Вид: Африканский (трансваальский) лев

Имя: Гёт

Пол: Самец

Принадлежность: Белые ходоки
Вихт

Возраст: матёрый, 6 лет 2 месяца

Внешность:

● Точный размер: Гигант

Сложно жить среди Ходоков и отличаться. Посему неудивительно, что Гёт обладает типично ходочьей внешностью. Он крупных размеров лев, а его шерсть своим окрасом напоминает лёд чистейшей горной реки: прозрачно-белый с лёгким голубоватым оттенком. Среди других Ходоков его отличает чуть более вытянутое и худощавое телосложение, чем обычно, но даже так по Гёту видно, что он хорошо тренирован. На теле у него нет никаких подпалин или иных пятен, которые бы отличались по цвету. Разве что брови, область под глазами, внутренняя часть ушей, нос прайдлендской формы да подушечки лап — те у Гёта бледно-бледно-серые. А также спина — там от отласти лопаток и до середины торса у него идёт совсем лёгкая, едва заметная более серая полоса.

У него относительно мягкие и правильные черты морды, хотя она и кажется несколько более заострённой, чем у иных ходоков. Яркими пятнами выделяются глаза Гёта. Приятный бледно-голубой оттенок радужки вкупе с лёгким прищуром — его взгляд не кажется пронзающим или холодным, он скорее равнодушный, скользящий по всем и вся с равной степенью нейтральности.

У Гёта довольно густая, зачёсанная чуть больше на правую сторону грива, и пряди её, длинные и тяжёлые, имеют свойство чуть виться к концам. Она серая, достаточно светлая, а кончики вместе с некоторыми отдельными прядками уже подёрнуты белой сединой. Более жёсткие и короткие пучки волос у него также есть и на локтях, а по животу идёт тонкая узкая полоска, уже вся практически белая. Удивительно, но кисточка его хвоста при этом сохранила свой первозданный серый оттенок.

На теле Гёта можно заметить несколько шрамов. Наиболее заметные — на плечах и через правый бок. Они бледные, давно зажившие и не беспокоящие Гёта — таких предостаточно почти на каждом из воинов. Но есть и те шрамы, что болят у Гёта до сих пор, и это — три небольших полоски на щеке под левым глазом. Они совершенно неглубокие, полукруглые, аккуратные и выглядят так, будто их нанесли специально.

Стоит упомянуть и ещё одну заметную деталь: в левое же ухо Гёто вставлены, причём довольно грубо, два клыка. Один совершенно очевидно медвежий, а вот второй... куда больше напоминает львиный.

Гёт не из разговорчивых, и тому есть причина. Если он раскроет пасть — а без нужды он делает это крайне редко — то станет заметна одна малопримечательная, но неприятная деталь: большей части языка у Гёта просто нет. И, тем не менее, у него всё ещё есть голос — негромкий, мягко-бархатистый, с более выделенными рыкающими звуками. Этот голос, несмотря на приятный тембр, звучит практически безэмоционально и абсолютно ровно. Гёт, конечно, способен на рык, ярость и гнев, просто в голосе это проявится разве что громкостью повыше и большей выделенностью рычащих звуков.

---

Таким Гёт был практически полгода назад. Сейчас же он ещё больше похудел, у него буквально потух взгляд, под глазами появились мешки, которые ещё больше оттемнили его подпалины, а белки всё чаще не светлые, а болезненно-покрасневшие, с лопнувшими сосудами. При ходьбе Гёт ссутулится, его движения более резкие, рваные и дёрганные.

Характер:
Важно понимать, что в жизни Гёта случилось несколько событий, которые оставили свой отпечаток на его характере. Тем, кто хорошо знал Гёта, может показаться, что в какой-то момент он перестал быть собой — настолько разительной была разница в его поведении.

В юношестве Гёт отличался спокойствием, внимательностью и прилежностью — похвальные качества для любого, даже среди Ходоков. Он был в меру сдержан, любопытен, вежлив и покладист — железная дисциплина не вызывала у него отторжения. Он рано понял, что семейные узы значат гораздо меньше, чем социальные — и потому держался ближе к ровесникам. Но ему пришлось рано повзрослеть, и виной тому оказался его же собственный отец. В какой-то момент Гёту пришлось поставить во главу своего характера чувство, доселе ему не особо ведомое — месть, беспощадную, ненасытную, жадную и абсолютно неуправляемую. Ненависть, до того Гёту не особо свойственная, заменила ему кровь и воздух, и он, ведомый лишь этой кипучей смесью чувств, забыл всё иное. Сострадание, жалость и милосердие стали ему чужды.

И лишь когда кровавая жатва завершилась, а тёмное внутри Гёта наконец-то напиталось расплатой, он вспомнил о своих истинных ощущениях.

Гёт был потерян. Он не знал, где он, а где — то, что было в него вложено тёмным ритуалом. И всё же, спустя некоторое время, когда он вернулся на север, собственное "я" у Гёта начало заново формироваться.

Его можно было охарактеризовать как стойкого и стоического воина, верного и рассудительного, несколько скупого на эмоции, но искреннего и заинтересованного в лучшем исходе. Он старался, как мог, игнорировать странные вещи, которые видел, и потому некоторые находили Гёта странноватым и отстранённым от остальных. Он и в самом деле довольно легко замыкался в себе, мог подолгу смотреть в одну точку или же в никуда, размышляя и пытаясь обсуждать собственный затронутый духом разум. 

Как и все Ходоки, Гёт не считал иных существами, хоть сколько-нибудь достойными внимания. Но если у других не-белые львы или же другие животные могли вызывать гнев и ярость, то стандартная реакция Гёта на подобное — абсолютно стеклянное равнодушие. Такое, будто на сильные чувства вроде ненависти у него просто не было сил. Отчасти это было правдой — чтобы не сорваться, не пробудить в себе то, что уже однажды завладело его душой и телом, Гёт приучил самого себя не реагировать бурно практически ни на что. Холодность стала его второй натурой, а спокойствие — стандартным состоянием.

Возможно, он бы и остался таким навсегда, если бы его заросшее льдом сердце не растопила, как бы это ни было слюняво, но любовь. Когда его приняли — с всем тем грузом, который был у него на душе — таким, каким он был, Гёт позволил себе эмоции, позволил себе признаться, что способен чувствовать и дарить чувства другим. В нём проснулось то, чего он никогда не получал сам — всепоглощающая забота, нежность, желание быть рядом, тактильность и практически физическая необходимость оберегать, защищать, любить и быть любимым.

Именно тогда же в нём проявились... нет, не комплексы, но подспудная боязнь оказаться хуже, чем он сам хотел бы себя видеть и чтобы его таким видели другие. Гёт как никогда понимал, почему его считали "странным", что именно с ним было не так. Для него было важно быть не хуже других, даже несмотря на физические недостатки и неумение обращаться с эмоциями.

У Гёта получалось балансировать на этих гранях своего характера, не показывать слабости и демонстрировать сильные стороны, пока жизнь не сломалась ещё раз.

Мир померк — и для Гёта это не было лишь словами из предсказаний или историй из прошлого. Всё, ради чего он жил, ради чего хотел быть лучше, ради чего каждый день сражался сам с собой, в одночастье исчезло, и это подкосило Гёта куда сильнее, чем любая физическая рана.

Если раньше у Гёта были проблемы с эмоциями, то сейчас он практически разучился их проявлять. Гёт перестал видеть в них смысл — как и вообще в огромном количестве других вещей. Существование просто потому что так надо — вот то, что всё ещё заставляет Гёта жить. Долг перед Ходоками превыше своих переживаний. По крайней мере так его учил отец... и только сейчас Гёт понял, как такое возможно.

История:

"Это могла быть самая трагическая история любви, о которой я слышал... Если бы это не была моя собственная история".

Гёт был единственным сыном своих родителей — ледяного паука Вигге и охотницы Ринд. Это во многом предопределило его будущее, ведь Вигге, уже тогда будучи взрослым и опытным шаманом, который всю свою жизнь видел именно в служении богам, желал провести сына по той же тропе. Однако Гёт не был так одарён Одином, и Вигге достаточно быстро бросил свои попытки, с головой уйдя в обучение куда более талантливых и подающих надежды львов.

Ринд же, напротив, восприняла эту новость с радостью. Их с Вигге брак был заключён скорее по обоюдному согласию их самих, чем от каких-то чувств, и она неоднократно повторяла Гёту: “Твой отец был рождён для богов, а не для нас с тобой. Не стоит обижаться на него за это”. Поэтому во многом Гёт опирался именно на её мнение и советы. Благодаря её тренировкам, Гёт уже в юношестве отличался хорошими боевыми навыками, и его ещё подростком практически на правах равного брали в настоящие патрули.

Когда Вигге стал главным ледяным пауком, Гёт даже не сразу узнал это — но и не придал особого значения. Их общение свелось к равнодушным приветствиям, чуть более частым, чем того требовало бы общение рядового Ходока и Ледяного паука, но не более.

Когда Хальвард, сын их тогдашнего Короля Ночи, покинул клан, Гёт узнал об этом одним из первых. Но не потому, что был как-то близок с принцем. Вигге ультимативно потребовал сына явиться к нему для проведения ритуала, и, конечно же, Гёт пришёл — кто он был такой, чтобы отказать главному из Ледяных пауков, да ещё и отцу?

Возможно, если бы тогда Гёт проявил больше своеволия, его жизнь была бы иной…

Но случилось то, что случилось. А именно — ритуал. Чёрный, кровавый, запретный — такие в самом деле не практиковались Ходоками никогда ранее и Гёт даже не пытался узнать, откуда он был известен Вигге. В ту ночь Гёт перестал быть собой и стал вместилищем для тупилака — проклятого злого духа, чьей целью было лишь одно: месть.

Кто бы знал, что с Хальвардом клан покинули ещё несколько львов, среди которых был и Олав. Олав был крайне подающим надежды юным ледяным пауком, в котором Вигге видел своего наследника — с точки зрения мастерства шамана — и считал его к себе едва ли не ближе, чем Гёта.

Олав оказался предателем. Проникшись лжеучением, подхваченным от кого-то из упырей, он вдруг возвестил, что жизни южан такие же, как и жизни Ходоков, начал нести ересь о равности всех перед богами и поддержал позорное бегство Хальварда.

Такого Вигге не мог простить. И допустить распространения такой лжи во свет. Именно поэтому он, обуянный первобытной яростью, вселил в сына Туунбака, духа отмщения, пожертвовав тому язык Гёта. Вероятно, тогда Вигге впервые был рад, что его сын не шаман, а воин — ведь подчинить его своей воле оказалось легко, в том числе из-за прямой кровной связи. А язык… невеликая плата за проклятую силу.

Тогда для Гёта мир сузился до одной точки: Олав. Вигге нужно было не просто убить беглеца — сделать это так, чтобы никто их тех, кто поверил бы его ереси, после не посмел бы даже подумать о возвращении или спокойной жизни. Это был путь в один конец — либо Гёт бы нашёл Олава на другом конце земли, либо никогда бы больше не вернулся на север.

Вигге был абсолютно уверен в своих силах — чего не знал Гёт. И потому для него стало совершенной неожиданностью попытка Олава обернуть Туунбака против его собственного хозяина. Попытка абсолютно провальная — просьбы о пощаде с бульканьем вырывались из распоротого горла Олава, пока Гёт методично ломал ему гортань кость за костью.

Произошедшее Гёта… не шокировало. Свершив то, ради чего он был призван, Туунбак не стал покидать тело Гёта, а даровал ему то, что позволило его призвать — способность говорить без языка. Нельзя сказать, что Гёт всё же не был рад такому исходу, но ощущение от того, что его просто использовали, как инструмент, не спросив ни желания, ни согласия, давило на его ощущение себя.

В охоте за Олавом Гёт буквально потерял ощущение времени — и для него стало ударом возвращение домой. Не потому что что-то поменялось — нет, почти всё было так же, как и до его ухода. Кроме одного.

Ринд не стало.

Кто-то скажет, что это роковое совпадение, кто-то — закономерность жизни на севере, но даже такая опытная охотница не смогла в одиночку справиться с медведем.

Туунбак, который так и не был изгнан из Гёта, самопровозгласил Гёту новую цель.

На выслеживание именно этого медведя ушло полтора года, но Гёт до него добрался. Не медведь — медведица — только успела разродиться медвежатами, и Гёт как никто понимал, насколько она была опасна в таком состоянии. Опасна и… ослаблена.

Он был не один, Но он был неудержим.

Единственное, что позволил себе Гёт после расправы — забрать себе клык медведицы, который он после вставил себе в ухо — рядом с клыком матери. Учитывая то, как была размозжена её морда… отсутствие клыка ничего бы уже не изменило.

Вигге, кажется, даже не особо отреагировал на потерю жены. Похоронные обряды были для него рутиной, и проведение его над изуродованным трупом супруги никак не отразилось на нём.

Гёт… отдалился от отца ещё больше. Несколько скупых похвал, которые Вигге всё же сказал по возвращении, не значили для Гёта практически ничего. Он продолжил свою жизнь в качестве воина, стараясь не контактировать с отцом лишний раз, чтобы не выслушивать его брюзжание о загубленном таланте.

А потом в жизни Гёта появилась она. Та, что буквально вдохнула в него желание жить, та, что разглядела в странном, покалеченном льве то, что можно было любить и любила. Вифрит была дочерью рядовых вихтов, и ей было всего два с половиной года, но она не боялась Гёта, не заостряла внимания на его недостатках, улавливала в его и без того проблемных эмоциях то, что он действительно хотел выразить.

Именно Вифрит сделала первый шаг к тому, что после стало их отношениями. Пока она же напрямую не сказала, что хотела бы от него детей, Гёт и не подозревал, что всё между ними происходящее было реальным и более чем серьёзным. Именно тогда Гёт понял, что быть с кем-то вместе — это такая же важная часть жизни, как учёба и служба клану.

Со стороны они могли казаться странной парой, но Вифрит это не волновало, а поскольку это не волновало Вифрит, на это было плевать и Гёту. Его с некоторыми подозрениями встретили родители Вифрит, но видя его верность и готовность защищать, дали своё согласие на брак.

Вигге же… было всё равно. Его разрешения Гёт, конечно, спросил, но тот даже не удостоил сына ответом. Что в их отношениях в принципе можно было рассмотреть как согласие.

Если бы Гёт тогда знал, чем обернётся их с Вифрит жизнь… Он бы всё равно попробовал.

Именно с Вифрит Гёт впервые осознал, что он в самом деле хотел бы стать родителем, хотел бы дать маленькому Ходоку всё, что знал сам, хотел бы вырастить из него лучшую версию себя и не стал бы разочаровываться, если бы у него (или у неё) этого не получилось. Он был готов дарить львёнку безусловную любовь просто за сам факт его существования.

Но боги не были милостивы к их желаниям. И долгое время — действительно долгое по меркам многих ходочьих пар — у них не получалось завести дитя. Гёт закономерно винил в этом себя — ведь Вифрит была здоровой, молодой, нормальной львицей в самом детородном возрасте, в отличие от него. И пусть он сам был поздним ребёнком, а Вигге никогда и не отличался особым здоровьем… Вифрит никогда не говорила ни слова об этом Гёту.

Когда всё же Вифрит забеременела, Гёт ощутил себя едва ли не счастливейшим из счастливейших.

Он делал всё, чтобы она чувствовала себя как можно более комфортно и безопасно, иногда, по словам иных Ходоков, даже перебарщивая с заботой.

Увы, это всё же не уберегло Вифрит.

Что-то пошло не так — а в какой момент, Гёт даже и не понял. Когда ему сообщили о том, что Вифрит должна вот-вот разродиться, он почти сразу оказался рядом, и никакой бы долг патрульного не заставил бы его оставить Вифрит одну. Но даже это и его непрестанные мольбы богам не помогли избежать страшного.

Вифрит была слаба, металась в бреду, стонала и страдала, и Гёту задали вопрос, который он иногда всё ещё слышал в кошмарах.

— Я могу спасти только кого-то одного…

— Её. Спаси её. Сделай всё, что сможешь, и всё, что угодно богам, но мне нужна она.

— Вероятно, после вы никогда больше не сможете иметь детей. И она… пострадает.

— Плевать. Даже если мне всю оставшуюся жизнь придётся жевать ей мясо и носить на спине — я выбираю её. Если цена её жизни — наши дети, то я сам отдам их в жертву богам.

Если бы тогда Гёту сказали, что ради выживания Вифрит ему надо убить самого Короля Ночи, его наследников и вообще вырезать весь свой клан — он бы сделал это, не задумываясь. Очевидно, погиб бы, но сделал всё, что мог, лишь бы Вифрит осталась жива.

Но иногда боги хотят проучить своих даже самых ярых последователей.

Вифрит угасла буквально у Гёта на глазах. Успела назвать их детей — всё-таки родившихся, — прикоснуться к Гёту лапой — и уснула, чтобы не проснуться больше никогда.

На её когтях осталась его кровь, а у него на щеке — мелкие шрамики, последнее напоминание о Вифрит.

Только позже он понял — когда повитухе надоело пытаться его дозваться и она просто ударила его по морде лапой, — что это не было последним испытанием. Второй из их сыновей, Вагни, вскоре отправился вслед за матерью, ненадолго задержавшись в этом мире.

Это не было для Гёта ударом, но было тем, что надолго вывело его из строя. Он настолько отрешился от мира, что даже оставшихся в живых сын перестал вызывать у него хоть какие-то чувства. Гёт жил в мире, где не было ничего, что связывало бы его с Вифрит — и тот, кого Вифрит назвала Акселем, был для Гёта просто новорождённым львёнком, которому надо было найти кормилицу, как и любому другому львёнку из Ходоков, который потерял бы мать.

И в таком состоянии отрешённости Гёт пребывал уже несколько месяцев. Он так и не смог отпустить Вифрит, но и всё так же не смог найти в себе что-то, что связывало бы его с Акселем. Он был для Гёта просто львёнком, как и многие другие львята, которые рождались среди Ходоков, которых надо было защищать, потому что они были ещё слишком маленькими, учить и растить, но и только.

Уровень боевого опыта: Опытный

Цель персонажа в игре:
Выйти из депрессии; вспомнить, что его сын — это, собственно, его сын, которому нужен отец; попытаться найти для себя новый повод жить.

Связь:
Килем и Ко.

Отредактировано Такита (12 Апр 2023 20:31:21)