Эта пещера, что гиена нашёл почти месяц назад, уже который раз становилась ему домом на вечер и ночь. Не желая раздражать львиный народ своими полосато-пятнистыми боками, метис сбегал сюда, преодолевая ставшие уже привычным для него ступеньки скал, и забивался в этот просторный (для годовалой мелкой гиены, конечно), тёплый и такой удобный для временного хранения запасов зал. Это было не только схроном, но и площадкой для экспериментов — тут и там лежали раздавленные, покоцанные и испорченные кокосовые половинки, откуда-то притащенный птичий черепок, мелкие и не очень кости, разные сухие травки и свежая зелень, где-то складировались сухие подушечки мха и в углу лежала небольшая горка ракушек. В общем, самое сердце обиталища существа с синдромом Плюшкина. А вот и оно же.

По пути уже так привычно подбирая горстку мелких камней, гиена окинул взглядом свой путь, примечая так "нужные" ему природные дары. Через буквально минутку к камушкам добавилась очередная порция свеженького мха, а затем юный лекарь опытно откопал из залежей более-менее цельный кусочек глины, сухой, но вполне пригодный для использования. Добравшись до своей пещеры, гиена вывалил добычу, рассортировав по кучкам (нельзя допустить, чтобы они смешались!), и вышел, направляясь к небольшой полянке возле входа. она обильно поросла травами, цветами и иными растениями, которые были столь полезны при знании их свойств.

Некоторые из них Кеша знал. Что-то приходилось пробовать на себе, что-то подглядывать у львов — но всё это тщательно откладывалось в феноменальной памяти маленького задрота и выстраивало отличную систему знаний. Естественно, даже самое опасное могло служить во благо, а потому крокут никогда не отказывал себе в удовольствии собрать и ядовитые растения, управляясь с ними с такой осторожностью и трепетом, будто те были последними в своём роде. Именно так Иннокентий в очередной раз подобрался к поляне, настраиваясь на свою тихую охоту.

Совершенно неудивительно, что пока пятнисто-полосатый подросток отыскивал свои лекарские примочки, за его спиной почти бесшумно появился шакал Леопольд. Тот также, как и протеже, был не с пустыми лапами, точнее пастью — в его зубах болтался довольно упитанный симпатичный кролик. Насторожившись, Кеша, тем не менее, смог услышать шлёпание подушечек лап товарища по камням, а потому встретил того, уже зная о приходе. А вот о добыче подросток знать не мог, а потому довольно оптимистично на неё отреагировал. И каждый из хищников, гордый своим участием в общем деле по выживанию и обеспечению нормальной жизнедеятельности дуэта, подобрав свои свежие запасы, направился обратно в пещеру. Кеня, вывалив травы и вдоволь напившись из небольшого прудика, что создавался в пещере благодаря слабенькому, но постоянно бьющему ключу, с удовольствием впился в кроличьи уши, в то время как шакал вполне целенаправленно отрывал тому же кролику лапу. ПОлдник закончился быстро, но придал сил обоим самцам. Разморённый теплом и охотой Леопольд почти сразу завалился спать, а вот Кеша...

Кеша принялся разбирать запасы. Он совершенно недавно у подножья нашёл новый вид травы, о котором всё-таки не успел спросить у шакала. Тот уже крепко скал, и пятнисто-полосатый начинающий шаман не захотел будить товарища ради такого ерундового дела. Перво-наперво он принюхался, отмечая, что пахнет растение довольно ощутимо и несколько горько. Он решился было прикусить маленький кусочек листика, когда Леопольд внезапно рыкнул во сне, отчего Кеша, совершенно не ожидавший резкого звука за спиной, попросту едва не проглотил всё растение. В панике крокут откинул цветок, а затем всё-таки решился его съесть, наверх положил мелиссу — для надёжности и против последствий.

Кто же знал, что этот самый всхрап шакала вынудил крокута дёрнутся, и он взмахом хвоста перекинул пару листиков из кучки в кучку? Теперь на новом растении лежала совершенно не мелисса, а валериана, чей запах слегка выветрился из-за долгого лежания листика.

То, что с ним что-то не так, Иннокентий понял почти сразу, когда новое сочетание неистово загорчило. Кеша ринулся к воде, почти бухнулся туда мордой, чем таки разбудил Леопольда. Рассказать о произошедшем гиена не мог попросту от страха — он не понимал, что только что съел и что с ним сейчас будет.

Леопольду только и оставалось, как молча с самым настоящим ужасом наблюдать за своим непутёвым подопечным, что, кажется, пытался исторгнуть из все не только пищу, но и в принципе органы. Резкая боль в животе в сочетании с рвотой, самым настоящим двоением (троением? Погодите-ка...) в глазах застали подростка настолько врасплох, что он даже забыл, как пользоваться языком, чтобы пить. Пуская носом и ртом пузырьки в лужицу, Иннокентий бил лапами по земле, не в силах даже перевернуться, чтобы банально не захлебнуться этой самой водичкой. Обеспокоенный, Леопольд тут же схватил подопечного за шкирку, оттаскивая от ставшей гибельной воды, а затем принялся просто брызгать тому на морду. Правда, Кеше уже было не до того — мир перестал множиться, зато обрёл совершенно иные краски, очертания. Вглядываясь в стены, гиена видел на них — нет, возле! — какие-то тени, физически ощущал их дыхание, чувствовал запах чего-то совершенно иного, чужеродного, того, что не должно было быть тут. У него, правда, даже не было сил, чтобы отогнать непрошенных гостей, а язык, казалось, прилип к челюсти и вовсе не двигался. А эти существа всё ближе и ближе подходили, скалясь, пуская слюни на пол пещеры, всё сужая круг возле Кеши. Он беспомощно оглядывался, стараясь взглядом намекнуть шакалу о присутствующих (неужели он их не видит? Не слышит? Как так-то?), но тот продолжал лишь плескать водой, в упор глядя на протеже. Попытки метиса хоть как-то сопротивляться были обречены, а потому он даже не удивился, когда существа на него напали. В тот момент, когда челюсти сомкнулись у него на затылке, подросток уже отрубился, не осознавая ничего вокруг.

***

Острые тычки в бок Кеша сперва принял за остаточные удары после избиения. Его только что попросту загрызла какая-то гиенидная собака, и поэтому крокут дышал часто, натужно, едва ли не через силу. Глаза слезились, во рту пересохло, а перед носом маячил туда-сюда тёмный силуэт. И не нападал. Гиена с трудом разлепил веки, и только чуть позже понял, что это что-то тёмное — его друг и товарищ, шакал Леопольд. Он митусился, бормотал что-то про несколько часов и ночь и что-то держал в зубах, а стоило пятнисто-полосатому хоть немного приоткрыть пасть, как бросил свою ношу и почти засунул морду подростка обратно в лужу. Вспомнив, как это — пить, Иннокентий был готов вылакать весь источник, если бы его также насильно не оттащил за шкирку шакал. Положив перед юнцом какие-то растения, хищник стал было распинаться об их пользе, когда Кеша попросту схватил самый пахучий из всех и съел. Правда, дальше у него не хватило сил расспросить, что это за трава и зачем — Леопольд начла сам, а гиена под ровный голос ментора начал просто засыпать, выхватывая лишь некоторые слова из общего потока речи.

— Должно ... успокоить... желудок... спать... долго...

Очевидно, что странный пахучий зонтик должен был помочь заснуть и не задохнуться при этом рвотой или и вовсе уменьшить неприятные ощущения, вот только гиене было как-то всё равно — у него настолько не осталось сил, что сейчас он бы и яд собственнолапно выпил, только бы отключиться от реальности, да так, чтобы там не было никаких сновидений.

Днём следующего дня Кеша еле-еле проснулся, припоминая ужасы этого дня. Он почти целый день пролежал в пещере, питаясь лишь водой да какой-то мелочью, которую так заботливо ловил шакал для своего неразумного юного лекаря.