Первой, с кем встретился блуждающий взор Котиса, была Касари. Бедная травница выглядела сейчас просто ужасно: опухшие от слёз глаза, усталый подавленный вид и явное желание свалиться прямо здесь от бессилия. В этот момент саблезубу подумалось, что она – вот кто действительно нуждается в поддержке и заслуживает её. Однако подруга нашла в себе силы не только спрятать во взгляде своё душевное состояние, дабы поддержать его, но даже поклониться, пусть и на дрожащих лапах. Котис нередко видел уважение к своей персоне. Если не из-за статуса архонта Запада, то как минимум из-за того факта, что за лишнее словцо или косой взгляд он мог крепко приложить лапой. Но что-то внутри подсказывало ему, что эта картина со склонившейся травницей во главе отложится в его памяти надолго, если не навсегда. Хрупкая. Беззащитная. На вид совершенно покорная. Но при этом такая сильная. Касари не была частью королевской семьи кровно, но в данный миг вряд ли в этой пещере был кто-то, кому Котис мог довериться больше. Даже Галатес, с которым принц делил своё время буквально с рождения, сейчас казался ему не столь близок, какой умудрилась стать их подруга, и Котис даже не до конца мог понять, по какой причине. Может, дело было в том, что весь этот год с момента возвращения Аминты он слишком сильно погрузился в работу над собой, из-за чего более не следовал слепо за Галатесом, вынужденный теперь идти за Касом, за охотницами, Фестром и теми, кто мог сделать его сильнее. Брат, безусловно, был дорог ему. Он знал Котиса хорошо, пожалуй, даже слишком, и мог по одним только едва заметным деталям понять, что на сердце у саблезуба. Здоровяк заботился о брате и получал заботу в ответ, но где-то в подсознании понимал, что Галатес больше всего любит всё-таки себя; оберегал Эбигейл, но вряд ли когда-нибудь был для неё хотя бы приблизительно на том месте, куда она воздвигла любимого старшего брата; к матери он также не был равнодушен, пускай и в очень сухой форме проявлял это. И, надо сказать, не без причины. Она может показаться глупой для такого здорового лба, но при этом продолжала саднить его изнутри всякий раз, когда Асия хоть как-либо показывала свою к нему любовь. В тот день, когда Аминта вернулся к ним, до Котиса дошла совершенно простая истина: сколько бы он не проводил времени с матерью, как бы не заботился о её состоянии, достаточно появиться кому-то другому, и королева не думая оттолкнёт его. Потому что Аминта был первенцем. Потому что Эбигейл единственная дочь. Потому что Галатес умён и добродушен. А Котис всегда останется Котисом. Так зачем стараться строить из себя заботливого сыночка, если в ответ всё равно получишь сухое «иди и поймай нам еды»? Котис был безумно обижен на мать, не ждал ответной любви от Эбигейл, ведь по её же словам полюбить такого, как он, просто невозможно, и постепенно отдалялся даже от Галатеса, при том не замечая этого.
Но не от Касари.
Она никогда не получала даже половины той заботы, которой Котис окружил Эбигейл. Принц не особо сдерживался в выражениях в её присутствии, мог отмахнуться от искренней помощи, а иногда даже опрокинуть на землю, чтобы успокоить – в общем, вёл себя не мягче, чем с патрульными. Но крапчатая продолжала следовать за ним в любое пекло, фыркать на его отказы, а если он распускал лапы, то не стеснялась крепко прикусить его за ухо, чтоб мозги на место встали, и чуть ли не силком оказывала ему помощь. Саблезуб не до конца понимал, почему его подруга так поступает. Может, всё дело в упрямости, которой она нахваталась от него же. Но может, потому что она была той, кто понимал, что единственный, о ком Котис даже не пытается заботиться и любить – он сам? От размышлений его отвлекло прикосновение к плечу. Не отрывая глаз от склонившейся фигурки Касари, юный король наклонил голову, чтобы брату было удобнее с ним говорить. Галатес в очередной раз напомнил, что этот путь его брату не придётся проходить в одиночку, и что в любом случае рядом будет тот, кто поможет ему устоять под этим грузом ответственности, так внезапно свалившемся на его плечи. Но будет ли это Галатес?...
Неожиданно тишину, ненадолго воцарившуюся в пещере, разрушил топот маленьких лапок. В обитель семейства, огибая здоровяка-Котиса и пролезая прямо у него под животом, втиснулась целая компания генетт. С ними был их принц (о гибели его отца Котис не подозревал, так как особо не интересовался генеттами, не подозревая о том, что брата придётся когда-то сменить); Ву подошёл прямиком к королеве, и хоть и говорил с ней довольно тихо, его речь всё же была услышана саблезубом. Он беспокоился о правителе львиного семейства, был готов оказать поддержку и всё это, конечно, безумно мило и благородно с его стороны.. вот только чертовски не вовремя. По переносице здоровяка поползли морщины, от чего его морда казалась ещё более устрашающей, однако язык за зубами он всё же придержал. Решил доверить всё матери, потому что если сам возьмётся говорить с гостем, вряд сможет удержаться от крепких словечек.
Котис кивает Галатесу, однако по прежнему не поворачивая к нему головы, и хочет сделать несколько шагов к телу старшего брата, но не успевает даже сдвинуться с места. Мать, на чьё благоразумие так надеялся темношкурый, тут же подскакивает и начинает кричать на дядюшку. Она начинает обвинять его во всех смертных грехах, называть традиции, которые были для него священны (что не было секретом), бессмысленными и глупыми. Сердце снова неприятно сжимается. Уже не от боли потери – от неприязни. Котиса сложно назвать идеальным племянником (он идеальным сыном-то стать не смог и вряд ли уже станет), но даже он понимал вклад дяди в их воспитание. Фестр пёкся об их судьбе одинаково, будь то коронованный Аминта или те, кому стать королями, как всем казалось, не суждено. Так, по крайней мере, считал сам Котис. Дядя одинаково обучал их странному языку, на котором говорили их предки, одинаково отчитывал за промахи и одинаково требовал от них. Первое время Котиса это, конечно, раздражало. Головой работать и запоминать имена давно почивших родственников казалось скучно и бессмысленно, но уловив то, что хотя бы тут он наравне со всеми, быстро втянулся. Тем более, со временем некоторые истории казались действительно интересными. Особенно Котису на удивление остальных понравился тот странный язык. Как минимум, потому что можно было подшучивать над остальными и видеть их недоуменные смущенные морды. Во всяком случае, он понимал, что для Фестра традиции и их передача потомкам была неоценимо важной. И тут то, что ему столь дорого для него, так жестоко втаптывают в землю и называют глупостью. Морда короля снова темнеет, и он сжимает зубы, чтобы не поднять голос на мать. Он понимает, чем вызвана её реакция: в таком состоянии вряд ли она будет думать о том, какую боль могут причинить её слова. Лев делает несколько шагов навстречу растянувшемуся на земле Аминте, желая просто взвалить его на свои плечи и уйти как можно скорее, чтобы сдержать свой порыв гнева и не сделать ещё хуже. Но тут мать преграждает ему путь и сухо поздравляет его с новым статусом, по понятным причинам не найдя в себе силы преподнести эту новость хотя бы с наигранной радостью. Саблезуб не отвечает ей, обойдясь лишь коротким кивком, после чего всё же подходит к Аминте. Не дожидаясь, пока кто-нибудь решится помочь ему с этой ношей, Котис второпях неосторожно взваливает тело себе на плечи и просто хочет уйти из этого балагана. Первым добраться до усыпальницы и хотя бы несколько секунд побыть в гробовой тишине, вне напряжённой скорбной обстановки. Компания трупа казалась куда более приятной, чем толпа родственников на грани истерики. Минуя всех, беломордый первым покинул пещеру и преодолел практически половину лёгкой тропы к усыпальнице в какой-то непонятной спешке. Это выходит ему боком: тело брата практически падает с его спины, и Котису всё же приходится остановиться, чтобы попытаться поправить его. Тут до его ушей снова доносятся крики, но на сей раз уже явно из уст дядюшки. Здоровяк вновь хмурит брови и через плечо раздражённо оборачивается, то ли желая прикрикнуть, чтобы все заткнулись, то ли желая проверить, следует ли за ним хоть кто-нибудь. Но то, что происходило дальше, принц даже предугадать не мог.
Из пещеры буквально вылетает Фестр, и начинает с завидным упорством карабкаться наверх. Дядя выглядит крайне взбешённым, взвинченным, диким и обиженным – таким Котис его никогда не видел. Но при этом в морде регента даже с такого расстояния читалась какая-то цель. И когда он подходит к самому краю, эта цель интуитивно становится понятна Котису. Он приоткрывает пасть в попытке сделать вдох и крикнуть, но вместо этого лёгкие с болью сжимаются, не позволяя ему произнести ни звука. Не тратя времени, юный король бесцеремонно скидывает тело Аминты себе под лапы, нисколько сейчас не беспокоясь о его сохранности. Нет смысла лелеять мёртвых – нужно беречь живых. Забыв обо всём на свете, он мчится со всех лап навстречу Фестру, в несколько крупных прыжков сокращая расстояние, отделявшее его от дядюшкм. И на сей раз страх и паника явственно отражаются на его морде. Казалось, он бежит к нему не как спаситель, который не позволит случиться очередной смерти. Напротив, несмотря на громадный рост (особенно на фоне тонколапого хрупкого Фестра), массивность и суровый вид, сейчас он скорее чувствовал себя маленьким львёнком, который мчится за уходящим взрослым, в слезах умоляя его не оставлять одного в этом страшном и жестоком мире.
— ФЕСТР!
Не выдерживая, он кричит. Кричит так, что тут же начало саднить горло, и к этому крику примешивается не только рык, всегда присущий ему, когда он говорил на повышенных тонах, но и просьба. Скорее мольба. Остановиться. Одуматься. Обернуться. Не бросать его. Даже не его сестру и брата, не Асию, которой нужна будет поддержка. Не оставлять его – Котиса, и вести его в этом нелёгком деле, пока он не превратится из командира в лидера, достойного называться королём. Передать все свои знания, в сотый раз рассказать ему о королеве Биссении и эре Богов. Но Фестр не слышит его. Не хочет слышать. Он срывается со скалы, и Котис практически падает вслед за ним в попытке схватить его хотя бы за хвост, чтобы не дать ему погибнуть. Но не успевает. Клыки громко захлопнулись с характерным щелчком, захватив лишь воздух. Упустил. Не спас. Дал ещё одной смерти омрачить этот день. Он застывает, ошарашенно смотря на распластавшееся на земле тело и пытается поверить в это. Крик геннетт подтверждает: ему не чудится. Фестра действительно больше нет. Не будет больше этого немного ворчливого, отчасти странного, но всё равно любимого дядюшки. Но в пещере ещё оставались мать и сестра, и осознание того, что следует делать дальше, пришло довольно быстро: нельзя дать ещё одному члену семьи сегодня погибнуть. Вне зависимости от того, желают ли они его помощи или нет. Котис бросил быстрый взгляд через плечо на Галатеса и Касари. Галатес хоть и выглядел подавленным, но всё же явно был в ладах с мозгом. Касари... Он просто ей доверял, хоть сейчас она и паниковала похлеще остальных.
— Заведи её в пещеру, живо, — в спешке рыкнул он Касари, кивая на Асию, — Галатес, на тебе Эби. Не выпускать.
Вышло сухо, жёстко и с явным нежеланием слышать отказ. Снова скорее приказ и надежда на благоразумие, чем просьба, но тратить время на манеры не было ни сил, ни желания. Не дожидаясь ответа от них, самец рванул вниз по тропе, к телу дядюшки. Он снова торопился, видимо подсознательно надеясь, что его всё же можно будет спасти. Однако когда Фестр был в паре метров от него, Котис замешкался. Сейчас погибшего можно было рассмотреть в мельчайших деталях. И каждая из них буквально кричала, что пытаться его реанимировать просто бесполезно. Котис склонился над телом дяди, шумно вдохнув родной запах, словно опасаясь, что может забыть его, если не сделает это. К сладковатому аромату трав примешался запах слёз, крови и смерти, и саблезуб уже успел пожалеть, что может запомнить светлого и любящего Фестра именно таким. Со спины он слышит топот лап, и устало обернувшись через плечо, натыкается на перепуганную троицу патрульных. Судя по всему, их отправили проверить, по какой причине королевская семья не явилась на своё же торжество, и они успели застать самое интересное. Кас – личный телохранитель правителя и наставник Котиса, делает несколько несмелых шагов вперёд, оставляя за собой застывших в ужасе Йоземити и Арсона. Аколуф окидывает тело Фестра быстрым взглядом, и в его глазах Котис отчётливо видит панику.
— А-м-ми-минта... — хрипло выдыхает темношкурый, от волнения не в силах скрыть свой дефект речи. Он поднимает взгляд к холодным глазам Котиса, в надежде услышать от своего ученика хоть что-либо обнадёживающее. Как наивно. — Где ег-го Вели...
— Мёртв.
Ему показалось, или внутри аколуфа что-то с треском рухнуло? Хотел бы Котис, чтобы его слова звучали чуть мягче, но сегодня случилось слишком много ужасного, чтобы у него были силы на это. Он переводит глаза на Арсона и Йоземити, всё ещё не решавшихся подойти к останкам Фестра поближе, и обращается к ним:
— Вы двое, проследите, чтобы королева-мать и моя сестра не вышли наружу и не увидели того, что видеть им не положено. Когда мы донесём тела, сопровождайте их. И смотрите, чтобы они не наделали глупостей.
Его голос звучит удивительно ровно. И холодно. Даже боль почему-то отступила. Казалось, с собой Фестр забрал того самого испуганного одиночеством львёнка, который так нуждался во внимании и защите. Оставался лишь тот, кем он так долго пытался стать – холодный, расчётливый воин, ведущий свое войско к славе и могуществу, готовый утопить в крови каждого, кто посмеет ему в этом помешать.
— Оглохли? — он повышает голос, и парочка перепугано вздрагивает, тут же выходя из оцепенения. Они торопливо взбираются наверх, готовые помочь Галатесу удерживать мать с Эбигейл подальше от края утёса. — Кас, отнеси тело Аминты до усыпальницы. Он уже на тропе.
Аколуф несмело кивает и на дрожащих лапах, пытаясь осознать, что, чёрт возьми, происходит, также поднимается вслед за соратниками. Котис снова кидает взор к телу дяди, которого уже вовсю осматривала Касари. Бедная маленькая девочка. Не к этому ты готовилась, когда тебя так радушно принимали в семью, не так ли?
— Мёртв, — подтверждает юный король, чувствуя, как неприятно сжалось сердце, — помоги поднять его. И иди в пещеру. Я позову всех, когда мы... приведём его останки в порядок. Но ты не обязана идти, я пойму. Таккар, лети к Трём Когтям. Объяви, что коронация отменяется, пусть все вернутся домой, нечего зря стоять. И не поднимай панику. Я... я сам им сообщу.
===========> Тропы мертвых