Когда Хэнкок наконец проснулся, солнце уже вовсю палило, не щадя бедных обитателей пустыни и даже тех, кому посчастливилось оказаться в столь чарующем месте как Добрососедство. Он обожал этот оазис, что уже давно стал для гиены родным домом. Здесь было все, что нужно для выживания: вода, убежище и трава. Конечно, с пропитанием дела всегда обстояли сложнее, но кому сейчас жить легко? Каждый день приходилось собирать группы охотников, которые бы отправлялись в разные части света за пропитанием для хищных обитателей этого места. И Хэнкок всегда присутствовал на охоте одной из групп. Иногда его ребятки приносили кое-каких животных, а бывали и плохие дни, когда все группы возвращались ни с чем. Благо, некоторые пищевые запасы хранились в дальнем углу грота, поэтому такие случаи не казались критичными. И все же каждый день одна и та же рутина, рутина заботливого лидера и просто друга. Да, скорее именно другом по отношению ко всем жителям оазиса считал себя Хэнкок. Он никогда не смотрел на них свысока (разве что, когда забирался на вершину пологой скалы. Ага, шутка.), всегда считался с мнением каждого зверя, неважно будь он хищник или травоядное. Каждый из зверей в этом месте был для него любим больше всех на свете, а сам оазис казался просто раем на земле. По атмосфере он чем-то напоминал ему его родную пещерку возле берега океана: там всегда было также уютно и по-доброму суетливо, даже несмотря на то что жило там лишь три гиены.
Раскрыв глаза, Хэнкок обнаружил, что лежит уже не на том месте, на котором был, когда ложился спать. Кажется, за время сна его немножечко укатило, и он уже понял почему. Обычно он всегда опирался на верную Фаренгейт - его щит и меч, ну и подушку для сна - но в этот раз ее почему-то не было в пещере. Сделав на морде гримасу безмятежного недоумения, Хэнкок медленно поплелся наружу, встречая знойный день.
И куда же могла запропаститься моя красавица? - первая мысль, мелькнувшая в голове гиены, когда он оглядел полупустой оазис. И вот гадай теперь: то ли это Фаренгейт собрала половину и куда-то свалила, то ли просто так совпало, что все разбрелись по своим делам вне поселения. Однако несмотря на пустоту, в Добрососедстве не было тихо и спокойно, впрочем, как и всегда. Воздух заметно содрогался от звуков плескающейся воды, чьих-то недовольных выкриков и смеха. Музыка для ушей Хэнкока.
Пока что стараясь не отвлекаться, хищник стремительно направился в сторону пологой скалы, что располагалась практически в самом центре оазиса, прямо над водоемом. Забраться туда было несложно, хоть порой лапы и соскальзывали. Особенно сейчас, когда все вокруг было забрызгано водой. Первым делом Хэнкок хотел удостовериться, что на территории оазиса Фаренгейт все же нету, поэтому, забравшись на самую верхушку, он прищурился и принялся разглядывать каждый уголок.
Как же он любил это делать. С мягкой улыбкой на мордахе, полной безграничной любви и заботы, с глазами матушки, что склонилась над драгоценными чадами, Хэнкок медленно провожал взглядом каждого из тех, кто находился сейчас на этой территории. Каждый занят своим делом, веселится и отдыхает так, как может. Разве ли это не то, к чему необходимо стремиться в жизни? Жить свободным и любимым, когда никто тобой не помыкает, где ты знаешь, что к тебе прислушаются. Он любил их. Безгранично. И хоть собственная сентиментальность его порой смущала, Хэнкок просто ничего не мог поделать с этим добрым чувством.
И все же Фаренгейт он так и не увидел. Пожав плечами, гиен решил пока что позабыть об этом, однако он все же чувствовал себя неловко, зная что твердое плечо любимой львицы находится где-то далеко. Фаренгейт была необычным существом. И хоть Хэнкок мог твердо заявить, что он любит и ценит каждого жителя Добрососедства, не для кого не секретом было его особое трепетное отношение к Фаренгейт. Не то чтобы он любил ее до возникновения романтических чувств. Возможно, она была для него как любимая старшая сестра, готовая за "младшего братика" дать такого леща, что век не захочется попадаться ей на пути. Тут уж Хэнкок не сдержал усмешки, представляя как ловко его красотка раздает тумаков направо и налево.
Мечты гиены были прерваны быстро, когда вдруг ни с того ни с сего его облили водой. Естественно это было дело лап Шисуи, самого шумного обитателя оазиса, льва, которому и принадлежал смех, которых Хэнкок услышал на выходе из грота. А недовольное ворчание наверняка принадлежало его черному брату Шэдоу. Вот уж точно говорящее имя.
- Как водичка, ребятишки? - и плевать, что они были старше него. Хэнкок знал, что он для них босс и не стремился этого скрывать. Ловко соскользнув со скалы, Хэнкок трусцой поспешил к точке на водопое, где в это время Шисуи резвился и мотал нервы своему брату, - Вы не видели Фаренгейт?

Начало игры

День выдавался прекрасным. Шисуи проснулся раньше своего брата и решив не будить брата, пошел прогуляться. На удивление никого Ши не увидел - вокруг было тихо и спокойно, даже слишком. Шисуи стало скучно: никого не видно, а брат спит. "Ну и что мне делать?" - подумал рыжегривый и подошел к озеру, с начала он испил из него, а потом и вовсе залез в него, начав бегать по воде. Скажете странное занятие для взрослого льва? Вполне возможно! Однако этот темно-шкурый лев не был каким то отстающим в развитии, нет, он просто не пережил чего-то серьезного, чего-то такого, что заставило бы его превратиться в серьезного льва. Так что пока что он выглядел снаружи взрослым львом, а внутри оказывался еще львенком.
Правда веселье продолжалось не долго, потому что пришел Шэдоую. Видимо шум Шисуи и разбудил брата.
- Ну привет, хватит спать! - сказал тому Ши и, засмеявшись, принялся носиться по воде туда-сюда. Однако братец был видать не в духе, ну или же ему просто надоели проделки рыжегривого. Хотя, Шэд почти все время всем недоволен. Однако кто знает, может когда-нибудь он станет мягче, а сам Шисуи серьезнее и рассудительнее.
Ну и вот видать братец о чем то задумался, ну и лев подошел чуть ближе к берегу, где был его брат и брызнул водой ему в морду. Естественно, что Шэд взбесился:
- Ну-ка быстро вылезай!
И стало ясно, что Шэдоу не захотел лезть в воду, а это означало что он станет искать что-то, чтобы достать глупого братца из воды. Однако он не учел, что Шисуи уже знает этот трюк и специально полез еще дальше от берега, чтобы его уже точно не достали.
- Ну что, не достанешь здесь меня, Шэд? - опять засмеялся темно-шкурый хулиган.
Только вот черный лев еще больше разозлился, он уже обещал поколотить рыжегривого. Все это продолжалось до тех пор, пока не появился Хэнкок - лидер Добрососедства. И Шэдоу сразу же пожаловался на Ши:
- Этот придурок опять влез в воду.
И тут же Шисуи наконец-то поплелся к берегу, ему и надоело резвиться на воде, да и ополоснулся как следует. Теперь же он вылез из воды и стряхнул с себя воду.
- Ну ладно, ладно я вылез. Просто мне жарко было. - как бы оправдываясь говорил Ши брату - А вообще я разбудить тебя хотел.

Ух, как же порой Шисуи любил испортить хороший денек! Вот правда, планировал, значит, Шэдоу отдохнуть где-нибудь в тенечке до прихода Хэнкока, а потом уже отправиться и дела сделать. Но нет, ведь младший брат льва любил устроить разные непонятные штуки, помешать, испортить в конец настроение. Да, возможно, Шэд слишком часто и много ворчал, был всем недоволен, но ведь понятно было, что Шисуи делает все специально, на зло своему старшему брату. Иногда у черного самца бывало желание подойти и хорошенько приложить своего дражайшего братишку мордой об камень. Однако, это был лишь приступ злости, который сменялся ворчливым настроением, но при этом Шэдоу не переставал любить своего младшего братишку.
Знаете, если посмотреть на взаимоотношения этих двух львов, то можно вообразить, будто бы Шэд пренеприятный тип, который только и ждет, как сделать своему брату замечание. Такое бывает, но в редких случаях, и когда лев проснется ну уж в очень паршивом настроении. В такие моменты он готов изливать все эти речи на кого угодно, кто только попадется. Единственный, на кого Шэдоу, наверное, не станет ворчать, так это Хэнкок. Нет, не потому, что лев его очень сильно уважает (хотя без этого не обойтись, Шэд вряд ли пойдет следом за тем, к кому не испытывает уважения), все дело в том, что на него действительно нельзя было адекватно поворчать. Каждый раз гиен превращал все в шутку.
- Ну ладно, ладно я вылез. Просто мне жарко было. А вообще я разбудить тебя хотел.
Сопровождение у этих слов было действительно долгожданное: брат, наконец-то, вылез из воды. Шэдоу хотел дать своему брату затрещину, но, подумав, решил, что оставит это на потом. Ну почему, почему этот зверь всегда его позорит? Почему нельзя вести себя спокойно, как другие взрослые львы? Шэд, покачав головой, посмотрел на лидера.
- Эх, Шэдоу, Шэдоу... Думаешь, у тебя плохой брат? Да ты только глянь на его морду.
И когда Хэнкок случайно зарядил Ши по морде, Шэд чуть злобно не заржал. Вот оно, возмездие! Даже не пришлось ждать, когда они останутся наедине, чтобы преподать брату урок. Хоть урок этот и был сопровожден извинениями, но Шэдоу был очень доволен.
- Так вот. Глянь на его морду! Пусть лучше лыбится как дурак, чем ухмыляется как кровожадный монстр, не правда ли?
Может, в этом и было что-то? Но, честно говоря, Шэдоу всегда напрягало поведение своего младшего брата, так как тот никогда к жизни серьезно не относился. А ведь кругом так много опасностей! Черногривый слишком рано взял на себя роль старшего брата, он был не готов. А когда лев свыкся со своей новой ролью, когда осознал, что больше не будет беззаботным ребенком, которому можно будет страдать неведомой фигней и никто его за это не упрекнет. Вот именно тогда его и стала раздражать чужая беззаботность. Хотя, тут Хэнкок был действительно прав, Шэд был рад тому, что у него брат именно такой, а никакой другой. Но Шисуи все равно бесил. Отношения Шэдоу к младшему брату было действительно сложное.
Лев внимательно изучал выражение морды Хэнкока. На секунду там проскользнула тень. Сожаления? Или, быть может, просто горького воспоминания? Грусти? Шэд хотел сказать что-то, но гиен резко заговорил.
Но тут настроение, которое только начало подниматься, вновь испортили. Хэнкок плеснул этой жидкостью прямо в морду льву, а потом со смехом побежал носиться по озеру.
- Что ты творишь?! - воскликнул Шэдоу, но гиен вряд ли его услышал. Хэнкоку было не до того, ведь он решил обежать озеро по кругу, забрызгав всех окружающих водой. Ну как же такое поведение выводило из себя! Если ведете себе как дети - пожалуйста, не надо других трогать. Сейчас Шэд очень сильно злился на лидера, но ему было все равно забавно видеть того, бегающего по воде, смеющегося. Конечно, не так уж и редко можно было увидеть Хэнкока в таком расположении духа, но все равно это было забавно. Шэдоу бросил угрожающий взгляд на брата, чтобы тот перестал веселиться. Вот так вот, будет знать!
Но вот, как всегда, гиен, набегавшись, вернулся и уже начал отдавать приказы. Довольно тяжело было после таких скачек воспринимать Хэнкока как лидера, но Шэд привык к нему, а уважению не было предела. Да и, если уж говорить совсем откровенно и разворачивать душу льва, то он считал лидера Добрососедства своим другом, причем достаточно хорошим.
- Ну что вы, балбесы, встали? Идем за мной, жрать-то надо.
Шэдоу пошел вслед за Хэнкоком. В миг у него вспыхнули события дня, когда они отбивали это место у тирана, когда лев отправил свою возлюбленную в другое место. Возможно, когда-нибудь они еще встретятся, Шэд до сих пор помнит, что обещал разыскать ее. Но сейчас он еще не готов покинуть это место. Надо было убедиться в том, что Шисуи в надежных лапах, и что Хэнкоку не нужна помощь. Да и сердце его принадлежало этому место, ведь оно действительно стало его настоящим домом. Даже, если бы вдруг тут объявились братья, Шэдоу не смог бы покинуть это место и терпел бы присутствие своих родственников.
- Идем, - просто так рявкнул Шэдоу на своего младшего брата. Надо же было вставить и свою лепту в это дело, а то, получается, за день лев так толком и не успел поругаться на своего брата. Будем надеяться, что на охоте у него это получиться.
—-→ Пустошь

Второе начало игры

Обилие повседневных звуков теперь пугали Руи. Он находился не на знакомых ему территориях. Пронзительные вопли чокнутых птиц — неизвестные сигналы; шуршание пальм — невидимое, неподтвержденное преследование; жара — высасывающее из него все соки существо, которое было страшнее всех, кто тут мог обитать. Если подросток не нашел бы маленький оазис, то его точно хватил бы либо солнечный удар, либо он совсем поехал бы крышей от жажды.

— Батю моего за лапу! Это ж на какую мощность нужно включить солнце, чтоб я расплавился как кусок антилопьего жира?! — нечаянно буркнул Руи себе под нос, вместо того, чтобы оставить эту фразу лишь в своих мыслях. Голова на первый взгляд безвольно повисла между лап, подросток жадно лакал прохладную живительную влагу из водоема. Ответом был лишь птичий хор. Чувственный, прекрасный, миротворный. Переплетение светлых птичих песен, раздающихся в пустынном оазисе, задевало самые затаённые струны души и она звенела. То ли от радости, то ли от тревоги.

— Это место такое идеальное, что аж хочется немного стошнить.

Руи ощущал себя каким-то до нелепости убогим в сравнении со... ну вот всем этим. Будет тошно встретится с хозяевами этого места, если они у него вообще есть. Если они его не съедят в первый же момент, то будут наверняка смотреть на подростка или с раздражением или со снисходительной жалостью. Бэ. Столько всего странного и нехорошего произошло в последние дни, и все события смешались в голове Руи в неоднородную кашу из мыслей, чувств и впечатлений. Уследить переполненным сознанием за абсолютно всем становилось трудно. Он который день перебивался мелкими грызунами и ящерицами, ох как хорошо бы найти какой-нибудь местный прайд и перебиться пока у них, дабы не слоняться как беспризорник. Видал бы сейчас Морох, чем сейчас перебивается и как отчаянно выживает его сыночка-корзиночка, его бы инфаркт хватил. Ну, зато живучестью Руи пошел весь в папку, хочешь жить - умей вертеться, вот и старается как может. Пребывание в пустыне казалось ему временной петлей: каждый день одно и то же. Парень забыл, что такое жить. Он видел перед собой  песок, уже неопределенное он повторял свой унылый алгоритм: ходил вокруг да около в поисках кого-то или чего-то. Никто уже не обращал на его бесполезные бродилки никакого внимания. Он настолько замкнулся в себе, что не замечал одиночества, которое давно уж сковало лапы в кандалы. Но из последних сил он ими двигал. Кормёжка не приносила ни результата, ни сил.Так тянулся огромный день, состоящий из отдельных промежутков времени.

Самостоятельный тур по саванне — вещь незабываемая. Знакомства — однодневки, местность — непривычная глазу, новые знания о мире, ограничения — абсолютно никаких. Нескончаемые попытки подцепить очередную классную цыпочку. Вот только ни одна из них не смогла внести в вечера Руи должного энтузиазма. Да и разговор не клеился: как можно было завязать беседу сразу с тремя. Ведь каждая пыталась тянуть одеяло на себя, совершенно не улавливая, что интерес собеседника совсем исчез… Руи почему-то думал о том, что большая часть самок, да и самцов тоже, что уж там, считает его заевшимся мальчишкой с короной на голове. Так это было на самом деле или нет, четко ответить он себе не мог, почему-то мысленно соглашаясь с тем фактом, что, возможно, пользоваться популярностью среди встречающихся ему существ не так уж и плохо. Всё, что он знал наверняка: излишнее женское внимание ему вредит, после него чувствуешь себя выжатым лимоном, ведь желание оправдывать чьи-то ожидания с детства является неотъемлемой частью Руи.

И нужно отметить, что Руи испытывал обширный спектр эмоций на протяжении всего длительного и не всегда счастливого существования. Как правило, их оттенок чаще негативный. Он о**евал, агрессировал, злился, задыхался смехом, криком, матерился и проживал каждое потрясение целиком и полностью. Для Руи не существовало полумер, в отличие от некоторых членов его семьи — ему неведомо притворство, театр, манипуляции и игра на два поля. Подросток  един, целостен и если уж приспичило раз***ать или разъ***ься — ничто не остановит.

Однако сравнить накативший с головой паралич при виде нависшего над ним... чудовища с пронзительными разноцветными глазами — было абсолютно не с чем. Перестало иметь значение всё вокруг. Собственная одинокая голодная смерть в пустыне, отсутствие представлений о дальнейшей жизни  — в п*зду! Есть сейчас рядом вещи пострашнее голодной смерти, например, этот пипец. С шевелюрой роскошнее его собственной и мордой настоящей стервы. Поджилки у Ру затряслись ядерным коктейлем ярости и ох**вания. Наверное, выглядел он как полный долба*б. Замеревший, с глазами по два блюдечка, источающий феромоны дикого удивления. Необходимо немедленно брать себя в руки.

Сперва он даже не поверил увиденному, мало ли с какой силой его приложило по головушке палящее пустынное солнце — может, котелок протек. И мельтешащая в водичке фигура — обычная львица-мимокрокодил, просто головушку свою помыла Лаской. Только вот... реальность оказалась иной.

— Х*я... ты намарафетилась, сестрица, п*здец, конечно! — не сдерживается спустя время чудом обнаруженный братец РуиРуиРуи. Где-то пару мгновений он сидел неподвижно, чертыхаясь себе под нос. Картина пипец. Неловкая пауза затянулась и  Руи сглатывает ком в горле.

— Думала, я медленно и верно гнию тут у себя в одиночку? Хах, ну, почти угадала, — подросток на удивление улыбается, немного тоскливо, но искренне, сейчас почему-то не хотелось уже вы***ваться, шутки свои идиотские шутить. Правду и ничего кроме правды, мистер Руи.

Он много раз прокручивал в голове эту встречу. В те минуты, когда он  был искренне зол на сестрицу, то думал, что сам набросится на нее с кулаками и  выбьет все д*рьмо из чсвшной особы, которая так долго и искусно играла на его чувствах и нервах. Но время шло и вот эта встреча состоялась. Что теперь дальше, крошка Ру? Прошло довольно много времени и он пропустил через призму обид свои собственные чувства. Перед ним была Лорэаль, которая так долго не шла у него из головы, хотя он честно пытался забить голову, время и все мысли чем-то другим. Сейчас, когда сестрица, словно призрак, мельтешила перед ним, Руи понимал одно — эта львица не была для его чужой. Только вела себя часто, как полная дурочка, считая, что ей все сойдет с  лап.

— Я уж подыхать тут собирался, честно говоря. Все надеялся на лучшее, что все исправится само. А потом просто вспомнил, что я все-таки рационалист и перестал верить в чудеса. Хотя я много раз думал о том, как ты вернешься... наверное, что-то такое я и представлял.