Начало игры
Пустыня.
Солнце палило здесь целыми днями, обжигало и изнуряло, казалось, не только тела проходивших по растрескавшейся земле обитателей саванны, но и их души. И вправду, думать здесь не приходилось обычно ни о чем, кроме того, как бы поскорее добраться до еды или воды, где бы скрыться от назойливых ярких лучей, изрядно путникам поднадоевшим и когда же уже наступит долгожданная ночь.
Прокатывавшийся по пустыне этим днем легкий северный ветерок заметно облегчал жизнь. На секунду Веда даже чувствовала себя счастливой, когда он слегка трепал ее шерсть и кошке не приходилось думать о том, куда и зачем она идет. У Веды было много времени, чтобы подумать о жизни в целом и конкретно о своей, о ее смысле, о том, в какой стороне дом и есть ли смысл думать об этом, если она его больше никогда и не увидит.
Веда не знала, было ли страшным то, что постепенно боль от расставания с родными сходила на нет, уступая место другим переживаниям. Прошло уже порядочное количество времени, но самке не было известно, как остальные переживают уход из семьи, тем более, вынужденный.
Погруженная в собственные мысли, Веда передвигалась по пустыне медленно, как передвигался бы кто-то изнуренный жизнью, обиженный. И не сказать, что она таковой была: у Веды была лишь одна большая трагедия в жизни, да и после той самке несказанно везло. Ей то и дело попадалась легкая добыча, а сегодня она наткнулась на хромую газель, отловить которую даже Веде оказалось под силу. Да, это все равно оказалось не самой простой задачей, но она была сыта, и это главное. Правда, потом явно свернула куда-то не туда, и сама не заметила, как оказалась посреди пустоши. Полумертвые кустарники, навевающие нечеловеческую тоску; горячая земля; раскаленный воздух, перед глазами в котором все начинало плыть. Это действовало на ее психологическое состояние еще более удручающе. Жизнь не готовила ее к тому, чтобы оставить одну ни с того ни с сего, а тут Веда осталась предана себе и своим отягощающим размышлениям.
Мысленно послав все к черту, Веда направилась к самому крупному из видимых ей пожухлых деревьев, отбрасывающему какую-никакую, да тень. На ее морде даже промелькнула тень улыбки, вызванная, возможно, какой-то приятной мыслью, а, возможно, просто очередным небольшим, но таким приятным порывом ветерка. Ее не напряг даже раздавшийся где-то сзади шорох, потому как, обернувшись, Веда увидела лишь такого же одинокого, как и она, грызуна. Он что-то напомнил ей, и кошка, еле успев поймать его за хвост, сощурила глаза, снова чуть улыбнувшись.
Пусть идет своей дорогой.
И, пожалуй, так бы и продолжалась ее жизнь, если бы не запах, внезапно ударивший ей в нос, когда Веда лежала под деревом.
Первыми вверх взметнулись ее уши, мгновенно показывая напряжение, следующими были лопатки. И лишь когда она наконец подняла голову — мордой Веда до этого утыкалась в сложенные передние лапы, — вот тогда кошка действительно обомлела.
Перед ней стоял лев. То есть, нет, не так, ей, наверное, голову на солнце напекло, ведь перед ней был настоящий ЛЕВ, потому что он, черт побери, был огромен, могуч, мохнат и все прочие краткие прилагательные, описывающие действительно большого самца. Темная шкура, клыки, белоснежные космы гривы (надо сказать, шевелюра у него была знатная) и яркие янтарного цвета глаза, устремившиеся прямо на Веду. Самка сидела так, потерянно глядя на него в течение около пяти секунд, не зная, что и делать. То есть, что вообще делают в таких ситуациях? Сразу плачут? Или он ей только мерещится? Или это опять сон, связанный с ее шаманскими способностями?
— Я, — она произнесла это на выдохе и застыла на еще одну секунду, погрузившись в свои мысли, и взгляд ее, еще более испуганный и потерянный, чем раньше, был адресован льву, — Веда. Я не знаю...
И что-то в ней, кажется, именно в этот момент, именно перед этим львом (который почему-то не был... злобным?) обломилось.
— Что вам надо?