Когда тебе очень хочется кушать, а кормить тебя никто не намерен, самое время делать что-то самому. Руководствуясь именно такой логикой, гиена Иннокентий несколько отделился от своего нового покровителя Рагнарёка (читай, попросту сбежал, боясь соседства с огромными и не очень львами) и короткими подбегами пересекал земли, которые отныне мог звать домом. Ну, или пытаться звать домом. В этих местах он никогда не был, а потому очень часто задерживался, чтобы осмотреться, запомнить какие-то ориентиры, найти себе какие-то запоминаемые символы, по которым он мог бы вернуться обратно. Его недавно обретённый товарищ-шакал не отставал, хотя и сам впервые бывал на этих землях. Постепенно каменистая почва пещер сменилась густой травой, а затем и вовсе впереди оказались странные многоуровневые скалы. Метис понимал, что сейчас следует вдоль тех мест, где он некоторое время обитал, но сам этих террас ни разу не видел. Не видел их и Леопольд, столь же любопытным взглядом осматривая своеобразную лестницу из камней.

— Тут интересно, — протянул детёныш, в который раз отвлекаясь от поисков пищи на поиски трав. — Тут много всякой полезной зелени. Наверно, и пищи должно быть много!

Мнения шакала тут не требовалось, его задачей (на данный момент, уже в который раз) было помогать юному гиену собирать несметное количество лечебных растений, на которое тот не мог не отвлекаться. И когда с травами было покончено, Кеша наконец соизволил принюхаться в поисках чего-либо, что не было бы травой.

— Я ненадолго отойду, Кеша, — сказал малышу шакал. — Пообещай мне за это время ни во что не влипнуть.

Ответа не последовало — крокут вновь уткнулся в очередной травянистый кустик, и Леопольд, демонстративно вздохнув, отправился исследовать местность на тему еды. И стоило ему немного уйти, как внимание Иннокентия привлекло шевеление в паре десятков шагов от него, за очередным обломком скалы. Подбираясь не хуже заправской кошки, пригнувшись и всячески пригибаясь к земле, он подполз достаточно близко, чтобы увидеть, что же его так заинтересовало.

Гнездо. И не просто гнездо, а страусиное.

На деле Кеша видел его и ранее, вот только Леопольду об этом сказать не удосужился — тот опять начал бы бурчать и ворчать по поводу опасности затеи, предложил бы охотиться на мышей или мелких пташек... А Кеша мог охотиться и на нормальную еду! Не самоуверенный, но жаждущий показать себя (скорее даже самому себе), он был готов на риск. И вот он, момент истины!

Хозяина гнезда поблизости не было, а три в меру крупных яйца так и манили. Как можно тише подобравшись к гнезду, гиена собирался вытащить одно из них и откатить подальше, чтобы потом разбить и выпить (или съесть — в состояниях страусиных яиц он разбирался плохо) такое вкусное и несомненно питательное содержимое!

Он был почти идеально скрыт от окружающего мира, почти успешен в своей охоте-краже, почти успешен в подкрадывании... Многое зависело от этого самого "почти", в котором Кеша как раз-таки ошибся. Увлечённый, сосредоточенный исключительно на яйце, он совершенно потерял связь с реальностью, а потому вовсе не заметил приближения разъярённой страусихи. Он будто бы даже не слышал её тяжеленных шагов, а понял, что попался, лишь когда нога оказалась прямо возле него. Гиена даже не успел отступить, как его мощным ударом отбросило в бок от гнезда. Невольно заскулив, метис, тем не менее, успел сориентироваться и понять, что если он не сбежит, то его придут добивать. Ударенный бок болел, но малыш был уверен, что относительно цел. Взяв себя в лапы, он ринулся наутёк, петляя и резко поворачивая, сбивая тупоголовую птицу с его следа, заставляя себя мелькать так часто, чтобы запутать и слиться с полосками сухой травы.

Лишь убедившись, что птица его не преследует (по крайней мере Иннокентий хотя бы не видел её ни вблизи себя, ни на достаточном отдалении), гиена позволил себе снизить темп, отчего споткнулся, перекувыркнулся и плашмя разлёгся на земле. С достаточно громким стоном буквально отрывая себя от почвы. Единственное, что ему сейчас хотелось — бездвижно лежать, но бок не переставал болеть, а потому вызывал у лекаря определённые волнения. Чудом фактически дотянувшись до таким же чудом неповреждённой сумки с травами, Кеша достал оттуда шалфей и базилик. Он решил, что съесть их по-одному будет менее эффективно, чем нанести их, естественно, заранее смешав, непосредственно на уже успевший налиться огромный синяк на боку. И само нанесение было куда болезненнее и сложнее, чем смешивание. Надеясь, что не ошибся с дозировкой и травами, гиенёныш, полежав достаточно времени, чтобы впиталась сделанная им мазь, попробовал двигаться.

В принципе, получалось. Медленно он побрёл в сторону недалеко возвышавшихся базальтовых скал, надеясь забраться на них, чтобы спрятаться в одной из пещер или расщелин. Впрочем, его прогрессирующий синдром Плюшкина не позволил крокуту уйти налегке — под его лапами всё, что могло быть полезным, тут же собиралось: мох, растущий на близлежащий скалах, камушки из-под лап, какие-то грибы и несколько комьев сухой, но вполне годной для работы глины. Правда, это не сильно отяжелило детёныша, который с каким-то маниакальным упорством, преодолевая боль в боку, тянулся к скалам. Когда перед ним возникли каменные ступени, Кеня уже знал, куда идёт — незадолго до этого он приметил вполне себе тёмную, защищённую с почти всех сторон пещеру с маленькой полуаркой-входом. Заметил гиена её почти случайно — там под закатными лучами (а ведь метис даже не заметил, как солнце начало садиться) блестнула гладь небольшой лужицы. Именно она и позволила мальцу найти себе гипотетическое убежище на переждать боль и усталость — всё-таки нечасто приходится так убегать от разъярённых страусов. Осталось самое простое — забраться на самую крупную скалу, которая была единственной преградой между вожделенной водой, теплом и отдыхом и несчастной гиеной.

Это был совершенно логичный исход подобной затеи. Бок, даже несмотря на нанесённую мазь, побаливал, и, да, глупо было ожидать, что после такого потрясения малец сможет спокойно забраться на ступени. Поэтому, поскуливая, он спустился вниз (без собственного на то желания). Кеша перевёл дыхание, позволив себе ещё какое-то время просто полежать, унимая боль в боку и зализывая новые синяки. Конечно, в этом плане кошкам было куда проще — когти позволяли уцепиться за какой-нибудь выступ и повиснуть, а вот у гиены такой возможности чисто биологически не было.

Поэтому, борясь с обидой на самого себя и уже куда меньшей, но всё-таки болью в боках, юный лекарь упорно поднялся обратно на лапы и тщательно осмотрел ступени, которые так немилостиво с ним обошлись. Края вроде бы не было особо отвесными, но зацепиться было абсолютно не за что. А, значит, пришлось делать ещё одну попытку, надеясь на то, что его маленькие размеры и вес явно облегчат процесс подъёма.

Первые маленькие ступеньки он преодолел легко, забраться на них не было сложно. Но вот когда между его ступенью и следующей оказалось пустое пространство... Да ещё и вторая ступенька была едва ли не на полголовы выше, чем сам Кеша... Это грозило, во-первых, опасностью разбиться, во-вторых, стукнуться головой о саму ступень (и тоже в итоге разбиться). Посему единственным выходом было удачно запрыгнуть. Собрав все свои маленькие силы, детёныш приник к земле, высматривая наиболее удобное место для приземления, а затем всё-таки прыгнул, надеясь, что сможет достать до так необходимой ему ступеньки.

Всё-таки сорвался! Ауч!

Обиженно засопев, гиена постарался отлежаться, пока в голове звенело. Увы, но боль не проходила, и малыш сам понимал, что такое падение вряд ли обойдётся без последствий. Кеша, тем не менее, не терял рассудка и ясности мысли, прикидывая, что же ему делать. Первым делом всё-таки надо было избавиться от проблем с головой, а уж потом заниматься остальными делами... Или нет?

Нет, сперва всё же дела. Собрав все силы, гиенёныш попытался встать, и вполне удачно. Вот только его ещё и довольно сильно покачивало, камни и окружающий мир вообще слегка крутился. Раздражённый сам на себя за такую оплошность, Кеша решил всё-таки убрать раздражавшее его покачивание мира, мигом объев кустик, который рос недалеко от скальных завалов. В теории это должен был быть базилик, который бы убрал головную боль. Не желая дожидаться результата правильности своего выбора, пятнисто-полосатый незадачливый детёныш решил применить убойное средство, которе должно было уж наверняка помочь ему забраться на эти такие сложные для покорения камни. И хотя он не сильно доверял себе — всё-таки эта смесь куда более опасная, чем та, первая, но метиса ничто не могло остановить. Всё-таки в любую секунду страус могла его обнаружить, а, значит, он мог и вовсе погибнуть. Лучше рискнуть!

Среди своих запасов он с лёгкостью обнаружил кофейные зёрна. Они пахли довольно резко, а потому Иннокентий решись взять только одну ягодку, к которой присоединил сок сердецея. Получившаяся смесь выглядела... пугающе, да и запах явно свидетельствовал о силе компонентов, в его входящих. Со вздохом детёныш съел приготовленную смесь, а затем, подождав пару секунд после проглатывания, ещё одним приступом решил взять непокорные горы. На этот раз он зашёл с другой стороны, где ступени выглядели более крутыми, но были более широкими. Теперь-то задача стояла другая — не только зацепиться, а и допрыгнуть.  И хотя расстояние не было особо большим, для детёныша гиены (почти подростка, но ладно) это было куда сложнее, чем кошке. Но вот кто-кто, а Кеша не отчаивался. Надеясь на себя и чуточку на зелья, он решился таки прыгнуть. Благо, если что, он просто свалится на ступень пониже, но придётся забираться снова и снова...

Он... он допрыгнул!

Только оказавшись лапами на высокой ступени, Кеша выдохнул, и одновременно с выдыханием внезапно почувствовал пугающее давление в груди. Что-то очень громко и ощутимо такало, норовя выпрыгнуть и лишить гиену возможности нормально дышать и двигаться. И при этом он чувствовал такой прилив сил и энергии, что просто не мог сдержат себя. Остальные ступени покорялись ему с такой лёгкостью, что, казалось, он не передвигается прыжками — летает. Это и было опасным — один раз он едва ли не свалился, переоценив силы, а ещё раз попросту проскользил, да так, что едва ли не слетел с другого конца площадки. Но, так или иначе, он добрался до верха.

Пещера! Его укрытие, его спасение, его временный приют! Как-то пещера оказалась перед мальцом слишком быстро, и он, не совсем рассчитав скорость, попросту впечатался в стену, благо, плечом. Эта встряска, кажется, ничуть его не замедлила, но немного отрезвила. Уже темнело, солнце откуда-то сбоку, за пределами скал, заходило, окрасив небо в бордовые оттенки, а Иннокентий, на миг замерев, вновь окунулся в пучину проблем с собственным организмом. Кроме сердца, бешено качающего кровь, у него продолжала болеть голова, а также его неплохо мутило. Стены в каждым мгновением становились всё менее чёткими, будто бы колебались, а сама пещера непропорционально быстро темнела.

Посреди пещеры бил ключ, и крокут с неистовством припал к нему, жадна лакая холодную воду. Легче не становилось, но он пытался себя успокоить, буквально вжимаясь в землю.

Он постепенно слабел, и это лишало малыша возможности нормально мыслить и наблюдать, но Леопольда он таки почуял, правда, подняться и поприветствовать не смог. И если шакал начал было что-то высказывать, наблюдая за раскоряченным не в самом удобном положении метисом, то тот, наконец закончив пить, попросту вывалил язык и дышал ртом, а затем постепенно начал погружаться не в беспамятство, но что-то близкое к этому состоянию. Пожалуй, это и был сон, но сон безумно беспокойный, но глубочайший.

***

То, что он проспал больше двенадцати часов, Кеша не заметил. Он по сути спал бы и дальше, если бы его нагло не растолкал не на шутку испугавшийся Леопольд. Шакал, увидев кристально чистый взгляд детёныша, обеспокоенно выдохнул, но решил вопросов не задавать. Устроив форменные потягушеньки, гиена отметил, что у него наконец-то ничего не болит, причём совершенно ничего. Радостный, он что-то хотел сказать товарищу, но обоих опередило почти унисонное голодное бурчание. Животы обоих хищников были почти пустыми, а потому они, не сговариваясь, выразили своё недовольство ситуацией. Вскинув нос, Кеша потянул воздух и почти без отлагательств предложил пойти куда-нибудь поесть. Леопольд был не прочь поесть, а потому предложил протеже следовать за собой.

Недолгая прогулка привела хищников к птичьей долине, и они оба замерли, оглядывая местность. Огромное количество гнёзд пустовало, а кое-где уже были птички. Были и страусы, к которым у Кеши отныне было совершенно иное отношение. На его счастье, взрослых видно не было и молодняк гулял один. Шустро шмыгнув в какое-то старое поваленное полое изнутри дерево, крокут принялся наблюдать за гуляющими птицами, примеряясь. Шакал не оценил такого выбора места, но, тем не менее, припал к земле, стараясь скрыться. Они были на подветренной стороне, и это лишь распаляло молодую гиену, которой щекотал нос птичий запах. Подползая всё ближе к концу бревна, Иннокентий задерживал дыхание, высматривая свою новую добычу. Как раз какой-то глупый птичк подошёл к бревну боком, начав клевать.

Раз, два, поехали!

Кеша рванул из бревна, стараясь укусить птичку в шею. Леопольд, заметивший движение подопечного, встрепенулся и побежал, решив помочь другу и сбить страусёнка с нос.

То обещает быть доброй охотой!

Ах!

Зубы сомкнулись на тонкой шейке, лишая птицу и боли, и вообще каких-либо иных чувств. Воодушевлённый, гиена едва не подавился мгновенно обмякшей птичьей шейкой. Кажется, они всё-таки всполошили живший тут народ, но сбегать много кто пока не собирался. Лапой откинув трупик к ставшему так удобному в качестве места базирования трухлявому бревну, хищники переглянулись в поисках новой добычи. Небольшой страусёнок мог бы накормить исключительно одного из двух охотников, да и то на ползуба. Надо было либо ещё штуки две-три таких... Либо птичка покрупнее.

Такая как раз поняла, что ей грозит, и решила сбежать. Это, наверно, был самый крупный из всех присутствующих страусят тут — он был даже выше Кеши, а, значит, был сильнее и куда выносливее. Охота на него явно не должна была быть столь простой — хотя бы потому, что за ним придётся неплохо погоняться.

Коротко переглянувшись, Иннокентий и Леопольд кивнули — погоне быть. И оба стартанули по направлению к начавшему удирать завтракообеду. Вряд ли кто из других летающих покусится на трупик собрата, так что за сохранность еды можно было не бояться, сконцентрировавшись на догоне добычи. Два хищника целенаправленно и слаженно гнали страуса, стараясь скорректировать его бег, чтобы потом не пришлось долго возвращаться. Оба самца бежали чуть сбоку от убегающей еды, один справа, другой слева. И Кеша решил атаковать первым, прыгнуть на спину и повалить добычу. Леопольд же должен был с другой стороны постараться укусить птицу за ноги, тем самым обездвижив.

А добыча попалась шустрая! Кеша, всё-таки догнав и запрыгнув на страуса, не удержался и повалился, а птиц упал следом, приложив метиса плечом о землю. Двое грохнулись, но в воздухе же развалились в разные стороны, и Кеша с почти ощутимым сожалением лишь потянулся вперёд в тщетной попытке схватить исчезающую из пасти добычу. Леопольд же в своей попытке перегрызть тонкие страусиные ножки тоже не преуспел, лишь подрапал клыками кожу. И всё же их попытка не так печальна, как показалось сперва — птичка не улетала (то есть не убегала), а беспокойно размахивала своими лапами и орало во всю глотку. Это здорово раздражало, и хотелось как-нибудь побыстрее с этим управится, да и голод — не тётка.

Кеша хотел встать обратно на лапы, дабы стоять ровно, и планировал вновь кусать птичку за шею, в надежде своими крепкими челюстями вновь перекусить шейку. Леопольд также не оставался в стороне, планируя укусить птичку в пузо и разорвать. Совместная атака должна была наконец-то обеспечить хищников достаточным обедозавтраком, ведь оба успели неплохо устать: Иннокентий ввиду возраста, а Леопольд ввиду своей не до конца ещё зажившей лапы. Для обоих погоня стала слишком неожиданной и трудной из-за падения, но прекращать на моменте, когда еда уже у тебя в зубах — крайне глупо. Надо всё-таки добить и наконец-то съесть! И тогда можно будет отдохнуть.

Арр!

Грозный (на самом деле грозный!) рык Кеши сопроводил его же неудачный бросок — абсолютно мимо! Птичка вырвалась, и атака обоих хищников не нанесла тому ни одного ранения, даже маленького! Только наоборот, удар в нос, такой обидный и болючий! Вставая, гиена шустро размышлял, что же ему делать и как мстить: страусёнок был не таким и маленьким, чтобы вновь и вновь пытаться кусать за ноги — можно было и получить по голове! — а, значит, надо было включать не только быстрые лапы, но и мозги. Навострив уши, Иннокентий прикидывал, куда побежит добыча и как её обмануть — и решил.

Леопольд, выслушав короткие отрывистые наставления, всё быстро понял — и побежал вслед за птицей сбоку, поворачивая. Кеша, сделав вид, будто направляется совершенно у другую сторону, дождался, пока наставник прогонит еду, чтобы она стояла ровно перпендикулярно крокуту, сорвался с места, намереваясь в прыжке схватить птицу за шею и, перепрыгнув спину, потянуть голову страусика за собой. То есть перекрутить птичку, в довесок ударив ту о землю. Сейчас ему как никогда нужна была удача для столь ювелирной атаки. В случае чего его должен был подстраховать шакал, на этот раз атакуя крыло птицы, чтобы затормозить тушку. Трюк мог удасться — небольшой вес и размер гиены способствовал прыгучести, и, в принципе, именно крохотный вес позволил бы свернуть шею ещё в полёте, не задев тела и не шмякнувшись на птицу. Ну, исключительно в теории, конечно.

Вся это погоня, очевидно, вызвала неслабый переполох, и, если честно, где-то Кеша задней мыслью помнил о том, что где-то расхаживает страусиха-мать. В случае чего он был готов сбежать, но хотя бы не без небольшого обеда.

Кажется, этот страусик — испытание на прочность! Иначе как объяснить весь тот поток не самых удачных попыток хоть как-то атаковать птенца? Кеша, начинающий пылать самым праведным детским гневом, едва ли не кусал воздух, стараясь хоть немного задеть коварную птицу. Ан-нет! Мало того, что он даже толком и прыгнуть-то не смог, так ещё и повалился, как будто весит как слон. Благо, под собой же он слегка похоронил наживую страусёнка, но лежал как-то совсем неудачно и неудобно. Кусать было попросту опасно — ещё удариться мордой о землю ему не хватало, нос и без того болел.

Раз не удался один акробатический трюк, придётся придумывать другой, и желательно такой, после которого не пострадают хищники и пострадает добыча. В конце концов, Иннокентию уже надоело валяться в пыли в попытке догнать такую вроде бы не сильно сложную добычу! Клацая зубами, крокут думал, как же поступить, и решился на довольно странный, но, возможно, полезный поступок.

Лежащего рядом страусёнка он решил отшвырнуть от себя, чтобы скинуть вес и суметь потом подняться. В идеале Леопольд, оставшийся на лапах, должен был перехватить птичку, кусая куда-нибудь в районе шеи или ног, чтобы если не перекусить сразу, то хотя бы ранить до сильной крови. Подобная атака могла сбить птичку с толку, а, значить, дать обоим хищникам немного больше шансов на всё-таки завтрак.

Кажется, эта охота начинала напоминать скорее банальное издевательство над каждым участником действия. Гиена начинал просто вскипать, понимая, что промахивается. Другой бы ребёнок обиделся, а Кеша только разъярился. Как так-то, он — и не может попасть по глупой птице! И пусть она больше его, и пусть она тяжелее его, и пусть она наверняка старше его — но он же гиена, высший хищник!

Возможно, в качестве доказательства его правоты, высшие силы смилостивились и заставили птичку удариться головой о камушек. Это крайне озадачило самого гиенёнка, ведь он предполагал, что добыча попытается вырваться, а не самоубиться. Но это только улучшало ситуацию, ведь сейчас птичка была куда более досягаема, чем раньше! Теперь стоило лишь самому не ударить в землю носом. Опять. Снова. Стоит целиться получше...

Лежать на птице, которая пытается вырваться, крайне неудобно. Метис пытался было придумать, что же ему делать, чтобы самому не покалечится, и... придумал. Сейчас он хотел укусить птицу в шею, чтобы порвать её, сломать, выдрать кусок с помощью своих мощных челюстей, разодрать до крови и косточек эту гибкую покрытую волосами часть птичьего тела. Шакал в виду неудобного положения своего подопечного, решил попробовать отгрызть страусёнку одну из лап. В конце концов, должно же им повести? В животах начинало подозрительно громко урчать, и это не могло не напрягать хищников.

Он был так близок, так почти счастлив! На нёбе гиены уже чувствовались волоски с шеи страуса, крокут даже почувствовал, как зубами проводит по тонкой кожице... и вот те на! То ли Леопольд поспешил укусить, то ли сама птица так не хотела даваться, но факт остаётся фактом — вместо крови добычи Кеша сам получил по плечу ногой, и оттого аж сел. Прямо на птичку. Кажется, это положение вполне всех устраивало, но на деле никого. Гневный, Кеша до истерики хотел прикончить страусика, потому что ну сколько можно? Детского терпения хватало ненадолго, и лишь холодный не по годам развитый рассудок подсказывал, что нельзя до конца терять самообладание. Ни раз и ни два Иннокентий пытался покусать птичку, и ни раз она пыталась выбраться, но всему есть предел. Когда-нибудь эта глупая птичья шея сломается под натиском гиеньих челюстей, и хищники смогут позавтракать (если не пообедать).

Кинув короткий взгляд на оставшуюся вдали добычу (она, к счастью, лежала нетронутой), гиенёнок сконцентрировался на этой. На этот раз он решил не только кусать за горло, но и лапами навалиться на голову и основание шеи, чтобы ударить её об землю и укусить в шею одновременно, пуская кровь. Леопольд всё пытался сразиться с лапами, и не факт, что не более успешно, но так же, как и протеже, шакал не терял надежды, вновь и вновь пытаясь напасть на птичку.

Его это охота, его! Очень даже его! Вот так закаляется упорство в маленьких начинающих охотниках — вечными неудачами! В очередной раз скользнув зубами по шее, Кеша с вековой печалью в глазах понял, что так не получится. В плане уже три раза не получилось, а, значит, это не случайность, а закономерность. Надо менять тактику.

Леопольд, недовольно плювывющийся от столь странной охоты, мгновенно отреагировал на изменение настроения подопечного. Хитринка блеснула у него в глазах, и тот оскалился не хуже суровы взрослых гиен. Эта охота итак достаточно его унизила, но не позволит пасть до конца в своих же глазах.

Гиена собирался поступить совершенно негиеньим способом — во-первых, таки слезть с птички, дав ей ощущение свободы. Во-вторых, тут же ударить её задними лапами (в простонародье — лягнуть), чтобы отпихнуть от себя и, может, перевернуть. Шакал, гоьовый в любой момент кусить, должен быть постараться поймать страусика за его всё-таки относительно тонкую шейку и разодрать её, вызвав кровотечение и, возможно, смерть.

Да, гиены не лягаются. Да, шакалы не очень точно целятся (этот так точно). Но надо же им было добить добычу! Ни один из трёх отступать не хотел, и лишь сам страус себя хоронил куда эффективнее, чем эти двое, но Кеша только учился, а Леопольд только-только оправился от сломанной лапы.

Наконец-то, поменявшись, правда, ролями, хищники добились своего — кровь так и хлынула из разорванного горла, окропляя землю и товарищей. Правда, радоваться было рановато — надо было ещё добить птичку (оставлять её так умирать Кеша считал негуманным, а Леопольд — нелогичным с точки зрения обеда), а это тоже было ювелирным делом. На этот раз Иннокентий мог вернуться к нормальному гиеньему образу охоты (хотя откуда ему знать, всю свою недолгую жизнь не в клане же жил), использовать свои мощные челюсти. Всего-то надо было перекусить птичке шею. Ерунда какая!

Проблема была в том, что птица всё ещё шевелилась, да и нести отдельно голову от тела неудобно. Поэтому крокут планировал сломать позвоночник, но не отрывать головешечку от туловища, оставив безвольно болтаться и смотреть на мир стеклянными глазами. Вид мёртвых уже давно не пугал Кешу — их он и без того много видел во время своих странных снов и путешествия за грань жизни, когда его спасли от смерти. А духи... Духи сами приходили, сны сами приходили — это всё заставили психику ещё на деле ребёнка стать довольно устойчивой к подобному роду потрясениям.  Возможно, именно поэтому он избрал трудный путь лекаря и шамана?

Какая разница, когда перед тобой еда трепещется? О высоких материях подумаем потом, сперва делаем КУСЬ — и уж потом подумаем, зачем, куда и как.

Когда челюсти гиены наконец-то сомкнулись, он даже выдохнул — дело сделано. Леопольд, пропустивший последний бросок подопечного, встрепенулся, едва ли не пуская слюну. Но у Иннокентия было право первого укуса (сам же в итоге завалил!). Крокут, улыбнувшись, запыхтел,  пытаясь устроить тушку достаточно удобно, чтобы перетащить к первой. Этот был куда тяжелее и больше, и поэтому путь давался труднее. Леопольд, не желая мешать решившему побыть самостоятельным метису, уже ждал протеже возле первого блюда. Второе гиена таки дотащил через всю поляну, кряхтя и сопя, но не проронив ни звука (пасть-то занята). Скинув добычу в кучу, он усадил попу на землю и выдохнул. Без слов было понятно, что такое приключение для Кеши — это что-то новенькое, хотя делать ноги ему приходилось куда чаще. Как и любое дитё, он мог быстро восстановить свои силы, чем и занялся, впившись в более мелкую плашку. Рассудив, что имеет право на еду не меньше, чем товарищ, шакал принялся за истерзанные ноги старшей птицы.

В принципе, ничего не мешало хищникам спокойно наедаться. Кеша, уплетая птицу, всё же не терял бдительности, и неудивительно, что уши-локаторы вскоре встопорщились, услышав подозрительный шорох. Вдалеке взлетели птицы, испуганные чьим-то движением, и стоило предположить, что это явно не Кеша и Леопольд. Навострившис
ь, метис встал, пытаясь рассмотреть (и расслышать) своего пока что им невидимого гостя. И гостя ли? Вдруг он опасен? Кеша чувствовал, что происходит что-то непонятное, что стоит быть начеку и быть готовым увернуться или убежать от неожиданной атаки — но атаки ли?