Пещера в скале—–→>>
Мыслей не было. Или же она вовсе не хотела думать о чем-то? Или же хотела думать о теплом юге, птицах и родителях, которые остались где-то там, далеко, и думают, наверно, как там поживает их малышка? Или ей хотелось думать о львах, с которыми ее связала судьба, которые сейчас где-то там, в холодных камнях пытаются согреться? Или же она думала о любви, о чувствах нежных и трепетных, о бьющемся сердце в груди при виде того, кого любила и желала вот уже не первый месяц...?
Шантэ знала, что была изнеженной львицей, принцессой, за которой отец приглядывал особенно внимательно, пусть с помощью чужих лап и глаз. Львица не была подготовлена к таким суровым реалиям, которые её волновали в те дни меньше всего, но которые пугали и заботили теперь. Было лишь только одно - то, что помогало ей всегда в любой ситуации. Это был ее характер, данный от отца и матери. Север дышал в ней. Север в ней жил, пусть была она северянкой лишь на половину.
Но теперь принцесса поняла, что до этого времени он в ней спал. А теперь, когда она покинула молчаливые стеклянные горы, приоткрыв завесу нового для нее мира, она поняла, что все иначе, что она до сего времени будто бы не видела себя. Этот холодный россыпной снег, замерившее в вышине небо, терпкий воздух, который проникал в ее грудь с такой силой, будто бы она хватала его, задыхаясь. Но она дышала спокойно, лишь только на миг чувствуя, как обжигаются ее легкие, как режет горло и как ей становится холодно...
Но север жил! С каждым шагом, самка чувствовала, как он пробуждается в ней. Как воздух становится теплым внутри, как лапы расслабленно тонут в снегу, как они оседают на шерсти Кову, шедшего впереди. Она приглядывалась к снежинкам, медленно испаряющимся на шерсти самца и вспоминала сразу же юг, отцовскую пещеру и капельки воды на его шерсти после купания. И теперь-то она понимала, что именно он грел ее изнутри, внося баланс в ее жизнь.
- Нужно будет посмотреть на восточном подножии горы. Возможно, некоторые животные успели укрыться там от лавины, - послышался голос льва. Шантэ подняла голову.
- Если нужно, то сходим туда, - тихо подала она голос в ответ, удивляясь тому, как он тоже поменялся за последнее время, - помимо взрослых есть детеныши. Наверняка они скоро захотят есть.
И почему ты так волнуешься о чужих львах, детенышах? Неужели, в тебе тоже проснулась какая-то толика чувства ответственности? Но даже если и так, то совсем небольшую малость: Шантэ была принцессой, но её не стремились воспитывать, как будущую правительницу прайда. Откуда конунг знал, что когда-нибудь она вполне могла бы стать королевой? Или, пусть не королевой, но львицей, которая вела бы за собой кого-то? Нет, у серой самки этого дара не было, а общалась она с присоединившимся к ним львами, как с равными, а то и вовсе предпочитала делать упор на то, что они являлись старше, умнее, опытнее нее. Она уважала их. Этому родители ее хорошо научили.
И воцарилась тишина. Кову шел впереди, а самка шла ему вслед, снова теряя мысли, но делала попытки собрать другие. С упоминанием о стадах, Шантэ вспомнила о чуме. Она понятия не имела, что это такое, потому что родители ничего не говорили об этом. И именно на этой мысли юную львицу осенило, что слишком крепко она связана с домом и семьей, ибо при каждом удобном случае вспоминает об этом. Пора самой набираться опыта, полагаться на знания возлюбленного, других львов, на саму себя.
"И все-таки хорошо, что мы не остались в пещере", - в итоге пришла к умозаключению Шантэ, - "по-крайней мере, я смогла привести себя в хоть какой-то порядок, проветриться".
Тем временем оба льва вышли в то место, где ранее им не удавалось быть. Скалы оставались позади, обступив вокруг приличное по размерам равнинное место, явно дышащее за счет источников, наполненных весьма теплой водой. Снег здесь таял быстрее, поэтому львы шли медленно и аккуратно, а Шантэ успевала даже ловить разноцветные блики мокрых снежинок, сливавшихся с водой в один организм, в одно целое.
Самка поглядела на озеро. Она видела, что над ним стоит легкая дымка; она веется, тешит взгляд. Место действительно было таинственное, даже в какой-то степени мрачное и отталкивающее. Принцесса не была трусихой, но в первый раз, самостоятельно, сюда точно бы не сунулась: что-то ей подсказывало, что этот размокший слой снега скрывает под собой много интересного и пугающего. Не сложно догадаться, откуда здесь столько осадков: всему виной была лавина, и пусть серая не имела возможности (и слава Айхею!) видеть, как она скатывалась сюда, но даже та маленькая горка, тяжело плюхнувшаяся под лапы самцов, которые тогда раскапывали выход, говорила очень и очень о многом. Путем несложных умозаключений, самка прекрасно понимала, что и здесь побывала лавина, но львице оставалось только догадываться, что происходило в принципе со всем живым, попадающим под эту необузданную стихию.
- Меня волнует еще, - мимоходом заговорила львица, - откуда берется столько снега? Он же... сверху скатывался? Неужели там тоже кто-то живет, кто мог бы побеспокоить природу?
Она боялась одного: что это повториться снова. Что под этим завалом окажется она, Кову, либо же кто-то из их новых друзей, детеныши. И ей, как львице, которая потенциально останется здесь жить, хотелось бы знать, как предотвратить или хотя бы предупредить вновь возможный оползень. Траин, наверно, тоже задумался: мысль действительно требовала внимания, но слишком много всего навалилось на самца в последнее время, и серая это понимала.
Да, Шантэ понимала это и желала каким-нибудь образом помочь ему справиться с этим тяжким бременем. Когда они пошли в их путешествие, львица предполагала, что они делают это ради того, чтобы найти их семью. Она больше всего на свете боялась, что с Кову что-то случится, что она больше никогда в жизни не увидит его. Поэтому она пошла вместе с ним: чтобы беречь. Чтобы быть ему поддержкой и опорой, чтобы быть рядом. Но до сих пор она даже предположить не могла, что их поход за его семьей может обратиться в ни что иное, как в банальный поиск другого места, где смогли бы жить в безопасности и довольствие он и она, ВМЕСТЕ. А во что это вылилось? Но дело было даже не в этом, а в том, что они готовы были жертвовать друг для друга, что их любовь была настоящая и крепкая, неразрывная, имеющая одно начало, как лед, вода и снег. Она была юной и нежной по-началу, наивно детской и чистой, теплой, как юг, как пещера матери, как первое молоко на губах. Но постепенно, шаг за шагом, она нарастала, обретала новые черты и в итоге стала по-настоящему страстной и, такой же как север, дикой, строптивой, не находящей себе места и требующей животного инстинкта, нового и неизведанного.
Шантэ выдохнула и замедлила шаг, потому что тоже самое сделал Кову. Он сначала посмотрел на нее внимательно, а потом, кажется, она забыла обо всем на свете. Вскинув голову вверх, она видела сначала иней и крупные снежинки, осевшие на его морде, усах, гриве. Он почему-то казался ей в этот момент другим: непривычно белым, холодным и властным. Шантэ даже встряхнула головой, поскольку ей показалось, что она одурманена, хотя валерьянки рядом не было, но только по-прежнему его голос вернул Кову его настоящую личину.
- Я хочу тебя.
Она сначала не поняла смысл этой фразы, пока не дала поступившей тянущей сладкой боли (хотя это была вовсе не боль) внизу живота напомнить о себе. Она, конечно, знала в чем смысл этих слов, она знала, как делают это "взрослые", но никогда не задумывалась о том, что эта же участь когда-нибудь настигнет и ее.
- Кову, - смогла она лишь выдохнуть, потянувшись вдруг к нему и еле-еле касаясь щекой его щеки, сделала шаг навстречу, - Траин, - вдруг громче и властнее сказала она, будто бы дразня или подбивая его на новый шаг. Она не боялась, хотя и не знала каково это, не знала, что ждет ее, но предвкушала, представляла в самых мельчайших подробностях в своих снах, которые не стремилась почему-то озвучивать.
Серые глаза львицы блуждали по телу возлюбленного, которое сейчас привлекало ее куда больше, чем ранее. Но он понял ее желание по загоревшимся глазам, по неожиданному развороту на все 180 градусов, которое могло, пожалуй, совершить только желанная и желающая самка. Хотя Шантэ не отличалась плавными, хрупкими и нежными изгибами тела, какими обладала Элика, либо же женственными аппетитными формами, какие были у Сури, но она была еще молодой и подтянутой особью, тело которой не было подпорчено родами, возрастом, болезнью или какими-либо другими факторами. Сейчас, когда она махнула хвостом, почти проведя им возле самого носа самца, а потом вовсе потянулась, выставив во всей красе заветную для льва часть своего тела - она была для Кову самой красивой, желанной самкой, которую только можно было найти. При этом, сама принцесса не понимала, что делает: инстинкты ей подсказывали и тело выполняло за нее всю работу, а ей хотелось лишь одного: быть с ним, оказаться в его лапах. Здесь и сейчас.
Не было страданий, не было робкого "я боюсь. Это ведь в первый раз", лишних просьб и признаний. Она поступила так, как поступила бы настоящая львица, доверявшая своему самцу полностью: она заняла удобную позицию после всей этой демонстрации, спокойная снаружи, но внутри с какой-то дрожью и нетерпением ожидавшая его прикосновений, тяжести тела и ласк. Здесь и сейчас.
Время остановилось...
