ним, прислонив голову к его совсем редкой гриве, и так, бок о бок с ним, скрылась в тени.

Глава 34. Расплата

Шембек из укрытия наблюдала за посвящением Мабату. Оно жалом вошло в ее сердце.

— Из-за меня он умрет. Я не могу на это смотреть — он такой неопытный, такой молодой.

Гиена пошла назад к Скале Прайда укрыться от солнца и поговорить с Мокпил. По дороге она пыталась придумать хоть что-то, что отличало бы ее от убийцы. Достаточно ли для оправдания того, что ей было приказано солгать, даже если сама Ро’мок отдала такой приказ?

Мокпил ждала ее. Как это прекрасно — видеть будущее до того, как оно наступит! С глубокой печалью и завистью Шембек спросила у Мокпил, что будущее несет с собой.

— Я вижу тебя стоящей у пересохшего русла реки, — сказала Мокпил и поцеловала Шембек. — Ты испытаешь радость.
Шембек знала мало радости, особенно в последние дни. Но каким-то образом она поняла, что Мокпил говорит правду. Это было слабым отголоском ее былой великой силы.

Шембек поспешила из пещеры. Обычно гиены не разговаривали со львицами. Вот почему Узури была удивлена, когда Шембек обратилась к ней. Она сказала Узури, что ни она сама, ни боги не хотели заставить Таку остаться на Скале Прайда. Это было желание Шензи, как и многое другое в последнее время. То же и с Мабату. Его надо найти и вернуть домой, прежде чем смерть заберет его.

Узури была возмущена и не отнеслась к ней с доверием.

— За такие речи тебя могут убить, если, конечно, это не очередная хитрость.

— Ну да, «хитрость», — провидица горько засмеялась. — Твоя кровь превратилась бы в пыль, узнай ты хотя бы половину «хитростей», которые провернули над тобой. Моя сила исчезла. Из-за того, что я лгала, истина покинула меня, и единственное будущее, которое я могу видеть, — мое собственное.

Шембек молча побежала прочь.

Она подошла к краю ущелья, где Така когда-то убил Муфасу.

— Я признала свою вину. Позволь мне еще один раз увидеть истину своими глазами, — она плотно закрыла глаза и сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. По ее лицу пробежала улыбка. — Да, Всевышний. Спасибо. Мэйму кофаса, Мути! Ро’каш нэй набу!

Она присела и прыгнула с обрыва. Несколько секунд она падала свободно, затем столкнулась со стеной ущелья и покатилась по валунам в крови и с переломанными костями, пока ее тело, наконец, не остановилось.

Глава 36. Боль и страдания

Когда львята Иши подросли, и им было дозволено гулять без маминого присмотра, они обнаружили, что есть и другие львята, и у них тоже есть мамы. Но в то время как другие львята могли завязывать дружбу с кем угодно, перед детьми Иши вставали странные проблемы, как только дело доходило до согласия родителей.

Обычно львят вежливо избегали. Гобисо вышел и сказал:

— Мама сказала, что мне нельзя играть с вами.

Поэтому дети Иши росли в убеждении, что все львята большую часть времени проводят со своей мамой. Эта выдумка помогала перенести боль неприятия.

Но Узури всегда приходила повидаться с ними, дружелюбно беседуя с Ишей и с любовью заботясь о маленькой Лисани. Мисс Лисс, как её называли, получила прозвище Мисс Присс за утонченность и ум. Хабусу тоже был вежлив и мягок, и они с Мисс Присс прекрасно ладили. Они были не только кузенами, но и молочными братом и сестрой. Узури всегда старалась, чтобы Хабусу чувствовал, что ему рады и его любят. В то время как его сестренки предпочитали играть друг с дружкой, Хабусу ласкался к Узури, как ко второй маме, и всюду бегал за Лисани как щенок.

Но в конечном итоге Хабусу захотел играть с другими мальчикамм. Его внимание привлекли сыновья Узури — близнецы Того и Комби. Теперь пришла очередь Иши беспокоиться, поскольку Того и Комби имели репутацию озорников. Это знали все, кроме, конечно же, их матери.

Но, несмотря на все встреченные им трудности, Хабусу был бесконечно любим своей матерью, Узури и еще несколькими друзьями. Даже король и королева любили его.

Впервые он повстречался со смертью, когда ему было два с половиной месяца. У его сестры Миншасы, всегда слабенькой, начали проявляться симптомы дол сани; она могла бы выжить, если бы не постоянное недоедание. Иша беспомощно наблюдала за ухудшением ее здоровья. Наконец, после недели мучений, Миншаса тихо умерла во сне.
После первой смерти к львицам вернулось сострадание к Ише, хотя упрямая Тамека и сказала:

— Да, это ужасно. Но она сама напросилась.

Спустя луну, когда пневмония забрала и Джону, упрекали уже Тамеку. Возвращение симпатий и сострадания было спонтанным и искренним — все видели, как страдает Иша. Горе сделало божественными ее и без того прекрасные черты лица. Она дорожила единственным оставшимся у нее сыном как сокровищем, и в этой заботе все видели что-то чудесное, что раньше ускользало от их внимания.

Но и он начал слабеть. Така запаниковал. Он чувствовал злое проклятье, которое хочет лишить его того немного, что у него оставалось. Некоторые львицы помогали Ише носить тайком травы от Рафики, чтобы укрепить его здоровье и помочь справиться с болезнью. Даже Така позволил Ише есть из королевской доли, чтобы у нее было больше молока.
Но, несмотря на все это, у Хабусу по-прежнему было мало друзей, с которыми он мог поиграть. Хотя он был вежлив и воспитан, то, что Така или Эланна проводили с ним время, было черной меткой. Иша не знала, что с этим поделать и как это объяснить, потому что любила Таку не больше Узури или Сарафины.

Дети Узури, которые были старше Хабусу, играли с ним, потому что дружба их матери с Ишей не позволила бы возникнуть и тени предрассудка. После смерти сестер дружба Хабусу с ними и Мисс Присс стала еще более важной для него.

Сыновья Узури, Того и Комби, были старше Хабусу и грубо обращались с ним еще с тех пор, когда он был маленьким, но он терпел это. Он перенимал их дурные привычки, которые одна за другой искоренялись Ишей при помощи настойчивого, но мягкого воспитания. Единственное, что поставило под серьезную угрозу их дружбу, был тот ужасный случай, когда Того и Комби сказали Хабусу, что он незаконнорожденный. Хабусу не знал, что это такое. Тогда они сказали ему, что его отец был всего лишь подростком, который сбежал от его матери.

— Спроси кого угодно.

Хабусу заплакал. Иша увела его в сторонку и, тщательно подбирая слова, объяснила ему, что случилось. Что она любила его папу, вышла за него замуж, и что он обещал однажды вернуться за ними. Что он будет любить своего сына, и заботиться о нем. Она не знала, жив ли Мабату, но не сказала об этом Хабусу.

Той ночью она вглядывалась в небо, ища его звезду, и все гадала, нашла ли.

Она не могла добраться до Рафики и попросить его помощи, и в отчаянии пошла к Мокпил.

— Пожалуйста, будь честна со мной. Пожалуйста. Я знаю, что в прошлом мы были врагами, но не зря же боги дали тебе твой дар. Пожалуйста, используй его во благо. Не лги мне.

— Ложь стоила мне лучшего друга, — сказала Мокпил. — Она была моим единственным другом. Я не буду лгать, как она.

— Я буду тебе другом, — сказала Иша.

Скептически, но с готовностью Мокпил посмотрела Ише в глаза.

— Да, в тебе есть истина. Доброта, которую я не ожидала увидеть. Дружба с тобой — честь для меня.

Мокпил не пользовалась водой для предсказаний. Она просто закрыла глаза и испустила слабый высокий вой.

— Я вижу. Да, твой муж жив. Но как он живет, я не знаю.

К Ише вернулась надежда, и от радости она погладила Мокпил лапой.

— Возможно, он вернется ко мне. Возможно, он потребует то, что по праву принадлежит ему.

Глава 38. Совещание клана

За два года правления Землями Прайда Така нажил много врагов. Но больше всего он боялся самого старого из них. Однажды ночью, в очередной раз пойманный в удушающие объятия постоянно повторяющегося кошмара, Така начал дергаться и стонать. Даже во сне мучения ясно отражались на его лице, он скалился. Эланна зашевелилась и повернулась к нему. Его стенания привлекли ее внимание, и она принялась будить его.

— Така?

Он проснулся в леденящем ужасе, едва не укусив ее.

— Это я. Эланна. Все хорошо. Успокойся, дорогой.

— Гиены, — запинаясь, сказал он. — Всегда одно и то же. О, если бы только боги позволили мне бродить по земле день и ночь, не нуждаясь во сне. Я пытаюсь убедить себя, что это только сон, но не могу проснуться, и меня разрывают на куски, разрывают на куски живьем.

Он пронзительно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда ей всегда становилось не по себе.

— Как это — спать? Просто лечь и спать без страха?

Она зевнула.

— Это чудесно. Сама хочу попробовать, — она снисходительно поцеловала его. — Завтра тебе надо сходить к Рафики и спросить, что значит этот сон.

— Рафики ненавидит меня, — сказал Така. — Он солжет, только чтобы меня убили. Как он хотел бы видеть меня растерзанным гиенами! Он бы поэтически назвал это правосудием. Из-за него все началось. Я не такой дурак, чтобы еще раз довериться этой обезьяне.

— Тогда почему ты не убьешь его?

— Боги защищают его. Его сила слишком велика. Еще эта Мокпил, она слишком близка к Шензи. Ей я тоже не доверяю.

— Если все против тебя, то почему ты все еще здесь? Я пойду за тобой куда угодно — ты прекрасно знаешь это. Мы все можем начать заново. Только мы вдвоем.

— Мы нигде не будем в безопасности. Истинная провидица сказала это, и я ей верю, — он прижался к ней. — Эланна, ты должна жить вечно. Ты все, что у меня осталось. Поклянись, что никогда не оставишь меня.

Она уткнулась в него, гладя лапой его напряженное тело.

— Ты все, что у меня есть. Я все бросила ради тебя. Я не могу родить тебе ребенка. Ты больше не позволяешь мне охотиться, да и не похоже, чтобы остальные выносили меня. Така, оставь свои сомнения у входа в эту пещеру. Разве ты не знаешь, что я никогда не оставлю тебя?

— Я знаю, — он поцеловал ее. — Мне приходится тебе верить. Если бы ты предала меня, я бы покончил с собой. Ты единственная причина, по которой я цепляюсь за это жалкое существование.

— Не говори так, Така. Ты знаешь, какие мучения мне это причиняет. Я хотела бы, чтобы каждый видел тебя таким, каким вижу я, — она лизнула его. — Прекрати эти глупые детские разговоры и ложись спать. Я обниму тебя лапой, и просплю так всю ночь. Если почувствую, что что-то не так, то сразу же разбужу тебя.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Така опустил голову, и она покровительственно обняла его, поглаживая его гриву. Скоро его спокойное, медленное дыхание возвестило о том, что он безмятежно спал.

Два глаза гиены сверкнули во тьме, и кто-то беззвучно выбрался из пещеры.

Скалк направлялся на экстренное совещание клана, посвященное Шраму. Шензи тепло поприветствовала его и призвала к тишине.

— Наши уши вернулись. Что они слышали?

— Не зря моя мать назвала меня Скалком, что означает «совершенный шпион». Меня никто не слышал и не видел, но я слышал все, — польщенный наступившей тишиной, он продолжил: — Похоже, нашего короля мучают кошмары, ужасные кошмары, в которых его разрывают на куски гиены. Не раз и не два, а ночь за ночью, и всегда одно и то же. Теперь я спрашиваю вас, сон опасен?

Они смотрели на него, не зная, что ответить.

— Сон очень опасен, — грозно сказал Скалк. — Особенно, если он думает, что это видение — знак!

— Ему надо быть актером, — прошептал Банзай. Шензи шикнула на него.

— Я говорю вам, Шраму нельзя верить. Он бросит нас, как только почувствует опасность.

— Что же нам тогда делать? — спросил Банзай.

— Мы можем напасть, когда преимущество будет у нас.

— Даже, если бы мы смогли напасть на него и победить, львицы могут встать на его сторону, только чтобы избавиться от нас.

— Логично, Банзай. Но неужели ты думаешь, что я безрассудный дурак? — его насупленные брови убедили Банзая не отвечать. — Он пустая скорлупа, сухая шелуха. Его жизнь висит на волоске.

— Твои речи принесут нам смерть, — выкрикнул кто-то.

— Скажи это мне в лицо, и это точно принесет тебе смерть!

Воцарилась гробовая тишина. Скалк представлял собой прекрасно сложенную машину для убийства.

— Я остановился на том, что я слышал своими ушами, как Шрам говорил Эланне, что если потеряет ее, то покончит с собой.

Замечание сопровождалось несколькими возгласами удивления.

— Когда с ним будет покончено, мы сможем действовать более продуктивно. Возможно, львицы договорятся с нами. Мы знаем львенка-подростка, который будет более расположен к сотрудничеству и захочет нашей помощи. Он станет следующим королем. Он будет обязан нам, но в отличие от Таки этот львенок рассудительный парень, который знает свой конец туши.

Бри возразил:

— Если мы тронем Эланну, он попытается отомстить нам, а только потом покончит с собой. Мы не можем на это полагаться.

— Согласен, но если это будет выглядеть как несчастный случай? Или как будто она ушла от него к другому льву. Это может сработать.

— Несчастный случай? — переспросила Шензи. — Он дышать ей свободно не дает, какой тут может быть несчастный случай.

— Я позабочусь об этом.

— Но разве это не измена? — спросил Бри.

Скалк: Загадкой был его рассудок, а теперь он потерял его —
Он тени собственной уже боится, лишь наступит ночь.
Мой друг, как ни прискорбно это говорить, но он сошел с ума;
Король не прав, как говорится, что воду попусту толочь.

Банзай: Тебя прекрасно понимаю — наш Король свихнулся, и давно;
Пусть временами он ведет себя, как подобает Королю,
Пять сотен фунтов весит он, опустошит он все вокруг себя
И разнесет все в пух и прах — тебе с уверенностью говорю!

Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.

Бри: Что такое?

Скалк: Все вверх дном, да и у Шрама с головой не в порядке.

Бри: Это измена!

Скалк: Понятное дело! И помни, что услышал об этом впервые здесь!

Банзай: Он обещал нам пир, взамен же достается страшный голод нам,
Терпения последняя же капля — помешался он!
Мурашки у меня по коже, даже если спит он — вот дела!
Настало наше время, король наш окружен со всех сторон!

Шензи: Мы слишком долго выжидали свой момент, сидя в тени…
Чего дождались? Что лишился своего рассудка наш Король.
Все, с нас достаточно. Король забыл про обязательства.
Настало время вам, мои надежные друзья, пойти за мной!

Хор: Он одержим, он помешался,
Он бестолков и слаб на ум,
Он принесет нам только горе,
Он туп как мышь и тугодум.

— Знаете, он понемногу сходит с ума, — сказал Скалк. — Он думает, что сон вещий, и, возможно, он прав.

— Вы не должны творить зла, — закричала Фабана. — Он добрый.

— Кто эта старая дура? — спросила Шензи. — Кто-нибудь заткните ее.

Она не сообразила, что это была ее мать.

— Нам помогут, — старалась перекричать гвалт Шензи. Внезапно снова стало тихо. — Несколько львиц не откажутся помочь.

Фабана сделала замечание, которое выглядело в глазах остальных вполне разумным, хотя она не была сильна в эти дни.

— Если Така должен умереть, позвольте мне убить его.

Шензи широко улыбнулась.

— Вот видите, мама хочет сдуть этот одуванчик не меньше всех нас. И этот союз был именно ее идеей.

— Это была не моя идея, — сказала Фабана. — Он много страдал в жизни. Пожалуйста, не вынуждайте его лишать себя жизни от отчаяния. Если Така должен умереть, сначала я сделаю так, чтобы он был счастлив. Я скажу ему все, что он хочет услышать, и когда его сердце будет радоваться, я дам ему что-нибудь от Рафики, чтобы он заснул. И когда он мирно уснет, я придушу его. Это будет быстро и милосердно. Он заслужил это.

Шензи посмотрела на свою мать с некоторым уважением.

— Это может сработать, — она задумалась на мгновенье. — Но Эланна найдет его. Она всегда с ним, когда он спит. Извини, но этот вариант отпадает.

— Ты не понимаешь. Он маленький измученный щенок, физ’лоу, которого богам следовало бы забрать, пока он был невинен и питался молоком.

— Ты советуешь богам?

— Нет, я советую своей дочери. Я усыновила Таку — он мне сын, и истинный последователь нашей веры. Ты дашь ему такие же права, как каждому из нас. Права по нашим законам. Мы не можем мучить его. Если он умрет, то пусть умрет благородно. Мы должны по очереди биться с ним.

— И только из-за пустого, натянутого предлога, что король — мой брат? — она вздрогнула. — Не согласна. Я не давала таких клятв. Этот твой львенок опасен. Он бросит тебя. Тебе лучше не пытаться предупредить его, если ты дорожишь своей жизнью.

— Ты права. Он тебе не брат, потому что тогда бы ты была мне дочерью, — она повернулась к Шензи спиной и задними лапами отбросила немного земли. — Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.

Гиены открыли рот от удивления.

Ужас Шензи быстро сменился яростью.

— Ты была моей матерью, и только поэтому ты оставалась здесь, старая надоедливая дура. Может быть, ты и Рафики усыновишь? Ты проведешь остаток своей жизни внутри его баобаба. — Шензи повернулась спиной к матери и отбросила землю в ее сторону. Перед лицом Ро’каш, я отрекаюсь от тебя.

Банзай и Эд были напуганы и пошли за своей сестрой, повернувшись спиной к матери, хотя ничего не сказали.

— Охрана, уведите эту гиену к баобабу, да смотрите, чтобы не убежала, — ее лицо не выражало уже никаких чувств. — Так, перед тем как меня так грубо прервали, я собрала вас здесь, чтобы поделиться исключительно важными новостями. Шраму осталось недолго. Да, мы в шаге от могущества и независимости, которым все будут завидовать. У нас есть план, о котором наши дети и дети наших детей будут слагать легенды. Если мы будем действовать вместе, мы не проиграем. Совещание закрыто.

Глава 40. План Шензи

Пару дней спустя все гиены-охранники знали о побеге Рафики. Но, беспокоясь о собственной шкуре, они ничего не сказали остальным. Не пускали никого, даже очень больных, в связи с чем усиливалось подозрение, что кто-то тайком убил мандрила и съел его. В условиях нехватки еды это выглядело правдоподобно. Сын Узури, Комби, потерялся, и в течении двух самых длинных часов в своей жизни она искала его по всем Землям Прайда, ожидая найти лишь останки своего погибшего львенка. Когда Узури нашла Комби, разрывающего термитник, она шлепнула его, затем поцеловала и заплакала.

— Ты не должен больше никуда убегать. Стало опасно.

Большинство львиц придерживалось того же мнения, и теперь стали спать чутко, обхватив своих детей лапой.

К Эланне тайно пробралась пара гиен.

— Что вы здесь делаете?

— Тс-с! — Бот’ла подошел к ней и прошептал на ухо: — Госпожа, это срочно. Но ничего не говори Королю.

— Что же такое должно случиться, о чем не следует говорить Королю?

— У меня есть жена, — сказал Бот’ла — Буду откровенным с тобой, мы любим наших жен и детей так же, как и вы. Мы тоже не бесчувственные.

— И что?

— А то… — его шепот стал еще ниже. — Ты одна любишь Шрама.

— Таку, — возмущенно сказала она.

— Тише, пожалуйста! — звук собственного голоса испугал его, и он вздрогнул. — Ты любишь его. Ты сердцем понимаешь, что больше его никто не любит.

— Это измена.

— Ладно, это измена. Прекрасно. Но даже если Така нас ничуть не волнует, так случилось, что я с моим другом относимся к тебе по-другому. Ты заботишься о нем, ну, почти как гиена. Я думаю, ты не заслуживаешь этих мучений, поэтому я скажу прямо. Если хочешь помочь своему мужу, ты меня выслушаешь.

Эланна кивнула.

— Говори свободно.

— Это не я должен говорить. Рафики, тот мандрил, которого так ненавидит Така, мне все рассказал. Это ужасно. Он поклялся защищать законного короля, сына Ахади, и он не нарушит клятву, данную своему богу. Он трепещет от ужаса перед катастрофой, надвигающейся на Земли Прайда, но никто его не слушает. Произойдет ужасное, но этого легко избежать, если тот, кто может повлиять на короля, будет действовать быстро.

— Что именно произойдет?

— Я поклялся не говорить о том, что видел, — сказал Бот’ла. — Произнеся эти слова, уже можно навлечь несчастье. Рафики сделал многое, чтобы победить зло, которое он освободил. Ты должна стать голосом разума. Ты должна повлиять на своего мужа.

— Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Да. Если все будет продолжаться по-прежнему, мы все умрем. Земля больна. Воды нет. Но хуже того безумие и отчаяние. Я не хочу умирать, Эланна. Я не хочу, чтобы умерла моя семья. И я чувствую, что не хочу твоей смерти.
Эланна помолчала секунду.

— Как я выберусь отсюда?

— Мы уже об этом побеспокоились. Следуй за нами, и мы проведем тебя к нему.

Она кивнула.

— Ты прав, — она заплакала. — Я думала, у нас нет друзей, но ты добр, Бот’ла. Я вижу милосердие бога в тебе, так как я знаю, бог должен быть.

Бот’ла вздрогнул, словно острый шип пронзил его сердце, но он быстро скрыл свои чувства. Не произнося ни слова, он вывел ее из пещеры и с крайней осторожностью повел вниз. Обойдя кругом пруд и кусты эвфорбии, они вошли в высокую траву, и пошли прочь от Скалы Прайда.

Эланна не знала, что Рафики давно ушел на поиски Симбы. Все, что она знала, — это то, что добрые души скрываются под разными шкурами. Так или иначе, эти гиены будут сидеть где-нибудь недалеко от великих королей прошлого.

Она не обеспокоилась, когда вместо двух гиен ее небольшой охраны стало четыре. Но она не знала, радоваться или бояться, когда присоединились еще двое, и внезапно их стало шестеро. У нее не могло быть так много друзей, что говорить о Таке.

За южным холмом к ним присоединилось еще четверо гиен. Тогда у нее екнуло сердце. Ее уводили не к баобабу, и совсем не для того, чтобы спрятать от бдительного мужа. Они повернули по направлению к пустынным землям, куда бедные Ахади и Акаси ушли вместе встретить Бога. Сейчас она умрет вдали от семьи и друзей.

— Прости меня, Айхею. Прости за то, что я любила его, но — о боги! — как я его любила. Благослови моего бедного мужа и утешь его в час печали.

Подошла одна из гиен.

— Тс-с! Попытайся хотя бы умереть с достоинством.

— Мое достоинство перед богами чисто. Побеспокойся о своем — ты привел десять охотников, чтобы убить одну львицу.

— Молчать! — скомандовал Бот’ла. И добавил с некоторым сожалением: — Я от этого не в восторге. Мы всего лишь пытаемся спасти себя и свои семьи. Ты можешь нас понять.

Со Скалы Прайда донесся жуткий вопль. Бот’ла оглянулся. Скала была объята пламенем. Львы рычали, и гиены вопили от боли и ярости.

— Война началась! — он посмотрел на Эланну, на мгновенье задумался и наконец сказал: — Теперь эта земля наша. Убирайся.

Эланна поспешила прочь от гиен. Охранники бросились назад к Скале Прайда, чтобы вступить в последнюю битву.

— Смерть или слава, парни! Покончим со львами!

Глава 42. Инкоси ака Инкоси

Запах Таки еще оставался в пещере, которая некогда была его домом. Как ни неприятен был этот запах для Симбы, он не мог оставить Налу под проливным дождем. В той самой пещере, где был рожден, он дал Нале клятву любви и сделал ее своей королевой. Рафики объяснил Тимону и Пумбе, что пещера слишком тесна для посетителей.

— Не беспокойтесь, от дождя вы станете только свежее и чище.

— Единственный, кто здесь свеж, так это Симба, — сказал Тимон в вялой попытке пошутить. Он потупил глаза и вышел под дождь. — Ну, Пумба, пошли.

Но пока медовый месяц не предвиделся. Привлеченные вестью о триумфе Симбы, немногие оставшиеся обитатели Земель Прайда подходили один за другим. Инкоси народа зебр первым пришел посмотреть на нового короля и низко поклонился.

— Кимоки, Ваше Величество, по велению Айхею инкоси зэйбра’ха. Я готов служить вам.

Па’хал, инкоси антилоп гну, подошел следующим.

— Я молю богов о том, чтобы вы не ненавидели наш народ.

Он поклонился так низко, что коснулся лбом земли.

— Встань, э-э… — Зазу прошептал что-то Симбе на ухо и тот продолжил: — Встань, Па’хал, и не бойся этого.

Пришли лидеры всех видов антилоп, а также Джабвил от жирафов и Бога Квиту от слонов. То были инкоси, лидеры, которые пришли с уверенностью, что их не убьют как добычу, пока они представляют свой народ. Обязанностью Симбы было узнать всех этих вымокших созданийпри встрече, правда, основное внимание на это обращали львицы.

Король Лев по обычаю не вмешивался во внутренние дела своих подданных. Он имел дело только с другими львами, и только когда считал это необходимым. Но Симба показал, что может действовать с позиции силы, когда гиена Ухуру предстал перед ним.

— Ты тот, кого мы признаем инкоси.

Этими словами Симба навязал гиенам свою волю. У гиен к инкоси обращались ро’мок (великий лидер). Так как гиены считали себя независимыми от короля, а ро’мок обладающим высшей властью практически во всем, то они были взбешены подобным вмешательством в их внутренние дела. Хотя Шензи могла попытаться продолжать удерживать гиен железной хваткой, она больше не могла представлять их перед Королем Львом. Будет тяжело заставить гиен признать Ухуру как ро’мок, поскольку их положение было хуже, чем обычно.

Симба считал, что успешно повёл дела с гиенами. Наконец, когда луна стояла уже высоко, и последний Инкоси отдал дань уважения, Симба остался наедине с Налой. Он сидел у входа, задумчиво наблюдая за дождем.

Нала уткнулась в него и нежно ущипнула за ухо.

— В чем дело, дорогой? Ты стесняешься?

— Что? — он посмотрел на нее. — А. — он поцеловал ее теплым розовым языком. — Я король, Нала. Я все время мечтал об этом, когда был львенком. Теперь это пугает меня. Надо так много сделать, а я так плохо подготовлен.

— У тебя есть друзья, — промурлыкала Нала. — Друзья, которые заботятся о тебе.

— Да, ты права…. — Он окинул взглядом бесплодный ландшафт. — Мне остается только сделать все, что в моих силах. Когда я предстану перед Айхею, он будет знать, что я старался.

— Ты станешь хорошим королем. А теперь, почему бы тебе не пойти спать, дорогой? Я буду здесь, когда ты проснешься.

— Будешь здесь, когда я проснусь? — Симба посмотрел в ее глубокие как воды Танганьики глаза. — Ты будешь первое, что я увижу, когда открою глаза, — он страстно потерся об нее и коснулся лапой ее левого плеча. — Королем я буду завтра. Этой ночью я лев.

Глава 44. Приглашение на танец

Лучи утреннего солнца согревали Ишу, растянувшуюся на прохладной траве. Она вставала рано и всегда получала удовольствие от мысли, что остальным львицам придется греться на солнышке, лежа на твердых скалах; из-за засухи и пожара прошлой ночью осталось немного травы, на которой можно было полежать.

Перевернувшись, она увидела, как ее сынишка Хабусу высматривал что-то вне ее поля зрения. Наклонившись, она уткнулась в него мордой.

— Чем занимаешься, Хабу?

Он посмотрел на нее через плечо.

— Смотри, мам, вон Того и Комби. Можно мне с ними поиграть, пожа-а-алуйста?

Он так жалобно смотрел на нее, что она не смогла удержаться от смеха.

— Ладно, маленький бездельник! Можешь идти, только не отходи далеко от Узури — я не хочу, чтобы вы куда-нибудь сбежали.

Хабусу широко улыбнулся.

— Со мной ничего не случится!

Он стремглав побежал ко львятам. Неожиданно его сбил с ног Того.

— Эй, Хабу! Хочешь поиграть в грязесалки? — спросил Того.

Хабусу поднялся, отряхнувшись.

— Э-э-э, ну да, наверное.

Комби угрожающе улыбнулся.

— Ладно, тогда… ты водишь!

Он грубо толкнул его, и бедный львенок заскользил по склону, оказавшись прямиком в луже грязи. У Хабусу на глаза навернулись слезы, когда, вылезая из грязной воды, он услышал, как эти двое смеются над ним. Не в силах больше это терпеть, он повернулся и побежал прочь.

За происходящим наблюдали две пары черных глаз. Шензи и Лосара скрывались за сухой травой, а рядом с ними лежал щенок Лосары Бэйшак. Нервно взглянув на свою подругу, Лосара покачала головой.

— Шензи, ну что мы здесь делаем? Что если нас поймают?

— Тс-с! Вон он бежит, — зубы Шензи обнажились в огромной ухмылке. — Великолепно. — Она посмотрела на скучающего щенка рядом с собой, и еще сильнее растянулась в улыбке.— Бэйшак, тебе весело?

— Нет, мэм, — елозя на месте от безделья, он прижался к матери. — Мам, мне скучно, — раздраженно сказал щенок.
Лосара посмотрела на него и ласково улыбнулась.

— Почему бы тебе не пойти поиграть с тем львенком? Мы ненадолго.

— Хорошо.

Бэйшак с неохотой ушел. Он не видел львенка, но зато приметил сидящую на травинке саранчу. Он попробовал схватить ее лапой, но она отпрыгнула в сторону. Бэйшак погнался за ней, и она снова отпрыгнула. Смеясь, он сам прыгнул как саранча.

Из кустов на него с быстротой молнии набросилось что-то темно-желтое и сбило его с ног. Перекувыркнувшись несколько раз, они остановились, и Бэйшак смог отдышаться.

— Эй! Смотри куда идешь! — Бэйшак уставился на мокрое существо перед собой. — Что с тобой случилось?

Хабусу жалобно посмотрел на него.

— Ну, ничего, — он моргнул, смутившись. — Ты кто вообще?

— Я гиена, глупый. Меня зовут Бэйшак, — он удивленно всматривался в Хабусу. — А ты кто?

Хабусу гордо выпятил грудь.

— Меня зовут Хабусу. Я лев!

Бэйшак смотрел на него с широко открытыми глазами.

— Ух ты! Я никогда раньше не видел льва так близко! — он снова посмотрел на него. — С расстояния они кажутся больше.

— Это потому что я еще не вырос.

— А каким ты будешь, когда вырастешь?

— Видишь тот куст? — улыбнулся Хабусу. — Больше чем он.

— Правда? — он задумался на мгновенье. — Значит, ты будешь таким же большим, как я!

Улыбнувшись, Бэйшак прыгнул на Хабусу, и они покатились в пыли, вопя от удовольствия. Хабусу ловко вывернулся и, используя превосходство в весе, сбросил щенка гиены и повалил его на землю.

Послышались приближающиеся к кустарнику шаги. Лосара просунула голову, расталкивая носом ветки.

— Бэйшак, пора идти…

Она внезапно замолчала, и ее глаза сузились, когда она увидела своего ребенка прижатым к земле лапами львенка. За ней показалась голова Шензи.

— Так, так, так… что у нас здесь?

Хабусу отпрянул, испугавшись высунувшихся голов гиен.

— Смотри, мам, — возбужденно сказал Бэйшак. — Это мой друг, Хабусу. Он лев! Только он еще не вырос.

— Я заметила, — Лосара нервно сглотнула. С натянутой улыбкой, которая, казалось, слишком велика для ее лица, она с умилением посмотрела на детей. — Пора идти домой, прямо сейчас.

Бэйшак помрачнел.

— Ну, ма-а-ам, — захныкал он. — Правда, надо?

— Да, если ты хочешь, чтобы тебе хоть что-то досталось на завтрак, — она запрокинула голову, делая вид, что задумалась. — Если твой друг голоден, то почему бы тебе ни пригласить его? Когда вы поедите, ты можешь показать ему слоновье кладбище.

— Правда?! — Бэйшак возбужденно обернулся. — Эй, Хабусу, пойдешь?

Львенок улыбнулся в ответ.

— Еще бы! Круто!

Шензи ухмыльнулась.

— Ну так чего же мы ждем? Пошли завтракать!

Глава 46. Вдали от дома

Лосара лежала, опустив голову на лапы, и наблюдала, как Хабусу с Бэйшаком играли в догонялки, носясь взад и вперед среди костей и камней кладбища. Похоже, они оба были наделены неиссякаемым запасом энергии, и Лосаре уже приходилось портить им удовольствие от веселой игры, смысл которой заключался в выяснении того, кто сможет дольше продержаться зубами на ее хвосте.

Она не смогла удержаться от смеха, уклонившись от Бэйшака, когда тот стремглав пронесся мимо нее, вопя что есть мочи:

— Ня-ня-ня, не поймаешь!

Хабусу мчался за ним попятам, но внезапно замер в неуверенности, когда щенок исчез во мраке огромного жуткого черепа. С опаской вглядевшись внутрь и ничего не увидев, он задумался на мгновение, а затем запрыгнул на череп.
Из побелевшего слоновьего черепа раздалось хихиканье, когда Хабусу, хитро улыбаясь, начал карабкаться по нему снаружи. Он медленно косолапо прошелся вдоль отбитого бивня, слегка выпустив когти, чтобы сохранить равновесие. Плотно прижавшись к черепу, он приложил к нему ухо.

— Выходи, выходи, ну где же ты!

Из черепа снова донеслось хихиканье.

— Не выйдет! Зайди и поймай меня сам!

«Попался» — улыбнувшись, подумал Хабусу. Он посмотрел вверх, оценивая расстояние. Затем сжался и прыгнул, быстро выпуская когти, чтобы зацепиться за край глазницы. С огромным усилием он взобрался наверх. Хабусу согнул передние ноги, готовясь прыгнуть внутрь, когда прямо перед ним возникло расплывшееся в белозубой улыбке лицо Бэйшака.

— Бу!

От неожиданности Хабусу потерял равновесие и скатился по черепу, приземлившись на куче обломков костей.

— Ой!

Бэйшак прекратил смеяться и обеспокоено выглянул из глазницы.

— Эй, Хабу, ты в порядке?

Львенок сидел и, наклонив голову, осматривал кровоточащую царапину на лапе.

— Ну да, все нормально.

Из-за черепа появилась Лосара, на ее лице было написано раздражение.

— Ну и чем вы тут занимаетесь? — она заметила, что Хабусу трясет пораненной лапой, и подбежала к нему. — Что случилось?

— Я поскользнулся и упал, вот и все. Это всего лишь царапина, видите? — он гордо показал ей пораненную лапу. — Не больно.

Нахмурившись, она строго посмотрела на него.

— Впредь будь осторожнее.

— Да, мэм.

Хабусу беззвучно вздохнул от облегчения, когда Лосара вернулась на свое место. Он ужасно боялся, что она отправит его домой. Домой…

На его лице появилась гримаса, когда он вспомнил о маме. Он ведь опять убежал, не сказав ей ничего о том, куда пошел. Попа помнила боль еще с того раза. Услышав шорох позади себя, он обернулся и увидел Бэйшака, появившегося из пасти черепа.

Щенок смущенно поднял на него глаза.

— Извини, я не хотел тебя так пугать.

— Ты не напугал меня! — возмутился Хабусу. — Я просто, э-э, потерял равновесие.

Бэйшак засмеялся над ним.

— С такими лапами, как у тебя, удивляться нечему!

— Да, вот как? Ну, твои лапы тоже не самые красивые в мире, — внезапно он раскрыв глаза уставился на мохнатые лапы Бэйшака.

Щенок посмотрел вниз.

— Что? В чем дело?

Хабусу в ужасе смотрел на отбрасываемую щенком тень. Был почти полдень.

— О нет, мама меня просто убьет, — застонал он. — Мне пора домой.

Бэйшак помрачнел.

— Правда?

— Да. Увидимся в другой раз, хорошо?

Хабусу повернулся, чтобы уйти, но неожиданно уперся в сильную лапу большого самца гиены, преградившего ему путь.

— И куда это ты собрался?

Скалк угрюмо посмотрел на стоящий перед ним надоедливый комок шерсти. За ним, злобно улыбаясь, появилась Шензи.
Хабусу сжался от страха.

— А… я просто иду домой, сэр. Моя мама страшно рассердится, если я не вернусь домой как можно быстрее.

Он попытался обойти Скалка вокруг, но был отброшен сильным ударом лапы. Заскользив, он столкнулся с Бэйшаком, и они оба кубарем покатились по грязи. Закрыв лицо лапой, Хабусу заплакал.

— Заткнись! Как мне надоело слушать твой скулеж, — Скалк, оскалившись, зло посмотрел на него, затем повернулся к К’телу. — Будешь охранять этот маленький комок шерсти. Не упускай его из виду. Если он попытается убежать, останови его, но не убивай… пока. Если Шензи права, он может быть нам полезен.

Охранник энергично закивал.

— Да уж, Шензи неплохо соображает, а, Скалк? — он исступленно захихикал. — Готов спорить, она рассказала тебе все свои секреты, ведь так?

Скалк только молча стоял и смотрел К’телу в лицо, пока его смех не сошел на нет, и не образовалась нервная тишина.

— Я пришлю тебе еще несколько помощников. А пока не спускай с него глаз, — он приблизился к К’телу настолько, что оказался почти нос к носу с ним. — За все, что с ним случится, будешь отвечать лично. Понятно?

К’тел сглотнул так, что это было слышно.

— Д-да сэр.

Кивнув, он посмотрел на Хабусу и Бэйшака, орущих что есть силы в легких.

— Лосара, — прорычал он, — сделай доброе дело, заставь этих двух недоносков заткнуться! — Скалк посмотрел на Шензи. — Все идет по плану.

Шензи: Он думает, что правит кланом,
Но он не справится и с порученьем.
Он львиный прихвостень, и все тут,
Ему уж не поможет обученье.

Скалк: Тебя прекрасно понимаю —
Доверчив слишком, чтобы нас возглавить;
На вожака он не похож ни капли,
Скулить он должен, а не нами править.

Вместе: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!

К’тел: Что такое марионетка?

Скалк: Это тот, у кого вместо мозгов дерево.

К’тел: Это измена!

Скалк: Понятное дело!

Шензи: Наш план достоин восхищенья,
Я посмеюсь в лицо вождю-пустышке!
И силу нашу он познает,
И власть, что неподвластна коротышке!

Скалк: Хочу в лицо ему взглянуть я,
Когда придет конец его фиктивной власти.
Поспорим, вылупит глаза он,
И жалобный стон вырвется из пасти!

Все втроем: Нет власти у него, и никогда не будет,
Он навсегда останется марионеткой львов;
Возвысили львы слишком этого придурка,
Не нужно клану нашему в правители шутов!

Развернувшись на месте, Шензи со Скалком гордо удалились.

Лосара, недобро сверкнув глазами им вслед, направилась к детям.

— Тс-с, — прошептала она, прижимая их к себе лапой. Хабусу уткнулся лицом в ее грудь и продолжал плакать охрипшим голосом.

— Я х-хочу к маме!

— Я знаю, дорогой. Тс-с, все будет в порядке, — она смахнула языком его слезы. — Ты просто проведешь ночь с тетей Лосарой, вот и все.

Бэйшак поднял на нее глаза и шмыгнул.

— Мам, Скалк ведь не обидит Хабусу?

Лосара нежно поцеловала его в лоб.

— Нет, Бэйшак. Он не обидит твоего друга, — она подняла голову, со злостью посмотрев вслед ушедшей гиене, и ее челюсти с силой сжались. — Пока я жива.

Глава 48. Требования

Прохладный ночной бриз шевелил шерсть львицы, сидящей на вершине Скалы Прайда. Иша сидела безмолвно, смотря ничего не видящими глазами на расстилавшуюся перед ней великолепную панораму, полностью погруженная в свои мысли.

Почувствовав прикосновение к плечу, она обернулась и увидела севшую рядом Кейко.

— Есть новости?

Кейко покачала головой.

— Мне жаль, Иша. Никто не обнаружил ни следов, ни запаха.

Иша кивнула и продолжила вглядываться в темную поверхность земли, простирающуюся вдаль под ними. Ее сердце охватили невоплотимые желания. Хабу пора было принять ванну. Она жаждала обнять его, чувствовать тепло его тела. Ее мучили мысли, что он может быть напуган, ему может быть одиноко, он может быть ранен или голоден. Ему может быть холодно. Может он зовет ее. А может, молит врага о пощаде. Может быть, он уже мертв, или еще хуже — умирает в страшных мучениях. Ее челюсть слегка задрожала, и слеза, блеснув как искра, покатилась по щеке, смочив шерсть. За первой слезой последовала еще одна, она упала и разбилась о холодный камень у ее лап.

— О господи, Кейко, он не может умереть, он просто не может. Он — последний львенок, который у меня остался. Я не могу потерять его!

— Иша, нам надо поговорить.

— Не знаю, смогу ли я сейчас.

— Иша, ради Бога, я должна знать. Ты занималась этим с моим сыном, не так ли? Ведь это его сын.

— Да, и еще раз да, — отрезала Иша.

— Он был всего лишь львенком. Ты воспользовалась им.

— Он умолял меня, — сказала Иша и, обернувшись, посмотрела ей прямо в глаза. — Умолял меня, Кейко. Он весь пылал.

— Как ты можешь такое говорить?

— Он всегда хотел меня. Така отправил его на голодную смерть. Баба тоже понимал это, — по ее щеке побежала слеза. — Бедный маленький Баба. Он не хотел умирать, но единственное, о чем он сожалел, было то, что он не был наедине со мной. Он хотел меня так, как ни один лев не хотел, и я дала ему то, чего он желал.

— Из жалости?

— Жалости? Нет, не только из жалости, — она протянула лапу и погладила щеку Кейко. — Я люблю его. Я думала, что поддамся из жалости, и все началось именно так. Но твой сын был львом, не львенком. Когда мы занимались любовью… — ее глаза наполнились слезами. — Те слова, что он говорил мне. Как я хочу услышать их снова. Я бы все отдала, лишь бы он вернулся ко мне, — она вздохнула. — Его сын пропал. Твой внук. Ты отвергла его. Он даже не знает, кто ты. Может быть, уже слишком поздно, чтобы сказать Хабу, что ты его любишь.

— Знаю, и я печалюсь о нем и о тебе. Но — о боги! — разве надо было превращать это в грязную историю?

— Он мой муж, — твердо сказала Иша. — Я оставалась верной ему. И буду верной до самой моей смерти.

— Почему ты мне не сказала?

— А ты меня спрашивала?

Кейко глубоко вздохнула.

— Он хоть понимал, что делал?

— Я родила троих львят, ты знаешь.

— Я не это имела в виду.

— Спрашиваешь, действительно ли он любит меня? Да. Люблю ли я его? Да. Хотим ли мы опять этим заняться? Да, боги мне свидетели. Я хочу провести жизнь, делая его счастливым, леча его раны, ловя для него добычу, растя его львят. О боги, чего бы я ни отдала, чтобы он был сейчас здесь. Мой муж изгнан, двое львят погибли, третий пропал, а теперь и львица, которую я считала лучшей подругой, повернулась против меня.

— Нет, Иша. Это не так, — она наклонилась к Ише и, мурлыкая, уткнулась в нее. — Ты для меня как самая дорогая сестра. Просто мне сложно думать о тебе, как о дочери, — она снова уткнулась в нее. — Я постараюсь. Обещаю. Мне нужно только немного времени.

Симба торопливо поднялся к месту, где сидели Иша и Кейко.

— Я только что заметил, что группа Сарафины возвращается. Они единственные, кто еще не доложил. Может быть, у них есть хорошие новости.

Все трое в нетерпении ждали, пока Сарафина и ее группа поднимутся на выступ. Преодолев подъем, изнуренная Сарафина подошла к ним. Она преклонилась перед Симбой, ее мышцы дрожали от усталости.

— Инкоси ака Инкоси, — выдохнула она. — Я касаюсь твоей гривы.

— Я чувствую это, — ответил он. — Фини, отдохни минутку. Отчет может и подождать.

Она быстро замотала головой.

— Нет времени, Ваше Величество. Мы нашли Хабу. — Сарафина стояла, тяжело дыша, остальные изумленно смотрели на нее.

— Где он? — произнесла, наконец, Иша. — Она обвела взглядом группу. — О господи, скажи мне, что он жив.
Нала посмотрела на несчастное выражение лица своей матери, и ее бросило в дрожь. «Нет, — подумала она, — пожалуйста, нет».

Наконец, Сарафина заговорила:

— Он жив. — Иша начала было улыбаться, но помрачнела, когда Сарафина продолжила: — Да простит меня Айхею за мои слова, но, может, лучше бы он был мертв. Он у гиен.

Иша широко раскрыла глаза от ужаса, Симба шагнул вперед.

— Что?!

Он посмотрел на Йоланду, затем на Адженти. Те медленно кивнули.

— Мы искали около кладбища, и я поймала его слабый запах, который привел нас прямо к зарослям колючих акаций с краю от…

— Я знаю это место, — кивнул он. — Как вы пробрались внутрь?

— Ну, я пролезла под ними настолько, что могла видеть происходящее на кладбище. Я ясно видела его, Ваше Величество.

— Что еще ты видела?

Сарафина закрыла глаза, задумавшись.

— Его кольцом окружала большая группа гиен, вроде как охраняя его, или…

— …или следя, чтобы он не сбежал, — гневно прорычала Нала. — Я знала, что эта лживая собака выкинет что-нибудь подобное. Что Шензи, что Ухуру — никакой разницы.

Она посмотрела на Симбу, ожидая, что тот кивнет в знак согласия. Но Симба сидел и молча смотрел в землю. Медленно поднявшись, он подошел к концу выступа и поднял голову, чтобы взглянуть на звезды, ярко сиявшие в вышине. Внезапно его лицо поникло, усы повисли и подбородок задрожал. — Я думал, что могу доверять ему. Он сказал Рафики, что верит в нашего Бога. Почему Айхею не покарает его?!

Горе Симбы было глубоко и ужасно. С минуту он сидел молча, и смотрел на звезды, затем вздохнул.

— Ухуру рисковал жизнью, чтобы помочь мне. Да поможет мне Бог, я позволю ему доказать свою невиновность. Если же он не сможет это сделать, то да поможет Бог ему! — Симба подошел к Ише и потерся об нее мордой. — Пора показать нашим друзьям гиенам, кто здесь главный, — сказал он, переходя на рык.

Он снова посмотрел в небо, глубоко вдохнул и зарычал. Рык был такой громкий, что каждый на земле, в небесах над ней и в пещерах под ней мог понять, что лев разъярен. Прайд подхватил его и нарастающий рык достиг неземной силы, способной внушить страх даже камню.

— Пошли, Иша. Заберем твоего сына.

Пока они собирались уходить, Симба смотрел на звездное небо и мысленно читал молитву Айхею, прося Его хранить их в предстоящей битве.

Тем временем молодая гиена вдалеке тоже смотрела на небо и молилась, но по менее благородному поводу.

— Ро’каш, пожалуйста, пусть утро наступит быстрее! Ненавижу караульную службу!

Гриз’ник, ворча, ходил взад и вперед, стараясь не заснуть. Похоже, он всю жизнь будет стоять в ночном карауле. Мало того, что его заставляли стоять на страже, но ночной караул? Скалк специально оставил это удовольствие для него, решил Гриз’ник.

С тех пор как этот гиен добился расположения Шензи, он ведет себя так, будто ему до всего есть дело.

— Дайте мне пять минут, и я покажу ему, кто здесь главный, — Гриз’ник остановился и замолчал. Его пасть раскрылась в таком зевке, что даже кости затрещали. Осторожно оглядевшись, нет ли кого-нибудь рядом, он подошел к выступающей каменной колонне и прилег.

«Отдохну одну минутку, — подумал он. — Хороший охранник не может быть бдительным, если не отдохнет, как следует. Да он нарушит свой долг, если будет находиться на посту в полусонном состоянии».

Гриз’ник резко открыл глаза. Заморгав, он встал и отряхнувшись огляделся вокруг. У него екнуло сердце, когда сквозь нежно укутавший его утренний туман он увидел слабое зарево на востоке. Не увидев никого, он облегчённо вздохнул; похоже, его сон прошел незамеченным. Повернувшись, он пошел было ко входу на кладбище, собираясь потребовать смену, но услышал позади себя легкий шорох.

Резко обернувшись, он вгляделся в окутавший все туман. Навострив уши, он пытался услышать хоть что-то. Шерсть у него на шее встала дыбом, когда он услышал подозрительный хруст. Его глаза безумно забегали, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но сквозь сероватую пелену тумана виднелись лишь слабые очертания скал. Гриз’ник с опаской шагнул вперед, пытаясь выяснить, что происходит, когда услышал громкий треск где-то справа от себя.

Прижав от страха уши, он замер в ожидании появления чего-нибудь, но опять воцарилась полная тишина. Казалось, время остановилось, он застыл на месте, желая побыстрее увидеть свою смену, но опасался повернуться спиной к угрожающей пустоте. Солнце вставало все выше, и туман начал рассеиваться, теплые лучи начали иссушать сырой воздух. Облегченно вздохнув, он хмыкнул.

«Хорошо, что Скалк меня не видел, — сдавленно засмеялся Гриз’ник. — Трясусь, как щенок, испугавшийся темноты». Снова раздался звук, и он нервно огляделся по сторонам.

Пара сверкающих глаз выплывала прямо на него из тумана, в утреннем свете их зрачки горели адским пламенем. За ними появилась еще пара, затем еще… он запричитал, осознав, что окружен ими, и, заморгав, разобрал нечеткие силуэты львов; слишком много, чтобы считать, их приземистые тела неслышно перемещались по влажной от росы траве.

Ближайший к нему силуэт превратился в львицу, она оскалилась и прорычала:

— Привет, дружок.

Львица поджала задние лапы, приготовившись к прыжку.

— П-п-привет, — проговорил он, запинаясь. — Охотитесь так поздно? Знаете, я как-то слышал, что гиены не входят в ваш рацион. Знаете, это хорошо. Никогда не знаешь, что мы ели. Отвратительные вещи, по правде говоря. Знаете, иногда целыми днями одну мертвечину. Иногда, знаете, от жары трупы становятся тухлыми, но падальщикам выбирать не приходится, — он смотрел в глаза, кровожадно впившиеся в него. — О господи, я умру! — Гриз’ник внезапно обрел голос: — Помогите!!! — завопил он, разгребая лапами землю в попытке убежать. Огромный вес пригвоздил его к земле, выдавливая из его легких воздух. Он почувствовал, как когти больно вонзились в плечи и спину, когда он попытался вдохнуть. Кто-то заговорил ему на ухо:

— Заткнись и не шевелись, а не то пойдешь на корм стервятникам, — разъяренно прошептала Узури. Повернув голову, она кивнула Симбе. — Сэр, я держу его. Пусть остальные заходят.

Симба кивнул в ответ и дал сигнал низким рычанием, хорошо слышимым сквозь туман. Львицы вереницей двинулись за ним, жаждя вступить в бой с противником. Целый хор из рычания и визга донесся сквозь тонкий туман, когда они взяли верх над гиенами у самой границы кладбища. Внезапно раздался зловещий вой: кто-то поднял тревогу.

Потеряв внезапность, Симба испустил оглушительный рев, ужаснувший Гриз’ника до костей. Гиена сжалась, когда король склонился над ним со сдвинутыми от гнева бровями.

— Где львенок Хабусу? — прорычал Симба. — Скажешь, и тебя пощадят.

Гриз’ник глупо уставился на него.

— Ваше Величество, — пробормотал он. — Все, что они мне сказали, — стоять на страже. Зачем, они не сказали. Пожалуйста, отпустите меня. Если они обнаружат, что я не справился, они убьют меня. Я просто хочу убежать. Дайте мне шанс, пожалуйста.

— Отпусти его, — сказал Симба.

Повернувшись, он пошел на кладбище. Пока Симба шел среди костей, туман успел рассеяться, и солнце начало давать знать о себе, но пары все еще скрывали тени. В пределах видимости появилась нечеткая форма, когда Ухуру, зевая, появился из своей пещеры.

— Ваше Величество! — удивленно сказал он. — Какая честь, — инкоси поднял голову, с удивлением глядя на зловещее выражение лица Симбы. — Боюсь, у меня нет новостей о пропавшем львенке.

Зарычав, Симба оскалил зубы и одним прыжком оказался с ним нос к носу.

— Во имя Бога, что ты сделал с нашим львенком? Думал, мы ничего не узнаем?!

Ухуру задрожал от страха, увидев огромные клыки в нескольких дюймах от своего лица.

— В-в-ваше Величество? Я не понимаю…

К ним подбежала Иша.

— Лжец! Где мой ребенок? Что ты с ним сделал?! — она яростно осматривала территорию. — Хабу? Хабу, это мама! О боги, ответь мне! — ее голос отражался эхом, передразнивая ее. Она снова повернулась к Ухуру, прижав уши от гнева. — Что ты с ним сделал?

Над ними на выступе скалы сидела Шензи, ее бока сотрясались от едва сдерживаемого смеха. «Ну надо же! — думала она. — Это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой! Ухуру выглядит, как отшлепанный щенок!» Шензи прикусила губу, чтобы ненароком не рассмеяться. Через пару минут, немного придя в себя, она опять вернулась к созерцанию происходящего внизу.

Ухуру вжался в нишу, куда его загнали Симба и Иша.

— Ваше Величество, пожалуйста! Я не понимаю! Я ни в чем не виноват! Я уже однажды помог вам, рисковал ради вас своей жизнью!

Симба начал было говорить, но Иша прервала его.

— Ты, похоже, не понял, — прошипела она. — Сейчас я тебе все объясню. Если моего сына не приведут ко мне немедленно, я разорву тебя и оставлю на съедение шакалам.

Ухуру оскалился и зарычал.

— Что ж, прекрасно. Разорви меня. Айхею отплатит за мою невинную кровь.

Иша замахнулась лапой, но голос остановил ее.

— Погоди, погоди, моя дорогая; леди не подобает так себя вести, — Рафики мягко постучал посохом по ее выпущенным когтям. — Убери-ка их, пока не поранила кого-нибудь.

— А я это и собираюсь сделать, — огрызнулась она. — Рафики, разве ты не видишь, он ведь даже не признает своей вины.

Рафики приподнял бровь.

— Тогда, возможно, он невиновен, — мандрил повернулся к Ухуру. — Спокойно, мой друг. Истина будет установлена.
— Простите, Ваше Величество, — сказал Ухуру, — но, если бы ребенок был здесь, я бы, по крайней мере, показал его. Тогда бы у меня было, чем угрожать; я не могу причинить вред тому, кого у меня нет.

Сарафина вышла вперед.

— Да неужели? — возмутилась она. — Тогда что это был за львенок на северной окраине кладбища этой ночью? Не надо отрицать, я видела его своими собственными глазами в окружении, по крайней мере, дюжины охранников.

Ухуру был ошеломлен.

— О боги! — он замолк на мгновение, сморщив лоб в раздумье. Внезапно у него подкосились ноги, и он сел, уставив глаза в землю. — Ваше Величество, я не был готов стать Ро’мок. Вы выбрали меня из благодарности, но это не сделало меня великим лидером, — подняв глаза, он посмотрел на выступ, где в тени сидела Шензи. — Я знаю, как это могло случиться. Но если хоть что-нибудь случится с ребенком Иши, я целиком отвечаю за него. Я предлагаю свою жизнь взамен.

— Хотелось бы тебе верить, — сказал Симба. — Очень хотелось бы.

— Что есть у вас такого, что хочу я? Зачем мне похищать одного из ваших львят? Я уже ро’мок. Я могу предположить, что это завистливые соперникихотят вырыть мне яму, — он пронзил взглядом Шензи. — Клянусь богом, я помогу вам разорвать их, когда поймаю.

Симба потерся об Ухуру мордой.

— Прости меня, — затем он злобно посмотрел на Шензи. — Это твоих лап дело?

— И что, если моих, лева? Ну что ты сделаешь? — сказала она с полным презрением. — Тронь меня и твой сосунок будет сегодняшним ужином.

У Иши екнуло сердце, Симба в гневе вышел вперед.

— Чего ты хочешь?

Шензи рассмеялась.

— Тебе гну в каньоне голову копытом не зацепила? Я хочу, чтобы это жалкое подобие ро’мок заменили. Нам нужен кто-то более подходящий.

— Этот кто-то случайно не ты? — прорычал Симба.

Она раскрыла глаза в деланном удивлении.

— Дорогой, а я уж думала, ты никогда не спросишь. Я бы с радостью согласилась.

— Не сомневаюсь, — огрызнулся Симба и зарычал так громко, что лежащие на земле кости затряслись. — Никто не смеет диктовать мне, что делать, особенно ты. Ты помогла Шраму убить моего отца, и богом клянусь, или ты отдашь Хабусу, или я растерзаю тебя.

— Так она еще и помогала убить Муфасу? — Ухуру посмотрел Шензи прямо в лицо. — Покончим с этим здесь и сейчас. Я призываю богов стать свидетелями нашего Ши’кал. Я вызываю тебя на смертный бой.

Воцарилась гробовая тишина, и Шензи уставилась на Ухуру, открыв рот.

— Что? Ты не можешь этого сделать!

Вперед вышла Азуба.

— Но он сделал, — холодно произнесла она. — Прими вызов, или забудь о своих претензиях на титул ро’мок.

Шензи обвела взглядом остальных гиен. Вызов был сделан при свидетелях, и у нее осталось только два выхода.

— Прекрасно. Я принимаю вызов, — она плюнула под ноги Ухуру. — Дурак. Ты лишился бы титула. Теперь же ты лишишься жизни.

— Правда? — Ухуру пристально посмотрел на нее. — Еще посмотрим.

Глава 50. Вдали от всех

Шесть месяцев прошло с тех пор, как Хабусу был спасен от Шензи и Скалка, хотя большинству львов это не показалось большим сроком.

Но за это время чудо новой жизни изменило Земли Прайда. Трава зеленела, кроны деревьев наполнились листвой, и в саванне вновь паслись стада. Даже Кимоки соблаговолил почтить Земли Прайда присутствием своего народа — зебра’ха.
Миша, одна из родившихся за это время львят, сидела на высоком камне рядом с пещерой матери. Это было ее излюбленное место, потому что отсюда было видно далеко вокруг.

Ее мама Адженти спросила ее:

— Куда это ты так пристально смотришь?

— Должна прийти бабушка. Нам пора идти на прогулку.

— Миша, пошли домой. Сегодня она слишком плохо себя чувствует, чтобы гулять. Мне жаль.

— Но она обещала. Она уже болела вчера, и позавчера тоже.

— Если любишь ее, то позволь ей нарушить обещание. То же самое будет с тобой, когда будешь в таком возрасте, — объяснила Адженти.

— Когда-нибудь я буду как она?

— Да, но пройдет еще много, очень много времени.

Миша расстроилась. Она обожала прогулки с Йоландой к водопою ранним утром. Ее бабушка была энциклопедией великолепных историй о древних королях, о богах, и даже последних сплетен. И хотя эти прогулки должны были служить разминкой, Йоланда обязательно наталкивалась на что-то, что навевало ей воспоминания, и прогулка превращалась в разговор.

Мише не потребовалось много времени, чтобы понять, что ее бабушка со временем только старела. «Этот возраст» все чаще и чаще разделял их, но еще ни разу на целых три дня подряд. Она попыталась представить себе жизнь без бабушки — одна мысль об этом угнетала ее.

Адженти нежно ткнулась в нее мордой.

— Почему бы тебе не пойти поиграть с Танаби? Ты ему нравишься.

— Он ничего, — ответила она равнодушно.

Миша была просто без ума от Танаби, но то было совсем другое. Это было особое время, только для бабушки и больше ни для кого. Если бабушка не может прийти к Мише, она сама пойдет к бабушке. Это будет ей приятным сюрпризом.
У Йоланды было несколько любимых мест. Некоторые из самых труднодоступных, как, например, ее любимая ветка низко склонившегося дерева, в последнее время пустовали. Она предпочитала дремать на больших камнях, согретых утренним солнцем. Миша пошла к камням, но там никого не было. Не было ее и на дереве. У небольшого водоема, в котором собиралась дождевая вода, были две львицы, но ни одна из них не видела бабушку.

Симба пожелал Мише доброго утра.

— Танаби искал тебя. Конечно, если, ты не собираешься на свою утреннюю прогулку.

— Я пойду на прогулку, Ваше Величество, если смогу найти бабушку. Вы не видели Йоланду?

— Нет, боюсь, что нет.

— Я думала, вы должны знать о каждом, кто где находится. Вы же король, разве не так?

Симба весело улыбнулся.

— Конечно, король. Но я не чудотворец. Если встречу ее раньше тебя, скажу, что ты ее ищешь. Последнее время она болела. Может быть, она все еще спит.

— Я уже проверяла, — отвлеченно сказала Миша.

Не попрощавшись, Миша убежала, хотя и не знала, куда идти. Все места, где обычно бывала бабушка, пустовали. Должно быть, она не там, где обычно. Она наугад пошла вдоль тропинки, ведущей к саванне, раскинувшейся перед Скалой Прайда. Трава здесь была такая высокая, что львице не составляло большого труда скрыться в ней от самых бдительных зебр и антилоп.

— Бабушка! Йоланда! Ты здесь? — она обыскала все вокруг, что было непросто даже для взрослой львицы, не говоря уж о львенке. — Бабушка! Это я, Миша!

В тот момент, когда Миша уже была готова сдаться, она увидела Йоланду, одиноко уходящую вдаль.

— Бабушка! Это я! — Миша бросилась к ней через высокую траву. — Ну подожди же! Я везде тебя искала! Ты меня слышишь?

Йоланда ненадолго остановилась, позволив Мише догнать себя, затем медленно продолжила свой путь.

— Извини, что я не пришла на нашу прогулку. Мне нездоровилось.

— Но тебе уже лучше, ведь так? В смысле, ты же идешь.

— Дорогая, сейчас я иду, потому что нездорова. Я не хочу быть дома, когда со мной что-нибудь случится. Им придется или перетащить меня в более подходящее место, или по-зволить гиенам осквернить мою пещеру. Так или иначе, я хочу, чтобы те, кого я люблю, помнили не мою смерть, а мою жизнь.

— Ты идешь умирать?

— Все мы умрем рано или поздно. Это часть жизни.

— Не говори так. Ты знаешь, что я расстроюсь, если ты умрешь, — она убежала на несколько шагов вперед, что было несложно при темпе, с которым шла Йоланда. — Можно мне пойти с тобой?

— Полагаю, у меня нет выбора, да и будет с кем поговорить.

— Может, расскажешь мне историю? Куда ты идешь?

— К своему мужу. Твоему дедушке. Ты не знала его. Его тоже звали Симбой. Как и короля. Он был хорошим мужем. Увидев его, я снова стану молодой.

— Однако. То есть, ты хотела сказать, почувствуешь себя моложе, да? Я думала, он умер.

Йоланда снисходительно улыбнулась.

— Можно и мне его увидеть?

— Когда-нибудь, Миша. Не сейчас.

Она медленно шла через равнину, превозмогая боль. Утром у нее немели суставы, но теперь это больше походило на хромоту, что было очевидно даже для Миши.

— С тобой все в порядке?

— Сейчас это уже неважно. Я устала. Я просто очень устала.

— Тогда давай отдохнем минутку.

— Отдохнуть можно будет позже, — твердо сказала она. — Мы еще не достаточно далеко.

— Далеко от чего? А когда будет достаточно?

— Я скажу.

Она продолжила идти. От напряжения она покрылась испариной, и дышала с трудом. Она споткнулась о маленький камень подобно тому, как Миша могла упасть в нору суслика.

— Что ты ищешь? — спросила Миша. — Здесь нет ничего, кроме травы.

— Вот именно, — сказала она. — Это одно из тех мест, куда никто не пойдет без веской причины.

— Почему бы тебе сейчас не отдохнуть?

— Ты устала, Миша? Ты такая молодая и сильная. А я такая… — Йоланда остановилась. Ее зубы обнажились от боли. — О боги!

— Бабушка!

Собрав все оставшиеся силы, она спокойно сказала:

— Ты была права, Миша. Это то самое место. Мы отдохнем здесь, — она упала, как подкошенная, и застонала. — Я так устала, дорогая. Я немного посплю. Почему бы тебе ни пойти поиграть где-нибудь в другом месте и дать мне отдохнуть? Со мной все будет нормально.

— Бабушка? — спросила Миша дрожащим голосом. — Мне позвать Рафики? Он где-то рядом.

— Нет, дорогая. Со мной все будет нормально, — сказав это, она опустила голову на траву. — Ах, ты чувствуешь прохладный ветерок, Миша?

— Да.

Она закрыла глаза.

— Разве он не чудесен? Не так давно было очень жарко, дожди не шли, и воздух был сухой. Но, наконец, настал прекрасный день. Приятный и прохладный.

Йоланда глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Миша обеспокоенно смотрела на ее грудь, ожидая, когда она снова поднимется и опустится. Миша ждала долго.

— Проснись, бабушка! Ты не можешь здесь спать! — она взволнованно обежала вокруг тела, ущипнула ее за лапы и лизнула ее в щеку. — Не покидай меня, бабушка. Ты не можешь умереть. Просто не можешь!

Отпрянув от тела, Миша оглянулась вокруг, ища кого-нибудь, хоть кого-нибудь, кто мог помочь. Почему она ушла так далеко в кустарник? Может, Рафики сможет помочь? О боги, пусть он окажется дома!

— Есть здесь кто-нибудь?

Наконец среди высокой травы она заметила львицу и побежала к ней.

— Помогите! Помогите! Что-то с Йоландой!

— Здесь небезопасно, — сказала львица. — Ты должна уйти.

Голос поразил ее. Миша будто приросла к месту и, раскрыв глаза, смотрела на печальное доброе лицо. Оно будто сияло светом изнутри, и Миша не знала, радоваться или бояться.

— Пожалуйста, не оставляй меня. Я хочу, чтобы ты осталась. Я сделаю что угодно. Только останься еще ненадолго, пожалуйста!

— Здесь небезопасно, — настойчиво повторила львица. — Здесь стервятники, и гиены не очень далеко. Убегай, золотце. Беги домой, быстро!

Миша была убита горем, но ей пришлось убежать до того, как начнутся жуткие похороны. В таком возрасте она не могла надеяться пережить встречу с падальщиками. И Миша побежала прямиком к Скале Прайда. Она бежала и бежала, как обезумевшая, и не остановилась, пока не нашла свою мать.

Глава 52. На кусочки

Львята заворожено наблюдали, как пронесшиеся мимо них львицы преследовали буйвола, тот метался и мычал в панике. Узури напала спереди, внезапно извернулась и запрыгнула на спину животного, ее вес сбил его с ног, и оно, как мешок, повалилось на землю. Конечности буйвола задергались, когда Узури вонзила зубы ему в горло, перекрыв доступ воздуха.

— Обалдеть! — Танаби посмотрел на Мишу. — Как она это делает?

Комби, сидевший рядом с Того, презрительно фыркнул.

— Идиот. Когда станешь взрослыми, как мы, поймешь. Это легко.

Лисани подтолкнула локтем сидевшего рядом с ней Хабусу и покачала головой.

— Ага, конечно. Вы парни, такие неповоротливые, что не поймаете и Тимона.

Танаби и Миша захихикали, когда двое братьев посмотрели на Лисани. Хотя они выглядели неуклюжими, как и все шестимесячные львята, Лисани сохранила стройный и изящный вид, которым она отличалась с детства. Миша вздохнула, посмотрев на свои передние лапы. К четырем месяцам они уже не были милыми коренастыми маленькими лапками и красиво вытянулись в длину, но она все равно считала их толстоватыми. Она молилась, что бы судьба наградила ее как Лисани, но не особо надеялась на это.

Их мысли прервал голос Адженти.

— Дети, идемте, пора есть!

Шестеро львят выскочили из травы, где им сказали прятаться, и весело смеясь, сбежали вниз по склону. Однако они примолкли, когда приблизились к сраженному животному. Узури наклонив голову, погрузила клыки в шею буйвола. Убедившись, что он больше не дергается, она медленно разжала зубы, не спуская глаз с животного, на случай, если оно все еще способно сопротивляться.

Иша, принюхиваясь, прошлась вдоль бока животного, нашла подходящее место и, удовлетворившись выбором, прочистила горло в ожидании всеобщего внимания. Она опустила голову и остальные сделали то же самое.

— Айхею абамами, — сказала она. — Возблагодарим Айхею.

— Айхею абамами, — повторили они. Это было не просто механическое повторение, каждый лев говорил от чистого сердца, благодаря Бога за полученную еду и прося защиты от ран на предстоящих охотах. Любой львице, знавшей свое дело, прекрасно известно о злых духах, препятствующих охоте, жаждущих обернуть случайный просчет в смертельную рану.

Произнеся молитву, Иша нетерпеливо подняла голову. Ухватившись резцами за уже выбранное место, она резко потянула и распорола брюхо. Она грубо зарычала, в борьбе за место, когда ее компаньонки в предвкушении бросились на добычу.

Адженти протолкнулась, погрузила голову в тушу и, старательно работая челюстями, принялась с жадностью расправляться с добычей. Иша угрюмо неохотно отодвинулась: любая львица, которая будет слишком скромничать за обедом, постоянно будет голодной. Узури протолкнулась с другой стороны, умело сунула голову в тушу и, оторвав большой кусок, проглотила его целиком. Она негромко рыкнула на Того и Комби, подобравшихся слишком близко.
Два львенка, как ни в чем не бывало, продолжили потихоньку подбираться все ближе, пока не получили возможность оторвать кусок порядочного размера, с которым и убежали; каждый держал за свой конец, и при этом пытался вырвать весь кусок из пасти другого.

Адженти замерла, вцепившись в бедро буйвола, ее мускулы выступили от напряжения, и она с хрустом оторвала кусок от тела. Оттащив его в сторону, она положила его и повернулась к остальным.

— Оставим это для Налы, раз она не может прийти.

Узури кивнула.

— Хороший выбор. Жаль, что она так подвернула ногу, ей бы это понравилось, — она неохотно подвинулась и зарычала на Ишу, которая ринулась вперед и влезла в тушу по самые плечи. — Иша, что ты делаешь?!

Иша вылезла с перемазанной кровью мордой, она что-то держала в пасти и при этом триумфально улыбалась.

— Охотнику лучшее, Узури. Сердце. Ты завалила быка, так что оно твое по праву.

Узури улыбнулась ей.

— Спасибо, сестра.

Она в два счета проглотила лакомый кусочек, закрыв от наслаждения глаза.

Иша повернулась назад к туше и обнаружила Лисани, спокойно устроившуюся на ее месте и поедающую все, что только можно.

— Эй! Ты что делаешь?!

Молодая львица улыбнулась тете, но с места не сдвинулась: она нашла хорошее место и не собиралась его уступать.
Адженти усмехнулась с полным ртом.

— Иша, похоже, ты обучила ее слишком хорошо, — она подвинулась в сторону, давая львятам достаточно места. — Идите сюда, дети.

Миша с Танаби неуверенно подошли ближе. Опыт научил их ждать своей очереди, пока не наедятся взрослые, прежде чем пытаться найти себе место возле туши. Но увидев, что львицы мило беседуют, Танаби решил, что теперь для него достаточно безопасно. Он подошел к распотрошенному животному и ухватил короткий кусок кишки. Подхватив его, он, комично пошатываясь, пошел в сторону, волоча конец за собой.

Комби фыркнул, увидев его.

— Дурачок, ну ты ничего не умеешь.

Танаби остановился и сердито посмотрел на него.

— Да правда что ли? — промямлил он с набитым ртом. — Кто это говорит?

— Я говорю. — Комби потрусил к Мише, которая все никак не могла оторвать себе кусок от туши. — Смотри. — Взяв изжеванный кусок кишки, с которым Миша не могла справиться, он оторвал его с приглушенным хлопком. Львята внимательно наблюдали за тем, как он зажал ее между передними зубами. Он подождал, наслаждаясь вниманием. — Вот в чем фокус. Готовы? — Танаби с Мишей энергично закивали. Улыбнувшись, Комби скатал губы в трубочку. Он с громким хлюпаньем всосал в себя внутренности, их конец дернулся в последний раз и исчез в его пасти. Комби сел и невозмутимо начал пережевывать с выражением высшего блаженства на лице. — М-м-м.

Лисани посмотрела на него и покачала головой.

— Нахал.

Танаби и Миша с восхищением смотрели на старшего львенка.

— Оба-а-алдеть! — воскликнул Танаби. Он немедленно наклонился к своему куску и схватил его, как показывали.

— Подожди, — сказал Комби. — Секрет в том, чтобы…

Танаби не стал слушать его и всосал свой кусок, что есть силы. Внезапно кишки, словно ожившие, оторвались от земли, обмотались вокруг его головы и шлепнули по щеке.

Миша упала на спину, содрогаясь от смеха.

— Во круто! Давай еще раз!

Адженти проходя мимо, покачала головой.

— Вам бы лучше прекратить играть с едой и идти есть. Здесь не так много останется, когда придет Симба.

Иша, идущая следом, захихикала.

— Воистину так. Это лев, который любит хорошо поесть!

Хихикая, львицы недалеко отошли, удобно расположились на земле и начали вылизывать друг друга, счищая с морд пятна крови.

Отбросив обидевшие его внутренности в сторону, Танаби пошел к туше, Миша рядом с ним. Они проскользнули мимо Узури, которая все еще что-то ела, и подошли к остаткам бедра, где тихо сидел Хабусу, пережевывая мясо и задумчиво посматривая на саванну.

— Эй, Хабу, что у тебя?

Танаби игриво прикоснулся к его лицу, львенок постарше улыбнулся ему. Танаби мог ударить только в шутку, в отличие от Того и Комби, которые постоянно ощущали потребность бить все, что попадало под лапу. Хабусу игриво ударил в ответ, затем повернул головой в сторону огромного лакомого куска мяса, которым он обедал.

— Давайте, здесь еще много осталось. К тому же в меня уже почти не лезет.

Не дожидаясь повторного приглашения, львята жадно набросились на еду, наслаждаясь тягучими сухожилиями задней ноги. Зевнув, Хабусу сел и начал довольно вылизывать себя. Наконец, удовлетворившись результатом, он сонно закрыл глаза и повалился на спину, расставив неуклюжие лапы в стороны.

Миша с любопытством выглянула из-за туши, когда Узури, фыркнув от отвращения, выбросила что-то в сторону. Круглый мешочек немного прокатился и замер.

— Что это?

Узури покачала головой.

— Там полно травы, дорогая. Совсем не вкусно. А вот это, — сказала она, показав лапой, — стоит попробовать.

Миша искоса посмотрела внутрь.

— Эта большая коричневая штука?

Узури кивнула.

— М-м-м. На, — она наклонила голову и вырвала кусок зубами. — Попробуй. — Узури с интересом наблюдала, как львенок откусил маленький кусочек. — Не беспокойся, старая Узури не даст тебе плохого.

Миша задумчиво прожевала.

—А это довольно вкусно.

Узури хихикнула.

— Не ешь слишком много, пока не станешь немного старше, иначе тебе станет плохо.

Миша обвела взглядом животное по направлению к задней части, где сидел Танаби, все еще поглощавший бедро. Внезапно ее лицо перекосилось от замешательства.

— Тетя Узури, а это? Это вкусно?

Узури посмотрела, куда показывает львенок, и сгримасничала.

— Э-э, дорогая, это… как тебе сказать-то? Ты должна стать немного старше.

— А? Но мне уже четыре луны…

— …и этого мало, — Узури строго посмотрела на нее. — А сейчас молчи и ешь, пока мясо не затвердело.

Глава 54. Яркий момент

Весенние дожди принесли на земли долины изобилие растительности; цветы ослепляли буйством красок двух годовалых львят, с веселым смехом носивщихся в аромате растений.

Укрывшись в зарослях диких желтых цветов, Танаби улыбнулся Мише, резво размахивая хвостом. Хихикнув, она поддалась, шагая с важным видом среди зелени, будто его не было рядом. Он выпрыгнул из укрытия и поймал ее, так что они оба покатились по пологому склону холма.

Танаби выпустил ее из лап, перелетел через подругу и упал на землю. Он встал, смеясь, но тут же замер, услышав, как Миша вскрикнула. Танаби посмотрел в ее сторону и увидел, как она появилась из плотных зарослей ежевики, неустойчиво передвигаясь на трех лапах.

— Что случилось?

Она осторожно потрясла лапой и посмотрела на него, в глазу блеснула слезинка.

— Танаби, мне больно вставать на эту лапу!

— Дай посмотрю, — у него живот свело, пока он подбегал к ней. Его мать подвернула ногу несколько месяцев назад, и даже с помощью Рафики она только сейчас полностью поправилась. Если у Миши то же самое, или еще хуже, перелом… Он вздохнул от облегчения, когда увидел, в чем проблема. — Это всего лишь заноза, Миша. Ничего страшного.

Она обеспокоено посмотрела на него.

— Ты можешь ее вытащить?

— Ага. Замри, — раздвинув носом шерсть, он аккуратно подцепил занозу зубами и, осторожно потянув, вытащил ее.
Миша взвизгнула от боли, а затем успокоилась.

— Спасибо, Танаби.

Он улыбнулся в ответ.

— Всегда пожалуйста, — он начал нежно, успокаивающе вылизывать ее пораненную лапу, рассеянно замечая, как она выросла за последнее время. Ее лапы, о которых она только и беспокоилась, на ее счастье довольно сильно вытянулись, теперь соревнуясь в красоте даже с лапами старшей Лисани.

Миша сидела и молча наслаждалась тем, как Танаби очищал рану на ее лапе. Закончив, он поднял голову и улыбнулся ей.

— Уже лучше.

Она почувствовала прилив теплоты по отношению к своему другу. Танаби всегда был такой милый. Он никогда не играл грубо, как другие львята, а если у него было что-нибудь вкусненькое, он всегда был рад поделиться. Неожиданно для себя Миша наклонилась и поцеловала его в щеку. Танаби замер на мгновение, а затем улыбнулся.

— А вот тебе! — сказал он и поцеловал ее. Но не закончил поцелуй немедленно. Наоборот, он, балансируя на трех лапах, приковал к ней свой взгляд. — М-миша? — пробормотал он. — Я, э-э…

Она красиво засмеялась и толкнула его лапой, свалив на землю.

— Догоняй!

— Ах так?! — улыбнувшись, Танаби вскочил на ноги и бросился в погоню. Он гонялся за ней по всей саванне, а она, заливаясь смехом, виляла среди кустарника, позволяя приближаться ему почти вплотную, но оставаясь вне досягаемости. Они уже приближались к Скале Прайда, когда Танаби, наконец, поймал ее, изящно перехватив посреди прыжка, и они повалились в траву. Львята остановились перевести дыхание, тихо хихикая.

Танаби снова смотрел на Мишу, не в силах отвести от нее глаз. Когда она посмотрела на него и улыбнулась, солнце выглянуло из-за облака, и его яркий свет, отразившись от ее шерсти, окружил ее золотистым нимбом. У него перехватило дыхание, и он не смог вымолвить ни слова.

Миша в недоумении моргнула.

— Танаби? Что с тобой?

Он нервно прочистил горло.

— А, ничего. Пойдем домой?

Она кивнула. Они медленно пошли к Скале, наслаждаясь теплом солнечного света и приятным ветерком, ерошившим их шерсть и порождающим волны на покрывающем землю зеленом травяном ковре.

Миша с удовольствием опустила голову на плечо Танаби, и неожиданно заметила, что шерсть его стала гуще; еще месяц назад этого не было. «Круто, — подумала она. — Интересно, как Танаби будет выглядеть с гривой?» Она попыталась представить шею своего лучшего друга, окруженную воротником гривы, как у Симбы, и тихонько хихикнула.

По пути они случайно встретили Узури. Заметив их, она усмехнулась.

— А, влюбленная парочка опять прогуливалась?

Миша прижала уши от смущения, а у Танаби на спине встала шерсть.

— Ну да… ну, то есть, нет! Мы прогуливались, но мы не…

Львица игриво шлепнула его хвостом, когда проходила мимо.

— Ну да. Я так и думала, — она улыбнулась и покачала головой. — Я всегда знала, что вы созданы друг для друга.
Танаби сжался от полного смущения.

— Узури!

Она тихо засмеялась и потерлась об него мордой.

— Я просто поддразниваю, мой мальчик. А теперь идите играйте. — Львица пошла по своим делам, все еще усмехаясь про себя.

Миша начала застенчиво вылизывать себя.

— Я, э, лучше пойду домой. Я обещала Малэйке посидеть с детьми, пока она будет на охоте.

— Хорошо.

Танаби задумчиво смотрел ей вслед. Внезапно он повернулся и рысцой взбежал вверх по склону к выступу Скалы Прайда. Увидев своего отца, он медленно пошел к нему, не зная, с чего начать.

Симба принимал отчет Зазу, когда заметил своего сына, тихо сидевшего позади него. Прервав Зазу, он с любопытством посмотрел на львенка.

— В чем дело, Танаби?

Львенок беспокойно ерзал.

— Э-э, пап, можно мне секундочку поговорить с тобой наедине?

Симба приподнял бровь.

— О чем? Сейчас я принимаю доклад. Это очень важно?

— Ну-у, пожалуй, — он смущенно дернул хвостом. — Это о… ну, моем друге.

Симба нахмурился.

— О ком. У кого-то проблемы? — он строго посмотрел на сына. — Вы опять шутили над Узури?

Танаби недовольно вздохнул.

— Нет, о Мише.

Симба губами изобразил «О-о» и повернулся к Зазу. Птица-носорог понимающе улыбнулся и прокашлялся.

— Что ж, на этом, Ваше Величество, можно считать мой отчет оконченным. Я вернусь позднее и поставлю вас в известность, если еще что-нибудь случится.

— Хорошо, Зазу. Спасибо. — Взмахнув крыльями, Зазу улетел, и Симба повернулся к сыну. — Ну, Танаби? Что у тебя на уме?

Танаби тревожно наморщил лоб.

— Пап, я не могу выбросить ее из головы! — беспомощно пробормотал он. — Я чувствую себя так странно. Я хочу играть с Хабу и остальными парнями, но я хочу играть и с Мишей и не хочу, чтобы они шли с нами. В конце концов, она мой лучший друг, но… — он замолчал, не зная как продолжить.

Симба поднял ухо.

— Но… что?

Львенок смущенно смотрел в землю.

— Я подумал, что она сегодня мило выглядит, и я… я поцеловал ее.

Отец усмехнулся.

— Она и правда милая. Ну и как, это было весело?

— Что было весело?

— Целовать ее.

— Ну, не весело. Скорее… мне понравилось. Хотя не сказать, что это было весело.

Симба прижал львенка к себе.

— Сынок, знаешь ты это, или нет, но ты растешь. Нет ничего плохого в твоем желании проводить время наедине с Мишей, если это то, чего ты хочешь, — он встал, потянулся и начал подниматься по извилистой тропинке, ведущей на вершину Скалы. Танаби неторопливо пошел за ним, продолжая слушать. — Танаби, возможно, тебе это трудно понять, но в твоем возрасте это совершенно нормально хотеть быть с девочкой, — Симба улыбнулся. — Я помню время, когда я думал, что девочки существуют для того, чтобы мне было над кем шутить.

— Правда?

Симба кивнул.

— Знаешь какие-нибудь хорошие приколы?

— Нет такого понятия как «хороший» прикол. По крайней мере, когда ты будешь в моем возрасте. Я люблю шутки, когда все весело хохочут и никому не обидно.

— А. Ну да.

Поднявшись наверх, два льва подошли к краю и сели.

— Это только начало, мой сын. Чудеса происходят в тебе каждый день, и саму жизнь нужно принимать как чудо, столь она удивительна. В свое время эти изменения пугали меня. У меня не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом, и я хочу, чтобы ты помнил, для тебя я не только отец…

— А еще и король.

— Нет… То есть да, но я хочу сказать, что я для тебя еще друг.

Симба нежно уткнулся носом в него, пока они вместе смотрели на Земли Прайда.

— Сынок, знаешь день, когда ты станешь львом?

— Когда я пройду посвящение?

— В глазах Прайда, да. Но во всей твоей жизни не будет такого дня, когда ты проснешься совершенно другим львом. Посвящение можно провести на неделю позже для удобства, можно и на пару дней раньше. Это просто церемония. — Симба задумался. — Нет, не просто церемония — она очень важна — но все равно в самом моменте ее проведении, нет ничего священного, поскольку взросление — процесс, а не событие, — он похлопал Танаби по плечу. — Сынок, сейчас ты в том возрасте, когда с каждым днем ты все меньше ребенок и все больше взрослый. Это приводит к некоторым сбивающим с толку чувствам. Как, например, когда ты поцеловал Мишу. Я часто целую твою маму. Иногда это также как ты целуешь меня. Но когда ты станешь взрослым, как я, появятся другие моменты — особые моменты. Ты поцелуешь ее и почувствуешь, что должно случиться что-то еще. Будто поцелуй — это не конец, а только начало.

— Ага, — сказал Танаби. — Так и было. Я чувствовал — что-то должно произойти, — он смущенно опустил глаза.

Симба тихо сказал:

— Миша любит тебя, Танаби. Однажды, когда ты поцелуешь ее, она тоже будет ждать, когда что-то случится. И я знаю, что это за что-то.

— Комби сказал, что я должен… — он замолчал.

— Комби очень умный, но он не знает всего. Если бы он знал, то знал бы, что любовь между львом и львицей священна и прекрасна, — Симба улыбнулся. — Ну сколько раз Комби занимался тем, о чем рассказывал?

Танаби прижал уши и посмотрел в землю.

— Думаю, что ни разу.

— Тогда, откуда он знает, что он прав? — Симба лукаво улыбнулся. — А твой отец счастливо женился и имеет сына.
Танаби посмотрел на него и улыбнулся.

— Ну да.

Симба потерся об него мордой.

— Так кому же ты поверишь? Своему папе, вот кому. Настало нам с тобой время отбросить то, что наболтали Того и Комби, и поговорить начистоту.

Небо над ними приняло темно-пурпурный цвет сумерек. И пока великие короли прошлого один за другим занимали свои места на небосводе, Танаби тихо сидел рядом с Симбой и слушал о любви.

Глава 56. Охота

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем настало время вечерней охоты. Миша первая пришла к месту сбора в тени Скалы Прайда. Пока остальные львицы приходили одна за другой, она нервно расспрашивала их.

Известно, что львицы любят поболтать, когда собираются на охоту. Надо было выговориться вдоволь перед тем, как воцарится тишина преследования. И в результате Миша получила множество советов на все случаи жизни, начиная с того, как охотиться, и заканчивая методами воспитания вежливых и послушных детей. Иша даже спросила, был ли у нее Разговор с матерью. Она смущенно ответила, что был.

— Иша, а на что это похоже — быть со львом?

Окружающие засмеялись.

— Радость моя, — сказала Малэйка, — если она заговорит об этом, мы этой ночью точно никого не убьем.

— Ну, я могла бы рассказать тебе несколько историй, — добавила Иша, хихикая. — Помнишь Таку?

— Таку?! Ты, с Такой?! — на этот раз смех был громче.

— Да вы что! Ни за что на свете! — она притворилась обиженной, затем шепотом продолжила. — Но как мне стало известно из надежных источников, он и Эланна частенько ускользали, чтобы…

— Думай, что говоришь о моей сестре! — Сараби немного обнажила клыки.

Иша посмотрела на Сараби и успокаивающе добавила:

— Да ладно тебе, Сараби. Неужели совсем неинтересно? Ты же сама сказала, что не знаешь, что в нем нашла Эланна. Я тоже не знала, поэтому пошла прямиком к первоисточнику. Эл’ ничего не скрывала, даже мельчайших подробностей…

У Сараби отвисла челюсть.

— Не может быть! Мне она ничего не сказала.

— Естественно. Некоторые вещи не хочется рассказывать сестре, например: «Что на этот раз, шаловливые зайчики или месть антилопы гну?»

Львицы захихикали и подошли ближе, ожидая продолжения.

— Шаловливые зайчики? — обеспокоенно переспросила Миша. — Мама мне о таком не говорила…

— Тс-с! — сказала Узури. — Миша пока еще ребенок. — Узури была старшей охотницей, и все сразу подчинились.
— Тебе не нужны никакие шаловливые зайчики, — замурлыкала Узури. — Любовь между львом и львицей прекрасна, когда она исходит из самого сердца. Танаби посмотрит тебе в глаза и будет умолять тебя о любви. Ты с радостью согласишься. И когда твоя любовь будет сиять, как глаза Айхею, он разделит с тобой тепло своего тела. Любви не надо бояться или стесняться.

Сараби добавила:

— Временами он будет упрямым, безответственным львенком-переростком. Он будет сводить тебя с ума своей глупостью. Ты захочешь выбить из него душу, но потом он раскается, и будет нуждаться в прощении, как сухая трава нуждается в дожде. И ты, не задумываясь, простишь его, потому что любишь. Заниматься любовью хорошо, но есть много способов чувствовать любовь. Я часто вспоминаю, какой защищенной я себя чувствовала ночами рядом с сильным и красивым телом Муфасы. Если проснусь при высокой луне, то поглажу его гриву. Он не проснется, но мягко проурчит, — ее челюсть задрожала. — Прости. Больше слушай старую глупую львицу, живущую прошлым.

— Не говори так, — ответила Миша. — Ты не глупая.

Это была не первая охота Миши. Мать несколько раз брала ее с собой и показывала, как охотится на мелких зверей. Однажды Адженти даже поймала антилопу и на ее теле продемонстрировала все правильные захваты.

Но это была первая охота Миши вместе с другими львицами. Жертва, у которой она должна отнять жизнь, будет бороться, стараясь прожить еще хотя бы час, хотя бы минуту. Она должна быть решительной, но по возможности быстрой и милосердной. Мысли отвлекли ее от Танаби достаточно, чтобы сосредоточиться перед выходом.

— Пора, сестры, — сказала Узури. — Иша, Нала, встаньте по флангам, Малэйка, ты поведешь левый фланг. Остальные за ней, кроме тебя, Миша. Ты пойдешь со мной. Теперь тихо!

С этого момента они будут говорить только шепотом и будут немногословны. Львицы развернулись веером и образовали в высокой траве фигуру, похожую на раковину моллюска.

Да и не было необходимости в обсуждении направления атаки, узурины быстрые жесты ушами, головой и хвостом говорили яснее всех слов. Она повела группу к водопою с поросшей травой стороны, держась против ветра. Довольно простой план, предназначенный для мелкой добычи, а не больших животных, которыми весь Прайд может утолить голод. Это делалось специально для Миши, так же, как это делалось на протяжении бесчисленных поколений, и будет делаться для ее дочерей.

Многое было новым для Миши. Несмотря на множество друзей, она и понятия не имела, что происходило, когда группа уходила на охоту. Даже в вынужденной тишине выслеживания чувствовались родство сестер и единство цели, которых она не нашла бы — и не смогла бы найти — где-то еще. Нет такой львицы, которая не могла бы вспомнить свою первую добычу, так, как будто это было вчера. Единственное, что с годами менялось в их рассказах, так это размеры и проворство жертвы. Первая добыча имела обыкновение становиться крупнее с годами.

В тихой, рассчитанной до мелочей поступи выслеживания они слышали жужжание насекомых, пение птиц, и слабый шорох травы под ногами. Миша использовала свои навыки в играх, преследовании и борьбе с Танаби в полных смеха схватках под акациями. Теперь пришло время их серьезного применения. Иногда она позволяла ему победить, потому что любила его. Теперь по той же причине она должна победить любой ценой. И все же, как сильно она ни любила Танаби, она негодовала от давления, которое чувства оказывали на ее первую охоту. «Я должна победить, — думала она. — Сконцентрироваться!»

Сквозь траву Миша едва различила газелей Томсона, на которых они охотились. Какая удача! Тот же вид, что ей показывала мать! Она знала, что делать и куда бить. Боги были с ней!

Водопой притягивал всех. Большие и маленькие, слабые и сильные — все должны пить. Некоторые звери, вроде львов, принимали воду как само собой разумеющееся. Для других же она была ценным трофеем, который мог добыть только умелый вор. Газели были из лучших воров, но и они допускали ошибки. А этим вечером они как нельзя плохо выставили наблюдателей.

Узури постоянно меняла направление. Время от времени одна из газелей нервно поднимала голову, осматриваясь вокруг в поисках опасности. В этот момент все львицы замирали, не дожидаясь команды. Они шли с подветренной стороны, и их не могли учуять. Они добьются успеха, если будут подкрадываться ровно столько, сколько нужно. Если медлить, то газели напьются и уйдут — животные не задерживаются у водопоя дольше, чем необходимо. Узури могла выбрать подходящий момент как никто другой, и с успехом пользовалась этим.

Напряжение было неимоверным. Миша старалась держать себя в лапах. До сигнала не должно быть резких движений и звуков. Даже погоня должна быть бесшумной, секунды и даже доли секунды, до того, как их обнаружат, могли иметь решающее значение. Миша наблюдала за кисточкой хвоста и ушами ведущей львицы, ожидая сигнала.

Внезапно она подняла уши и хлестнула хвостом. Тотчас же несколько ракет, покрытых золотой шерстью, понеслись к стаду, которое на миг замешкалось от неожиданности, а затем подобно огромному, мгновенно распустившемуся желто-коричневому цветку рассыпалось во всех направлениях. Земля задрожала, как живая.

Охотницы повернули направо. Газели вели себя, как один огромный зверь, держась плотным построением. Тем не менее, один самец отстал от остальных, и Узури начала преследовать его, избавив Мишу от принятия решения. Остальные львицы стали сосредоточиваться на несчастном самце, и расстояние быстро сокращалось. Затем они отступили, и Узури скомандовала: «Миша, вали его!»

Сердце Миши стучало как молот, нервы были натянуты до предела — она сокращала дистанцию. Газель повернулась, и из-за этого потеряла полсекунды. Инстинктивная реакция Миши сделала свое дело — она ожидала поворот.

Миша прыгнула. Ее сильные лапы обвились вокруг шеи, впились в пушистую цель, и ее челюсти сомкнулись… не достигнув цели. Она свалилась и получила в плечо мощный удар копытом уносящейся антилопы.

Она два раза перевернулась, но мгновенно встала и продолжила погоню. Но газель была уже далеко.

— Миша, стой! Возвращайся!

Она подчинилась Узури, но злобно посмотрела назад.

— Мне нужна эта добыча.

— Ты упустила его, — сказала Узури. — Такова жизнь. — она подошла к Мише и посмотрела на ее плечо. — Ходить можешь?

— Да в порядке я, — расстроенно сказала Миша. Она немножко прошлась. — Почти не болит.

— Крови нет, — сказала Узури. — Все будет в порядке, но мы должны возвращаться.

— Мы не можем вернуться, — в ужасе ответила Миша. — Просто не можем! Пожалуйста, я в порядке! Правда!

— Мы пойдем на охоту через две ночи. Если ты будешь здорова, мы будем рады тебя увидеть. Все-таки это моя вина. Надо было проверить твою подготовку и больше помогать тебе. Я знаю, что тебя ждет лев, мне жаль.

В этот момент молодой кролик, у которого кончилось терпение, выскочил из кустов и побежал к своей норе. Бдительная львица прыгнула к нему и порвала его зубами.

— Могла бы дать Мише попытаться, — сердито сказала Узури. Затем выражение ее лица изменилось. — Сестры, возможно, еще не слишком поздно. — Она вымазала лапу кровью и сказала. — Миша, иди-ка сюда.

Миша подчинилась, и главная львица попыталась намазать ее щеку кровью.

— Пожалуйста, не надо, — ответила Миша, отходя назад.

— Они не скажут, — Узури пристально посмотрела на остальных. — Ведь правда?

— Нет, — ответили они. — Конечно, нет.

— Но я-то буду знать, — возразила Миша. — При каждом прикосновении мужа я буду думать об этом. Говорят, что первая жертва не забывается, а я буду жить с этим до самой смерти. Пожалуйста, Узури, не искушай меня.
Узури задумчиво кивнула.

— Мудрые слова, — она нежно потерлась об нее мордой. — У тебя есть честь, как и у твоей матери.