Она не знала, как оказалась тут. Не помнила, что происходило до этого момента, ее словно лишили прошлого. Сначала местность казалась ей совершенно незнакомой и чужой, но через какое-то время Мирай стала сомневаться в этом. Было такое ощущение, словно она когда-то уже была тут, когда-то давным-давно. Всё было устлано снегом – ни кусочка зелени. И если раньше, сутками не выходя из чертога, львица представляла снежные холмы и долины, как что-то загадочное, красивое и не враждебное, то сейчас окружение её пугало. Всё словно вымерло, и кроме толпы львиц не было никого – ни птиц, ни других зверьков. На небе ни единого чистого от туч кусочка, всё закрыто черными густыми тучами, не пропускавшими лучей света, отчего всё было ещё мрачнее и страшнее. Но Мирай просто бы перестала обращать на это внимание и накручивать себя, если бы не окружавшие её львицы. Она стояла в какой-то скудной шеренге из молодых самок, одни были её возраста, другие – на пару месяцев старше, а третьим едва-едва исполнилось месяцев восемь. Но испугали не они (да и разве могли напугать ее такие невинные и такие же напуганные бедняжки?) – возле них крутились взрослые самки, чьи морды были обтёрты чёрной землёй, из-за чего их было не узнать, как бы не старалась Мирай разглядеть в них знакомых. Они бесцеремонно осматривали подростков, обходя лишь Мирай, которая стояла в центре этой шеренги, лишь изредка кидая на неё мрачные взоры, в которых читалась нотка сострадания. Почему они так смотрят на неё? Почему они так внимательно разглядывают других подростков, приглаживая их шерсть и вытирая лапой слёзы? Сначала Мира хотела расспросить одну из стоящих рядом подростков, но стоило ей открыть рот, как где-то слева прозвучал женский крик, и Мира тут же заинтересованно начала вглядываться, поднимаясь на кончиках пальцев, как бы вставая на носочки, чтобы увидеть ту, кто так громко кричал. При этом шёпот взрослых самок, которые начали вставать позади подростков, как бы отрезая им путь к спасению, совсем не интересовал беззащитную львицу. Пока что не интересовал.

– Раньше не было ни времени,
Ни земли, ни пыли - ничего.
Забыли все.

И тут же она застыла, не веря своим глазам и чувствуя, словно ее сердце на миг замерло вместе с ней. Это была Маргери. Её сестру силком тащило две крепких львицы, грубо взявших её за загривок и совсем не обращая на сопротивление. "Принцесса" отчаянно кричала, громко плакала и пыталась вырваться, но с крупными взрослыми самками подростку было не потягаться. Мирай с ужасом наблюдала за этой картиной, чувствуя, как в горле встал горький комок — ей хотелось плакать вместе с сестрой от увиденного. Львица хотела кинуться к Маргери, невзирая на свою слабость и малый рост (разве могла такая крошка дать им отпор и защитить свою сестру?), но ее лапы словно приросли к снегу. Мирай не могла сделать и шага, в какой-то момент она поняла, что и голову повернуть не может — её шею будто сковала толстая корка льда, и поэтому ей пришлось и дальше наблюдать, как такое родное ей существо волочат по снегу, холодно пропуская мимо ушей её крик и слёзы. Доведя Маргери до шеренги, львицы в буквальном смысле швырнули бедняжку к лапам других, таких же юных самок, отчего стоявшей последней, пришлось резко убрать лапу, чтобы тушка крупной соплеменницы её не придавила. Зная пылкий нрав своей сестры, Мирай ожидала, что она тут же встанет и кинется назад, спасаясь бегством (от чего Мирай еще сама не понимала), но львица просто покорно склонила голову, держась лишь на дрожащих передних лапах и глотая свои же слёзы. Причём теперь она плакала так тихо, как будто сорвала голос, а может просто поняла, что бежать ей некуда. А потом Маргери подняла голову, вцепившись взором в стоящие впереди холмы. В ее взгляде отчетливо читался искренний ужас и осознание своей беспомощности, и от этого ее сестрице стало еще страшнее и больнее от увиденного. Мирай, почувствовав, как "оттаяла" ее шея, сразу же отвернулась, начиная подобно сестре разглядывать холм. Но он ничем не был примечателен, это был просто высокий, одинокий и такой же мертвый, как и все вокруг — холм. Почему Маргери он так заинтересовал и напугал? Пока Мирай даже не подозревала, что ее ждет, но её это, конечно же, интересовало.

– Было небылью, да стало былью,
И река остыла и вода застыла в ничто.

Взрослые львицы все продолжали шептать, прикрыв глаза. Мирай показалось (или нет?), что постепенно самки входили в транс, будто призывая каких-то духов или существ. А особенно в этом всём напрягало её то, что это множество голосов сливалось в один, хладнокровный и далёкий для неё. Он напоминал ей голос того белого, огромного льва, с которым разговаривал Траин, пока они не убежали сражаться в долину. И только до Миры начало доходить, что до этого момента она лежала у входа в чертог и с замиранием сердца ждала отца, Киллиана и правителей Севера, что всё это может быть просто ужасным сном, как ее отвлекло движение неподалеку. Львицы, продолжая шептать и что-то мычать, расступились, кого-то пропуская. Мирай, не обращая внимания на строгий взгляд стоящей рядом самки снова привстала «на носочки», и когда она увидела знакомую морду, то не сдержала улыбки и облегчённого вздоха. Это был Фредерик – лев, некогда выкравший её у родителей, после чего они толком не пересекались, несмотря на то, что живут в одном братстве. Имея таких заботливых родителей, Мирай никогда не нуждалась в его помощи, а до сегодняшнего дня о том, что она могла бы попробовать себя в роли лекаря и шамана, у неё и мыслей не было. Но сейчас, увидев единственную знакомую морду, она глядела на него так радостно, будто это Люциан, вернувшийся с поля боя. Самец нёс в зубах травную сумку, а за ним следовала цепочка старух, у которых были измазаны не только морды, но и тела, а именно – плечи, хребет и запястья. Несмотря на свой возраст, на фоне взрослых львиц, вошедших в транс (в чём Мирай уже не сомневалась) они выглядела на удивление шустрыми и…живыми? У них в зубах было что-то белое и пушистое, но Мира пока не могла понять, что именно это было. Да и её сейчас больше интересовал Фредерик, а не старухи, которые своим лукавым взглядом её настораживали. Как только лекарь подошёл к ней, львица раскрыла пасть, чтобы задать вопрос о происходящем, но удивлённо застыла. Увидев её, он поспешно метнул взгляд вниз, делая вид, что просто достаёт что-то из его сумки, но голубоглазая быстро разгадала его обман. Вот только почему он боялся заглянуть ей в глаза, она не понимала.

– Время быстрая река,

Достав из сумки большие сухие листы, которые служили свёртком для какой-то белой кашицы, Фредерик потянулся к морде своей сожительницы, при этом, так и не решаясь заглянуть ей в глаза. Он нахмурился, при этом клыками чуть прикусив губы, что Мирай сначала и восприняла это, как жест «стой смирно!» и поэтому застыла, позволяя самцу сделать задуманное. Фред начал мазать кашицей её морду, испачкав пальцы, чтобы было удобнее, при этом он не просто пачкал её, как тех старух и других львиц – он что-то вырисовывал, причём, глядя на его усердие, это были какие-то сложные знаки. Лекарь прикасался к самке осторожно, как будто чувствовал, что его «живому холсту» такие манипуляции с её шерсткой не очень нравятся. Невольно Мирай задалась вопросом, что сейчас с Маргери, которая не то что воспротивится какой-то белой жиже – её даже пыль на шерсти беспокоила.

– Никого не обойдёт.

Совсем скоро к Фредерику подключились ещё и старухи, которые разрисовывали тело – плечи, грудь, спину и бока. И в отличие от юного лекаря, с Мирай они не церемонились, по несколько раз проводя по своим знакам, при этом надавливая на хрупкое девичьей тельце, чтобы знаки были чётче. И пусть свою работёнку они выполняли старательно, для голубоглазой такая процедура была, мягко говоря, неприятной. Пытаясь отвлечься от неприязни к чужим прикосновениям, Мирай уставилась на Фредерика, ожидая от него поддержки, слов, ворчания – да что угодно, только бы он не молчал. Мысленно она уже по десять раз обратилась к нему, но вслух что-то вякать не решалась. А Фред, в свою очередь, тоже словно хотел ей что-то сказать, но стоящие рядом старухи его, похоже, также пугали. Осознав, что от лекаря она ничего не дождётся, самка кинула взор на других подростков, при этом не поворачивая головы, чтобы не мешать работе зеленоглазого. Их, как и Мирай, разрисовывали какими-то завитками и точками всё той же белой жижей, которая совсем скоро начала засыхать на шёрстке. И глядя на то, как шерстинки встали колышками, оттереть такую красоту будет ой как нелегко…Закончив быстрее, чем ожидала Мирай, Фредерик отошёл от неё, оглядывая оценивающим взглядом, что несколько смутило самку. Ну не привыкла она, чтобы её так осматривали, так и хотелось тихонечко фыркнуть, чтобы он отвернулся уже. 

– Ждет невеста жениха,

Стоило взрослым львицам сказать эту фразу, как Мира аж пасть приоткрыла, совсем растерявшись. Невеста? Она – невеста? И чья же это?! Голубоглазая тут же уставилась на Фредерика, и в её глазах читался немой вопрос, но он в самый неподходящий момент повернулся к одной из старух, держащей что-то белое и большое. Как бы Мирай не хотела узнать то, о чём они разговаривают, как бы не хотелось ей перебить их, она быстро позабыла и о Фредерике, и о старухе, когда позади неё послышался знакомый оклик  – этот голос Мира не может не узнать. Это был Киллиан – её верный друг и защитник. Мирай посмотрела назад через плечо, удивлённо увидев там не только его, но и всю свою семью. Подростка за шкирку грубо удерживал Люциан, не давая ему кинуться к своей дочери. Видя, как отец морщится, Мирай не понимала, ему просто сложно удерживать его под контролем (всё-таки растёт парень) или ему было больно видеть своих дочерей там, в этой чёртовой шеренге. Рядом стояла Элика и сиблинги Мирай, беззащитно жавшиеся к материнским лапам – и у всех самок были вымазаны морды. Мирай была в полной растерянности. Она привыкла, что на любой вопрос ответ она находит быстро, но тут все молчали и не желали ей ничего говорить, игнорируя её испуганный взгляд.

– Ждет как часа своего.
В белый цвет облечена,
Точно в саване стоит.

Самка услышала, как к ней снова подошёл Фредерик. Теперь она была настроена более серьёзно, она просто устала стоять в неведении, слышать эти голоса и терпеть чужие прикосновения. Ей нужны ответы. Чуть нахмурившись, чтобы придать себе более грозный вид, львица поворачивается и успевает лишь кинуть краткое «Фред, что происх…», как на неё что-то накидывают. Поначалу самке показалось, что на неё кто-то прыгнул, и поэтому она сжалась в комочек и беспомощно зажмурила глаза. Она не умела сражаться, и напади на неё кто-нибудь слишком неожиданно, она, скорее всего, поступит также – просто закроет глаза и сожмётся в комочек. Могла ли она сделать что-то ещё? Её накрыли чем-то холодным и неприятным, причём оно покрывало не только спину, но и голову с плечами подростка. Мирай несмело приоткрыла глаза, и первое, что она увидела – белая лапа. Огромная, с небрежно всклоченной белоснежной, холодной шерстью – львиная лапа. Пару секунд, и самочка уже не сдерживает вопль, понимая, что на неё накинули. Вскочив, она огляделась по сторонам, с ужасом увидев, что на других подростках львиные белые шкуры и, соответственно, она не ошиблась. И чья же она? Что было с тем несчастным, как он умер? – это были первые вопросы, которые у неё появились. Теперь разум Мирай окончательно заслонила паника, и она уже всем корпусом развернулась, чтобы дать дёру, но внезапно застыла, не в силах сделать и шага.

– На покой обречена,
Свадьбы колокол звенит.

Львицы продолжали петь эту ужасную песню, а старухи начали трясти маленькими косточками, связанными жилками. Звук, который они создавали, гулом отдавался у Мирай в голове, заглушая все остальные звуки – теперь для неё существовала лишь песня, крик Киллиана и плач других подростков стал едва слышимым шумом где-то на фоне. Знаки на теле начали гореть, и от боли и страха бедняжке хотелось кричать, но у неё словно отняли голос. Всё, что она могла сделать – это зажмуриться, чувствуя, как земля уходит у неё из-под лап и как силы покидают юное тело. Старухи поспешно вытолкнули её на место, не обращая внимания на то, как Мирай рухнула на снег от бессилия. Самка медленно приоткрыла глаза, чувствуя, как потяжелели её веки. Там, на склоне, который так испугал Маргери, стоял огромный львиный силуэт. Сначала он просто стоял статуей,словно что-то выжидая, но стоило львицам продолжить петь, как он ринулся вниз по склону, а за ним потянулась огромная армия таких же огромных львов, среди которых были и медведи (по крайней мере, какими их представляла Мирай). У всех поголовно были белые шкуры – такие же, как у того чужака в чертоге. И уже отсюда Мирай чувствовала опасность и всё понимала. Они пришли за ними. Они пришли за ней.

– Забирай, забирай
Приходи, прилетай
На века отдана
Дева юная.

>>> Великий чертог

—————

• Отыгрыш завершён •

Отредактировано Мирай (28 Дек 2017 02:01:00)