Жалел ли Морох о том, что взял этих детенышей с собой в пустыню?
Пожалуй, все-таки нет.
Разумеется, черногривый прекрасно осознавал: столь долгое и выматывающее путешествие едва ли окажется им по зубам. Во-первых, львята были еще слишком малы для таких сложных переходов, во-вторых, они отправились в путь на пустой желудок, предварительно проведя пару-тройку дней без материнской опеки и сытного грудного молока — откуда же было взяться силам в тощих детских лапах? Шанс, что все трое рано или поздно рухнут в песок и больше уже не встанут, был слишком велик... И, тем не менее, Мор не ощущал ни малейшего проблеска раскаяния по поводу того, что, по сути, он заманил родных сыновей на верную смерть среди бескрайних песчаных дюн. Его логика была предельно проста, хотя отчасти и жестока: либо детеныши остаются на границах чужого для них прайда, где спустя день или два гибнут от голода (или в когтях местных хищников, что вероятнее), либо уходят за своим отцом и отчаянно борются за выживание под его присмотром. Весьма и весьма сомнительная перспектива, но все лучше, чем забиться в сырую нору и безвольно ждать прихода смерти, не так ли? Если и существовала хоть какая-то надежда на то, что им удастся выжить под присмотром Мороха, чтобы в дальнейшем стать частью его прайда — лев был готов ею воспользоваться. Не потому, что испытывал любовь к этим жалким, дрожащим от слабости и холода оборванным комкам меха, но потому, что чувствовал в их жилах свою кровь. Каким бы плохим и беспощадным не казался этот косматый, вечно угрюмый самец, он как никто другой сознавал всю значимость семейных уз и, как следствие, был готов бороться за них до самого последнего вздоха.
Что любопытно, лев и не думал реагировать на жалобный плач малышни, как будто и не слыша его вовсе... Зато короткий раздраженный рык, внезапно раздавшийся за его спиной, поневоле заставил Мори отвлечься от сумрачного созерцания горизонта и слегка повернуть голову к подошедшему Джеро, еще прежде, чем тот успел задать свой вопрос. Смерив подростка коротким, ничего не выражающим взглядом, черногривый ответил ему в своей привычной холодной и неприветливой манере; в то же время, голос его звучал совершенно спокойно и тихо, что уже само по себе казалось необычным.
— В порядке. Жить буду, — он снова отвернулся, продолжив безэмоционально пялиться вдаль и вместе с тем едва заметно шевельнув спутанной кисточкой хвоста: явный признак недовольства. — Как, ты сказал, твое имя? — дождавшись, пока Джеро снова представится, возможно, слегка обиженный тем фактом, что Морох не запомнил его имени с первого раза, лев все также сухо продолжил: — Я хочу, чтобы ты кое-что хорошенько запомнил, Джеро. Это мои дети. Они слабы и бесполезны сейчас, но, как и ты, могут стать хорошей основой для моего будущего клана, если только сумеют выдержать этот переход. У нас нет ни молока, ни мяса, а значит, они будут кричать без перерыва, как бы мы их не затыкали. Тебе придется терпеть это, покуда они не сдохнут или мы не найдем для них пищу. И если я еще раз услышу, что ты повысил голос на кого-то из моих сыновей — ты умрешь еще раньше, чем они, — Мор проговорил это все тем же незаинтересованным тоном, не особо заботясь о том, как Джеро отреагирует на его слова. Он не пытался подавить этого юнца своим авторитетом — в этом случае, лев бы просто свалил его на песок, прижав здоровой лапой и пару раз рванув клыками за обрастающую гривой шею. Сейчас же, Морох просто ставил его в известность, что такое поведение в дальнейшем будет абсолютно неприемлемо. Если Джеро это не нравилось, он в любой момент мог убраться восвояси... Только вот не факт, что в этом случае он сумеет выбраться из пустыни живым.
Дав молодому самцу время на переварить услышанное, Мори вновь сосредоточился на рассматривании пустого горизонта. Со стороны казалось, что он просто глубоко над чем-то задумался — да, отчасти так оно и было, но на самом деле черногривый вот уже добрую минуту бдительно прислушивался к едва различимому шороху песка под чужими лапами, как ему казалось, доносившееся откуда-то из-за окрестных дюн. Откуда именно — сказать было сложно. Вполне возможно, это просто какой-то пустынный зверек или рептилия с тихим шелестом проскользнули мимо устроившихся на привал львов, отправившись на ночную охоту... Непрекращающийся плач сильно затруднял ориентацию, но Мор не торопился его затыкать, понимая, что только привлечет к их компании лишнее внимание своим зычным, низким голосом: его-то, в отличие от тоненького хныканья Хасталика, можно было расслышать на очень большом расстоянии. Чужаков Мори не страшился, но все же понимал, что в данный момент защитник из него так себе. А потому старался держаться настороже, при том не беспокоя своих юных спутников: не хватало еще, чтобы весь этот детсад поднял хоровой рев на всю пустыню, испугавшись мнимой опасности. И лишь когда звук чужих шагов стал совсем уж явным, Морох, не торопясь, плавно поднялся со своего места и замер так на время, бдительно прислушиваясь. В какой-то момент, ему показалось, что подозрительный шорох раздается аж с двух противоположных сторон сразу... И, в общем-то, нисколечко не ошибся в своих предположениях. Из горла сам собой вырвался негромкий, но предупреждающий рокот, однако он тут же сошел на нет, сменившись изумленным молчанием; приподняв голову и убрав оскал, самец вопросительно уставился на два изящных, гибких силуэта, нежданно вынырнувших к нему из темноты, точно дивные ночные бабочки. Сразу две разноцветные пары глаз с любопытством воззрились на него в ответ — оставалось лишь гадать, каким образом эти незнакомки очутились в пустыне среди ночи. Добрую минуту, Морох пристально рассматривал их коварно щурящиеся морды, не спеша здороваться в ответ; и лишь убедившись, что львицы явились сюда безо всякого грозного сопровождения, наконец, обратил внимание на невесть откуда взявшегося львенка, имевшего неосторожность врезаться в его собственных сыновей. Так-так...
— Ваш отпрыск? — осведомился Морох достаточно угрюмо вместо ожидаемого приветствия, вновь переводя взгляд на двойняшек. А чего еще они ожидали? Что он счастливо захромает вокруг них, распушив гриву и вознося хвалу небесам за ниспосланный ему подарок? Вообще-то, присутствие сразу двух львиц рядом с ним куда больше настораживало, чем радовало: уж не набрел ли он, Морох, на очередной прайд, который ему теперь предстояло обходить вдоль многокилометровых границ? Хотя, вообще-то, черногривый не ощущал запаха чужого самца... и вообще других львов. Молчаливо проследив за соблазнительным потягиванием одной из незнакомок, Морох сделал вывод, что они здесь все-таки одни... и, возможно, как раз подыскивают себе небольшую, кхм, компанию. Решив проверить свою догадку, Мор обратился к одной из львиц — той, что была ближе к нему и с зеленоватыми глазами: — Где ваш самец? — заметив, с каким многозначительным и коварным видом те переглядываются между собой, лев со скрытым облегчением уложил вздыбленные пряди гривы обратно на спину. Значица, нетути... Что ж, хорошо-о. Мор удовлетворенно кивнул собственным мыслям, в кои-то веки сменив грубую и недружелюбную гримасу на чуточку более, ээ, благожелательную, что ли. По-крайней мере, теперь он смотрел на львиц с куда большим спокойствием и капелькой вполне логичного интереса. Ну, а как же иначе, в его-то ситуации? Здесь не только молодой львице рад будешь, здесь и за древнюю старуху с радостью двумя лапами схватишься! А тут целых две сочных, наливных яблоньки, вполне себе привлекательные и, что главное, решительно заинтересованные в его брутальной персоне. Быстренько обмозговав все открывающиеся ему безграничные возможности, Морох сделал широкий и хромающий шаг навстречу пришелицам, очутившись точно между ними и позволив хорошенько рассмотреть свое крепкое, поджарое тело, тут и там украшенное многочисленными шрамами, уже совсем зажившими и не очень, почти на добрую половину обросшее спутанной черно-каштановой гривой, пускай до ужаса грязной, но густой и лоснящейся — явный признак здоровья и прекрасных генов. И в то время, пока обе самки с явным любопытством рассматривали открывающийся им впечатляющий рельеф мускулов, сам Мори без какого-либо смущение оценил взглядом их стройные, подтянутые за... филейные части, окончательно утвердившись в мысли, что такое богатство упускать ну явно не стоит. Небрежно встряхнув косматой головой, лев снова развернулся лицом к светлошкурым близняшкам и хрипло рыкнул, представляясь:
— Морох.