===========> Изумрудные луга

По сравнению с теми здоровыми тушами, которые привык перетаскивать Котис после удачной охоты, тело Аминты казалось практически невесомым. Галатес был примерно на голову ниже архонта Запада, а юный король и того меньше, но почему-то среднему принцу всегда казалось, что его братья примерно одной комплекции. И всё же вспоминая, как на тренировках младший брат то и дело запрыгивал на спину здоровяка, пытаясь его тем самым придавить, Котис с ужасом осознал, насколько хрупким по сравнению с братьями оказался королевич. Мысленно саблезуб обозлился на самого себя за то, что во время своего обучения так часто проводил время с Касом – личным аколуфом Аминты, тем самым лишая старшего брата гаранта безопасности. Разве можно было оставлять его наедине с одной лишь Эбигейл?! Из тяжёлых мыслей о том, как он относился к старшему брату в детстве и как пренебрегал его безопасностью в юности, льва то и дело отвлекала плетущаяся рядом Касари. Стоило её лапам чуть подкоситься, и Котис титаническими усилиями подавлял инстинктивное желание вцепиться ей в загривок и не дать глупой целительнице грохнуться мордой в грязь. Слава Богам, что впереди всё ещё бежал Кивулли, проверяя безопасность дороги, чтобы архонт Запада с его коронованной ношей не рухнули, так и не добравшись до пещеры. Полностью доверяя спутнику младшего брата, Котис мог то поглядывать на Касари, то прислушиваться к Аминте, хотя бы частично контролируя ситуацию. Он слишком привык контролировать всех и каждого, и данное стечение обстоятельств напрягало его, в первую очередь, потому что Котис не знал, чем всё обернётся. Строить и дисциплинировать патрульных и охотниц оказалось куда проще, чем членов семьи: на подчинённых достаточно было только рыкнуть, чтобы они утёрли сопли и сконцентрировались на поставленной задаче, а вот с роднёй такое вряд ли прокатит. Разве что будет вынужден слушать двухчасовую тираду о том, как он плохо себя ведёт и как смеет поднимать голос на своих.

Когда вход в общую пещеру был буквально в паре шагов, самец ненадолго остановился, вперившись недобрым взглядом в две пары глаз, испуганно уставившихся на него из темноты. Таиша и Карисса – две охотницы прайда, до появления королевской семьи у порога спокойно прихорашивали друг друга, видимо готовясь к коронации, и, кажется, были нехило ошарашены появлением наследника с королём на плечах. Дополнительные глаза и уши в данной ситуации явно будут лишними – это Котис понимал прекрасно. А учитывая любовь к сплетням одной из охотниц, новость о том, что король внезапно потерял сознание прямо за пару часов до коронации, может разлететься по всему королевству быстрее, чем за полчаса. Кому это надо? Так что от нежеланных свидетелей семейной сцены архонт Запада решил избавиться заблаговременно.

– Вон-н-н, – низким голосом скомандовал самец, всем своим видом давая понять, что возражения не принимаются. Таиша мгновенно подскочила, скинув с себя застывшую невесть от чего Кариссу, и поспешила к выходу. Именно с ней, как с самой опытной охотницей прайда, Котис работал чаще всего, и самка знала его вдоль и поперёк. Архонт Запада хоть и был тем ещё грубияном и деспотом, но всё же со львицами обходился несколько мягче, обычно сверкая клыкастой улыбкой и присыпая это всё грубоватыми шуточками. Но стоило ему перейти на привычный приказной тон, какой он обычно использовал во время отчитывания провинившихся патрульных – и пощады ждать бесполезно. Но когда львица и её поздно опомнившаяся подруга практически вышли, Котис резко перегородил им дорогу, да так, что Карисса впечаталась в его грудь с глухим оханьем.

– Никто не должен знать. Ясно? – холодным тоном поинтересовался самец, в первую очередь, обращая внимание на перепуганную Кариссу. Слишком длинный язык до добра не доведёт. Можно и лишиться его, если старший принц придёт в неистовство. Охотницы поспешно кивнули, и, когда здоровяк уступил им дорогу, выскочили наружу.

Пещера встретила приятной прохладой. Если бы не обстоятельства, Котис бы рухнул прямо у входа и захрапел бы на пару часов, но сейчас он не менее уверенными шагами направился к нише, где спали члены королевской семьи. Осторожно, опять-таки не без помощи Касари, принц положил брата на пол пещеры, и какое-то время молчаливо наблюдал, как она укладывает Аминту поудобнее. Когда львица села рядом с королём, архонт Запада снова навис над бедной подругой, ожидая её действий. Даже когда на пороге пещеры появился Галатес, Котис даже ухом не повёл в его сторону, продолжая ледяным взором буравить затылок маленькой целительницы. И это, судя по всему, спокойствия ей не добавляло. В конце концов, самка резко подорвалась и побежала прочь, перед этим что-то невнятно пробубнив про то, что она ничем уже помочь не может. Котис сделал резкий выпад вслед за ней, инстинктивно желая схватить её, как убегающего мышонка, и… также резко замер.  Слава Богам, до того, как несчастная подруга оказалась у него в когтях. Он не вправе заставлять её. Это попросту бесполезно. Может, успокойся она, что-нибудь и могло выйти, но в таком состоянии она и впрямь уже ничем не сможет помочь, как бы ни хотела. От созерцания опустевшего входа в общую пещеру принца оторвал голос Галатеса. Его реплика прозвучала совсем рядом, у самого его уха, но всё же долетела до Котиса не сразу. Вторая звучала уже менее отдалённо, но и на неё самец отреагировал не моментально. И что он должен отвечать на это? “Вечно недовольный королевич стал менее недовольной меховой накидкой”, – так, что ли?

– Дышит. Живой, – удивительно спокойно ответил архонт Запада, после чего стал кружить по пещере, как загнанный в клетку зверь, и попутно прислушиваться к дыханию Аминты. Он не знал, чем он может помочь в данной ситуации. Всё, что у него было – это его сила, его положение и умение управлять толпой. Раньше ему казалось, что этого хватит, чтобы горы свернуть, и принц шагал по жизни с гордо выпяченной грудью. А эта самая жизнь так жестоко заставила его чувствовать себя опущенной в воду собакой. В очередной раз подойдя к выходу из пещеры, цепкий взгляд принца зацепился за знакомый тощий силуэт. Фестр. Наконец-то. Не говоря ни слова, саблезуб тут же покинул пещеру, крупными шагами направляясь к дядюшке.

– Дядя, – хрипло окликнул его Котис, тут же сглотнув, чтобы смаслить свой голос, – он слабо дышит. Эби скоро вернётся. Быстрее.

Как и младший брат, архонт Запада оставался собранным и на вид удивительно хладнокровным, словно происходящее было для него совершенно обыденной ситуацией. И всё же было в его движениях что-то нервное, не свойственное ему: вместо обычной для него покачивающейся походки окружающие лицезрели резкое выкидывание лап, словно лев вот-вот сорвётся на бег; привычной издёвки и властности в глазах не было и в помине, а кисточка хвоста периодически хлестала самца по бокам, что для него было совершенно несвойственно. К тому же, была одна очень значимая деталь, которая бросалась в глаза далеко не сразу. Обычно нарушающий личное пространство до неприличия, сейчас Котис словно держался ото всех поодаль (если адекватную для всех остальных дистанцию так вообще можно было назвать). Разве что бедная Касари пару минут назад подверглась проникновением в личное пространство, когда здоровяк скалой нависал над ней. Может, потому что в данной ситуации эта глупая девица с большими ресницами была единственной, на кого Котис мог положиться целиком и полностью. Почему? Он сам не понимает. Наверное, потому что подсознательно считает, что у его подруги не хватит мозгов что-то провернуть.

Котис сделал несколько крупных шагов навстречу логову, однако не услышал лёгких шагов Фестра позади себя. Архонт Запада обернулся и с немым вопросом в глазах уставился на дядю. Тощий самец продолжал стоять подле королевы и, кажется, даже не собирался следовать за своим племянником. Как, чёрт возьми, он может медлить в подобной ситуации?! Котис что, действительно единственный, у кого сейчас башка варит и потому обязательно должен повышать голос и перетаскивать остальных, чтобы они не стояли, как истуканы?

– Архонт Ракоды, – наименование титула, принадлежавшего дядюшке, всплыло слишком внезапно даже для самого Котиса. Тем не менее, принц обратился низким рычащим голосом именно по титулу неспроста: хотел напомнить, что Фестр не просто какой-то левый самец и пробудить таким образом в нём чувство ответственности, которую возложили на него вместе с титулом. Пусть и, возможно, против его воли. Мало того, что он был далеко не последним львом в иерархии, так ещё и являлся членом семьи, как-никак. Так почему же он медлит, когда его племяннику грозит смертельная опасность?

– Мне Вас перенести? Нужно торопиться.

Река Руфиджи—-→>>

Когда появились первые знакомые равнины, кусочки которых Эбигейл уже успела выучить вдоль и поперек, львице стало гораздо легче. Чем ближе к логову она подбиралась, тем сильнее стучало ее сердце, тем сильнее теплилась ее надежда на то, что всё будет хорошо, и братец будет спасен. С незнакомкой, следовавшей за ней, принцесса почти не говорила, хотя иногда проверяла, не потерялась ли она и идет ли следом, но только лишь из-за наличия заветных цветов в ее пасти: кто знает, сколько лекарства понадобиться на то, чтобы привести Аминту в чувство? И, пожалуй, впервые в жизни самка повела себя столь эгоистично, что не думала о том, какие дела были у львицы, как она себя чувствовала и желала ли идти вообще. Увы, но некоторые обстоятельства вынуждают так себя вести даже самых отчаянных альтруистов: собственное благо, зачастую, куда важнее удобства другого.

Когда львица осознала, что до логова оставалось не больше километра, она вовсе пустилась в бег: сердце ее бешено колотилось, а зачерпнуть воздух пастью было нельзя, иначе мог вывалиться сердецей, но Эбигейл терпела, шумно, коротко выдыхая ноздрями.

Еще издалека львица заметила, что вокруг логова происходит какое-то оживление. Она боялась пропустить что-то важное, но даже не осознавала сейчас, сколько времени вообще отсутствовала. Может быть, не дольше часа, но иногда даже одна минута бывает решающей. Ей хотелось поскорее оповестить молодого лекаря о том, что она отыскала нужное растение, поэтому едва ли не падая, львица все же быстро добежала до членов своей семьи и… на несколько секунд застыла от ужаса.

Холод пробежался по ее телу, но она не совсем отчетливо понимала причину: её пугали блестящие слезы молчаливой Касари, виновато уткнувшейся себе в лапы; пугала мать, что лежала рядом в весьма подавленном полуистеричном состоянии; пугал Фестр, который не торопился на помощь своему умирающему племяннику; пугал даже старший братец и его выпирающие клыки, его грозное выражение морды, его интонация, с которой он обращался к дядюшке — впервые официально и впервые так строго. Но еще сильнее Эбигейл боялась неописуемого чувства чего-то неизвестного и запредельного, которое одновременно заставляло ее тело покрываться мурашками и в ту же минуту, будто пыталось поддержать или утешить.

— Что происходит? — шепотом спросила Белоснежка не своим голосом, — надломленным и вновь слишком высоким, — после чего сделала несколько тяжелых шагов вперед, поравнявшись с братом, — Котис?

Она пыталась отдышаться и собраться с мыслями. Ответа не последовало. Сжимая в зубах сердецей и чувствуя на языке горьковатый привкус выделяемого им сока, принцесса направилась в сторону логова, твердо решив, что если никто не может ничего сделать, то она попытается сама. У порога логова ее снова обдало ледяным холодом, но она отвлеклась на Галатеса, склонившегося над своим братом и королем.

— Может, хотя бы ты ответишь, как он? — дрогнувшим голосом спросила Белоснежка. По словам брата и по едва вздымающемуся боку кошка поняла, что молодой лев еще дышит, но столь слабо, что вот-вот может перестать. Тем не менее, самка, практически даже не отдавая отчет своим действиям, вновь ощутила надежду, поэтому склонилась над Аминтой и, касаясь губами его губ, вложила растение ему в пасть.

Она едва дышала вместе с ним, не отрывая глаз от его век. И когда они дрогнули, юная принцесса нервно поднялась со своего места, чувствуя, как начинают щепать ее глаза.

— Эбигейл…
— Я здесь, братик, я рядом, — Белоснежка уткнулась носом в его гриву. Ей стало очень жаль его, хотя, казалось бы, лекарство помогло и даже привело его в чувства. Но слова его звучали тихо, обрывисто, нескладно, будто он находил единственные силы, чтобы их сказать. Будто… они были последними. Может, так оно и было?
— Наша семья… я их… хврх…
— Любишь?
Аминта кивнул.
— Не бросай нас!
— Эбигейл… Я… — он сглотнул, что подтверждало догадки сестры, — Аминта… Аурелий… второй… передаю тебе право наследия на престол Западного Королевства...   

Эбигейл изменилась в морде. Черты её скривились, слезы градом полились, и она зарыдала беззвучно, обнимая умирающего Аминту крепко, с жаром, не желая отпускать его в последний путь. Она чувствовала, что в пещере присутствовал кто-то еще, кроме нее и Галатеса, но не ощущала от него угрозы, напротив, он будто касался ее макушки, вздрагивающих от рыданий плеч, жалел и убеждал в том, что братику будет «там» тоже хорошо. Быть может, это и был старший брат, просто все запахи, звуки и прикосновения смешались и зациклились только на Аминте?

«Но нам всем без него будет плохо», — хотелось кричать ей, но она лишь немо открывала пасть, ища глазами небо.

Отредактировано Эбигейл (15 Май 2020 21:45:01)

Касари, оказавшись в ее объятьях, снова зарыдала, правда, не на долго. Tе всхлипывания и содрогания вскоре стихли и королева подумала бы, что и она умерла не выдержав всего этого, если бы не ее тихое дыхание. Это всего лишь сон. И если подумать, то и ее сын сейчас засыпал, тем же глубоким сном, что когда то уснул самый любимый ею лев. Жаль, нет ни одного колдуна, который бы мог разбудить хоть кого-то заснувшего этим волшебным сном. В этот момент Асия подумала, что дорого бы отдала за такую способность, и наверно, все что она может сделать, это приложить все усилия, чтоб не дать заснуть вот так вот, раньше срока кому-то еще. Снова быть сильной ради Галатеса и все больше отдалявшегося от нее Котиса, ради малышки Эбигейл, которая выросла и скоро наверно, начнет знакомить ее со своими кавалерами, ради заснувшей в ее лапах, словно ее собственная дочь, Касари. Ради того же Феста, который наверняка схватится за сердце, когда узнает.

Фестр появился у входа в пещеру неожиданно. Она даже не поняла что случилось, когда рядом с ней кто-то склонился и она услышала знакомый и вкрадчивый голос, все такой же учтивый и, словно бы извиняющийся.
- Я знаю. – тяжело, на выдохе отозвалась Асия, стараясь говорить не громко, чтоб не разбудить Касари, которая, как она посчитала, заснула: - Я же его мать. И конечно, всегда предчувствовала что-то такое, но… - она сделала паузу, слегка покривив морду, словно ее заставили разжевать половинку лимона: - …надеялась, что все будет иначе. Надежда, глупое чувство. Но, сколько же сил оно может дать тому, у кого ничего больше не осталось, да? – она тяжело и шумно выдохнула, прислушиваясь к нетерпеливому голосу Котиса, откуда-то из пещеры. Бедняга еще ничего не понял.
- Иди. – устало, но строго приказала она, и спустя несколько секунд, добавила, увидев, что Фестр не торопится в пещеру: - Им ты сейчас куда нежнее чем мне.

А еще секунду спустя к ним подбежал Котис, увлекая Фестра в пещеру к остальным, а буквально вслед за ним к входу в пещеру подбежала взъерошенная Эбигейл и какая то еще, совершенное незнакомая ей львица? Будь ситуация другой, асия немедленно бы устроила дочери допрос на тему того, кто это такая и какого лешего приперлась прямо к их логову, но... ее объяла какая-то странная апатия. Захватчики? Шипионы? Да миллион захватчиков и шпионов не сможет принести зла больше, чем уже было принесено. По выражению морды дочери Асия поняла, что Эби еще не в курсе того, что происходит. Дыхание ее было сбивчивым, лапы в грязи, на боках зеленые полосы, не то от травы не то от листьев кустов, через которые ей пришлось пробираться, в пасти какие-то листья…
«Бедная девочка, бедная моя девочка, еще не знает, что все это зря... Сколько же ей пришлось пробежать? Вот, и свои белоснежные лапки испачкала, как в детстве».
Но, вслух, разумеется, Асия сказала не это. Стоило Эбигейл пробежать мимо нее в пещеру, как королева с трудом поднялась, тихо шепнув на ухо Касари:
- Не уходи пожалуйста никуда. Скоро мне понадобится твоя помощь. Очень понадобится.
Лгала ли она? Асия сейчас и сама не знала. Чем ей сможет помочь Касари, она просто не представляла. Самой хотелось лечь и просто умереть. Но позволить молодой львице, полной сил и только начавшей жить, по глупости своей и доброте душевной, сотворить с собой что-то страшное только потому, что не смогла спасти Аминту, она не могла. Не имела  никакого морального права такое себе позволить. Та пусть хоть самой придется в лепешку разбиться и жить так еще сто лет. Нет, хватит с них смертей молодых. Впрочем, запала ее хватило только до того момента, как она вошла в пещеру и увидела своих детей.

Аминта лежал там, где когда-то лежал Птолемей. Скорей всего, это было не так, но Асии казалось, что ее сын лежит на том же самом месте, где когда-то умирал ее возлюбленный. Аминта лежал на боку, прямо на каменном полу, расчищенном от мелких обломков, упавших с потолка после землетрясения, слегка поджав под себя лапы а над ним склонились Эбигейл и Галатес. Котис тоже находился рядом, но похоже, произошедшее, окончательно выбило его из колеи, как и всех остальных, включая Асию, которой казалось, что Аминта был еще совсем ребенком, маленьким и беззащитным. И в сравнении с Котисом и Галатесом, это ощущение только усиливалось, стоило только ей глянуть на его небольшое, беззащитное и недвижимое тельце. Ее сердце защемило и она не выдержав увиденного отвернулась. Ведь там лежал ЕЕ сын! Она хотела броситься к нему, обнять, лечь рядом, так как раньше, чтоб он оказался у ее лап, так же как только что лежала в ее объятьях Касари. согреть его своим теплом, чтоб все было хорошо, но… Лапы львицы не слушались. Они подкосились, словно четыре хрупкие соломинки и она, по началу опершись на один из уцелевших, массивных сталагмитов сползла по нему вниз и грузно села, давя в себе рыдания, и хриплый, отчаянный стон: - Сынок… - в котором смешалось все: боль, страх, безысходность, и все те, остальные чувства которые она была не в силах сдержать, и которые рвались наружу.

Фестр всё медлит, неописуемо при этом раздражая племянника. Котис просто не может поверить, что Аминту нельзя спасти. Или, правильнее сказать, не хочет? Кронпринц свято уверен: если всех поднапрячь и заставить сохранять самообладание – не важно, грубой силой или ласковыми словечками – то брата можно даже с того света вернуть. Глядя на то, как непростительно медлит родственник, ранее хладнокровный на вид Котис вдруг почувствовал, как в груди что-то с бешеной силой заколотилось, щекоча рёбра, как сжались его мышцы, а когти нервно то вытягивались, то снова были спрятаны силой воли. Внутри всё словно вскипало и бурлило, заглушая адекватные мысли и в принципе не позволяя думать. Котис не привык чувствовать такое волнение, если не сказать панику, и просто не знал, как на такое состояние следует реагировать, а потому вынудил себя сохранять спокойствие и собранность хотя бы внешне. Разве что крайне сосредоточенный взгляд, впившийся в тощее тельце дяди, выдавал подлинные чувства кронпринца с головой. Он даже не сразу понял, что рядом оказалась Эби, и её вопрос заставил Котиса также хищно обратить свой взор к ней. Благо, архонт Запада быстро распознал в белой напуганной львице свою сестру, и заставил себя снова принять более спокойное выражение морды. Самец даже не обратил внимания, что львица, сопровождавшая её, совершенно ему незнакома. Краем глаза увидев рыжую шкурку, он вообще принял её за Таишу, и более не стал заострять на ней внимания.

– В пещеру, – металлическим голосом скомандовал лев, тут же вновь посмотрев на дядю. Пускай хотя бы она не медлит. Нельзя поддаваться панике и чувствам, нужно просто действовать. Потом наплачетесь, а сейчас будьте добры вытереть сопли и работать. Между тем, в мыслях самого Котиса тоже не царил мир и порядок: в голове роилось тысяча мыслей, и Котис никак не мог толком сосредоточиться ни на одной из них. Во-первых, почему Фестр, обычно так трепетно заботящийся о своих племянниках, вдруг стал медлить, теряя драгоценные секунды. Во-вторых, что нужно отправить ту же Таишу к Трём Когтям, чтобы она объявила собравшимся, что церемония коронации откладывается, так как король неважно себя чувствует, чтобы звери не ждали церемонии до самого обеда. О том, что непременно нужно отправиться с львицами на охоту, ведь после пробуждения Аминте понадобятся силы, и свежая тушка какой-нибудь молоденькой газели ему не помешает. Но вот с губ Фестра слетают эти слова. Отец умер от болезни?... Почему Асия никогда не говорила об этом? И как это, чёрт возьми, бессильны?! Здоровяк замирает, на несколько секунд словно забыв, как дышать. Его напряжённый хищный взгляд сменяется растерянностью и отрицанием слов Фестра. Нужно вмешательство самого Айхею? И к какой святыне ему, Котису, нужно отправиться, чтобы вытрясти из когтей Бога жизнь своего брата?

Самец делает шаг в сторону, пропуская дядюшку, и спустя несколько секунд следует за ним. Только войдя в пещеру, он чувствует смрад страха, отчаяния и ожидания чужой гибели. Видит плачущую сестру, уткнувшуюся в Галатеса, видит его скорбное выражение морды, видит плачущую в углу матушку, разбитую Касари, растерянную рыжую львицу и, наконец, тело Аминты. Он всегда казался Котису слабым. Самый тощий, самый низкий, но всё ещё его брат. Сейчас же он вовсе был таким… беспомощным. Жалким. И в это просто не верилось. Не хотелось верить. Котис всеми правдами и неправдами гнал от себя мысль, что его брат действительно сейчас вот-вот умрёт. Ведь часом ранее он так добродушно приветствовал его улыбкой! Словно и не было в детстве никакой вражды, словно он давно сумел простить все старые обиды.

Самец не находит в себе силы войти и присоединиться к семейству, и потому просто остаётся в проходе пещеры. Утреннее солнце обжигает его со спины, кончики гривы золотятся в этом свету, словно он – и есть тот самый посланник Айхею, озарённый его божественным светом, и он пришёл, чтобы спасти жизнь короля. Котис отдал бы всё, чтобы это было действительно так. Сейчас он был готов даже обменять собственную жизнь на спасение Аминты. Лишь бы снова увидеть эту улыбку, прежде чем навсегда закрыть глаза уйти в небытие. Вот только вместо этого он может лишь лицезреть, как от него исходит массивная, пугающая тень, растянувшаяся по всей пещере и накрывшая слабое тельце короля. Она напоминала Котису то, как он в юности представлял саму смерть. Темную, безликую, огромную и могущественную, накрывающую жизни других, как львёнок накрывает лапой мышь, прежде чем сжать её в своих когтях.

– Король умер.

В груди что-то замирает, и с грохотом ухает вниз; у Котиса перехватывает дыхание и он чувствует пробирающий до костей холод, исходящий изнутри. Он смотрит куда-то сквозь, в пустоту, не желая принимать эти слова. Но они снова и снова безумным шквалом обрушиваются на него, отражаются от стен, остаются где-то внутри. Умер… Сегодня умер король. Сегодня умер Аминта. Сегодня умер его брат. А вместе с ним и надежды Котиса наладить отношения в семье. Здоровяк почти беззвучно выдыхает, опустошая лёгкие до неприятного покалывания, немного склоняет голову и продолжает смотреть вникуда, терзаемый своими воспоминаниями и тревожными мыслями.

– Никакой ты не принц! Ты - принцесса!

“Кто это?” – мысленно спрашивает самого себя самец, пытаясь вслушаться в чей-то детский, почти забытый голосок.

– Пусть бежит, слабак.

“Это… это я говорил?”

– Все считают, что Аминта - король. Но какой из него король, если он только плачет?

“Нет. Это не мои...Я ведь не мог так… не мог же?” – в очередной раз пытается отрицать действительность саблезуб, болезненно морща нос.

– Да морду ему набить надо, чтобы дурь вылетела из ушей и потерялась за горизонтом!

“Заткнись.”

– По границам шарахаются какие-то ненормальные чужаки, портят наши – ох, простите! – земли нашего будущего королька, а он куда-то свой подхвостый мешок вместе с мозгами гулять отправил.

“Я. сказал. заткнись.”

– Надеюсь, когда его Глупейшество вернется, а он вернется вместе с сестрицей, вы с дядей пропесочите их обоих как следует.

“Хватит!” – самец зажмурил глаза, отгоняя свои же слова. В голове смешалось всё: новость о том, что Аминта умер, слова самого Котиса, который будучи детёнышем так жестоко задирал старшего брата, его слова сожаления, желание стать значимым для семейства. И всё это эхом отдавалось в сознании, не позволяя нормально соображать. Казалось, что он – маленький, гордый и безмерно глупый – всё ещё стоит тут, в пещере и поливает грязью брата. Брата, которого уже не спасти. Котису становится невыносимо тошно от себя же. Хочется врезать по этому призраку прошлого, размазать его по стенке, только бы захлопнуть его пасть, вырвать его горделивый ядовитый язык и запихнуть ему же в глотку.

– Да здравствует король! – звучат слова Фестра, и они, словно спасительный круг, заставляют все мысли и воспоминания Котиса мигом замолкнуть. Вместо этого назревает другой вопрос. Как же он здравствует, если он умер?

Фестр подходит ближе, и Котис было думает, что тот хочет выйти, не в силах находиться в пещере с телом почившего племянника по примеру Асии, которая нашла в себе силы вернуться только когда Аминта уже почти испустил свой дух. Котис делает шаг ему навстречу, выходя из прохода, и уже хочет сделать шаг в сторону, пропуская его, но дядюшка внезапно останавливается. И, что самое странное и неожиданное для Котиса, склоняет голову. Котис, доселе выдававший своё состояние лишь потерянным взглядом, теперь совсем выглядит растерянным.

– Ваше Величество!

Как ножом по сердцу.

Только сейчас до Котиса доходит, что для него означает смерть брата. По пути сюда эти мысли всё же кружились у него в голове, словно надоедливые мухи жарким днём, но он их настойчиво гнал, наивно полагая, что им удастся спасти Аминту. Он хоть и самый низкорослый и слабый, но ведь он его брат, должен выкарабкаться!

Котис привык, что он всегда был вторым, и не смел даже заглядываться на престол. Даже собственная мать никогда не ставила его на первое место: у неё всегда были Аминта и Эбигейл. И хотя подготовить первенца к воцарению было её прямой обязанностью, Котис воспринимал всё на свой счёт. Отца он так и вовсе не знал, и хотя в минуты отчаяния тешил себя мыслью, что будь Птолемей жив, он бы обязательно посмотрел на него, а не на более умных и царственных братьев, и даже не на хрупкую и женственную Эбигейл, которой защита нужна всяко больше его – Котиса, самого крупного и сильного из семейства; что Птолемей тоже будет проводить с ним время, обучая премудростям, и Котису не придётся доставать Каса, личного телохранителя коронованного братца, или искать поддержки в Таише. Но здравый смысл осаждал, напоминая, что он – всего лишь второй сын. И будь отец тут, он бы точно также тратил своё время на первого сына. На будущего короля, а не на его запасной вариант.

Всегда ставили вперёд Аминту, ведь он – будущий король. Могли поставить Эбигейл, ведь она являлась единственной дочерью, и потому о ней негласно заботились чуть больше. Могли уделить больше внимания Галатесу, за его ум и учтивость. А что Котис? А Котис просто шатался где-то на заднем плане, истязая себя тренировками, водил  патрульных в обход границ, когда достаточно подрос, помогал львицам загонять крупную добычу и, стоило появиться хотя бы одной свободной минутке – уделял её защите Эбигейл. Пожалуй, единственная, кто действительно могла поставить его на первое место, была глупышка-Касари. И то, скорее от осознания того, что если оставить Котиса в покое, он окончательно забьёт на своё самочувствие и заработается до смерти. Истощит себя, и поймёт, что пора остановиться, только когда будет точно также лежать без сил и на последнем издыхании мерзко похихикивать, глядя на взволнованную мордашку Касари, пытающуюся его подлатать. Трон? Вы шутите? Он же всего лишь второй сын. Всего лишь глупый здоровяк, который просто привык быть опорой для тех, кто ему дорог, но при этом став взрослее не подпускает к себе никого.

Все эти два года он являлся кронпринцем, но не воспринимал этот титул всерьёз. Даже у той же Кариссы иногда хватало наглости шутить на эту тему. Мол, Вы подождите, Ваше Высочество, сейчас Ваш братец найдёт молоденькую красавицу, нарожает львяток и и что ж будет с Вами? Да, ведь быть вторым – его судьба, пока Аминта не обзаведётся наследниками: тогда Котиса подвинут ещё дальше. Но внезапно из кронпринца, не смеющего даже заикаться про наследование престола, он превратился в короля.

Король.

Какое громкое, однако, слово. Вот только от одной только мысли, каким образом ему достался этот титул, Котису становится не по себе. Он получил трон, когда брат лишился жизни. Как он будет нести это бремя? Особенно зная, как жесток он был по отношению к Аминте в детстве, лишив его возможности с теплотой вспоминать о юных годах.

“Если мне и суждено стать королём, то нужно сделать так, чтобы ты, брат, смотря на меня вместе с Королями Прошлого, смог простить меня”, – вот и всё, о чём сейчас мог думать здоровяк. Наверное, ему стоит что-то сказать. Что-то вдохновляющее, способное вселить надежду в сердца родных. Вот только никаких мыслей на этот счёт нет, да и сухой липкий ком, вставший поперёк горла, не даёт и слова вымолвить. В какой-то момент он просто распрямляет плечи, возвышаясь над всеми присутствующими; его взгляд ещё кажется туманным и немного растерянным, но Котис изо всех сил пытается держаться царственно. Казалось, будто рядом появился Кас – аколуф почившего короля – и своим нервным заикающимся голосом рявкнул, что Котис, вообще-то, тоже часть королевской семьи, и должен вести себя подобающе. Король обводит мимолётным взором всю пещеру, задержав свой туманный взор сначала на Эби, затем – на Касари. Не желая увидеть, как они склонятся перед ним, нет. Он искал банальной поддержки, что, впрочем, слабо читалось в его каменной морде и рассеянных глазах, кажущимися сейчас такими холодными и безэмоциональными, будто Котис сейчас просто отправится в очередной обход границ, а не на похороны своего почившего брата.

Медленный вдох. Глаза закрыты. Выдох. Кас никак не могла унять дрожь в лапах. Попыталась сосредоточиться на этом, но ничего не выходило. Хотелось выдрать их с костями и выбросить куда подальше. Но Кас лишь сильнее прижалась к Асии. Стоявший рядом Фестр не шелохнулся, будто каменное изваяние из одной старой сказки. Выдал нужный, но горький ответ на вопрос главного героя и, выполнив своё предназначение, вновь погрузился в сон.

Кас не хотелось двигаться. Она боялась, что, если встанет и нарушит это молчание, все обернутся на неё, пригвоздят к земле печальными взглядами. Она точно сгорит со стыда.

Но молчание всё-таки прервали. Властный голос Котиса вывел львичку из оцепенения. Архонт Запада походил на странника, ищущего зелёный росток на пепелище, каплю разума в океане застывшего хаоса. И ищущего уверенно. Искавшего. Фестр будто пощёчиной выбил из него всю энергию, объяснив причину недуга Аминты. Визуально это напомнило Крапчатой детскую игру, в которой ведущий догоняет и по очереди пятнает участников. Некоторые львята говорили «заражает», другие, что «замораживает». Суть всегда оставалась одна. И… Фестр выигрывал.

Раздались торопливые шаги. В ноздри ударил запах запыхавшейся Белоснежки: Эби влетела в пещеру, за ней в полумраке исчез и Котис с застывшей мордой. Окружающих будто кто-то расшевелил: Асия неуверенно встала и боязливо направилась за своим сыном. Кас почувствовала тревожную пустоту, приподнялась с земли на окаменевших лапах, села и вновь опустила голову, прижав к ней взлохмаченные уши. Львичка принялась изучать собственные передние лапы, побаиваясь встречаться взглядом с Фестром. Но лев тоже поспешил вслед за остальными в пещеру — к Аминте.

Львичка шмыгнула носом, вспоминая только что сказанные слова Асии. Они слабо помогли Кас хоть как-то успокоиться, но в груди потеплело. Асия за неё переживает. Да, она попыталась об этом сказать.

— Не уходи пожалуйста никуда. Скоро мне понадобится твоя помощь. Очень понадобится.

Кас еле слышно вздохнула, снова шмыгнула носом. Она просидела пару секунд, стараясь выровнять дыхание и вдруг слабо дёрнулась, когда притихший сапсан взгромоздился ей меж ушей и, опустив голову, посмотрел ей в глаза. Обычно его спутницу смешил или хотя бы успокаивал этот трюк. И птах не сдвинулся с места, пока львичка не попыталась ровно выдохнуть. Получилось ужасно и вымученно, но Таккар оценил старания. Он осторожно сполз на плечи своей подруги, когда та, пошатываясь, решилась войти в пещеру.

— Король умер.

  Львичка замерла. Ей стало дурно, будто кто-то сжал лёгкие. Она буквально видела, как у всех что-то надломилось внутри от слов Фестра, но услышала лишь, как Таккар что-то с сожалением прошептал над самым ухом. Крапчатая осела у входа в пещеру, уткнувшись пушистой щекой в прохладный камень. Закрыв глаза, она на мгновение изчезла. Холод возвращал крохи ясности в утомлённую голову. Она ведь знала, что это должно произойти. Знала, но… подготовить себя к очередной смерти за пару минут после слов Фестра оказалось непосильным трудом. Львичка не справилась.

— Да здравствует король.

Она открыла глаза. Ничего особо не изменилось, Амина лежал посреди пещеры, хотя детская надежда, что от беды можно спрятаться, просто зажмурив глаза и сжавшись, ещё тлела где-то на задворках разума. Кас на пару секунд накрыло непонимание.

— Ваше Величество, — наконец закончив свою краткую речь, Фестр подходит к сбитому с толку Котису и с уважением… кланяется? Львичка почувствовала лёгкую, пульсирующую головную боль. Ей не хотелось больше понимать что бы то ни было, не хотелось думать вообще. Она устала. Слишком устала.

Тем не менее она сумела понять, что происходит. Что Фестр никогда не забудет о своих обязанностях и королевских правилах. Что бы ни произошло и как бы сильно новый правитель нуждался в объяснениях и передышке. А Котис, кажется, нуждался. Львичка невольно осознала, что сегодня на него навалилось больше, чем он мог бы вынести с непринуждённой мордой. Саблезуб хотел поддержки и искал её, обводя взглядом всех присутствующих.

Кас почувствовала очередной приступ боли, схватилась лапой за голову, стиснув зубы так, что навернулись слёзы. С секунду в глазах рябило. Она отмахнулась и, рывком подняв голову, уверенно встретилась взглядом со своим саблезубым другом. Львичка понадеялась, что смогла хоть как-то вселить уверенность в Архонта Запада и, набрав полные лёгкие воздуха, осторожно поклонилась, неуверенно повторяя движения Фестра. Лапы подрагивали от напряжения и усталости, хотелось прилечь и заснуть прямо в пещере. Крапчатая и сама не могла сказать, что конкретно сдерживает её от этой крайности. Наконец она встала и вновь осмотрела всех присутствующих.

Послышалось шуршание и возня. Топот множества крохотных лап. Кас резко обернулась и с невыразимым удивлением уставилась на целый отряд мелких зверьков. Она почувствовала, что её мозг сейчас окончательно всё бросит и сдаст назад. Слишком быстрая смена ситуаций. Слишком. Пожалуйста, кто-нибудь, остановите это.

От отряда пятнистых генет отделился один малыш и уверенно вошёл в пещеру с совершенно беззаботным, пусть и немного сдержанным выражением морды. За последние несколько часов Кас так привыкла к постоянному напряжению и тревоге, что этот светлый в переносном смысле посетитель казался ей плодом собственного воспалённого мозга. Какой-то он… неправильный. Не к месту и не ко времени. Совсем.

Львичка не сдвинулась с места. Она молча проводила его взглядом с тенью безразличия. Слишком устала, слишком.

Секунда, и генет заговорил с поникшей Асией. И только сейчас львичка почувствовала сжение в горле. Она дослушала генета, и сжение начало расти. Крапчатая не сводила глаз со старушки и почувствовала даже раньше, чем осознала: к ней сейчас не стоит подходить. Правда не стоит. Особенно с такой речью. С речью о сыне к матери, только что его потерявшей.

Львичка закрыла глаза и, понурившись, слабо замотала головой, будто задавая немой вопрос «зачем ты это сказал?..»

Отредактировано Касари (17 Июн 2020 19:13:52)

Это случилось. Произошло, свершилось и еще много разных глупых слов, разделивших одним мгновением ее жизнь на До и После. Вжик!
Аминта мертв. Все. Уже больше никаких: может быть, никаких: а вдруг, ну и так далее. В какой-то момент настал миг гробовой тишины. Асии показалось, что это случилось после фразы Фестра: "Король мертв", все замерли. Застыли как истуканы, словно больше в их жизнях не осталось дел. Словно не осталось в душе эмоций и слов, чтоб выразить скорбь. От нахлынувших мыслей у нее закружилась голова. Казалось, она не выдержит боли, чувств и осознания ситуации и просто лопнет. Пуф! И все… Королева не могла понять, как она еще может думать в этой ситуации, что-то решать, соображать. И что самое главное, как она может злиться?

«Как… как этому старому говнюку удается оставаться таким сдержанным в такой момент?»
Забавно. Она винила во всем произошедшем Фестра и сейчас. И снова была уверена в том что он виноват в смерти Аминты, хотя по факту, вини его в том, что Аминта заболел, не было. И сейчас ее гнев смешивался с какой-то детской обидой, как у маленьких львят, которые обижаются на взрослых за то, что их не повели на охоту в дождливый день. Дождь… ну и что что дождь! Можно и в дождь охотится. И вообще его быть не должно, это ты его специально вызвал…
«Вот же лапожепый. Тебе бы солому для подстилок таскать, а не лекарем быть. Болезнь Леми просрал. Уход детей просрал. Аминту... тоже…».

Да… она его никогда особо не любила. Все их общение сводилось к холодному: Здраствуй Фестр. Как дела Фестр? Сделай пожалуйста… До свидания, Фестр. Королева всегда в душе была против того чтоб Фестр шел с ними. Но Птолемей этого хотел. Как она могла отказать? Она и после старалась потакать своим детям, чувствуя в них его часть. Чувствовала она и ЭТО. То, что погубило Аминту, и иногда просыпалась «в холодном поту» по ночам, когда ей казалось что кто-то из них перестал дышать. Но... время шло, плохое забывалось, кошмары уходили, а по ночам ей все чаще снился он, обещавший что все беды для их семьи в прошлом. Да, как же…
- Да здравствует король!
«Вот же старый пидлараз!»

Неожиданно нахлынувшая ярость затмила все. Разум, звуки, мысли, оставив только одну: «Аминта умер, а этот недоеденный кусок антилопы все свои уставчики чтит, да правила!» Она раскрыла глаза и увидела как Фестр преклоняется перед ничего не понимающим Котисом. Ну, как минимум, ей так показалось. Ей захотелось его убить… Жестоко и беспощадно, показательно, прямо здесь в этой пещере. Асия тряхнула головой и шатаясь поднялась, зажмурившись. Сейчас… сейчас она просто разобьет башку этого старого мчудака как большую гнилую тыкву, чтоб он не портил этот мир больше ни секунды. И наср*ть на то что скажут присутствующие. Нас-рать.

Она резко открыла глаза и увидела перед собой… Ву.
Он даже что-то говорил ей.
- …то генетты будут и дальше носить сюда травы и еду, чтобы Аминта поскорее поправля… А чего все такие мрачные? Я уверен что Аминта скоро поправиться… - малыш выглядел растерянным. Правил он, как и Аминта, не долго и похоже, еще не умел придавать себе «товарный вид» в любой ситуации.
- Да. – негромко ответила Асия, шмыгнув носом и с огромным трудом себя сдерживая: - Ваша помощь… - она запнулась, судорожно вспоминая, кто он там такой? Король или принц или бог знает кто еще? Не хватало только с гнетами поссорится перед похоронами: - нам очень понадобится, буквально через несколько мгновений. Подождите здесь. – кое-как выкрутилась она, а затем встав подошла к Фестру который еще не поднял свою башку от камней и все так же тупящему посреди пещеры Котису.

- Хватит! – морду Асии перекосила гримаса гнева. Казалось, от слез и следа не осталось и сейчас она и правда разобьет голову старого льва как гнилой плод одним ударом. Но, это не произошло: - Хватит этого цирка вовремя чумы! – снова закричала она ему в морду, будто не была уверена, что он ее слышит: - Даже я не позволяла себе такого, когда умер мой муж! А это мой сын. Мой сын, понимаешь, старое дупло?! Ты мог бы хотя бы до заката отложить свои бессмысленные церемонии, хотя бы потому, что еще пока жива я!
Силы, ярость и гнев, и даже боль неожиданно покинули ее, оставив внутри какую-то совершенно невообразимую пустоту и… способность размышлять. Асию весьма заметно трясло:
- Делать такие громкие заявления, пока тело умершего не перенесено в усыпальницу, как минимум пошло. Тебе ли не знать? – сухо и спокойно сказала она, а затем развернулась к сыну.

К Котису, недалеко от которого сидел Галатес. Она видела его голову через плечо Котиса, и на мгновенье ей показалось, что он улыбается. Ждет. Словно маленький дьяволенок на плече у этого могучего, и, несомненно, доброго здоровяка. Будто бы он был рад, что теперь их осталось двое. Глупый и крупный Котис и гибкий и умный он. Галатес. Прямо как Муфаса и Скар. От этой ассоциации у старой львицы чуть сердце не остановилось. Мир, казалось, покатился в ту же пропасть. Однако, его спасало то, что Котису с Галатесом было нечего делить. У них не было Сараби...
- Поздравляю сынок, теперь ты король. – фраза у нее вышла усталой и неровной. Голос слегка дрогнул, выдавая ее внутреннее состояние: - Церемонию коронации мы проведем завтра, а сегодня надо отнести в усыпальницу твоего брата и похоронить. Я этого сделать уже не смогу и Фестр тоже. – она замолчала, глянув через плечо на Галатеса и продолжив чуть громче, чтоб ни одна ее фраза не укрылась от его ушей. Для себя она все давно решила. Жизнь показала, кто реально должен быть королем, а кто гонять гиен и одиночек: - Ты у нас теперь король, тебе и решать… - она замолчала, делая значительную паузу. То ли давая понять всем остальным, в чьих лапах отныне власть, то ли ожидая какого-то знака от сидящего в стороне сына, который, несомненно хоть и прибывал в скорби, но все понимал и наверняка, прекрасно ее слышал: - на чьей спине он туда прибудет. Обойдемся без лишних криков и выступлений. Если тебе вдруг понадобится совет, ты знаешь, как найти меня или Фестра. – она молча склонила голову перед королем, буквально на пару секунд. А затем, тихо коснулась губами его щеки и отошла от сына, подойдя к Ву:
- Ужасное событие постигло нас в эти дни, достопочтеннейший… принц. – фраза у нее получилась с некоторым вопросом, который впрочем, можно было списать на ее состояние: - ваши дары мы с радостью примем, для завтрашней церемонии. Жаль только, она получится не столь радостной, сколь могла бы быть, будь на ней все мои дети. А теперь прошу меня простить… - она слегка склонила голову перед Ву и последовала к выходу, у которого на миг задержалась.
- Галатес... не оставляй пожалуйста Котиса одного в этот скорбный день. - и вышла, чуть не столкнувшись с Касари, тихо и хрипло шепнув ей: - Идем…
Только оказавшись снаружи, Асия наконец, позволила себе упасть на камни, чувствуя, как глаза снова застилают слезы.
- Касари… мне нужно как-то попасть наверх… - едва слышно прошептала она, и не открывая глаз кивнула в сторону извилистой тропы, ведущей на ледник, к усыпальнице. О том, что этот путь может оказаться для нее  последним, она сейчас не думала.

Кас молча наблюдала за происходящим. Оперевшись о холодную стену, с апатичным, морально раздавленным видом, она медленно, почти лениво переводила глаза с одного говорившего, на другого. Асия довольно терпимо отнеслась к словам геннета, что не могло не вызвать слабую, грустную улыбку у львички, с минуты на минуту ожидавшей внезапного взрыва. Но взрыв прогремел, прогремел похлеще Килиманджаро. И старушка накинулась на невозмутимого Фестра. Кас слегка поджала хвост: её всегда пугали крики и склоки между старшими. Это никогда не сулило ничего хорошего. Если даже самые уважаемые львы не выдерживали, не могли взять себя в лапы, значит, происходило что-то ужасное.

Кас закрыла глаза.

Ей не хотелось, чтобы это случилось снова. Двое близких, надрывая глотки, перекрикивают друг друга над ещё не остывшим телом. Слишком знакомая картина. Настолько пугающая, отдающая болью в груди, что львичка старалась не вспоминать о ней больше. До сегодняшнего дня.

Кас хотелось их прервать, остановить, но она, как в прошлый раз, не смогла выдавить ни звука. И, видимо, не сможет уже никогда — лишь трусливо жаться к холодной стенке. А никто так и не заметил, с каким трудом она сдерживает горячие слёзы.

Фестр выбежал из пещеры. Львичка, слабо подрагивая, почуяла, как упустила момент. Она так и не сдвинулась с места. Опять.

Кас, хрипло втянув воздух, опустила голову. Дальнейшие слова и распоряжения Асии она слышала глухо, будто через толщу земли. Тихий топот мелких лап подсказывал, что геннеты высыпались из пещеры, следом за Фестром. Краем глаза львичка заметила их… короля?.. Малыш выглядел перепуганным, мелкие глазки метались по пещере, тельце быстро вздымалось в такт напряжённому дыханию. Бедняга…

Кас машинально отпрянула от выхода, когда мимо прошагал Котис, с телом брата на спине. Аминта печально покачивался в такт шагам саблезуба. Мёртвый.

Над самым ухом львички раздался пугающе слабый голос Асии. Старушка указывала на тропу к усыпальнице, по которой уже, слегка напрягшись, шёл Котис. Кас на мгновение подумала всё же решиться возразить и силой затащить упрямую старушку обратно в пещеру, насилу затолкав в глотку базилика, но тут же почувствовала колкий ком в горле и подступающие слёзы. Да, она будет выглядеть скорее жалко, нежели убедительно. И львичке пришлось оставить свою идею. Шмыгнув носом, она подтолкнула Асию в плечо, стараясь помочь той приподняться на трясущихся лапах. «Один шаг, и она упадёт...»

«Он прыгнул! Прыгнул!»

Кас, дёрнув ухом, замерла в полушаге. Несколько секунд она провела в леденящем оцепенении, уставившись прямо перед собой, но не различая ничего. Когда львичка всё же взяла себя в лапы, она мягко отпрянула от Асии, тут же медленно осевшей на землю, и, лихорадочно оббежав глазами тропу, наконец разглядела на её вершине какое-то движение: косматая голова Котиса. Архонт, с искажённой от ужаса мордой, уставился вниз. У самого подножия растянулась чья-то светлая фигура. Недвижимая, с раскинутыми лапами. Фестр. Она даже не заметила, как разгорячённый лекарь, выбежав из пещеры, неспешным, но твёрдым шагом взобрался вверх по тропе и сверзился на камни.

«Заведи её в пещеру, живо,» — торопливо гаркнул Котис, уже сбегая с тропы, к телу лекаря. Таккар тут же расправил крылья и рванул следом за Архонтом. Аминта остался лежать, сброшенный на полпути к злосчастному выступу.

Кас, ничего не чувствуя, обернулась к старушке. То, что речь шла именно о ней, было ясно, как день.

— Назад, быстро, — хрипло пробормотала львичка, торопливо подтолкнув Асию. Та не поддалась. Конечно, она не развернётся просто так. Чёрта с два. И вот львичка уже ощущает нетерпение. За последние пару часов её нервы несколько раз раскалялись добела, и очередного испытания на терпение она не выдержит. Из глотки послышалось злобное клокотание.

— Можно не упрямиться ХОТЬ ОДИН РАЗ?! — вырвалось из-за плотно сжатых зубов, — Может, я успею помочь, если не буду тратить время на Вас.

С тихим рычанием Кас сильнее подтолкнула Асию, тут же подставив ей плечо. Стоило старушке угомониться и пройти эти несколько шагов, под своды пещеры, как львичка нетерпеливо рванула прочь. Она не оборачивалась к Галатесу, надеясь, что он сумеет удержать и успокоить сестру. Львичка остыла буквально за секунду, и на глазах снова навернулись слёзы. Кас уже жалела о своей грубости, но её гнала вперёд иступленная надежда: Фестр жив. Все их горести и переживания начнутся и окончатся на гибели Аминты.

Всё ещё разгорячённая, самка чуть не налетела на здоровяка, заслонившего собой дядюшку. С мгновение Кас пыталась отдышаться, привести мысли в порядок, заставить их сложиться в нужную цепочку. Ничего не получалось, перед внутренним взором лишь возникало тело лекаря. Пришлось сделать то, чего мелкая боялась больше всего. Осторожно, задержав дыхание, она прильнула мордой к полураскрытой пасти Фестра.

Лекарь не дышал.

Рыкнув, Кас обошла самца и, всё ещё не теряя надежды, попыталась просунуть голову меж передних лап. Зажмурившись, она осторожно приложила ухо к груди. Секунда. Вторая. Третья. Целая вечность на согнутых лапах, с натянутыми нервами. Львичка почувствовала, что сейчас задохнётся. С хриплым стоном она рухнула на землю и в полном отчаянии, не в силах больше сдержаться, зарыдала.

— Он… он м-мёртв...

Сапсан медленно вспорхнул в небо, и над равнинами раздался его горький, протяжный клич.

Отредактировано Касари (24 Авг 2020 23:52:18)

Первой, с кем встретился блуждающий взор Котиса, была Касари. Бедная травница выглядела сейчас просто ужасно: опухшие от слёз глаза, усталый подавленный вид и явное желание свалиться прямо здесь от бессилия. В этот момент саблезубу подумалось, что она – вот кто действительно нуждается в поддержке и заслуживает её. Однако подруга нашла в себе силы не только спрятать во взгляде своё душевное состояние, дабы поддержать его, но даже поклониться, пусть и на дрожащих лапах. Котис нередко видел уважение к своей персоне. Если не из-за статуса архонта Запада, то как минимум из-за того факта, что за лишнее словцо или косой взгляд он мог крепко приложить лапой. Но что-то внутри подсказывало ему, что эта картина со склонившейся травницей во главе отложится в его памяти надолго, если не навсегда. Хрупкая. Беззащитная. На вид совершенно покорная. Но при этом такая сильная. Касари не была частью королевской семьи кровно, но в данный миг вряд ли в этой пещере был кто-то, кому Котис мог довериться больше. Даже Галатес, с которым принц делил своё время буквально с рождения, сейчас казался ему не столь близок, какой умудрилась стать их подруга, и Котис даже не до конца мог понять, по какой причине. Может, дело было в том, что весь этот год с момента возвращения Аминты он слишком сильно погрузился в работу над собой, из-за чего более не следовал слепо за Галатесом, вынужденный теперь идти за Касом, за охотницами, Фестром и теми, кто мог сделать его сильнее. Брат, безусловно, был дорог ему. Он знал Котиса хорошо, пожалуй, даже слишком, и мог по одним только едва заметным деталям понять, что на сердце у саблезуба. Здоровяк заботился о брате и получал заботу в ответ, но где-то в подсознании понимал, что Галатес больше всего любит всё-таки себя; оберегал Эбигейл, но вряд ли когда-нибудь был для неё хотя бы приблизительно на том месте, куда она воздвигла любимого старшего брата; к матери он также не был равнодушен, пускай и в очень сухой форме проявлял это. И, надо сказать, не без причины. Она может показаться глупой для такого здорового лба, но при этом продолжала саднить его изнутри всякий раз, когда Асия хоть как-либо показывала свою к нему любовь. В тот день, когда Аминта вернулся к ним, до Котиса дошла совершенно простая истина: сколько бы он не проводил времени с матерью, как бы не заботился о её состоянии, достаточно появиться кому-то другому, и королева не думая оттолкнёт его. Потому что Аминта был первенцем. Потому что Эбигейл единственная дочь. Потому что Галатес умён и добродушен. А Котис всегда останется Котисом. Так зачем стараться строить из себя заботливого сыночка, если в ответ всё равно получишь сухое «иди и поймай нам еды»? Котис был безумно обижен на мать, не ждал ответной любви от Эбигейл, ведь по её же словам полюбить такого, как он, просто невозможно, и постепенно отдалялся даже от Галатеса, при том не замечая этого.

Но не от Касари.

Она никогда не получала даже половины той заботы, которой Котис окружил Эбигейл. Принц не особо сдерживался в выражениях в её присутствии, мог отмахнуться от искренней помощи, а иногда даже опрокинуть на землю, чтобы успокоить – в общем, вёл себя не мягче, чем с патрульными. Но крапчатая продолжала следовать за ним в любое пекло, фыркать на его отказы, а если он распускал лапы, то не стеснялась крепко прикусить его за ухо, чтоб мозги на место встали, и чуть ли не силком оказывала ему помощь. Саблезуб не до конца понимал, почему его подруга так поступает. Может, всё дело в упрямости, которой она нахваталась от него же. Но может, потому что она была той, кто понимал, что единственный, о ком Котис даже не пытается заботиться и любить – он сам? От размышлений его отвлекло прикосновение к плечу. Не отрывая глаз от склонившейся фигурки Касари, юный король наклонил голову, чтобы брату было удобнее с ним говорить. Галатес в очередной раз напомнил, что этот путь его брату не придётся проходить в одиночку, и что в любом случае рядом будет тот, кто поможет ему устоять под этим грузом ответственности, так внезапно свалившемся на его плечи. Но будет ли это Галатес?...

Неожиданно тишину, ненадолго воцарившуюся в пещере, разрушил топот маленьких лапок. В обитель семейства, огибая здоровяка-Котиса и пролезая прямо у него под животом, втиснулась целая компания генетт. С ними был их принц (о гибели его отца Котис не подозревал, так как особо не интересовался генеттами, не подозревая о том, что брата придётся когда-то сменить); Ву подошёл прямиком к королеве, и хоть и говорил с ней довольно тихо, его речь всё же была услышана саблезубом. Он беспокоился о правителе львиного семейства, был готов оказать поддержку и всё это, конечно, безумно мило и благородно с его стороны.. вот только чертовски не вовремя. По переносице здоровяка поползли морщины, от чего его морда казалась ещё более устрашающей, однако язык за зубами он всё же придержал. Решил доверить всё матери, потому что если сам возьмётся говорить с гостем, вряд сможет удержаться от крепких словечек.

Котис кивает Галатесу, однако по прежнему не поворачивая к нему головы, и хочет сделать несколько шагов к телу старшего брата, но не успевает даже сдвинуться с места. Мать, на чьё благоразумие так надеялся темношкурый, тут же подскакивает и начинает кричать на дядюшку. Она начинает обвинять его во всех смертных грехах, называть традиции, которые были для него священны (что не было секретом), бессмысленными и глупыми. Сердце снова неприятно сжимается. Уже не от боли потери – от неприязни. Котиса сложно назвать идеальным племянником (он идеальным сыном-то стать не смог и вряд ли уже станет), но даже он понимал вклад дяди в их воспитание. Фестр пёкся об их судьбе одинаково, будь то коронованный Аминта или те, кому стать королями, как всем казалось, не суждено. Так, по крайней мере, считал сам Котис. Дядя одинаково обучал их странному языку, на котором говорили их предки, одинаково отчитывал за промахи и одинаково требовал от них. Первое время Котиса это, конечно, раздражало. Головой работать и запоминать имена давно почивших родственников казалось скучно и бессмысленно, но уловив то, что хотя бы тут он наравне со всеми, быстро втянулся. Тем более, со временем некоторые истории казались действительно интересными. Особенно Котису на удивление остальных понравился тот странный язык. Как минимум, потому что можно было подшучивать над остальными и видеть их недоуменные смущенные морды. Во всяком случае, он понимал, что для Фестра традиции и их передача потомкам была неоценимо важной. И тут то, что ему столь дорого для него, так жестоко втаптывают в землю и называют глупостью. Морда короля снова темнеет, и он сжимает зубы, чтобы не поднять голос на мать. Он понимает, чем вызвана её реакция: в таком состоянии вряд ли она будет думать о том, какую боль могут причинить её слова. Лев делает несколько шагов навстречу растянувшемуся на земле Аминте, желая просто взвалить его на свои плечи и уйти как можно скорее, чтобы сдержать свой порыв гнева и не сделать ещё хуже. Но тут мать преграждает ему путь и сухо поздравляет его с новым статусом, по понятным причинам не найдя в себе силы преподнести эту новость хотя бы с наигранной радостью. Саблезуб не отвечает ей, обойдясь лишь коротким кивком, после чего всё же подходит к Аминте. Не дожидаясь, пока кто-нибудь решится помочь ему с этой ношей, Котис второпях неосторожно взваливает тело себе на плечи и просто хочет уйти из этого балагана. Первым добраться до усыпальницы и хотя бы несколько секунд побыть в гробовой тишине, вне напряжённой скорбной обстановки. Компания трупа казалась куда более приятной, чем толпа родственников на грани истерики. Минуя всех, беломордый первым покинул пещеру и преодолел практически половину лёгкой тропы к усыпальнице в какой-то непонятной спешке. Это выходит ему боком: тело брата практически падает с его спины, и Котису всё же приходится остановиться, чтобы попытаться поправить его. Тут до его ушей снова доносятся крики, но на сей раз уже явно из уст дядюшки. Здоровяк вновь хмурит брови и через плечо раздражённо оборачивается, то ли желая прикрикнуть, чтобы все заткнулись, то ли желая проверить, следует ли за ним хоть кто-нибудь. Но то, что происходило дальше, принц даже предугадать не мог.

Из пещеры буквально вылетает Фестр, и начинает с завидным упорством карабкаться наверх. Дядя выглядит крайне взбешённым, взвинченным, диким и обиженным – таким Котис его никогда не видел. Но при этом в морде регента даже с такого расстояния читалась какая-то цель. И когда он подходит к самому краю, эта цель интуитивно становится понятна Котису. Он приоткрывает пасть в попытке сделать вдох и крикнуть, но вместо этого лёгкие с болью сжимаются, не позволяя ему произнести ни звука. Не тратя времени, юный король бесцеремонно скидывает тело Аминты себе под лапы, нисколько сейчас не беспокоясь о его сохранности. Нет смысла лелеять мёртвых – нужно беречь живых. Забыв обо всём на свете, он мчится со всех лап навстречу Фестру, в несколько крупных прыжков сокращая расстояние, отделявшее его от дядюшкм. И на сей раз страх и паника явственно отражаются на его морде. Казалось, он бежит к нему не как спаситель, который не позволит случиться очередной смерти. Напротив, несмотря на громадный рост (особенно на фоне тонколапого хрупкого Фестра), массивность и суровый вид, сейчас он скорее чувствовал себя маленьким львёнком, который мчится за уходящим взрослым, в слезах умоляя его не оставлять одного в этом страшном и жестоком мире.

— ФЕСТР!

Не выдерживая, он кричит. Кричит так, что тут же начало саднить горло, и к этому крику примешивается не только рык, всегда присущий ему, когда он говорил на повышенных тонах, но и просьба. Скорее мольба. Остановиться. Одуматься. Обернуться. Не бросать его. Даже не его сестру и брата, не Асию, которой нужна будет поддержка. Не оставлять его – Котиса, и вести его в этом нелёгком деле, пока он не превратится из командира в лидера, достойного называться королём. Передать все свои знания, в сотый раз рассказать ему о королеве Биссении и эре Богов. Но Фестр не слышит его. Не хочет слышать. Он срывается со скалы, и Котис практически падает вслед за ним в попытке схватить его хотя бы за хвост, чтобы не дать ему погибнуть. Но не успевает. Клыки громко захлопнулись с характерным щелчком, захватив лишь воздух. Упустил. Не спас. Дал ещё одной смерти омрачить этот день. Он застывает, ошарашенно смотря на распластавшееся на земле тело и пытается поверить в это. Крик геннетт подтверждает: ему не чудится. Фестра действительно больше нет. Не будет больше этого немного ворчливого, отчасти странного, но всё равно любимого дядюшки. Но в пещере ещё оставались мать и сестра, и осознание того, что следует делать дальше, пришло довольно быстро: нельзя дать ещё одному члену семьи сегодня погибнуть. Вне зависимости от того, желают ли они его помощи или нет. Котис бросил быстрый взгляд через плечо на Галатеса и Касари. Галатес хоть и выглядел подавленным, но всё же явно был в ладах с мозгом. Касари... Он просто ей доверял, хоть сейчас она и паниковала похлеще остальных.

— Заведи её в пещеру, живо, — в спешке рыкнул он Касари, кивая на Асию, — Галатес, на тебе Эби. Не выпускать.

Вышло сухо, жёстко и с явным нежеланием слышать отказ. Снова скорее приказ и надежда на благоразумие, чем просьба, но тратить время на манеры не было ни сил, ни желания. Не дожидаясь ответа от них, самец рванул вниз по тропе, к телу дядюшки. Он снова торопился, видимо подсознательно надеясь, что его всё же можно будет спасти. Однако когда Фестр был в паре метров от него, Котис замешкался. Сейчас погибшего можно было рассмотреть в мельчайших деталях. И каждая из них буквально кричала, что пытаться его реанимировать просто бесполезно. Котис склонился над телом дяди, шумно вдохнув родной запах, словно опасаясь, что может забыть его, если не сделает это. К сладковатому аромату трав примешался запах слёз, крови и смерти, и саблезуб уже успел пожалеть, что может запомнить светлого и любящего Фестра именно таким. Со спины он слышит топот лап, и устало обернувшись через плечо, натыкается на перепуганную троицу патрульных. Судя по всему, их отправили проверить, по какой причине королевская семья не явилась на своё же торжество, и они успели застать самое интересное. Кас – личный телохранитель правителя и наставник Котиса, делает несколько несмелых шагов вперёд, оставляя за собой застывших в ужасе Йоземити и Арсона. Аколуф окидывает тело Фестра быстрым взглядом, и в его глазах Котис отчётливо видит панику.

— А-м-ми-минта... — хрипло выдыхает темношкурый, от волнения не в силах скрыть свой дефект речи. Он поднимает взгляд к холодным глазам Котиса, в надежде услышать от своего ученика хоть что-либо обнадёживающее. Как наивно. — Где ег-го Вели...

— Мёртв.

Ему показалось, или внутри аколуфа что-то с треском рухнуло? Хотел бы Котис, чтобы его слова звучали чуть мягче, но сегодня случилось слишком много ужасного, чтобы у него были силы на это. Он переводит глаза на Арсона и Йоземити, всё ещё не решавшихся подойти к останкам Фестра поближе, и обращается к ним:

— Вы двое, проследите, чтобы королева-мать и моя сестра не вышли наружу и не увидели того, что видеть им не положено. Когда мы донесём тела, сопровождайте их. И смотрите, чтобы они не наделали глупостей.

Его голос звучит удивительно ровно. И холодно. Даже боль почему-то отступила. Казалось, с собой Фестр забрал того самого испуганного одиночеством львёнка, который так нуждался во внимании и защите. Оставался лишь тот, кем он так долго пытался стать – холодный, расчётливый воин, ведущий свое войско к славе и могуществу, готовый утопить в крови каждого, кто посмеет ему в этом помешать.

— Оглохли? — он повышает голос, и парочка перепугано вздрагивает, тут же выходя из оцепенения. Они торопливо взбираются наверх, готовые помочь Галатесу удерживать мать с Эбигейл подальше от края утёса. — Кас, отнеси тело Аминты до усыпальницы. Он уже на тропе.

Аколуф несмело кивает и на дрожащих лапах, пытаясь осознать, что, чёрт возьми, происходит, также поднимается вслед за соратниками. Котис снова кидает взор к телу дяди, которого уже вовсю осматривала Касари. Бедная маленькая девочка. Не к этому ты готовилась, когда тебя так радушно принимали в семью, не так ли?

— Мёртв, — подтверждает юный король, чувствуя, как неприятно сжалось сердце, — помоги поднять его. И иди в пещеру. Я позову всех, когда мы... приведём его останки в порядок. Но ты не обязана идти, я пойму. Таккар, лети к Трём Когтям. Объяви, что коронация отменяется, пусть все вернутся домой, нечего зря стоять. И не поднимай панику. Я... я сам им сообщу.

===========> Тропы мертвых

Стоя перед подъемом, она готовилась к одному из самых непростых походов в своей жизни, от чего то вспомнив то, что произошло буквально мгновение назад. Слова Фестра, которые она пропустила мимо ушей. Он что-то кричал, гневался, пытаясь объяснить ей, что все это важно, все это не ерунда, а она его не слушала. Ее сын умер. УМЕР. Она не увидит больше его улыбки, не почувствует больше прикосновения его мягкой шерсти к своей щеке, никогда не познакомится с его избранницей и не увидит его детей. Ничего этого не произойдет, а Фестр пляшет и церемониально размахивает лапами, устраивая… шоу? Она вспомнила как молча, вдвоем, обжигая лапы о холодный снег они тащили наверх Птолемея. Как задыхалась от жгучей боли в груди, не в силах выплакать слезы она все тащила и тащила его тело наверх. И не было ни песен, ни гимнов, ни помпезных слов. Только холод, и тишина. Вот она – смерть. Холод, тишина, тьма. Она хотела перебить его, сказать это, но… Что толку? Он знал все это, не мог не знать! А теперь словно издевался над ней, заставляя произносить помпезные фразы, корчить морду. Почему… И все таки фраза «прощай навсегда» долетела до ее ушей, даже когда подпираемая Касари она встала на тропу ведущую наверх, к усыпальнице.
- Все кончается, Леми. Ты знаешь это… - проворчала она себе под нос, хотя, Касари, наверняка слышала ее слова.
Ну и что? Что толку от всех этих невидимых небесных троп? Птолемей тоже являлся ей во сне и все время вещал, что она должна жить счастливо, двигаться дальше, ради детей, ради себя, ради него… Сны эти были одни и те же в основном. И все чаще Асия замечала, что сидит на огромном, плоском валуне, а позади нее высятся серые, как сталь пики сталагмитов, словно десяток мечей, направленных остриями вверх. И каждый раз она давала себе слово хотя бы во сне рассказать ему о том, как страдала без него, влача эту ношу, но каждый раз молчала, просто кивая. Да. Сделаю. Да любимый, ты прав.
А поутру поступала по-своему с невероятным для своего характера упрямством, цепляясь за власть и ограничивая своих детей пределами сначала пещеры, потом лугов, потом королевства. И вот чем все оно кончилось. На тебе! Счастье… Счастье? Что это слово значит?

Неожиданно, мимо пробежал Фестр. Асия сначала даже не поняла, куда. Но, по мере того, как он карабкался на скалу она поняла, что именно он имел ввиду, прощаясь, и, только и смогла что меланхолично произнести:
- Фестр, там высоко… - как раз за мгновенье до того как его щуплое тело исчезло за краем. Она видела, как он полетел вниз и ждала, что он как-то раскинет лапы ,попытается остановить падение, но нет. Тощее тельце врезалось в камни головой и череп лопнул с таким звуком, будто бы кто-то разбил о камни пустой кокос, а затем сверху, на темно-красные брызги рухнуло тело, с грохотом десятка деревянных тарелок, сброшенных стопкой на каменный пол. Хряп! И только после этого его задние лапы разошлись в стороны и тело, с медлительностью Титаника завалилось на бок, словно до этого ждало разрешения на то, в какую сторону можно упасть.
Все эти звуки в возникшей тишине показались ей оглушительными, и только Котис отчаянно, протяжно, срывая связки закричал: - ФЕСТР! – не то пытаясь замедлить полет, не то сделать старика птичкой. А хрен там. Но как такое щуплое, старое тельце могло наделать столько шума?! Как все завыли, закричали, забегали! Казалось, смерть Аминты не вызвала столько ажиотажа, как падение старого лекаря, исполнявшего по совместительству обязанности няньки, распорядителя и много кого еще… Неожиданно, ей стало его жаль. Он ведь и правда исполнял свой долг, просто следуя каждой букве чертовых заповедей королевства, которое сейчас на ее глазах трещало по швам. Шлеп. И нет больше никакого королевства, а есть только несколько перепуганных львиц и львов и обезумевшая от горя старуха. Вот и все королевство. Только, пожалуй, Котис оставался тверд и холоден как скала. Тверд и холоден… Асию даже передернуло от того, как легко и стойко на ее взгляд, молодой лев переносил все эти испытания… может, она не права, и он и правда, достоин стать новым королем?

Ее сдвинула с места Касари. Привела в чувство, не то рыкнув, не то рявкнув под ухом и буквально затолкав ватное тело Асии в пещеру, которой только и оставалось что обреченно вздохнуть и кивнуть головой. Она не собиралась выходить наружу, и так было ясно – Фестр мертв. Асия прекрасно осознавала и видела то что произошло. Башку долго собирать придется, как и все остальное. Ну, а если вдруг старик пережил падение, то ее наверняка позовут на это посмотреть. Что-ж, теперь по вине старого придурка, который один единственный раз не смог сдержать вспышку гнева королевы, у них два трупа. Господи, что бы он у Фаера или Скара в прайде делал? Сиганул со скалы в первый же день? Она закрыла глаза, пытаясь хоть как то отвлечься от всего этого, отгородиться, перестать хоть на миг существовать в этом кошмаре, но не смогла.
«А может и мне пора, вслед за Фестром?» - мелькнула в ее голове совершенно безумная мысль, которую она тут же отогнала куда-то в самый далекий и темный угол своего сознания и привалила там камнем. Нет. не пора. Не дождетесь! Пока есть Эбигейл, Галатес, Котис в конце концов, который пусть ее и не любит, но… она любит его. Да, они стали дальше друг от друга. Он слишком много времени уделял учителю, она Аминте и Эбигейл.  Тут что-то теплое, дрожащее упало ей под лапы…

- Эбигейл, девочка моя… - едва шевеля губами, хрипло произнесла она. А затем ее лапы, пусть более немощные чем раньше, но все такие же нежные обняли дочь, привлекая ее дрожащее тело к себе. Стоило ли еще хоть что-то говорить в этот момент? Наверно нет… К тому же она услышала еще один голос, и этот голос принадлежал Галатесу. Асия только кивнула в ответ на его слова. Выходить наружу она точно не собиралась, крепко прижимая к себе дочь, и чувствуя как мокнет шерсть на груди от ее слез.

После бури всегда следует затишье, за убийственным штормом путников всегда ожидает штиль. Смысл этих слов в их полноте постигает лишь тот, кто пережил бурю, и, оглянувшись назад, испускает вздох, полный боли воспоминаний и какого-то благодатного единения с самим собой. Но лишь у единиц хватает сил на то, чтобы примириться с произошедшим, не позволить себе опустить лапы и рухнуть в голодную пучину.

И только солоноватый вкус волн заполняет ноздри…

Кас облизнула шершавым языком пересохшие губы. Она чувствовала, что тонет. Тонет в чём-то холодном и вязком. И что ещё хуже, ей совершенно не хотелось сопротивляться. Появилось нетерпеливое желание поскорее захлебнуться, чтобы лапы и спину свела предсмертная судорога, морду перекосило, сердце последний раз стукнуло в попытке проломить рёбра и спастись, а после всё закончилось.

Львичку обдало жаром, шерсть на загривке встала дыбом, словно вся её сущность воспротивилась, взбунтовалась против этой мысли. Лёгкие сжались от леденящего страха, стало нечем дышать. Всхлипы прекратились, словно кто стальной лапой сжал истерзанное горло и…

Она подскочила. Подскочила незаметно для всех, лишь слегка приподняв голову, но ощущение было такое, словно она, как пришпоренная лошадь, встала на дыбы. В вымокшую мордашку ударил лёгкий, тёплый ветер. Солнце заботливо, почти трепетно посматривало прямо в янтарные глаза.

От взгляда львички веяло неестественным холодом. Брови медленно поползли к переносице. Хотелось прожечь это мерзкое позолоченное пятно насквозь. За то, что оно вечно смотрит, вечно слепит, за то, что оно вечно, и никогда не желает исчезнуть прочь.

От мрачных мыслей львичку отдёрнул саблезуб. Та рывком, отдающим дерзостью, обернулась и уткнулась взглядом в совершенно белую, окаймлённую колкой гривой морду. Ещё мгновение она колебалась, колебалась, разрываемая острой необходимостью уткнуться в плечо друга и желанием кричать, кричать от страха и негодования, пока связки не лопнут, будто струны, а потом…

— ...Но ты не обязана идти, я пойму.

Насупившаяся, всклокоченная львичка замерла с лёгким удивлением. Всё её естество, готовившееся вот-вот разразиться новой волной эмоций, оцепенело.

О, как легко порой усмирить самого вздорного зверя вниманием, даже самым небольшим. А львичке не требовалось для этого и половины. Ей стало тепло, будто кто шершавым языком мягко лизнул её. Она слегка повернула голову на бок, с секунду рассматривая этого по-доброму неуклюжего здоровяка. Кажется, нервы окончательно расстроились, раз у Кас появилось еле ощутимое желание разразиться гомерическим смехом. Рассмеяться над бездыханным телом. Нет. Она смутилась, трусливо прижав уши к растрёпанному затылку. Нет, с ней что-то происходит. Что-то неправильное. Или…

Самка привстала на подрагивающих лапах. Удручающая слабость никуда не делась. Львичка с хрипом глотнула свежего воздуха и, в последний раз взглянув на Фестра, сунула морду под жилистые лопатки льва, пытаясь приподнять его труп. Через секунду Котис протиснул свою косматую голову, а после и шею подо льва, а львичка, пыхтя и скрипя зубами, опустила лекаря. Тот мягко скатился на плечи здоровяка. Какое-то время она ещё оббегала Котиса, поправляя обмякший труп. И весь процесс с её морды не сходила маска отвлечённости, будто все действия происходили сами собой, на автомате.

Удостоверившись, что всё выполнено и труп надёжно покоится на плечах саблезуба, вновь насупившаяся львичка сделала пару шагов назад с видом утомлённого художника, ищущего какой-то подвох, изъян в своей работе.

Взгляд Кас вновь замер на морде Котиса, и львичка утвердительно кивнула, завершая на этом свои старания. Здоровяк осторожно развернулся и направился по извилистой тропе, к усыпальнице. Львичка повторно облизнула губы, оставшись стоять неподвижной статуей.

Щелчок, и она подорвалась на саблезубом, в два рывка преградив ему дорогу. Секунду она тяжело дышала в явной нерешительности, а после с силой уткнулась в его колкую гриву, не сдерживая вновь подступивших слёз.

— Т-только п-попробуй… попробуй прыгнуть, — шмыгнув носом, львичка отступила, взглянув в эти вечно суровые глаза — я тебе уши поотрываю, — последние слова прозвучали глухо и сдавлено, но взгляд буравил здоровяка с явной угрозой. В последний миг львичка опустила голову и быстрым шагом направилась к пещере, не дожидаясь ответа.

Отредактировано Касари (5 Окт 2020 18:38:47)

Молодой лев находился рядом с матерью и сестрой в пещере, стараясь их хотя бы немного утешить и привести в норму, хотя и так было понятно, что успеха в этом добиться просто невозможно. Мать не сможет успокоиться, оплакивая свое собственное дитя, а сестра, что была очень близка с братом, так же не успокоиться, потеряв того, кто всегда был рядом. Галатес прекрасно это понимал, но не попытаться было нельзя, тем более, что он должен был правдоподобно отыгрывать собственную скорбь о смерти Аминты. И надо сказать, это молодому льву прекрасно удавалось. Никто, не мог даже заподозрить, что эмоции и грусть на морде дипломата фальшивые, настолько мастерски лев научился вживаться в роли и отыгрывать их.

Приобняв Абигейл и чуть прижав ее к себе, Галатес постарался придать ей сил своей поддержкой и тем, что он рядом, при этом потеревшись головой о бок матери, чтобы и она ощущала его рядом с собой. При этом, черногривый лев краем ухо слышал некоторую возьму снаружи пещеры, и ему было крайне любопытно узнать, в чем дело. И вот, еще раз потеревшись о бок матери, Галатес подошел к выходу из пещеры и осторожно выглянул из него. Кроме этого, по пути ко входу лев столкнулся с Касом, которого послал Котис, чтобы отвести всех на место церемонии.

– Привет, Кас. Я сейчас вернусь, надо кое-что проверить, после чего вместе отправимся в путь.

Котис стоял на скале, откуда спрыгнул Фестр, и обращался ко всем собравшимся. По его виду, манере говорить, Галатес понял, что братец сейчас сложно. Оно и понятно, ведь политика, произнесение речей перед своими поданными особое искусство, которому тоже нужно обучаться, а новый монарх больше предпочитал патрули и тренировки, чем обучение красноречию. Кроме того, громогласный рык, который издал Котис, сразу дал понять, что брат закипает, и еще немного, и вулкан может взорваться. Нельзя сказать, что Галатес не испытывал подобного, так как поведение генетт было просто возмутительным и неуважительным, но с такими животными нужно действовать и вести себя иначе, чем позволять эмоциям брать над собой верх. Дай легкое обещание и сделай шаг на встречу, после чего перехитри и добейся желаемого, оставив остальных в дураках. Политика – сложная и опасная игра, где нельзя давать волю эмоциям и нужно всегда держать лапу на пульсе, выжидая нужный момент, чтобы разделаться с врагами.

Из наблюдений и мыслей молодого дипломата вывел странный и незнакомый зверь. Гепард, но абсолютно черный, который вел себя спокойно, словно ничего и не случилось. Это зверь не мог не заинтересовать Галатеса, но сейчас изучать его было не время, да и не место. Неизвестный смог вразумить Котиса, а значит, дальше все должно было быть спокойно, поэтому черногривый лев вернулся в пещеру к матери и сестре. Как бы не хотелось ему, чтобы они остались в пещере, молодой лев прекрасно понимал, что им пора выдвигаться, чтобы похоронить Аминту. Как именно Абигейл и Асия выдержат это Галатес не знал, но необходимо было все закончить.

– Эби, мам, нам пора выдвигаться. Это больно, причем всем нам, но поданные обязаны видеть всю королевскую семью на церемонии. Уверен, Котис все сделал правильно, и осталось совсем немного, чтобы этот кошмар закончился. Пойдем, я помогу вам. Кас, веди нас.

Немного боднув мать в бок, Галатес лизнул сестру в щеку, и затем помог им обеим подняться. После чего ровным и медленным шагом двинулся вперед, поддерживая Асию под свободный бок, чтобы львица не упала. Именно так они и вышли из пещеры, и затем двинулись по тропе вслед за Касом, к тому месту, где должен быть погребен Аминта.

Переход: ====> Тропы Мертвых

Отредактировано Галатес Марон II (11 Ноя 2020 15:47:35)

И вот, наконец, церемония, которая, по мнению Ву, была совершенно не вовремя и не к месту, наконец, завершилась. Ву все еще плакал, когда услыхал слова того гепарда. Как ни странно, они его слегка успокоили. Да и в самом деле, традиции, чтоб их. От их не отделаться, как, впрочем, пчхи, и от назойливой родни и подданных. Это они, пчхи, настояли на этой церемонии… пчхи! И откуда это внезапное «пчхи» взялось? Ведь еще минут пять назад ничего такого у Ву не было…

Начинающееся чихание озадачило Ву. Будь на его месте кто-либо другой, то он бы уже угадал что у него начинается то явление, которое хорошо известно под названием «насморк обыкновенный». Искупаться в холодном горном ручье и продрогнуть на ветру во время церемонии… но, так уж вышло, что в детстве и отрочестве Ву слишком сильно опекали, чтобы он хоть раз до этого простудился, а в те несколько месяцев относительной свободы, которую он незадолго до этого получил, от также не успел познакомиться с такими явлениями как «насморк» и «простуда». Возможно, будь у него такой опыт, он бы не пошел к усыпальнице, где, бррр, холодрыга, но, как уже было сказано, такого опыта у Ву не было, а вот совет прийти на церемонию прощания (данный гепардом ДО того, как Ву начал чихать), Ву твердо решил исполнить. Мало того, что Аминта был другом Ву, ВУ твердо решил извиниться перед Котисом за недостойное поведение своей родни. Чихнув еще пару раз, Ву кивнул гепарду и пошел по тропе, ведущей к усыпальнице.

Древние предания генетт гласят, что где-то в мире духов есть гора с двумя крутыми склонами, и каждый поступок смертных приводит к тому, что по одному из этих склонов скатывается небольшой камешек. В зависимости от того, добрый ли поступок это или нет, он скатывается по определенному склону. Вот только иногда, тот или иной камушек может вызвать и иные непредвиденные последствия. По правде, в этот момент, Ву было совсем не до древних преданий, но вот решение Ву идти и извиниться за родню явно с соответствующим камушком увлекло что-то еще. И после того, как где-то там, далеко, в мире духов, упал камушек, нечто пока что незримое и неосязаемое пробудилось, и, пока что следуя по грани миров, двинулось во след за идущим к леднику Ву…

—–→Тропы мертвых