Быть Королем Ночи оказалось не просто, но Бэрри нравилось. Он не только упивался властью, но действительно старался решать проблемы клана — как локальные, так и глобальные. В дела супруги не лез, доверяя ей вопросы охоты, но отчеты слушал внимательно и в случае надобности вносил свои замечания и предложения. Занимало его больше наличие Северного Братства под боком и его территории: кое-что от Вонючки, почти прошедшего инициацию от чужака до полноправного (ха-ха) упыря, он узнал, но этого оказалось недостаточно. Заносчивость Иных иногда не позволяла им оценить противника по достоинству, но Бэрри видел в южанах острое желание жить. Ему хотелось подготовиться к грядущей войне основательно, чтобы отобрать территории быстро и с минимальными для клана потерями, а это требовало времени и определенных усилий. Король Ночи лично координировал разведывательную группу, а иногда сам, выходя из шакальего логова, долго смотрел на распластавшуюся долину, покрытую снегом, представляя, как шагает по ней во главе своего войска, как северные жители склоняют пред ним головы. Ему хотелось спуститься туда, увидеть глазами воочию все, что происходит за пределами Краев вечной зимы, но это желание безрассудно: не может же клан остаться без предводителя, если что-то пойдет не так?

Иногда Бэрри просил у Вонючки развлекать его рассказами о землях, где бывал Теон, тот самый нахальный пес, который умер для того, чтобы жил Вонючка. Бэрри нравилось, что упырь выполняет любое поручение беспрекословно, однако из него вряд ли могла бы получиться полноценная боевая единица, учитывая нанесенный ущерб его несчастной голове. Королю Ночи нужен был самец, крупный и выносливый, преданный так же, как Вонючка, но на ступень его выше и в здравом уме. А лучше и преданнее нельзя никого найти, чем детеныша, из которого можно лепить что угодно. Пазл в голове не_бастарда сложился в еще одну картинку.

Он почти забыл о существовании уродливого детеныша, родившегося у Громмаша. Если на Рогвальда, несущегося на всех порах по обледенелому гроту, лев иногда натыкался, то его нежеланного братца едва ли можно было застать у всех на виду. Клан ненавидел прокаженных детенышей, поэтому Готель не выпускала львенка одного: и обидеть могут, и покалечить. Мать Бэрри и сама точно также прятала его до поры до времени, только она не была женой Ледяного паука. Она не была ни чьей женой, поэтому ее сына могли убить без страха наказания. На сына Громмаша покушаться вряд ли рискнут, но меры предосторожности среди фанатиков не лишние.

Львенка привели как раз после полудня, когда Король Ночи доедал свежепойманного горного козлика как всегда в гордом одиночестве, потому что Нилсин предпочитала пировать не с любимым мужем, а с бабкой (справедливый гнев своего короля по этому поводу — и по многим другим — ей приходилось проглатывать по ночам). Он держал в лапах длинное копыто, смачно облизывая уже белую с коричневыми вкраплениями кость, впрочем, оставив немного мяса на ее противоположном конце. Бэрри даже не отнял зубов от еды, когда Видар неуверенно ступил лапами на пол королевской пещеры, — только глаза поднял, с любопытством наблюдая за львенком.

— Привет, маленький упыреныш, — наконец, произнес не_бастард, заметив некоторое замешательство гостя, с каким жадным интересом он все рассматривает. Бэрри выпустил кость, чуть толкнул вперед, и она подкатилась к детенышу, — ты уже пробовал мясо? Не стесняйся. — Сложив лапы крест на крест и положив голову на них, самец какое-то время просто следил за реакцией Видара, а затем вновь заговорил, — как твои дела? Много у тебя друзей?

С приходом Видара в пещере стало холоднее, хотя стены королевского грота обычно плохо пропускали ветер. Этот холод был другого толка, в нём отсутствовала ощущаемая кожей энергия внешнего мира. Сейчас он пробирал до костей и будто бы заволакивал щели, погружая королевскую пещеру в сумрак. Бэрри ощутил его не сразу: лишь после, когда Видар склонился в неуклюжем поклоне, лев неслышно цокнул языком. Чей-то дух витал рядом, и Королю ночи сильно не нравилось, что он будет присутствовать на их разговоре с детёнышем.

Он помнил, как пришёл впервые к отцу. Этот мертвецкий холод, от которого не спасала шкура, пропитал жилище Расмуса. Иногда Бэрри чудилось, что они постоянно сидят на голове или плечах эрилаза. Он отца так не боялся, как этих прозрачных эфемерных душ, а тяжёлая густая атмосфера тайны и страха отталкивала его.

— Что значит упырёныш?

Бэрри с раздражением взглянул на львёнка, однако его детская непосредственность в купе с наивной до умиления речью заставили даже льва осклабиться в чеширской улыбке и расхохотаться во весь голос.

— А, это теперь так называется? — со странным восхищением в голосе спросил лев, — «особенный»?

Он не стал развивать эту тему. Пока. Львёнок, вероятно, очень хорошо рос, потому что накинулся на мясо с таким аппетитом, будто не ел уже несколько дней. Что ж, пускай. Бэрри поднялся со своего ложа и подошёл к Видару.
— Можешь съесть столько, сколько захочешь.
Он сел напротив, с любопытством наблюдая за тем, как крошечные, едва окрепшие молочные зубы протыкают плоть и отщипывают кусочек за кусочком. И чем Видар хуже остальных детёнышей? Он совершенно здоров, у него хороший аппетит, острые зубы и ум, соответствующий возрасту. Ах да.
— …Нет, Ваше Величество, у меня нет друзей.
— Ты же сам сказал, что ты особенный. Но в чём твоя особенность, Видар? Тебе рассказала об этом мать? А отец сказал, почему тебе нельзя заводить друзей? Посмотри на меня, упырёныш. Не бойся. Посмотри мне в глаза.

Когда львенок поднял взгляд, Бэрри снова лёг, положив голову на лапы: он и Видар оказались на одном уровне. Как поразительно вспыхнули на свету глаза глубокого небесно-голубого цвета. За эти глаза Бэрри бы отдал свою душу богам.
— Ты не особенный, Видар. Ты — упырь. Слуга Белых ходоков, матери и отца, а ещё своего старшего брата. — Тихо и холодно сказал лев, а затем спросил — чуть мягче и снисходительнее. — Каким цветом у меня глаза? — Львёнок ответил, и Бэрри одобрительно кивнул. — Я тоже должен быть слугой. Представляешь? Понаблюдай: наши братья и сестры белые, без пятен и полос, с голубыми или синими глазами. Остальные — упыри. Кроме меня. — Бэрри поднялся, снова оказавшись сильно-сильно выше львёнка. — Ну, и моей жены. Как видишь, я — Король ночи. Хотя когда я был таким же маленьким, как ты, у меня не было друзей. Мой отец, эрилаз Расмус, меня не любил и не хотел признавать. Но я решил раз и навсегда, что мои серые глаза не помешают мне стать первым упырём-королем, перед которым белые братья и сёстры сейчас склоняют головы. И ты тоже можешь стать не упырём Видаром, а Видаром-воином, шаманом или эрилазом. Можешь стать телохранителем короля, королевы или будущих принцев. Можешь стать кем захочешь, если будешь слушаться меня. Ты понял?

Отложится ли что-то в этой маленькой головке? Бэрри не был уверен, что львёнок правильно поймёт сказанное. Что-то — наверняка поймет, что-то просто отложится в его голове, что-то забудется. Главное — посеять зерно и расположить к себе. И раз уж Громмаш так страшится браться за воспитание котёнка и до сих пор не объяснил ему, где нужно заводить друзей, ему объяснит это Бэрри.

— И запомни ещё кое-что: в Долине живут наши враги, — король усмехнулся. Он ведь тоже хорошо проводил время с некоторыми южанками. Да, не все из них выживали, но это детали, которые ещё рано знать такому маленькому львёнку. — Захочешь подружиться с ними — не говори никому, особенно отцу. Он будет в гневе, поверь мне.

Всего лишь одна фраза львёнка едва не вывела Бэрри из себя, едва не пошатнула его кропотливо выстраиваемую стратегию общения. Видар был ещё слишком мал, но уже задавал чертовски правильные вопросы: разве раб достоин того, чтобы ему служил дух? И ответ на этот вопрос был, во всяком случае, для Бэрри прост: когда твой отец ледяной паук, то тебе будет служить с того света почти кто угодно. Исключением, конечно, как всегда был сам нынешний Король ночи, но ведь так удобно обосновывать этот недочёт очередным холодным отношением отца. Каким бы талантливым упырь не родился, но если с ним не заниматься, вряд ли из него выйдет сносный шаман. А Бэрри предполагал, что как бы Громмаш от своего упырёныша нос не воротил, а львёнка обучит, по крайней мере, каким-то базовым навыкам точно.

Но что он мог ответить? Сказать честно, что ходоки — лицемеры ещё те и готовы разорвать в клочья своего товарища, если он не вышел мордой, до тех пор, пока какой-нибудь ледяной паук не покажет на упыря когтем и не скажет, что Всеотец отметил его. Сразу все сомнения в его ущербности отпадут! И это никак не зависит от витающего рядом духа. Сильных шаманов-южан (а такие, Бэрри уверен, наверняка встречались) попросту отдавали Одину в жертву, а таланты маленьких упырей были никому не нужны.

— …нет, воинственным шаманом.

Если Громмаш воспитает львенка, как воспитал бы своего приемника, это была бы неплохая поддержка для Бэрри в будущем. Идеально. Бэрри зловеще заулыбался, наблюдая за проказами Видара, — и пещера наполнилась детским хохотом. Пока что он всего лишь глупый детёныш, но когда-нибудь Видар вырастит и станет прекрасной боевой единицей — как минимум. А если развивать его ум? Если воспитывать его наравне с Громмашем? У Бэрри мелькнула дурацкая мысль: хотелось бы ему, чтобы его наследник был обязательно с изъяном? И если уж Нилсин не сможет родить ему львят, то на место короля и королевы ночи должен встать сильный и уж точно сообразительный правитель.

Чушь! Громмаш такого не допустит при живом идеальном сыне. Видару стоит быть осторожнее в будущем, но это — уже другой разговор.

— …И чтоб папа меня заметил.
— И что нужно сделать, чтобы твой папа тебя заметил?

Ведь сколько бы ни старался Бэрри, а его отец признал лишь тогда, когда сын занял место Морлока — лучшего друга, короля, главного льва в клане. Длань Богов (или Глас, или кто он там, чёрт бы его побрал?) не ждал от сына, когда он научится беседовать с богами или примет благословение Всеотца — он признал Бэрри, когда он стал королём. Почему? И что же нужно сделать Громмашу, чтобы сын разочаровался в нём, как когда-то очень давно разочаровался Бэрри в Расмусе, и стал преданным не отцу (впрочем, лишь только себе)?

— Если ты хочешь дать мне клятву, маленький упырь, ты должен сделать это правильно, — чуть тише, будто это очень важный секрет, проговорил Бэрри. — Уж точно не лёжа на спине. — Лев легко подцепил котёнка лапой и перевернул на живот. — Ты мой защитник, — король ночи улыбнулся и кивнул на статуи, что охраняли вход в пещеру, — мой страж! Ты должен поклониться и сказать: «Клянусь, мой король, в верности вам». А я коснусь твоего лба когтем, закрепляя наш союз. Тогда ты будешь меня защищать, будешь выполнять мои приказы, будешь верен мне, даже если кто-то захочет мне зла, а я буду играть с тобой и обучать всему, что знаю сам.

Отредактировано Бэрри (24 Янв 2024 19:51:52)