Ночь вокруг продолжала чернеть аки большая бочка мёда, в открой все они плавали сообща. Но Яване было темнее - глаза были блаженно прикрыты, а тело продолжало издавать мурлыкающие звуки, подобно домашнему коту.
Нельзя скрывать: немного боязно ей было. Это было любое волнение, не такое сильное, которое она испытывала, удирая от носорога: Шерцу она готова была довериться, а тому бешеному зверю - нет, однозначно нет. Явана всегда охотно пробовала что-то новое, но, кау правило, все её новинки в области образа жизни не были связаны с таким близким физическим контактом и не имели никаких последствий. Ну, таких вещественных, какие были у этого действа. Правда, об этом львица даже не вспомнила: несомненно, мать говорила ей о том, откуда берутся дети и все дела, но в нужный момент все эти знания в её голове не всплыли.
И всё это шекспировское двухспинное чудовище не вызывало у Яваны отвращения, и это было не менее удивительно, чем понимание того, что всё это вообще происходит.
Тело льва поверх Яваны всё плотнее и плотнее прилегало к её спине, но пришло в положение, которое полагается, когда Явана полностью прилегла на землю брюхом, плотно поджав под себя передник конечности. Они практически сразу немного онемели, но этой неприятности Явана не стала придавать значения: она располагалась тут не для комфортного отдыха, а для кое-какого дела, которое стоило своих жертв.
Язык льва то и дело проходился по шкуре Яваны: то по загривку, то по шее и вдоль узкой линии между лопаток, взъерошевая шерсть кошки по этим трём траекториям. Был он приятным и шершавым, очень мягким, но в то же время и не поверхностным - немного сильным, но не настолько, чтобы причинить кошке дискомфорт. Каждое его прикосновение являлось идеальным средним между запредельной нежностью и силой, и это было именно то, чего ожидала Явана от подобного контакта.
Поначалу было немного больно - скрывать не стоило и этого. В конце концов, она была слишком мала телесно, мала по возрасту, и всё это делало свободный и безболезненный близкий контакт практически невозможным. Первые не очень резке кипения сделали события терпимым: лев благородно позволил Яване привыкнуть к этим новым необычным ощущениям. Чувство наполненности оказалось приятным, тем не менее, эта наполненность казалась избыточной, слишком великой для одной Яваны, но и делить, как понимаете, это чувство ни с кем она бы не стала ни за что. Далее - легче. Тело постепенно привыкло и к новому ощущению, и к новому ритму. И одновременно же это всё ничем новым и не казалось: будто бы само тело уже всё давно знало, просто  на время, на год и четыре месяца позабыло. Лапы пришлось вытащить из-под передней части тела: сперва из-за сугубо болевых ощущений, вызванных началом движения Шерца, в ходе чего те расцарапали своими выпущенными когтями участок пустой земли впереди.
Движения стали более резкими, чем раньше, но от этого не намного более грубыми. Несмотря на то, что амплитуда только увеличивалась, неприятные ощущения только уменьшались - наверное, это привыкание.
Глаза кошки были по-прежнему на половину прикрыты, прикрыты исключительно из удовольствия, которое тоже было исключительно. Когти по-прежнему же были выпущены в землю - так, чисто на всякий случай, это, казалось, было просто необходимо.

Отредактировано Явана (4 Мар 2015 15:18:55)

Передние лапы кошки ещё несколько раз прошлись по земле впереди, оставив на ней борозды вспаханной в порыве страсти земли. Вот такое вот двойное полезное дело выходило у неё.
Лежать положено было смирно, но с каждой секундой, с каждым толчком, подаваемым сзади, энергии в кошке становилось всё больше и больше и, уже помимо радужного искрящего удовольствия, которое не покидало её с момента самого начала действа, её не покидало и чувство, что эту энергию нужно было куда-то реализовать. Но не меняться же с Шерцем местами, в конце концов, поэтому она покорно и смиренно оставалась на месте, бороздя когтями близлежащую землю от переизбытка всех возможных эмоций в её теле, просто всего того положительного, что только могло там найтись. Всё сейчас было в ней. В прямом и переносном смысле.
Зубы льва сжали загривок кошки в тиски. Это чувство.. Такая тонкая, совсем тоненькая грань между болезненной неприятностью и ещё больше возбуждающей приятностью... Это было где-то по середине.
В определённый момент, когда движения стали уже от переизбытка эмоций и нежелании сдерживаться наиболее сильными и грубыми, что было даже по-своему приятно, львица попросту обмякла, как тряпичная куколка.
Лев свалился с её спины, и в физическом плане хищнице стало несколько проще, поскольку более никакое крупное тело на неё не давило.
Шерц перевалился на бок, и лапы его и передние, и задние, уволокли за собой нашу львицу. Впрочем, даже если бы не уволокли, то она сама бы уволоклась вслед за ним. Ей казалось, что теперь преследование Шерри на каждом шагу - это самая прямая её обязанность, которую и соблюдать важнее, чем есть  или что-то вроде этого. Таким образом, Явана оказалась в подобии львиных объятий Шерца на прохладненькой земле. Морда кошки оказалась несколько ниже его, примерно под подбородком, благодаря чему Явана смогла в очередной раз зарыться в уже до жути любимую гриву, не самую длинную и не самую мягкую, может быть, но, однозначно, самую лучшую, какую только можно было сыскать на свете белом. В этом кошка была уверенна. Уткнувшись носом в любимую гриву, кошка замурчала в ответ, как мурчат маленькие котята, когда гладишь их вдоль шерсти. Вообще, достаточно удивительно, что и львы так могут, но, оказывается, ещё как могут, и получается у них весьма мило.
Шерц решил молчать. А молчать - значит, молчать, и Явана была готова заткнуть свою пасть, чтобы не разрушать сокровенность этих моментов, когда один хороший сменяется другим, ещё более хорошим, и так до нескончаемости. Она не отодвигала своей морды, валяясь, обмякшая, подле льва, жадно вдыхая запах своего льва, не шевелясь и даже побаиваясь дышать слишком глубоко, чтобы вся эта атмосфера не разлетелась от её выдоха по сторонам аки семена одуванчика.

Лев вроде бы отчуждённо смотрел в какую-то дальнюю точку, но, на самом деле, всем своим рассудком он присутствовал тут, на выступе высокой скалы, и слушал Тристана так внимательно, как редко слушает даже себя. История этого пятнистого начинала брать Милича за душу, и тот проникся атмосферой произошедшего. И даже немного печалью, если честно, но не так, словно беда эта была его собственная: не настолько он пока ещё, к счастью, чувственный у нас.
- Знаешь.., - начал тянуть Милич, - Не стоит тебе так расстраиваться из-за этого. Всё может ещё наладиться, наверняка наладится, если ты этого захочешь.
Голос льва был искренним и забеспокоенным. Ну, или не совсем искренним. Тристан впечатлил его тем, как сердечно рассказывал о своей беде, и на такую сердечность ответной нельзя было не ответить взаимностью, не Миличу, по крайней мере. И он старался, правда, он пытался выдать из себя что-то сочувствуещее и понимающее, у него не очень получалось, но он пытался, а это многое значит.
Только вот Тристан отреагировал на это совсем не так, как лев ожидал: он просто заявил, что ему пора идти, понимаете ли. «В смысле?» - непонимающе звенело в голове у Милича. Он тут распинается, понимаете ли, старается, а сударю занадобилась отойти? По нужде душевной или мочевого пузыря - это неважно, Тристан проявил ярое неуважение, и Миличу это очень не понравилось.
- Тьфу ты! - кот нервно сплюнул себе под лапы, неосознанно воображая, будто там находится морда Тристана, - Да ну их к чёртовой матери! Неблагодарные скоты...
Но вымещать злость тут уже было не на кого: Тристан ушёл безвозвратно и, наверное, далеко. В его же интересах, честное слово, чтобы ушёл он далеко и ещё долго не показывался Миличу на глаза.
Кот резко разевернулся и скрылся в густых зарослях тропического леса, взяв курс вниз, на более ровную плоскость. Его вплотную окружали какие-то растения: он выбрал путь не по тропинке, а напролом, что было даже немного опасно, но Милич был зол, поэтому и не подумал о том, на кого может наткнуться, если так будет передвигаться по джунглям.
Нос его учуял запах кого-то живого и, по-видимому, льва, и, несмотря на всю злость, которая ещё кипела в нём как в большом котелке, он решил отправиться прямо на этот запах.
Запах же вывел его на одну развилочку тропинок, откуда он шёл. Он - это то бишь сам запах. Всю злобу Милича как лапой сняло, когда он увидел, что за личности тут собрались в эту дивную мрачную ночь. Все те, кого он был рад видеть: только Тифы с Гораном не хватало, к сожалению, но стоило надеяться на то, что они задом почувствуют заворушку в зарослях на скалах, и сами придут сюда. Милич был готов поставить на то, что всё так и будет.
В более дальней точке от него на земле лежал Шерц, а подле него - не совсем известная ему львица, но, судя по тому, насколько близко она лежала к его другу, то она теперь являлась неотъемлимой частью их маленького сообщества. Что ж, пусть так: выбор Шерца тут уважали все без исключения. Также неподалёку стоял Магнум, ещё один из всей местной компании друзей, которому аналогичным образом Милич был всегда-всегда только рад. Теперь он весь был рад и решился подать голос, выходя к друзьям поближе.
- О, какие славные морды тут собрались. Я вам не помешал?

Начало игры

My baby came down from romania
She was the queen of transylvania
But now we live in suburbia
Without any friends buzzing you

Ветер дул со стороны и, наверное, мог бы принести с собой немного воздуха с большой воды. Прохладного и морского. Не будь тут так влажно, он бы наверняка отдавал солоноватым привкусом её, однако запах оазиса отбивал все прочие. Эмир находился от моря очень далеко, и, стоит признаться, скучал по той поре, когда, просыпаясь, видел облизывающие берег волны, а, засыпая обратно, смыкал веки под плеск остывающих волн. Чудесная ностальгия по тем временам. Но разве была бы она такой чудесной, ну будь такой далёкой?
Эмир витал на своей волне посреди скал. Он уже успел немного отоспаться: подрыхнул с несколько часов с тех пор, когда было ещё светло, чтобы оставить ночь для более интересных дел, поиском которых лев и занимался. Лениво проснувшись, он, пусть и не совсем желая того, поднялся с небольшого выступа, где устроил импровизированную ночлежку, и спустился на тропу, которая вела вниз, прочь со скал, в которые он забрался очень далеко и очень высоко.
Глупо, наверное, было так далеко лезть, чтобы только поспать, можете сказать вы, но подобные минутки уединения были неотъемлемой частью шутливо-озорной натуры Эмира, так сказать, методом подзарядиться бОльшим количеством жизненных сил и тому подобное.
Он шёл тихо и молча, но не мудрено: шёл один. Шёл вниз по тропинке, которую за него благосклонно вытоптали другие звери, пока не услышал некоторый разговор из-за кустов и деревьев, которые плотно заслоняли от него всё, что происходило за ними.
Он бы прошёл мимо, если бы не услышал то, что услышал. В ухо его врезалось несколько слов об Оззи, о том странном собакоподобном типе, который вроде как был местным королём за последнее время. Эмир был настолько далёк от политических дел-делишек в последнее время, что даже не знал, что с ним что-то случилось. А, если верить голосу Тифы, то что-то да произошло.
А, кстати! Это был голос Тифы, одного знакомого оболдуя, у которого в заднице было не то шило, не то машина по пожиранию валерьяны. Охх, как влетает этому голубцу за его шалости дуремарные... Но, по-видимому, влетает мало, раз тот продолжает из раза в раз прикладываться ко всяким растениям душой и сердцем.
Достаточно резко остановившись, лев уже более плавно, чтобы не напугать своих товарищей, вышел из зарослей  тропических джунглей и показался в открытую. Те наверняка уже заметили его, просто он не хотел давать им понять, что знает, что его видят. Эмир вышел в том месте, где мог бы спокойнее остановиться рядом с Тифой, ближе к которому и подошёл.
Остановившись бок к боку со светлым львом, Эмир демонстративно для самого же себя и Тифы в первую очередь потянул носом в его сторону, желая выявить запах какой удивительной травки. «Ну и надеру ж я тебе уши...» - подумал он, когда осознал, что не клевером веет от его товарища. Ох, лучше бы клевером, честное слово...
Вот и что с этим дурашкой делать прикажите? Любить, кормить и за уши тягать, никак не иначе. Эмир на несколько секунд позабыл о том, что они находятся на людях, и недовольно уставился на Тифу, мол, чтобы тот понимал, что его рассекретили, чтобы совесть в нём возыграла что ли для разнообразия.  Но, быстро опомшнившись, перевёл взгляд на остальных, кто тут собрался: на Шерца с Яваной в немного пикантной позе, на Манума и на Милича, которые явно чего-то затевали, только вот не понятно, что. Не зря же собрались.
- Что удумали, затейники? По какому поводу сбор?
Голос был его мягок и добр, несмотря на то, что сам лев немного был зол на Тифу. Зол-то он был, но не так сильно, как разозлятся на него другие. А гневиться на остальных поводов не было: тут собралась прекрасная радушная компания из тех, кто был ему мордоприятен.

Отредактировано Эмир (14 Мар 2015 08:17:58)

Расплывшись в улыбке и упиваясь сладостью этих моментов, Шерри уже с концами превратился в самого настоящего маленького довольного котёнка, вальяжно растопырившего все свои прелести и ни о чем не думавшего. Ну, как… почти что ни о чём.
Нежно, как только мог, черногривый прошёлся шершавым языком по лбу уткнувшейся в его гриву Яваны, после чего резко поднял морду, изобразив на ней привычную гримасу царствующего господина с мягкой улыбкой, и взглянул на подоспевшего Магнума, тут же рассыпавшегося в оправданиях.
— Так, товарищ, всё с тобой ясно, — пряча улыбку, Шерри прикрыл глаза и покачал головой. На Магнума нельзя было злиться или ворчать — этот лев был для правителя одним из тех, чьему появлению он был рад в любое время и в любом состоянии.
И Шерцу было совсем не стыдно любвеобильничать со спутницей на глазах доброго друга, он даже не думал подниматься с прохладной земли, а лишь только крепче прижал к себе Явану и тихонько промурлыкал, отвечая на вопрос заместителя:
— Занятную картину мы видели совсем недавно на Малых водопадах — парочка недовольных дворцовым переворотом зверей! — последнюю часть фразы Шерри торжественно выпалил.
— Как ты думаешь, Магни... — саркастически посмеиваясь, Шерри легкомысленно поглаживал плечо Явы подушечками пальцев.
— ...сколько их здесь нарисуется в другой раз? — и так беззаботно, добродушно засмеялся в следующий миг, что казалось бы, правитель нисколечко не переживал на эту тему.
Но не стоило забывать, что Шерц был хитёр, хотя многие это качество в нём недооценивали.
В одно мгновение легкомысленная улыбка черногривого стала серьёзной, словно у правителя только что родился наиковарнейший план всех времён.
Он смотрел прямо в глаза львице, пытался говорить тихо, но ему было все равно, кто его услышит.
— Нам нужны сильные лапы, острые зубы и длинные когти, милый: я безумно не хочу портить твой роскошный мех в битве, — он промурлыкал эти слова с такой любовью и нежностью, так сладко и нараспев, будто данная фраза была адресована его дорогой Яване и никому другому.
Шерц так увлёкся, что не заметил, как тут начали появляться другие действующие морды… И вот уже правитель обводит  подошедшую «семью» взглядом, благо, света луны было достаточно, чтобы худо-бедно их всех разглядеть. Возьми и поверь, что они все здесь и сейчас — просто случайное стечение обстоятельств?
Черногривый хитрющее прищурился, задумывая маленькую шалость. Не каждый день сражаешь друзей детства новостью, что никакого Оззи тут больше нет, что его больше никто никогда не увидит, что всё уже в прошлом и он, всем им дорогой Шерц, теперь правит тут свой бал. Так забавно, наверное, сейчас будет наблюдать за изменениями их мордочек!
— Оззи? – переспросил Шерри на заданный вопрос Тифы, изображая на физиономии глубокую задумчивость, словно он никак не мог припомнить, кто обладатель этого славного имени, но было видно прекрасно, что это — лишь наигранное представление.
— Здесь нет и не будет больше Оззи, Тифа. Теперь это — мои земли.
Правитель не скрывал того, что наслаждается этими моментами собственного фурора.
Шерц пристально впился взглядом в белобрысого хулигана, наблюдая за его реакцией. Ведь Оззборн успел прослыть якобы мудрым и великим вожаком, а тут вдруг нет его. Эта новость должна быть внезапна для многих, кто не был в курсе последних событий Оазиса…
— Ты ощущаешь себя не в своей тарелке, мой мальчик? — теперь черногривый смотрел на Тифу со снисходительным озорным прищуром, наблюдая за небольшим замешательством льва.
— Не волнуйся, мои правила персонально для вас совершенно просты — вы можете быть самыми натуральными свободными и жизнерадостными личностями, сколько душа пожелает, и дальше, вам только изредка стоит уважить традиции и найти время поохотится для банды, плюс, нужно быть готовыми по моему зову защищать банду. Всё, — правитель лучезарно улыбнулся, шумно выдохнув.
— Не передать, как я рад всем вам. Добро пожаловать в Семью, — он говорил искренно, по-настоящему от души и ничего не тая. Сейчас, когда члены по сей день крепчайшей и дружной команды возвращались к нему, теперь уже в их общую обитель, Шерцу можно было не сильно переживать за безопасность земель, но тем не менее, пока Оазис не искоренит в себе всех до единого чужаков, Шерри не будет спать спокойно. И если какой-то чужак найдёт в Семье брешь, он за неё зацепится. Что ж, к великому огорчению недоброжелателей это было чем-то из ряда фантастики.

Отредактировано Sherz (22 Мар 2015 04:24:47)

Я рассеянно переводил взгляд от Шерца к Яване и наоборот, потому что знать не знал, как мне сейчас себя вести. Вроде я помешал им очень важным делом заниматься, а вроде они и валяются передо мной спокойно, будто бы меня тут и нету. Хочется уйти и дать им продолжить. Или остаться и посмотреть, как самому обычному старому девственнику.
- Поняятно, сир, - протянул я задумчиво, понимающе, - Будет вам войско, государь!
Говорил я так подчёркнуто-уважительно намеренно, но не издевательски. И я знал, что Шерц не будет рассматривать это как подъё... Хитрожопое отклонение от принятых правил говорения с целью подчеркнуть что-либо.
Я уже хотел развернуться и пойти куда-нибудь, где бы мог найти хотя бы одну морду для вербовки в кланопрайд Шерца, но тут-то ко мне и подлетела та самая дамочка, которая валялась рядом Шерцем. Морда у неё была... Уууу! Какая злющая! И забавная-то... Я чуть со смеху не покатился прямо перед ней на этой самой поляне, оскверняя своим хохотом место их романтического соития. Серьёзно... Её маленькая мордашка была просто перекошена от ненависти, по-видимому, ко мне, но она была настолько мала и несуразна, что ей пришлось высоко-высоко задрать голову, чтобы хотя бы столкнуться со мною взглядами.
Но, если бы я захохотал, то Шерц оторвал бы мне голову, возможно. А голова мне была ещё нужна, но Явана вот так не считала. Как только я отвлёкся от созерцания её физиономии на мысли о том, что бы сделал со мною Шерц за такую вольность как смех в столь неподходящий момент, вызванный видом его возлюбленной... Эта маленькая рогатая п*дла поддала мне по щеке со всей силой... А силы у неё оказалось не так и мало.
Меня будто камнем огрели, честное слово. Орио стояла рядом со мной, офигевшая от наглость Яваны настолько, что не смогла молвить и одного слова.
"Будет... Сир... Войско..."
Мои же слова рассыпались в моей головы на тыщи разных звуков. И мне показалось, что я могу слышать их всех. Они все были весомы. Стали чёткими.
А вот реальность наоборот стала более размазанной и плавающей. Всё вокруг зарябило и стало совершенно неразборчивым. Мда... Удар был хороший.

Малые Водопады———-

"Кто о чем, а мальчики – о задницах". Золотошкурая рассмеялась бы и ответила спутнику какой-нибудь остротой о мужском поле, да только что-то с каждым новым шагом радостное предвкушение предстоящего веселья у неё в сердце уходило всё дальше на задний план, подменяясь гадким, неприятным тягостным чувством. Совершенно необоснованным, что хуже всего.

Поначалу все ожидания, которые ренегатствующая шаманка возлагала на сегодняшнюю вылазку, обещали подтвердиться в каждом аспекте. Казалось бы, эта зудящая на краю сознания тревога не могла не быть пустой беспричинной дрожью нервов... Только вот подобного расстройства нервишек Вуду за собой не замечала отродясь, в какое бы дерьмецо ей не случилось влипнуть (а случалось такое до обидного частенько). В который уже раз за несколько минут пути стегнув себя хвостом по боку, начавшая кипятиться от собственной нервозности светлошкурая кошка еле сдержала готовые вырваться у неё ругательства. "Интуиция, дурища, ты ж бредишь. Ну какого плешивого черта со мной может произойти при таком благоприятном раскладе?.." Только-только вступив в эту часть Оазиса, где отложистые каменные громады соседствовали с буйно разросшимися пальмами и зарослями кустарников, Вуду с гораздо большей ясностью уловила отчетливые запахи тех, кто пришел сюда немногим ранее; наполняясь уверенностью в успехе предприятия, она бодро шагала вперед, пружиня на привычных к долгим переходам лапах. "Совсем недавно тот темношкурый самец со своей..." – хищница тихо фыркнула, вспоминая черты облика искомой парочки, – "...неприлично малолетней подругой шел по этой самой тропе".

Запахи львов, которых её отряду предстояло отыскать, исподволь раздразнивали в ней голод, как ни старалась Вуду сдержать свой противоестественный инстинкт. Тот, другой, дурной и мрачный голод матёрой каннибалки, с течением времени сделавшийся почти что неподвластным её воле и контролю. Из ритуала он превратился в привычку, а из привычки – в почти болезненную, невыносимую потребность. Не думала она годы назад, что вместо того, чтоб принести ей свободу, новая пища подчинит её себе... В какой-то момент... преследования? Охоты? львица поймала себя на том, что её неспешный и размеренный шаг незаметно для неё самой ускорился почти до трусцы, а внимание занято лишь тем, как бы не потерять след и запах – и совсем не тем, чтобы также следить за звуками в удивительной тиши опустевшего Оазиса. Одержимая мыслями о плоти сородичей самка крайне своевременно остановилась, поминая про себя Лоа Перекрестков: её чутья коснулся запах ещё одного льва, и тоже почти свежий. Замерев на месте, меченая полосой приоткрыла пасть для того, чтобы распробовать воздух и своим "вторым носом". Спустя считанные мгновения к величайшей своей досаде песочная львица осознала, что львов-чужаков в этой местности было отнюдь не трое. Совсем-совсем не трое. Более того, сила запаха говорила об их недавней (и весьма возможной вот прямо сейчас) близости. "Твою ж налево, вот так отвлечёшься… И как можно было не заметить этого сразу…"

Белые шерстинки на хребте разом напрягшейся шаманки поднялись дыбом. "Двое против шести-семи – это не преимущество", – скривив от неудовольствия морду в страдальческой гримасе, она обернулась к плетущемуся позади Хейдару. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы разуметь столь нехитрый счет: разве что отлавливая врагов по одному - по двое они могли бы рассчитывать победить без потерь. Но пытаться провернуть это, зная о подобном перевесе и рискуя нарваться на всю шайку разом? Риск, достойный глупца. В придачу к тому, как назло, бродячая целительница так и не встретила свою запропастившуюся куда-то спутницу. "Да где могла так надолго застрять эта чешуйчатая погань?!"

Одно утешение – хотя бы интуиция её всё же не несла чуши.

– А местечко понаселённее, чем казалось вначале. Что-то не нравится мне это, – Вуду осклабилась. Надо было решать, идти им дальше в поисках вероятных приключений, или лучше не стоит.
Изгнав из сознания все думы о пиршестве на костях другого льва, кошка обратилась в слух и медленно обвела взглядом окружающий тропу ландшафт. Она особенно сосредоточенно вслушалась в ночные звуки просто на случай, если следящие за округой сверху птицы крайне некстати упустили что-либо (точнее, кого-либо) из виду. Но как ни напрягала уши знахарка, ей удавалось различить только раздражающе мирный говор реки. Казалось, в предрассветные часы покинутым Оазисом правит абсолютное безмолвие, и среди этих скал нет никого, кроме самой земли и вод.

– БУЛЬК! – Вуду вскинула голову и порывисто развернулась всем телом к реке, среагировав на выбившийся из монотонного журчания громкий плеск, который еще и был сопровождён детским писком. Звук повторился, ещё и ещё. Невольно глаза полосатой распахнулись шире – что и говорить, она искренне поразилась, причем не столько звуку, сколько опасной беспечности, которая сопутствовала ему. Если уши не лгали ей, то это детёныш пришел к водопою. Причем шуму он навёл самым неосмотрительным образом – и куда только глядят родители!.. Привлекать к себе внимание, зная, что в окрестностях творится черт знает что... "Безумие".

Обратив взгляд к небесам, каннибалка так и не высмотрела в залитом лунным светом небе сопровождавших львов птиц – то ли благодаря густым кронам местной флоры, то ли разведка увела сокола и орлана чуть дальше... Но это означало, что поручить одному из пернатых хищников расследование происходящего на берегу реки у львицы не было никакой возможности. А Вуду хотела так или иначе выяснить, что там, кто это плещется так привольно, похоже, вовсе не тревожась о том, что в этом месте явно что-то пошло очень и очень не так – сначала из ниоткуда нагрянула толпа чужаков, а потом куда-то весьма небесшумно испарились целые полчища добычи и птиц. Вопреки возможной опасности, шаманка склонялась к тому, чтобы разобраться с этой непоняткой самолично. Чем Лоа не шутят, взрослые – если они сопровождали маленького писклю – могли и не успеть пересечься с Шерцем и заступить к нему на службу. "Если уж судить по поднятому детёнышем шуму, они вовсе не в курсе происходящего. Или они просто идиоты".

– Подожди меня здесь, – наконец, решилась светлошкурая. – Я разберусь, кто это там, у реки, спятил. Если вдруг что-то пойдет не по плану – ори.

С этими словами львица свернула с тропы, пропав в зарослях. Дожидаться согласия или несогласия Хейдара она не стала – то была привычка давняя, ещё времен юности знахарки. Призвав на помощь всё проворство, которым обладала, матёрая почти бесшумно кралась среди зарослей, таясь под прикрытием густого кустарника и всматриваясь в открытое пространство приближающегося берега. Тот казался чистым от врагов, но Вуду не спешила лишаться защиты, которую ей обеспечивала растительность: окажись там, у воды, кто-то из встретившихся с Шерцем львов, она вполне могла бы не дожить до рассвета. Подобравшись ближе, шаманка с тихим ликованием убедилась: берег чист. Взрослых львов поблизости не сыскалось, как и настораживающих свежих запахов. А маленький источник привлекшего её большого шума закончил радоваться обилию воды и теперь обсыхал после своего купания на берегу, озверело, яростно икая. Позволяя себе расслабиться, каннибалка покинула укрытие и торопливо посеменила к развалившемуся у воды львёнку. На её кремовую морду выплыла шаловливая приветственная улыбка. Более чем искренняя, поскольку подпорченное настроение львицы при виде котёнка взлетело этак до мезосферы.

"Завалим мы кого-то или нет, но славному завтраку у меня сегодня БЫТЬ".

– Кто это у нас такой милый и без присмотра? – Вуду знойно заворковала, понизив голос до мурлычущего грудного тембра и осматривая маленького водохлёба ласковым взглядом. Бурый малютка с рыженьким хохолком и впрямь выглядел умилительно. А уж не будь он настолько изможден… Знахарка чуть нахмурилась. "Худоба – это плохо," – говорил в ней голод её голосом. Похоже, малыш действительно был сам по себе, и, прежде чем оказался здесь, прошел немало – одного взгляда на лапки хватало, чтобы это понять. Одиночество и тяготы пути через пески объясняли все странности… и в то, что мальчика не ищут, так хотелось верить. Запрыгнув на камень в паре-тройке шагов от львёнка и присев, полосатая осторожно уточнила:
– Где твои родители?

Вдруг глаза шаманки округлились. Будто застигнутая внезапным опасением, она огляделась по сторонам и шепнула детёнышу:
– Сейчас здесь небезопасно, знаешь ли.

Отредактировано Вуду (3 Авг 2015 17:20:09)

То, что детёныш вусмерть запуган, стало ясно сразу – если на то пошло, самка в её годах не могла этого не понять. "Те дети, чьего рассудка не коснулся страх смерти, не вскидываются бежать наутек, встретив не пытающегося напасть на них незнакомца, к примеру... Те же, кто успел столкнуться с исходящей от старшего сородича опасностью и уйти живым, ведут себя не в пример умнее. Этот львенок относится к последним". Детёныш оцепенел от ужаса от одного только появления рядом с ним матёрой, а затем вдруг подскочил и отступил под сень ближайших кустов. Не отходи часть её внимания внушаемому Голодом нетерпению, Вуду вряд ли удержалась бы от короткого тихого смешка при виде его порожденного страхом прыжка на месте. Определенно, малыш был застигнут врасплох. И, едва оправившись от шока, не сводя со старшей самки расширенных глазищ, попятился под защиту ветвей.

Провожая взглядом забившегося под куст перепуганного кроху, полосатая сокрушенно, тихо – но достаточно громко, чтобы малютка едва мог уловить звук – вздохнула и чуть сгорбилась для вящего удобства созерцания. Обучай все родители своё ещё глупомордое и доверчивое потомство спасаться бегством, едва завидев чужака – глядишь, и львят на свете выживало бы больше. Вуду, однако, в таком случае скучала бы по львиному мясу несколько чаще, а потому против устоявшегося хода дел в мире не возражала. Но сегодняшний её завтрак, по-видимому, жизнь уже начала учить уму-разуму, и спасать свою шкурку он поспешил раньше, чем вполне разобрался в произошедшем. Только она и видела худосочный тёмный комок промокшей шерсти… Везучий комок шерсти, сказать по правде. Как ни странно, именно то, что он не обратился в полноценное бегство, спасло львенку жизнь: обернись он к ней хвостом и вознамерься удрать, стоящая на грани ломки каннибалка настигла бы его и загрызла, не тратя более времени и слов, позабыв о том, что не хотела поднимать шум. Тонкие веточки зарослей – жалкая защита против крупного хищника на пике сил, если тот всецело готов лишиться пары клочков шерсти ради редкого пиршества; куда больше кусты мешали бы бежать самому львенку, изнуренность которого и без того сквозила в каждом его движении.

Но он не побежал, и потому Вуду сдержала вспыхнувшее вдруг в ней желание начать охоту. Глаза её, как всегда, казавшиеся заспанными, на деле цепко следили за каждым движением детеныша, что наивно мнил своё укрытие надёжным. Даже без помощи носа ей стало понятно то, что она так стремилась узнать наверняка: да, он здесь один, и в том ещё одна причина его страха. Самка обернула увенчанный белоснежной кисточкой хвост вокруг лап, расслабившись окончательно. Выражение заинтересованности и сочувствия надежно скрывало непроницаемой маской её подлинные мысли. Шаманка пришла к заключению, что ей лучше проявить терпение и переждать затянувшееся молчание, давая котёнку достаточно времени, чтоб собраться и ответить. "Если потребуется, поймать его я успею всё равно".

Гляди – я сижу здесь, на виду.
Гляди – мои мускулы расслаблены.
Гляди – я не собираюсь бросаться на тебя.
Не думай, сколько поверивших в это теперь топчут земли, что лежат под лучами Черного Солнца.

– ИК! – мальчишка весь содрогнулся. Нашедший на бедолагу приступ икоты от его испуга только усилился, но ренегатка отметила, что малец даже с этой лишней уязвимостью не поддается панике и не пытается скрыться, а продолжает внимательно разглядывать пришелицу. "Понимает, что лапы его не спасут? Малец не глуп для ребёнка", - кошка проглотила удовлетворенную усмешку. Надо сказать, глупых детей она не любила, хотя в еде различий между ними и умными не делала: дискриминацию Вуду не любила точно так же, как и глупость.

А этот, решила она, умён.

Только вот Вуду сильно сомневалась в том, что детёныш окажется умнее большинства взрослых. И, тронутым печалью взглядом смотря на дрожащего от страха и икоты львёнка, она убеждалась в том, что брошенный ею пробный шар, как почти всегда, попал точнёхонько в цель. О нет, она поделилась с бурым детёнышем расплывчатым предупреждением об опасности совсем не из соображений альтруизма. Она всего лишь намеревалась сыграть на его интересах, на его страхе и – может быть, если малыш окажется ну очень умён – потребности разведать обстановку с её слов. Разумеется, изловить и прикончить до крайности усталую маленькую жертву не было для неё сколько-нибудь затруднительно, но нынешнее положение отнюдь не располагало к тому, чтоб устраивать задорную и шумную погоню, когда возможно обойтись без того. Подогревая страх, превращая страх в сковывающий ужас, шаманка рассчитывала извлечь пользу в виде доверия, которым скоро воспользуется. Но время шло, а львенок только икал, и совсем не спешил с ней заговаривать. Золотошкурая уже было сочла, что переборщила, и приоткрыла пасть, готовясь обратиться к крохе с доверительными словами успокоения, но как раз в этот момент голосок неожиданно прорезался сам. Отчетливый и резкий, он звучал вполне внятно сквозь шум струящейся воды, но дрожал так же, как и тельце её сегодняшней добычи.

– Моих родителей здесь нет, – сообщив ей это, детеныш затих. Круглые уши самки навострились и слегка развернулись вперёд, а тёмные глаза приоткрылись чуть шире, блеснув вниманием. – Они умерли, – котёнок помедлил прежде, чем пояснить сказанное, а потом указал хвостиком в сторону, откуда, должно быть, пришел в Оазис. Глаза Вуду сузились вновь, а усы настороженно встопорщились. Оглядев лапки маленького странника, она подняла глаза к скрытому пространством деревьев и скал песчаному горизонту. Шум бушующего среди песков ветра почти не достигал этих благословенных мест, но и не слыша полной его мощи было нетрудно понять, что сейчас где-то там свирепствуют песчаные вихри.

С лёгким уколом неудовольствия к Вуду пришло осознание, что этот гадский львёнок умудрился тронуть её своим скорбным, сбивчивым рассказом. Пришлось отбросить невовремя поднявшее голову идиотское сочувствие, позволив ему лишь проникнуть на морду – хоть какой-то толк от никчемной, совершенно ненужной эмоции. "Львята каждый день гибнут и по более ничтожным причинам, нежели твой Голод. Не он первый, не он последний. И без того ему чертовски повезло, что вообще дожил до этого момента… Но любое везение кончается однажды. Его везение закончится сегодня", – так сказала себе шаманка. Мысль была до тошноты привычна. Зато она всё-таки выведала у бесхитростного юного создания кое-что полезное, нечто, за что может хорошенько зацепиться. Всё складывалось даже слишком удачно...

– Для львенка ты знаешь слишком много о смерти. Как ни печалит меня это говорить, но ты прав, маленький. – Негромко, словно голос её сел от чужого горя, прошелестела каннибалка в ответ на его рассказ, выпрямляясь и взирая на собеседника омрачившимся взором с высоты своего роста и камня. Сейчас издаваемые ей звуки напоминали ей речь её запропастившейся чешуйчатой спутницы. Вдруг, разом подобравшись и оглядевшись по сторонам вновь, она плавным прыжком соскочила со своего пьедестала и размеренной поступью двинулась к кустам. Если малыш и опасается её до сих пор, то пусть хорошенько рассмотрит, как золотится её шерсть в лучах поднимающегося над землей Солнца – дети, простодушные, что твои самцы, всегда охотней верят красивым самкам. Шагах в трёх от веток, под которыми решил затаиться львёнок, полосатая остановилась и вновь обратилась к нему.

– Пески безжалостны, это я вижу и по тебе. Но почему твоя мама решилась пересечь пустыню с таким малышом?.. Была ли опасность по ту сторону пустыни настолько велика? – Мгновение она всматривалась в мордашку малыша, будто ожидала ответа, но сама же опередила его, заговорив вновь – и на сей раз слова её лились торопливым ручейком, в водах которого то и дело поблескивали забота и тревога. – Видишь ли, маленький, если вы и стремились попасть сюда в поисках мирного приюта, то надежда эта была пуста. В округе почти что началась война, и ныне Оазис отнюдь не так безопасен, как раньше… А мы с тобой здесь ещё и на виду. Если ты хочешь, то можешь пойти со мной. Я расскажу, что тут творится в последнее время. И меня не затруднит поделиться мясом с тобой.

Гляди – ты страдаешь, а я участлива.
Гляди – ты напуган, а я обещаю защиту и безопасность.
Гляди – ты голоден, а я щедра.
Не думай, что стало с теми, за кого я точно так же сделала выбор.

Стоило меченой приблизиться к зелёному убежищу, как прячущийся под сенью куста маленький бедолажка, икнув, забился глубже в своё укрытие. Это зрелище могло бы быть названо душераздирающим по любым меркам – но не в случае с каннибалкой: где сердце любой нормальной львицы содрогнулось бы от нежности к потерянному изможденному малышу, который внимал ей, ёжась и трепеща, сердце Вуду замирало только оттого, что беззащитный львёнок находился не более чем в паре шагов от неё. Кажется, протяни за ним лапу – и надоедливый, пускай и отчасти забавляющий её фарс подойдёт к финалу, которым станет долгожданный пир. Даже мускулы в её лапах каменели и едва ли не подрагивали от внутреннего нервного напряжения, в котором самка сейчас пребывала. Если раньше она усмиряла тупые и бездумные порывы с относительной лёгкостью, то ныне подтачивающее волю чувство близости к цели немилосердно давило на неё хором сомнений. С каждым мигом удерживаться от желанного нападения ей становилось всё тяжелее и тяжелее. Миг назад здравый смысл со свойственной ему безапелляционностью подсказывал шаманке не шуметь; здравый смысл не хотел топота и детских криков, здравый смысл помнил об остроглазых птицах, возможно, могущих разглядеть расправу на открытом их взорам берегу речки издалека. Здравый смысл не советовал херни, и тогда она в это верила.

А теперь другой здравый смысл (ещё более осмысленный и куда здравее и ближе первого!) в то же самое время оглушительно выл от голода и со всей силой обезумевшего хищника тянул её мысли, чувства, инстинкты и разум – на себя.

А и в самом деле, что ей, могучей и безжалостной шаманке, матёрой охотнице и испытанной убийце, стоило сделать своё дело быстро, пока рядом никого? Не хочешь криков – так чего проще?! Сделай так, чтобы не успел! Но охотник терпелив и способен ждать верного момента столько, сколько требуется. Вуду же с пылом ненавидела каждую секунду ожидания, и идея запугать детёныша хлеще прежнего, становясь последней путеводной звездой и нитью для его испуганных янтарных глазищ, больше не казалась ей столь уж привлекательной. Потому, что это было долго – и отныне чрезмерно, невыносимо долго.

Темношкурый малец, думалось, нуждался в более убедительных утешениях, чтобы решиться выползти из-под прикрытия густой поросли обратно на свет, и потому скрылся от львицы в плотной тени у самых корней, сделавшись почти невидимым. Чуть ли не впадая в панику при мысли упустить его из поля зрения хоть на миг, Вуду подогнула передние лапы и опустила голову к земле, негромко заворковав первую пришедшую в голову бессмыслицу. Негромко, потому что боялась вложить в голос хоть каплю лишней силы или чувства, потому что тогда её слова – помоги ей Лоа – могли прозвучать совсем не так сладко, как хотят слышать чуткие крохотные ушки бедного, бедного детеныша, который так ужасающе, страшно ей нужен.

– Бедный сладкий малыш... – губы кошки еле шевельнулись, полушепотом произнося это. На дне непроглядных кофейных глаз плескалась горечь (её ещё способная изобразить опечаленность морда заслоняла слабый утренний свет и, к счастью, детеныш едва ли мог распознать во взгляде песочной львицы жадность и уже-почти-что-боль от внутренней борьбы, которую рвущаяся с цепи пожирательница вела с еще сопротивляющимися актрисой и охотницей), а её затаённые мысли в это самое время оголтело вопили что-то вроде: "Да попробуй только не оказаться сладким, гадёныш, душонке твоей сопливой покоя не дам!" Вуду больше не разбирала слов, которые слышала, неотрывно и пристально глядя на просящего её о чем-то малыша. Вуду впору было спятить в разрывном течении собственного хода мыслей, позабыть обо всём – опасности, благоразумии, хитрых планах – и наконец отдаться въевшейся в неё, будто ржа в сталь, бешеной тяге к мясу сородичей, и будь что будет, и гори всё огнём, да пускай даже случится, как в тот раз...

А потом, сквозь алую голодную завесу, она услышала слова. Точнее, слово. И его поражающей силы оказалось достаточно, чтобы безумие отступило, откатилось, разлетелось, как разбивается о каменистый берег волна.
- ...моего папу, Сэйтана, свергли. Он был королем...

Всего несколько звуков – и череда полнокровных образов взорвалась в разуме шаманки, неся покой заходящемуся сердцу, затем как-то незаметно уступила место звенящей в своей тиши пустоте, которую медленно заполняло поразившее львицу осознание. Детёныш говорил что-то ещё, но его собеседница в ответ только беззвучно моргала, глядя куда-то сквозь Тарту. Выпав из реальности вновь, она на несколько кратких мгновений затерялась в потоке нахлынувших мыслей, пытаясь разложить их, смешивающиеся и переплетающиеся, по полкам. Болезненная потребность отведать львиного мяса оказалась выброшена из сознания и забыта так же прочно, как пару мгновений назад ради неё было забыто всё остальное.

Одно тянуло за собой другое, и постепенно весь спутанный для ошарашенного рассудка львицы клубок информации разворачивался, превращаясь в тонкий кружевной узор паутины, сложный, но целиком открытый взгляду и понятный. "Так этот худенький комочек страха и горестей – сын Сэйтана? А он ведь брат моим дочерям..." – с изумлением, переходящим в зарождающийся ужас, ренегатка обратила внимание на такой, казалось бы, ясный и очевидный факт. Наконец, вернувшись мыслями к настоящему, кошка прищуренными глазами всмотрелась в мордашку детёныша, отыскивая знакомые черты... И вдруг ей стало казаться, что в детски короткой, угловатой и лобастой мордочке она видит их, хотя на первый взгляд ничего общего между тем грозным черным львом и этим, должно быть, еще не отвыкшим от молока крохой не было и не могло быть.

"...Свергли. Детеныш говорил что-то о свержении и бегстве. А это значит..."
Неожиданно Вуду почувствовала себя дремучей, зажившейся старухой. На её языке завертелись, расталкивая друг дружку, десятки вопросов, но ещё один взгляд на перепуганного львёнка заставил её проглотить их, чтобы удержать в себе до лучших времен. Но с затянувшейся паузой надо было что-то делать. "Лоа", – она спохватилась, – " Должно быть, он заметил, что я веду себя странно..." Вызвав в памяти последнее, что коснулось её слуха с уст крохи, она мягким, но серьёзным тоном обратилась к нему:

– Тебе следовало сказать мне, кто ты, сразу – но прочим незнакомцам постарайся этого не открывать. Так уж вышло... Я была знакома с твоим папой в своё время. В память об этом я охотно тебе помогу, и ты пойдёшь со мной, – пока что Вуду не торопилась уточнять деталей: сверх самого факта, она и сама не имела ни малейшего понятия, в какой степени готова помочь уцелеть этому малышу. Собственно, до новейших времен она и не собиралась ему помогать, поэтому вопрос Тарту заставил её тщательно подумать над тем, куда же ей деваться с малолеткой в пасти теперь. "Побери тебя Самди, засранец, разве так сложно было оказаться чьим-нибудь еще выблядком и дать мне спокойно тебя слопать? Я хотела поесть львятины, я_всего_лишь_хотела_перекусить_худосочным_детенышем – разве это так много для старой уставшей самки?" Выпрямляясь и с утомленным вздохом проводя лапой по лбу, полосатая засунула фрустрацию куда подальше и озадачилась тем, какие меры ей следует предпринять в ближайшее время. Какие уж, машу вашу, патрули! Оставаться в опустевшем Оазисе с голодным, измученным дитём было нельзя, это ясно. Не без тоски вспомнив о перешедшей в распоряжение крокодилов туше, каннибалка согласилась с выводом, что им предстоит вскорости двинуться вслед за добычей на Южный Кряж... Но выдержит ли пацан новое странствие через пустыню?.. Обдумывая всё это, шаманка отсутствующе, почти машинально представилась львенку: – Я Вуду. А как зовут тебя, маленький?

Отредактировано Вуду (5 Окт 2015 14:22:33)

Она видела, детёныш всё ещё напуган – оттого и не мог успокоиться до конца. Вернее всего, сочла кошка, он попросил прощения на всякий случай, из-за собственного страха перед ней; так или иначе, прощать его самке было совершенно не за что (хах, за нерасторопность и чрезмерный ум и собственный пустой желудок, может быть). Но не всё было так печально – этот карапуз казался прилично воспитанным. Он назвался ей, осмелился-таки заговорить и выбраться на свет божий из-под своего проклятущего куста. Всё ещё пребывая в некотором смятении от услышанного ранее, Вуду встретила его нежной улыбкой, источавшей довольство и радушие.

Бурый львёнок несмело подошел к ней ближе, жмурясь и потирая лапкой мордашку, и светлошкурая сделала длинный шаг, расположившись на пути лучей и накрыв крохотного изгнанника своей тенью. Её тянуло его сожрать, но уже совсем не с той силой, что могла бы её побеспокоить или влиять на её решения. Даже раздражение от бесславной тщеты надежд, кои она возлагала на обещавшую стать увеселением вылазку, почти ушло. Теперь куда больше львицу тревожило проведенное на берегу время… Хотя, может статься, её беспокойство не имело под собой оснований, и на деле окрест с недавних пор не было никого, кроме её небольшого отряда? "Я не знаю этого наверняка", – напомнила она себе. Расслабляться окончательно пока что рано.

– Да, маленький, – отозвалась шаманка почти беззаботным тоном, ровно на уме у неё впрямь было пусто и светло. Но кисточка хвоста за её спиной нетерпеливо подергивалась, будто отсчитывая истраченные мгновения. Как ни крути, а матёрой хотелось покинуть опасное место незамедлительно. И без того она подзадержалась на виду дольше разумного с этим неглупым, но безрассудным детёнышем... “Сейчас не время и не место для поминальных бесед", – самка понимала это яснее чем просто отчетливо. Жаль только, донести до полугодовалого малыша нехитрую истину могло быть затруднительно; она отчасти сдалась, опасаясь внушать тому излишнюю, совсем не нужную ей сейчас настороженность. Брат он её дочерям или нет, но последнее, чего Вуду желалось бы – это повсюду таскать львенка с собой против его воли… Со всей вытекающей из последнего нюанса головной болью.

– Задолго до твоего рождения и непродолжительное время, но я зналась с Ночью, – тихо объяснила Вуду, пристально глядя в подслеповато сощуренные угольки глаз малыша. Мелькнувшая в её словах слабая тень грусти была отблеском одного из немногих непритворных чувств за всё утро, каким бы удивительным этот факт ни являлся. Куда чаще чужая смерть забавляла целительницу, чем печалила, и мало кого из живущих она стала бы оплакивать. "Интересно, каким был конец чёрного льва, какую неосторожность он допустил, чтобы отправиться на тот свет… Ну да не время и не место". Странно, что всё это заботило её до такой степени, что она сожалела, что её там не было… больше того – готова была единым махом отказаться от вожделенного лакомства и повесить на шею, по сути, не имеющий к ней отношения голодный рот; предупреждая дальнейшие расспросы, полосатая добавила, выразительно растягивая слова:
– Достаточно близко, чтобы у меня не было охоты выдать тебя тем, кто мог бы тебя разыскивать... Поэтому, маленький Тарту, насчет своего происхождения лучше держи язык за зубами. Кто знает, в чьи уши может попасть это знание.

"Был ли Сэйтан таким же несуразным и забавным крохой в детстве?" Глядя на измазанную илом угловатую мордочку, самка внутренне усмехнулась своим взявшим более жизнеутверждающее направление мыслям. Но не следовало тратить впустую ещё больше времени; определившись с тем, куда им деваться в ближайшее время, Вуду огляделась по сторонам. Берега речушки по-прежнему выглядели пустующими, чужие запахи не доносились до неё, и заклинательница Лоа позволила себе придерживаться мнения, что они более или менее в безопасности – хоть и не перестала считать нападение в любой момент вполне возможным.
Чуть менее вероятным, может быть.
Очень жаль, что она где-то разминулась с Потаскухой.

– Вот что, Тарту, – Как можно бодрее начала львица, подтолкнув носом львёнка к воде и двинувшись к весело журчащему потоку, – сейчас мы очень быстро выкупаемся, напьёмся, если ты хочешь ещё воды, и покинем это место. Добычи в Оазисе больше уж нет, и едва ли она возвратится в скором времени.

Первой зайдя в освежающую прохладу по плечи, она поджала лапы и прильнула ко дну, исчезнув под прозрачной гладью с головой. Секунду спустя её улыбающаяся морда с бурлящим фырканьем снова возникла над поверхностью, озорно подмигнув котёнку. – По пути мы с тобой проведаем кое-кого из моих знакомых. Не бойся их, но и не говори о себе лишнего. Дорога до кряжа не слишком длинна, и как только мы доберемся до места, ты отдохнёшь, а я раздобуду нам мяса.

Сказанное ею звучало уверенно и безмятежно, но плещущаяся на мелководье у мшистых камней разыгравшимся котёнком Вуду ничуть не льстила себе надеждой, что Тарту воспримет её решение со спокойным одобрением. "Да уж, после пережитых им злоключений то не диво. И зверь посмелее и покрепче среагировал бы примерно так же". Что там говорить, не самая однозначная это идея – ломануться на прогулку в царство песка средь бела дня. Ни один нормальный зверь саванны или лесов не сунет рыло в пустыню без весомой нужды, а уж в разгар зноя так и подавно исключено… Разве что ему не останется иных вариантов. Когда с одной стороны поджидает гарантированная быстрая смерть, даже обглоданная Солнцем пустыня обещает некий шанс на спасение (но, скорее, она всё же подарит смерть затяжную). К счастью, светлошкурая, давно не будучи новичком в сомнительных предприятиях, прекрасно знала, куда идет и что ей нужно делать, чтобы дойти – а большего и не требовалось. Пустыня не была чем-то, с чем знающая львица в хорошей форме не смогла бы справиться. Вымокнув до последней шерстинки и сбросив осоловелость, знахарка прекратила водные процедуры и выбралась обратно на берег, не отряхиваясь. Теплеющий утренний воздух слабо холодил избавленное от остатков усталости тело.

– Тебя было непросссто найти, – приветствовала её череда негромких шершавых звуков, донесшихся откуда-то справа, со стороны зарослей. Распознать в них речь было не так уж и просто, но шаманка имела в этом слишком большой опыт, чтобы не расслышать всё до буквы с первого раза.

– Ты задержалась, – с нескрываемой досадой бросила показавшейся над травой голове чешуйчатой гадины каннибалка, чуть хмурясь, – и выбрала для того не лучшее время.

– Я ужшше зсснаю, – Коротко отозвалась змея. Чернеющая над травой морда рептилии ничего не выражала, как и её слова, но Вуду давно навострилась улавливать в речах хладнокровной твари намеки на подлинные эмоции, и сейчас она слышала молчаливое сожаление. Перехватив направленный на детёныша взгляд чешуйчатой подруги, самка, повела мордой в сторону львёнка, представив ей того:
– Это Тарту, и он будет странствовать с нами.

Огромная кобра не ответила. Должно быть, Слаттерн оказалась слишком поражена сей новостью, чтобы задавать вопросы, а может, сочла, что слова пожирательницы львов адресованы не ей, а бдительности малыша. Снисходительно вздохнув, ренегатка помогла спутнице выйти из трансоподобного состояния, мягко мурлыкнув с затаённой под слоем любезности ехидцей:
– Раз уж ты всё же соизволила догнать меня, будь так мила и принеси четыре листа подорожника для нашего мальчика... Тебе ведь так хорошо это удаётся. Постарайся не задерживаться.

Змея плавно опустилась из своей стойки в траву, скрывшись из виду и покинув берег с еле различимым шелестом. Заметив испуг подопечного, Вуду провела языком по сникшему, тяжелому от влаги хохолку своего нового приобретения, подбадривающе шепнув котёнку:
– Нечего бояться этой кобры. Слаттерн наш друг и союзник – не путай её с прочими. А пока она отлучилась, хорошенько вымажись в иле и вымой лапы. Давай-давай! Твои подушечки должны быть чистыми.
За время, что ушло у львёнка на то, чтобы спуститься к воде и приступить к выполнению странного распоряжения Вуду, змея вернулась, неся плотные листы в кольцах. Вылизав их, чтобы нарушить целостность тонкой кожицы, знахарка дождалась, пока львёнок закончит, после чего скомандовала: – Ну-ка, наступи на них лапами... и проткни когтями.

===> Большие Водопады.

Выбирая между возвращением в Лес и проходом через Зелёные скалы, кошка, конечно, выбрала второе. Во-первых, она не любила возвращаться, во-вторых, где-то там, в районе этих скал, должны бродить посланные ею на патруль пара львов и орлан.
Соль успела полюбить это место: небольшая река петляла между поросшими зеленью скалами, тут и там торчали огромные корни деревьев, по которым леопард мог скакать в своё удовольствие сколько душе угодно, или, в случае необходимости, можно было свинтить от преследования…
Сольвейг осторожно подняла глаза вверх.
"Вездесущие они какие-то" - подумала леопард, окинув взглядом прячущихся в листве приматов.
И тут тоже за ней следовали мартышки. Они преследовали её везде, и это даже немного раздражало. У мартышек большие уши. И не закрывающиеся рты. Очень грустное сочетание, не приносящее, как правило, ничего хорошего. Особенно самим мартышкам.
- Линн, поднимись повыше, посмотри, не шляются ли где поблизости наши львы? - тихо обратилась она к птице. Та, несколько раз лениво взмахнув крыльями, удалилась, провожаемая испуганными взглядами маленьких приматов, ещё не решивших, кого они боятся больше: леопарда или орла.
Пока кошка осматривалась, она на всякий случай отмечала территорию: и для себя любимой, чтобы не заблудиться, и для союзников, примерно с той же целью, и для врагов, конечно, чтобы имели в виду, что здесь занято.
- Не вижу отсюда ничего, тут все поросло так густо, да и приматов столько, что за каждым движением не угонишься взглядом, - пожаловалась Линн, плавно спускаясь на землю.
Сольвейг устало вздохнула. Рвать глотку и орать на весь Оазис она явно не собиралась. Да и зачем? Она как раз недавно обзавелась отличной сетью шпионов по всему Оазису.
- Эй, там, наверху! - позвала она мартышек.
Самая смелая парочка резво опустилась на ветку перед ней, а потом, кувыркнувшись в воздухе, приземлились прямо перед кошкой.
- Осмотрите близлежащие территории… я ищу льва, львицу и орлана. Должны быть где-то тут. Если найдёте - приведите ко мне.
- Хорошо, сделаем, - резво кивнули мартышки и исчезли с какой-то сверхъестественной скоростью.
Вокруг стало замечательно тихо. Соль несколько мгновений посмаковала эту тишину, а потом повернулась назад, дожидаясь идущего сзади льва. Отправив Линн вперёд, чтобы та нашла целебные травы или ягоды, кошка уселась на берегу реки, чтобы перевести дух. И подумать. Ситуация с Симбой была сложной, в первую очередь, сложной тем, что она не имела никакого представления о том, что творится на землях, на которые претендует её новый товарищ.
- Друг мой. Что последнее ты помнишь о своих территориях перед тем, как ты покинул их? - задумчиво спросила она у Симбы, нарочно не называя его по имени.
"Нужно придумать ему какое-нибудь прозвище".
- Я решила, что пока вы тут в себя приходите, было бы неплохо разузнать, что там происходит, во всех смыслах. Возможно, попрошу Линн отправиться на разведку… возможно, вместе с её пернатым новым знакомым, - продолжила она, размышляя.
"То-то она обрадуется. Надеюсь, бедный пернатый останется при перьях".
Опустив голову, леопард утолила жажду в ближайшем ручье, коих тут, благо, было великое множество. Затем она поднялась и снова двинулась в сторону Тихой реки, рассудив, что раз уж мартышки здесь за каждой веткой, то уж её как-нибудь найдут, если будет нужно.
- Расскажи мне. Что входит в эти владения? Сколько семей там живёт? Кто ими правит? Расскажи мне всё.

В основном, Хейдар был одиночкой с птицей, такие боевые и жизненные партнеры, Лонас и Хейдар. Понимали они друг друга с полуслова, в каких-то аспектах точки зрения могли отличатся, но в основном позиции были схожи. Вот и в этот раз у пушистого и пернатого была схожая позиция, и заключалась она вот в чем. Соглашение на дело Сольвейг, было весьма… Не обдуманным. Да и не сказать, что партнеры вообще на это дело соглашались. Они просто прошлись по дну реки, внезапно вышли на берег, встретили пятнистую кошку и брата Хейдара, Икси, прослушали небольшой диалог и их внезапно отправили на задание. Конечно, всяко лучше, чем болтаться без дела, но Хейдар едва знал Сольвейг. Да и слово, едва, на самом деле вообще не подходит. Узнать кошку за три минуты невозможно, может Икси ей и доверяет, но вот такой «вброс» Хейдара сразу в экшн последнего настораживал, и скорее всего не зря. Ладно Икси поручился за брата, а если бы брат одичал в лесу и начал любить львятину? А потом взял, да и сожрал бы кого-нибудь из её банды? Конечно же этого не произойдет, но все же, Сольвейг стоило быть слегка осторожнее с действиями, кто знает на кого она может наткнутся.
В любом случае, задача на данный момент, если Хейдару не изменяла память, была проста: пометить территорию и найти незваных гостей. Лев, как и сокол-сапсан, не знал кто был званым, а кто не был званым, к запахам его новых союзников он только привыкал, а на той поляне, где он встретил Сольвейг, звери так и метались туда-сюда из кустов.

Пока он в трансе думал стоило ли в это ввязываться или нет, Вуду уже успела убежать в далёкие дали по неизвестному следу. Гтиг последовал тому же пути и оставил парочку позади, превратившись в муху в небе для Хейдара и весьма заметную птицу для Лонаса. Пока лев неспешно плёлся по земле, Лонас то летал, то катался на нём как на автобусе. Пейзаж не менялся и казусов, кроме волшебного исчезновения Вуду, не происходило
Улетев куда-то далеко, Гтиг вернулся спустя полчаса, приземлившись на ветку перед Хейдаром и спросил:
- А где твоя подружка? – Только Хейдар пришел в себя и уже был готов ответить что она поплелась по найденному ею следом, как Гтиг его прервал и продолжил. - Ладно, не важно. Следуй за мной, я кое-что нашёл.

Хейдар и Лонас переглянулись, хмыкнули и рванули вперед, сразу за их союзником. Хейдар перешел на бег, без каких-либо проблем пересекая местность.  Лонас поднялся в воздух и вскоре нагнал Гтига.
- Что ты нашел? – Только спросил сокол-сапсан у орлана, как он внезапно спикировал на ветку. Лонас приземлился рядом и сразу же заметил что он нашел, Хейдар прибыл спустя пару минут.
- Хмм… Здесь был секс, - Произнес Гтиг -
- Что ты чуешь? - Спросил он же, повернув голову в сторону Хейдара.
- На этом месте останавливалась группа львов, но я не знаю, был ли среди них тот, кого ищет Сольвейг. Если да, то он ушёл уже очень далеко. – продолжал орлан.
Хейдар усмехнулся и ответил птице:
- Чтоб я знал. Я даже не знаю во что я вляпался, не то чтобы кого ищет Сольвейг. Сказала мол «незваных гостей», я даже не знаю кто в банде, а кто нет. В любом случае, что-то здесь действительно было, кто именно здесь был я сказать не смогу. Я даже не уверен была ли Вуду здесь. Мне еще стоит привыкнуть к запахам. Мде. – Закончил он и вздохнул, скорчив весьма недовольную морду.

Сольвейг задумчиво слушала повествование молодого льва, отметив, что мыслями он где-то очень далеко от земель своего прайда. Но, учитывая, что его брат лежал неподалёку в плачевном состоянии, это было не удивительно. Кошка знала, что такое потеря сиблинга, и пережить подобное не пожелала бы, пожалуй, даже злейшему врагу. Но это леопарда интересовало, откровенно говоря, слабо: даже при том, что Рико выглядел довольно паршиво, вероятность того, что он отбросит лапы вот прямо сегодня, была очень мала. Тем более, она оставила его под присмотром.
На мгновение отвлёкшись на мысли о Рико, Соль вернулась к рассуждениям молодого льва о предполагаемом состоянии его земель. Про себя кошка отметила, что спросила она его все-таки не совсем об этом, но решила не останавливать Симбу, а дослушать его до конца. Из его слов кошка поняла, что когда-то богатый и сильный прайд, занимавший обширные территории, пришёл в упадок после смерти одного брата, на смену которому посредством интриг пришёл другой брат.
Откровенно говоря, Сольвейг в целом не имела ничего против интриг. Кошка считала, что все средства хороши при достижении цели, другое дело - сама цель и её соответствие неким базовым моральным принципам (большую часть которых, если уж совсем откровенно, кошка также вертела на кончике своего хвоста). То есть, её слабо волновало, чем руководствовался второй брат, это было довольно очевидно. Как и понятно возмущение Симбы, считающего, что с ним поступили несправедливо. Что ей было не понятно - это чем руководствовался новый правитель, насколько серьёзным противником он может стать, какие силы находятся у него в подчинении?.. В общем, всё то, о чем импульсивный лев не имел ни малейшего представления.
Кошка устало вздохнула.
- Я предполагала, что если уж ты собрался бросать вызов своему дядюшке, ты хотя бы какой-то информации собрал, - с лёгким укором ответила она Симбе, а затем улыбнулась, постаравшись вложить в эту улыбку максимум дружелюбия, на который она была способна: бедному льву итак хватит на сегодня переживаний.
Продвигаясь вдоль скал в сторону Тихой реки, Соль чувствовала на себе тяжёлый взгляд рыжегривого, и даже больше - прекрасно понимала, чего он от неё хочет, но сочла правильным не говорить ничего, пока он ни подаст голос и не спросит.
В конце концов, ему ещё прайдом править, если все получится. Как он собирается это делать, если вопрос задать не может?
Однако вопрос, так мучивший Симбу, наконец прозвучал вслух. Кошка остановилась и посмотрела на обеспокоенное лицо молодого льва, старательно пытающегося казаться серьёзным взрослым самцом, держащим себя в лапах. Возможно, если бы не эмоциональное восприятие Соль, ему даже удалось бы сойти за такового, но кошка каждой шерстинкой ощущала его нарастающую паранойю и беспокойство о судьбе своего брата, в травмах которого, конечно же, он винил себя.
- Хоть со стороны и не похоже, но ничего прям из лап вон выходящего с твоим братом не произошло, пока, по крайней мере, - попыталась успокоить его кошка, - он, видимо, серьёзно ударился головой, и на фоне перегрева и обезвоживания ему стало гораздо хуже. Сейчас найдём несколько целебных трав, дадим ему, он отлежится в тени, напьётся воды, и всё будет нормально. И тебя он помнит, просто малость не в состоянии выразить, насколько он рад тебя видеть…
Соль снова было направилась в сторону тихой реки, но её остановил уже знакомый ей голос орлана, с которым она до этого встречалась на водопадах. Про себя она отметила, что его манера бесшумно подкрадываться - это именно то, что ей сейчас нужно, и если бы не гул мартышек, она вряд ли бы заметила его. Но сейчас, из-за того, что приматы орали, как ненормальные, наперебой споря, кто именно из них привёл Джитиджи, не заметить его приближения мог бы, пожалуй, только слепо-глухой.
- Ваше величество, - обратился к ней пернатый.
Соль несколько раз про себя произнесла этот новый титул, пытаясь определиться, как она к этому относится, но в данный момент ей было не до того, поэтому кошка быстро переключила внимания на птицу.
Орлан, тем временем, предложил ей как раз то, о чем она его хотела попросить при встрече, ей даже пасти открывать не пришлось. Линн приземлилась на ветке над ними и слушала.
        - Я когда-то жил там, даже во время засухи, но улетел, когда птиц поразила неведомая болезнь. Возможно, пора узнать, как там дела?
- Да, это замечательная идея, друг мой, - задумчиво ответила она, - мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь, наделённый острым умом и внимательным взглядом, осмотрел ту местность и разведал, как обстоят дела. В каком состоянии тот прайд и его земли, действительно ли там все утонуло в гиенах, есть ли еда и вода, как поживает королевская семья… в общем, все, что тебе покажется интересным. Линн полетит с тобой: во-первых, ей скучно, во-вторых, так безопаснее. И где Хейди с Вуду?..
Кошка осмотрелась. Хейдар и Вуду должны были быть где-то здесь, но пока что ничто вокруг не говорило о том, что поблизости есть хоть кто-то крупнее попугая.

Отредактировано Solveig (20 Июл 2016 22:51:39)

Хейдар тихонько осматривал заросли после своего монолога, теперь его ум был абсолютно чист, он высказал всё что думал ранее и сейчас слегка стал, можно сказать, добрее.
- Зачем же вам обоняние, если ты ничего не можешь рассказать о том, что здесь было?
Хейдар усмехнулся, глядя на своих соратников и после небольшой паузы произнес:
- Ну, запах это запах, у каждого он свой, у трав свои запахи. Запах и запах, историю места он не рассказывает, но отследить кого-то по нему возможно.
Он пару минут помолчал, а затем дополнил.
- Это как…Вот представь каждый предмет бы светился своим цветом, и оставлял след такого цвета. Где он был ты знаешь, что делал нет.
Спустя небольшое количество времени в их скромную компанию ворвались обезьяны. Их выдал не шум от движений, а активная перебранка на высоких частотах. Крики неизвестных буквально перебивали друг друга, прорезаясь в мозг как что-то неимоверно острое.
Благо спор по неизвестному для Хейдара, Лонаса, да и Джитиджи длился недолго, кто-то из блохастых пожирателей жуков не выдержал и вышел вперед.
– Несущая смерть… – Произнесла обезьяна, и в неё тут же что-то прилетело. – Сольвейг, – исправился представитель приматов и продолжил, – хочет видеть вас.
Подобная «сценка» слегка повеселила Хейдара, и он пожал плечами.
- Ну хочет видеть, значит покажемся. И снова в путь. – Джитиджи улетел сразу как то-то обезьяна куда-то побежала, лев же сперва слегка потянулся, чуть размял лапы и кивнул Лонасу, тот не набирал высоты как Джитиджи, а приподнялся чуть выше деревьев.

Соколу-сапсану было видно проводников-обезьян, Хейдару было видно Лонаса. И вот такой цепью они устремились в гости к Сольвейг. Джитиджи улетел вперед, но, если бы что и случилось, он уж точно не потерялся, ибо увидеть Лонаса было задачей проще простого.
Дерево, дерево, ветки, ветки, камни и куча всякой живности. Поскольку льву не нужно было бежать на полной скорости, ведь мартышки были далеко не самыми быстрыми существами, хоть и владели отличным навыком передвижением по деревьям, он осматривался вокруг, и как ему показалось, живности было относительно много, но чем ближе они приближались к примерному расположению Сольвейг, тем меньше животных Хейдар замечал.
А Вуду… Вуду и след простыл, её запаха лев не чуял, её кричащего голоса было не слышно, короче, каких-либо признаков того что она была рядом не было от слова совсем, но Хейдар знал что она могла за себя постоять и её появление было лишь вопросом времени.
Спустя немного времени Джи уже достиг места назначения, ибо был быстрее мартышек и уже заметил Сольвейг, Хейдар с Лонасом особо не спешили и прибыли вместе с приматами.
- …во-первых, ей скучно, во-вторых, так безопаснее. И где Хейди с Вуду?..  – Услышал Хейдар голос Сольвейг и пошел на него.
- Здравствуйте. – Произнес Хейдар слегка наклонив голову, когда все затихли. – Вуду потерялась по пути, должна скоро вернутся. Наверно. – Хейдар на секунду задумался глянул на небо и тихонько прошептал в сторону. – Интересно, что она там нашла…
Лонас сделал круг и приземлился на Хейдара. Хоть они и оба понятия не имели что они тут делают, других планов у них не было и как-то уходить они не намеревались.