Иннокентий встал и потянулся. День клонился к концу, а, значит, наступило отличное время для всевозможных прогулок и даже возможной охоты. На землях Фаера, благо, несмотря на суровые условия по всей саванне, удавалось найти, и причём много, достойной добычи, и можно было себе не отказывать в удовольствии немного поесть. Единственное, что останавливало Кешу — это тот факт, что рядом в любой момент могли оказаться львы. В таком случае подросток предпочитал удалиться и не мельтешить. Хотя он и прожил большую часть своей жизни среди клана, не все его члены готовы были мириться даже с таким нескладным представителем гиеньего племени. Поэтому Кеша, убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы ему помешать и кому бы он мог помешать, направился вдоль реки высматривать добычу.

Было тихо. Слишком тихо. Крокут припал к земле, чтобы его не было видно в траве, и, максимально затившись, почти полз, дабы не производить шум. Его напрягала обстановка, но, кроме того, в таком скрытном положении было много плюсов — добыча не могла бы его заметить, да и внезапно появившийся лев тоже бы не сразу заметил подростка.

И будто бы это решение было единственно правильным. Насторожившись, подросток и в самом деле услышал какие-то движения недалеко от себя. Повернувшись спиной к реке и сделав шаг вперёд от неё, лекарь скрылся в траве, дыша через раз. Вскоре он и вправду увидел незваного нарушителя тишины — и это была львица. Впору было удивиться — её Кеша никогда не видел на землях конунга, а за время его ухода от основного скопления львов вряд ли бы успели принять новенькую. Она была удивительно напряжена и явно испугана — оборачивалась и осматривалась, грузно двигаясь.

Пусть Иннокентий и был в семье единственным сыночком, но узнать о таком явлении как размножение успел много и достаточно, чтобы понять, что самка была беременна. Да и этого бы не понял последний дурак, настолько живот кошки был объёмен. Гиена не знал, стоит ли ему появляться на глаза, ведь кто их знает, беременных? Однако ход его мыслей прервался сам собой.

Издав громкий мученический стон, львица упала на бок. Она рвано дышала, хрипела и перебирала лапами, царапая землю. Это можно было принять за сами роды, но что-то в этом всём казалось Кеше неправильным.

Такие вечера были у Элис любимыми: жаркий день сменился убаюкивающе теплым закатом, ветер приятно охлаждал опаленную шкуру. Самое время для выхода за травами. Этот променад целительница и ее верный напарник совершали почти каждый день. Втайне от Доа львица надеялась встретить здесь одного красношкурого льва, но редко ловила патрули, они часто не пересекались с ее лекарскими тропами.

Сейчас карамельная вышла к реке, чтобы утолить свою жажду и поискать у берегов полезных для клана лекарств. Никто, слава предкам, сейчас не болел из ее соклановцев, но никогда не знаешь, что может случиться. Самка подошла к реке и вдоволь напилась прохладной чистой воды, не забывая оглядываться на наличие крокодилов. К счастью, их поблизости не оказалось, поэтому парочка целителей продолжила свой путь.

И тут они услышали чьи-то стоны, тихие, но точно стоны. Они были хриплыми и болезненными, казалось, что исходят они от кого-то умирающего. Невесело переглянувшись, Элис и ее друг прибавили шагу, все приближаясь и приближаясь к источнику звука. Этим источником оказалась светло-кремовая львица, лежащая на боку. Она выглядела очень измученной и… глубоко беременной. “О, нет”, — подумала целительница, подбегая к ней. “Только не это”. Роды она никогда не принимала, да, что уж там, и не видела, представление имела только из рассказов бабушки, а Доа и того не слышал. Попаниковав секунду, львица взяла себя в руки и заглянула в глаза самке.

— Меня зовут Элис, это Доа, — произнесла она, надеясь, что незнакомка ее слышит. — Позволь мне помочь.

Когда львица дала ей разрешение, Элис осмотрела ее еще раз и пришла в ужас. Эта самка была намного моложе ее самой, совсем еще не в возрасте деторождения. По сути ребенок, но на ее плечи уже легла такая ответственность. К сожалению, лекарь знала, чем могут закончиться столь ранние роды. Она сосредоточилась на травах, которые могут понадобиться. Первыми ей в голову пришли кофейные зерна. Этой львице понадобится много сил, чтобы справиться с процессом родов. Но, при этом, нужно слегка успокоить ей нервы, с чем прекрасно справится базилик. И нужно было запастись Маи-Шасой на случай, если у нее откроется кровотечение. Элис и Доа принялись рыскать в кустах в поисках этих трав.

Острый слух позволил гиене куда раньше узнать о появлении кого-то нового на местности, чем этот самый новый даже узнал о вообще присутствии тут кого-нибудь. И если гиена ранее просто наблюдал за рожающей самкой, не зная, как верно поступить, то голос Элис, целительницы и лекаря клана, его приютившего, вывел крокута из оцепенения. Она была как нельзя кстати, ведь она, во-первых, самка, а потому наверняка о родах знает больше самого Кеши, и, во-вторых, она была львицей, ей во всяком случае будут куда больше доверять!

Неудивительно, что самка, слегка поколебавшись, подпустила львицу к себе. Но... Кеша не мог стоять, зная, что неизвестной нужна помощь. Он-то в Элис не сомневался, но ещё не прекративший существование комплекс помощи взыграл в нём пуще прежнего. Осторожно обойдя кошку, он оказался сбоку от Элис и негромко позвал её:

— Элис, это я, Иннокентий... Позволь мне помочь тебе?

С этими словами он вышел из травы, показываясь, и тут же затараторил в сторону посмотревшей ошалевшими глазами на него беременной:

— Не волнуйтесь! Ни в коем случае! Я Иннокентий, можно просто Кеша, я тоже лекарь, я могу вам помочь и совершенно не желаю зла!

Он надеялся, что его увещевания не пройдут даром, и потому тут же занялся делом. Отправив Леопольда за водой, гиена бегло осмотрел кошку. Кажется, она так молода. Как же угораздило?

— Ты... Ты не знаешь, что надо делать, Элис? — слегка подрагивающим голосом спросил Иннокентий, — Мне кажется, ей надо дать успокоительного... И что-нибудь для сил восстанавливающего. И воды, много воды...

Гиена не сильно повышал голос, чтобы зря не волновать кошку. Возможно, он в теории и представлял, что делать, но уж точно не на практике, а больному (в данном случае "рожающему") совершенно необязательно знать, что лекарь впервые  встречается с процессом появления новой жизни на свет. И чтобы создать иллюзию уверенности, он столь же оперативно придвинулся в другую сторону кустов, где с помощью примкнувшего к нему Леопольда, успевшего притащить воды в кокосах, ринулся на поиски нужных и всяких травок.

Откуда-то из-за плеча послышался голос подростка. Элис резко вскинула голову и увидела гиену в сопровождении шакала. Их она знала и даже доверяла, так что сейчас эта парочка пришлась кстати. Вот только Иннокентий выглядел таким же взволнованным, как она сама. Кажется для него это были первые роды, да и сама львица видела их лишь со стороны. Чтобы вот так, с берега в карьер… это сложно.

Как только львица и генетта вернулись с найденными травами, случилось что-то одновременно страшное и хорошее: незнакомка разродилась. И сразу же потеряла сознание, а из ее детородных органов стала хлестать алая кровь. Элис чуть не задохнулась от ужаса, но все-таки смогла подавить эту панику внутри. Нужно было действовать, нужно было… Она беспомощно посмотрела на Доа, тот на нее. Этот ступор длился максимум секунду, но он дал ей время собраться с мыслями.

— ВЫБИРАЙ! — вдруг вскрикнул Кеша после того, как говорил намного тише.

Элис дернулась. Действительно, придется выбирать. У матери больше шансов, надо лишь остановить кровь. Как бы жестко это не звучало: она сможет родить еще. А вот кто выкормит и выходит новорожденного, если она умрет? Эти мысли пронеслись в голове львицы молниеносно. Она схватила травы и рванула к голове львицы.

— Вылизывай львенка, освободи его рот, — не церемонясь крикнула самка и стала жевать Маи-Шасу.

Она старалась не проглотить ни одной капельки сока этой травы, чтобы не навредить себе. Пережевав все в кашицу, она кивнула Доа, тот открыл пасть умирающей, а сама Элис выплюнула лекарство в рот пациентки. Со стороны это, возможно, было противно, но сейчас эстетика была последним, что волновало всех присутствующих. Она запрокинула голову львице и погладила ее по горлу, чтобы спровоцировать глотательный рефлекс. Секунды, пока действовало лекарство казались просто вечностью. Наконец, кровь перестала течь, но десна самки были слишком бледными, а дыхание слишком поверхностным. Жизнь уходила из тела роженицы, и Элис ничего не могла с этим сделать. Пара рваных вдохов, и…

— Кажется, все, — глухо произнесла она, поворачиваясь к Иннокентию

Это была ее первая смерть. Она не смогла ничем помочь.