С Эльвейти вообще сосуществовать мирно невозможно. то же просто ходячая бомба замедленного действия с таймером. И пульт её управления явно находится у какой-то бешеной макаки, потому что ты никогда не знаешь, когда и где рванет. Они едва ли месяц вместе пробыли, а Шенью уже хочется на ближайшей пальме повеситься, потому что все, что самка делает - это нагло отбирает его добычу и капает ему на мозг. А еще и считает себя обиженной, когда заслуженно получает клыками по жопе за попытку воровства. ЕЙ ЖЕ НУЖНЕЕ. Хотя сама она прекрасно осознает, насколько по краю ходит и иногда задается мыслью, почему она еще жива. Но она продолжает прощупывать границы, искать края дозволенного. В какой момент нервы капского гада сдадут и он попытается прибить её на месте. Но ведь есть еще одно отягчающее (для него) обстоятельство. Ренита, которая чуть что, горой стояла за свою спасительницу и пожирала Шенью мозг.

Ей богу, старик, почему ты еще не дал деру от них?..

В прочем, сегодня он уже попытался устроить такое. Когда Эльвейти в очередной раз довела его, самец просто смылся из оазиса. Да, прямо в пустыню, под палящее солнышко. И разве золотошкурая могла оставить это без своего внимания? Она язва, но она не тупая и прекрасно понимает, что с возрастающими аппетитами и размерами Рениты, она мелкую самостоятельно не прокормит. Поэтому Шенью им был нужен. Да и привыкла она к нему, чего греха таить.

- Эй, здоровяк, ну куда тебя черти понесли? - с искренним недовольством кричала она ему вслед. Оставив Смоук приглядывать за Реной, львица без задней мысли рванула прямо в пустыню за львом, благо, что на фоне светлого песка он был как черный маяк и даже со своей близорукостью она точно не сбилась бы с пути. Она шла следом за ним, быстро перебирая лапами, пока вдруг не провалилась задней лапой в какую-то яму, напоровшись на колючку. Недовольно зашипев от боли, она выдернула лапу из норы и ускорилась, слегка прихрамывая. Не в первой, привыкла уже. Постоянно она умудрялась напороться на какую-нибудь фигню под ногами.

Вот только черт бы вас побрал. Из ямы, куда она наступила, вылезла недовольная гадюка, зашипев вслед нарушителю спокойствия...

Идти вперед становилось все труднее. С удивлением для себя Эльвейти обнаружила, что в пустыне становится СЛИШКОМ жарко, а изо рта испарилась всякая жидкость. Как целитель она должна была обратить внимание на столь внезапное изменение состояния. Но еще она знала, что любовь к хандре с её анемией - постоянное дело. Но ведь она только-только начала отъедаться на приличных харчах... К сожалению, рядом не было Смоук. Не было кого-то, кто разглядит в её густой шкуре две покрасневших точки и объяснит внезапную слабость.

Чудом нагнав льва, Эльвей уже собиралась высказать ему что-то, как замерла, открыв пасть и уставившись куда-то вперед. Внезапное видение, такое странное и пугающее. Бежать бы ей в тень, да отпиваться водой, но она в буквальном смысле оцепенела от страха, не в силах и слова сказать. А Шенью думай, что она окончательно головушкой тронулась на почве передозировки наглостью...

Отредактировано Эльвейти (17 Мар 2016 18:28:55)

Львица как будто забыла цель своей первоначальной погони. Не обратив на бешеный крик Шенью, от которого зазвенело в ушах, Эльвей перевела взгляд куда-то вперед. В бескрайнюю пустыню, где ничего, кроме множества песчаных барханов, не было ровным счетом ничего, в особенности для подслеповатой львицы. Для неё все сине-желтый градиент. А сейчас она вот что-то видела. И видела так отчетливо, как не видела ничего и никогда, с тех пор, как потеряла зрение...

Эльвейти глядела в яркие салатовые глаза мелкой самки. Совсем крошечной, едва ли полугода от роду. С золотистой шкурой, густым переливающимся от темного к светлому подшерстком, округлой мордашкой, пушистыми ушами. Вся пушистая, как сбежавшая с фермы гладкошерстая золотая овечка, она лупала своими салатовыми глазками, расплываясь в умилительной улыбке и помахивая хвостом Эль. Почему львица тут же не дала деру, едва завидев львенка? Где вся её педофобия, где паника и визги? Почему она продолжает смотреть, как вкопанная, делая неуверенный шаг вперед?

И львенка тоже делает шаг вперед, навстречу ей. Поднимает левую лапу. Эльвейти робко повторяет это движение. Машет хвостом, как незнакомка, наклоняет голову, то скалится, то улыбается. В целом, ведет себя как ненормальная. Даже ненормальнее обычного. Как настоящая сумасшедшая. На миг очнувшись, она дергает Шеня за гриву зубами и указывает лапой на незнакомку в песках перед ней:

— Смотри, это так странно... — а голос все такой же веселый, беззаботный. Даже слишком. Хотя и сопровожден отдышкой. С каждой минутой становится все тяжелее дышать. Но она так увлечена своей новой (не)знакомой, что не обращает внимания ни на что.

И тут львенка срывается с места и бежит куда-то вперед. А Эльвейти уже не думает, она срывается с места, как бы тяжело ей это ни давалось, и бежит за ней, бежит следом, тяжело дыша, спотыкаясь. Бежит изо всех своих сил, не останавливаясь, не думая. О чем тут думать? Она видит её, как в зеркальной глади воды. Она видит себя, еще нетронутую жестокостью мира львицу, еще зрячую, еще живущую в семье, еще не нашедшую Смоук. И бежит за ней, бежит, чтобы спасти. Предостеречь от того, что будет дальше. Потребовать у неё вернуться к семье и никуда не уходить. Не выходить из пустыни, молиться своим кровавым богам, делать то, что скажут они. Жить зрячей, жить в прайде, а не скитаться, как последняя бродяжка, унижаясь и пытаясь выклянчить хоть кусочек добычи у сильнейших. Не травиться ядами в поисках бессмертия. Не упарываться валерьяной, когда жить становится совсем невмоготу...

Полчаса непрерывного бега и она уже едва может дышать. Легкие словно налиты свинцом, а печень исколота тысячами иголок. Но Эльвейти упряма, как стадо бизонов. Она идет и идет вперед, не оглядываясь. Забыв о своём спутнике, забыв обо всем, что оставила позади себя. Сходя с ума от жалости к самой себе. Оторвавшись от Шенью, она не вспоминает о нем. Не вспоминает о Смоук, которая, по хорошему, должна быть здесь, должна быть рядом с этим ребенком, которого преследует Эльвей.

А впереди уже она видит причудливо изогнутый кактус, на котором распускается прекрасный голубой бутон. Множество резных лепестков, короткая плодоножка. Цветок больше похож на пушистую подушку. Он манит. Он светится. Он шепчет. Эльвейти уже готова стонать. Она делает резкий рывок вперед, прыгая, чтобы отрезать мелкой львенке путь к яду, но лапы её вязнут в песке, Эльвей не может пошевелиться. И смотрит, смотрит как подбегает львенка к кактусу и хватает зубами цветок, потянув его на себя. Тот отрывается с плодоножки и растение резко разбрызгивает яд. Тот попадает на её шкуру, её глаза. Она кричит от боли, закрывает лапами морду и падает на землю, громко скуля в агонии. По лапам её стекают струйки крови. Она не видит. Больше нет.

Эльвейти и сама кричит. Распахнув пасть в немом крике, она выискивает глазами Смоук, но её нигде нет. Она не придет на помощь. Силуэт львенка меркнет, угасает, возвращая ей обратно мутную картинку. Растворяя, словно золотистую дымку, ветер уносит видение прочь, оставляя львицу наедине с суровой реальностью и звоном в ушах от её собственного крика. С жаром и слабостью, с сухостью во рту и по колено в зыбучих песках...

Золотошкурая всегда в своих странствиях старалась обходить это место. Но цветок в её видении был именно в центре этого коварного места. Стервятник на дереве рядом навострил зенки в сторону внезапной жертвы, усмехнулся в своей злобной манере и взлетел, начиная кружить над ней. Эльвейти знает, что нельзя дергаться, иначе пески затянут тебя глубже и глубже. Но паника подкатывает, сжимая горло острыми когтями, и она начинает метаться. Дергая передними лапами и увязая все сильнее. Пытается кричать, но из горла вырывается лишь слабый хрип. И все, что она может делать сейчас — дышать с широко раскрытой пастью и пытаться держаться в вертикальном положении. Потеряй она сознание сейчас и упади в эту ловушку — её уже никто не найдет. А рядом нет никого, ни Смоук, ни Шенью, только этот мрачный стервятник, как знак неминуемой гибели, парящий над ней в ясном небе.

Кажется, удача впервые отвернулась от неё. Если только не свершится чудо. Если только капский лев не решит последовать за этой умалишенной...

Эльвейти, казалось бы, встряла в безвыходном положении. Её шкура была идеального окраса для того, чтобы как змейка скрыться в песке и стать невидимкой. Но к счастью, её собственная паника и стервятник, кружащий над будущей добычей, превратились в красную тряпку, которой тореадор машет, привлекая внимание обезумевшего от ярости быка.

Львица не чувствовала ничего, кроме сжигающей её изнутри боли, кроме паники. Словно впервые она оказалась слепа. Уже привыкшая к своей близорукости, самка столкнулась не только с безграничными и однообразными песками перед собой, но и с дополнительной мутной пеленой, что мешала разглядеть даже те крупицы, что обычно она видела. Эльвей не почувствовала, как сомкнулись зубы на её хвосте. И уже не понимала, что ловушка ей больше не грозит. Для пустыни стало слишком холодно. Её знобило так, что зуб на зуб не попадал. Взгляд мутных глаз окончательно расфокусировался. Но самка продолжала дергаться, она бредила. Уже не узнавала Шенью. Не видела его перед собой, даже не понимая, кто спас её из этой ловушки. Хотя какой толк от этого спасения, если она уже отравлена и без Смоук (как и без единой травинки рядом) у неё нет ни единого шанса прийти в себя...

Она бежала так усердно, заставляя сердце разгонять кровь по телу, что яд лишь ускорил свое действие. У Эльвейти оставалось от силы несколько часов, прежде чем она умрет. Прежде чем фортуна в последний раз посмеется над ней.

Одной, а то и двумя лапами в могиле, Эльвейти уже не придавала значения реальности. Она эту реальность потеряла окончательно, застряв где-то в своих видениях на грани того, чтобы испустить дух. Яд разливался по её телу, отрезая пути отступления, какие-то возможные виды лечения. А ведь она испробовала так много ядов на себе, чтобы выработать к ним устойчивость...

Когда они прибыли в оазис, надежды уже практически не осталось. Тело мешком рухнуло на мягкую траву Оазиса. Смоук выскочила из кустов, где до того момента пряталась от Хаябусы, не желая даже слушать эту наглую курицу, которая только и знала, что клевать её и таскать повыше в небо, явно надеясь вызвать остановку сердца у пушистой целительницы.

Но стоило той только увидеть приближающихся из пустыни Шенью и Эльвейти, вся трусость осыпалась с кошки, как жухлые листья с дерева по осени. Осклабившись на подлетевшего к ней сокола, она выгнулась дугой и стремительно помчалась в сторону подруги, что распласталась в траве. Деловито приоткрыв один закатившийся глаз, Смоук шумно принюхалась, обходя тело со всех сторон, внимательно оглядывая всё. Пытаясь прощупать пульс, а кое-где и оцарапать Эльвей. Из одной из царапин на поврежденной лапе начала сочиться не кровь. А красноватая водичка, а вскоре и той не стало. Сердечко у кошки пропустило пару ударов и она начала судорожно копаться лапами в шерсти подруги.

И обнаружила, что искала: пару красных взбухших точек от укуса змеи. У Шенью был такой растерянный вид, что понятно даже ребенку - его спрашивать бесполезно, он если и знает что-то, то скажет не больше, чем недвижимое тело Эльвейти, чье дыхание угасало с каждой минутой. Времени оставалось совсем немного...

Смоук сорвалась с места в кусты. И если Шенью сейчас подумает, что она решила сбежать - она ему лично лапы обоссыт. Но позже. А сейчас кошка бешено металась по лугу, что-то усердно копая. Корешки, листочки. Она искала нужные, но многие из них были так редки, что росли лишь в определенных местах. А их аналоги могли отравить не меньше. Но паника - сильный мотиватор. Обостренный нюх Смоук тут же уловил в траве нужный запах. Сердецей, к счастью, рос повсеместно, хотя его и можно было спутать с ядовитым растением. Но времени на сомнения не было. Набрав тех лекарств, что было можно, пустынная кошка побежала обратно, начиная метаться от лужи к львице. Часть нужно было просто промыть, а часть - очистить и разжевать.

Очистив горьковатый на вкус корешок-противоядие, Смоук с трудом разжала пасть львицы и вложила его туда. Разжеванную мякоть сладковатых листьев она прилепила к разрезанному тонкими кошачьими когтями месту укуса. Слишком поздно для подобных мер, но чем черт не шутит? Сейчас полезным будет все, что только может подействовать. Расставаться со своей подругой ей совсем не хотелось. Не сейчас, только не сейчас. Только не тогда, когда они наконец начали жить, а не выживать. Разжевав чистый листок сердецея, Смоук попыталась и его вложить в пасть подруги. Осталось лишь дождаться реакции и молиться пустынным богам, от которых отреклась львица, чтобы они спасли свою подопечную...