Офф
Учитывая долгое неписание постов за Лютера, позволю себе не отписывать его переход по всем локациям, а ограничиться его описанием в одном посте. Надеюсь, меня не покарают.
—————-Килиманджаро
Лютер нёсся вперёд, бежал на пределе сил, вкладывая их, все силы, в каждое, даже малейшее, движение, чувствуя своё тело как никогда, и в то же время не чувствуя лап, будто они онемели от долгого лежания. Слишком много свалилось на него, слишком многое выбивало из колеи за последнее время. Чаша рано или поздно должна была переполниться, и это, наконец, произошло. Во время дождя, как это ни иронично. Постоянные отсутствия Катары, эта пугающая и неизвестная, а оттого пугающая ещё сильнее чума, эти бессчётные одиночки, ссора с Адой, очередная драка с Джеро, эта чудовищная… потасовка на каменной поляне… И ещё этот дождь.
По отдельности все эти факторы кажутся маловажными – подумаешь, мать перестала уделять внимание подросшим детям, или что там ещё…
Мысли постоянно обрывались, скакали, словно пытаясь угнаться за несущимся во весь опор юным львом и не догоняя его.
…а вот вместе, вместе они навалились неподъёмной ношей, как-то уж слишком одновременно и неожиданно. Всё казалось каким-то хлипким уже давно, и сейчас Лютер осознал, что уже давно чувствовал, как всё катится под откос, а теперь он словно прозрел – и то, что он увидел теперь, как бы со стороны – ему ой как не понравилось. И мучительно понимать, что ты жил с этим, просто не в состоянии был отстранённо посмотреть на вещи, чтобы понять, что всё совсем не так, как должно быть, но вот как всё исправить?
Дождь всё усиливался. Будучи мелким и моросящим, он со временем набирал силу. Серый бежал прямо в грозу, и вскоре оказался в ней: вокруг грохотало, гремело, сверкало, с неба уже летели не отдельные капли, а сплошной бескрайний поток. Он хлестал по впалым бокам, заливал глаза и мешал обзору, ветер то прилизывал и без того приглаженную гриву, то трепал её, как мочало. Лютер не мог точно ответить, сколько времени уже прошло с тех пор, как он покинул каменную поляну – будто он сбежал оттуда минуту назад, и в то же время прошло уже несколько часов. Но о том, что он покрыл приличное расстояние, свидетельствовали мышцы, которые уже не ныли, а горели, а также запахи, которые, кое-как пробивающиеся сквозь беспросветную пелену дождя, никак не могли принадлежать его прайду.
«Зашёл за границу. Зашёл. Где я?»
Не сбавляя темпа, не желая останавливаться или хоть немного притормаживать, мелкий бежал и бежал, сжимая зубы до скрипа, чувствуя какое-то мазохистское удовольствие от вздувающихся, вопящих от боли мышц.
«Неважно, неважно, это всё неважно, главное уйти подальше оттуда, подальше от всего, от мамы, от брата, от Нари и Мороха, от Ады, ото всех, исчезнуть из их жизней, и пусть они исчезнут из моей, я больше не хочу, не хочу, с меня хватит».
Он не видел бескрайних пустырей, что преодолевал, не видел высохших до основания русел рек, теперь наполняющихся водой, не видел ничего, кроме серой мути в паре метров от своей морды, не удаляющейся и не приближающейся ни на дюйм, плотной пелены нескончаемого дождя, который уже не пугал, уже не казался чем-то из ряда вон выходящим, который, по правде сказать, вовсе уже не волновал нашего героя, являясь для него теперь не больше, чем природным явлением, не вызывающим ни безудержного восторга, ни злобы или страха.
Он никогда не отличался особой тщедушностью и хилостью, его мышцы всегда были в хорошем состоянии, и способствовали тому постоянные прогулки и исследования территории прайда, а также бессчётные драки и бои. И всё же лев ещё никогда не напрягал до такой степени своё тело, организм не был готов к такому, но что-то – будь то выплеском адреналина или силой воли, элементарным упрямством или чем угодно – это что-то неведомым образом позволяло ему бежать и бежать без остановки.
В какой-то момент силы покинули Лютера. Лапы разъехались по размокшей земле. Дыхание спёрло. До ушей донёсся гул, перекрывающий даже шум дождя. Грязь, смешанная с глиной, такая неустойчивая почва для того, кто двигался с довольно большой скоростью. В этот крошечный момент самец с необычайной ясностью смог разглядеть окружающий его пейзаж. До носа донеслись незнакомые, волнующие запахи. Каждым сантиметром тела серый почувствовал это: влагу от дождя, холод от ветра, прикосновение низкой колкой травы к воспалённым подушечкам лап. И пустоту впереди. Она подкралась незаметно, а теперь была слишком близко, непомерно близко, и уже ничего не изменить. Это осознание пришло даже раньше, чем следовало, а затем земля ушла из под лап. Проскользив по ней по инерции, Лютер не успел затормозить и сорвался с обрыва, вниз, куда его увлёк могучий водопад.
Падение заняло буквально несколько секунд, и эти секунды показались мелкому бесконечными. Мысли в голове рассеялись, и там, в голове, стало свободно и ясно.
«Они говорят, что все кончено, но я забыл, как играть в эту игру».
Момент невесомости оборвался ударом о выступающий из ровной вертикальной полосы водопада камень.
«Я закрываю глаза, чтобы увидеть».
А затем мощный поток воды подхватил, закрутил, понёс. Каким-то чудом успев глотнуть воздух, Лютер погрузился под воду, сгруппировавшись и расслабив мышцы – только глупец станет сопротивляться могучей стихии.
«Мы должны умереть, чтобы чувствовать себя живыми».
Удар, удар, удар. Лёгкие разрываются от недостатка кислорода, но нельзя слепо слушаться инстинкта, нельзя позволить себе глотнуть воздух, потому что это не воздух, это вода. Вода повсюду.
«Я ищу контроль».
Течение замедлилось, и, ловко развернувшись, как змея в прыжке, подросток наугад выбросил передние лапы с выпущенными когтями и вцепился в подводный камень. На мгновение вырвался на поверхность и сделал глубокий вдох. Новый поток воды ударил его в морду, и мелкий снова сорвался.
«Я подошёл так близко».
Сохраняя удивительное хладнокровие, он повторил манёвр – расчётливо, бережливо расходуя остатки энергии – и не прогадал. Поймав момент, когда течение поднесло его поближе к берегу, он смог удержаться за камень и подтянуться по нему, чтобы, оттолкнувшись, вышвырнуть своё избитое, измученное тело на безопасный берег.
«…я ищу контроль».
Странно, но самец не потерял сознания. Он лежал без движения неопределённое время – может, минуту, а может, и час, но при этом его разум сохранял всё ту же чистоту. И это было приятно. Ливень стал понемногу утихать, и сквозь его шум донёсся приглушённый рык.
«Кто бы это ни был – это не стоит упускать».
Прежде чем подняться, Лютер мысленно осмотрел своё тело, аккуратно пошевелил всеми конечностями по очереди и убедился в двух вещах: во-первых, ни одна кость, к счастью, не была сломана. Во-вторых, количество единовременно полученных ссадин, царапин и синяков эквивалентно четырём-пяти добротным боям с Джеро.
И, тем не менее, он поднялся. Медленно, тяжело, каждой клеточкой тела чувствуя боль – не только в мышцах, но и глубже; сердце всё ещё стучало где-то в районе горла, а лёгкие так вообще разрывались на куски. Сделав один неверный, маленький шажок, синеглазый справедливо счёл, что ещё довольно легко отделался. Прихрамывая, он прошёл разлившийся от водопада ручей, перешёл его вброд в наиболее узком местечке и вышел на небольшую поляну, на которой уже собралось немало незнакомых львов, как ни странно – ровесников между собой и нашему герою в том числе. Говорящего Лютер заприметил не сразу, а увидев – сразу узнал.
Кто, как не он, способен собрать вокруг себя в этом странном месте стаю этих, вне сомнения, отбросов общества, да ещё и втереться им в доверие, а также втереть им своё мнение? Кто ещё, обладающий столь странными и противоречивыми внешними данными и внутренними качествами? Лютер сощурился.
«Какая, однако, ироничная тварь эта судьба».
На ветке дерева восседал Фастар.
Будь наш герой в другом месте и в другое время, в другом расположении и при других обстоятельствах, он бы иначе отнёсся к увещеваниям красношкурого подростка. Но сейчас, когда его дух был если не сломлен, до надломлен капитально, каждое слово, с жаром произносимое самолично провозглашённым вожаком их маленькой, хм, стаи, вливалось в горячее сердце мелкого, находя там отклик, и этот алый огонь, горящий в жёлтых глазах Фастара, полыхал синим пламенем в глазах Лютера, обращённых на него. Да, именно это было нужно ему сейчас. И именно это он получил в полной мере, выйдя из теней, показав себя и свою готовность быть одним из тех, о ком говорил Фастар.