Каменная пыль, буквально целиком заполнившаяся пещеру, не давала сделать и вздоха, так что ещё несколько секунд после обвала единственным признаком жизни, который подавала Сараби, был лишь не прекращающийся надсадный кашель — боль настолько сильно разрывала требующие свежего воздуха лёгкие, что ушибленное чуть ранее, на поляне, плечо и несколько синяков, заработанных при падении перед выходом из пещеры, совсем не ощущались. Когда же каменная крошка более-менее улеглась и львица смогла относительно восстановить дыхание (впрочем, всё ещё продолжая покашливать), она, наконец, поняла, в каком ужаснейшем положении они оказались. Из-за груды камней, завалившей выход, в пещеру не проникал ни единственный лучик… хотелось бы в этом месте сказать «солнца», но увы. Впрочем, чему бы этот лучик ни принадлежал — солнцу ли, огню, — в пещере его не было, так что даже со своим острым кошачьим зрением Сараби ничего не видела, даже в паре сантиметров от собственного носа. Какое-то время она прислушивалась к происходящему, пытаясь понять, успела ли убежать мать львёнка (а матёрая самка приняла Такиту именно что за мать спасённого малыша — иначе зачем она буквально пошла на самоубийство, стрелой бросившись в разрушающуюся пещеру?), и совсем скоро юная львица невольно ответила на её вопрос. Вначале Сараби услышала шорох осыпающихся камней, который явно отличался от звуков, порождаемых проснувшимся вулканом, а затем воздух пещеры разрезал голос — вначале тихий, произнесённый будто шёпотом, но становящийся всё громе с каждым отрицанием:

— Нет. Нетнетнетнетнетнет! НЕТ! — а вслед за этим послышались глухие удары тела, бьющегося о стены пещеры, скрежет когтей по камням и шорох сыпавшихся со свежевозведённой преграды булыжников.

Оглушённая обвалом и, наверное, именно по этой причине до сих пор не предпринимавшая никаких активных действий Сараби, осознав, что делает львица, поднялась на лапы и готова была уже молча последовать примеру Такиты, однако её действия остановил ещё один голос. Львица не поняла, кому он принадлежал — маленького фенека во всей этой суматохе она даже не заметила, а потому не догадывалась о его существовании, — однако ещё один пленник заваленной пещеры говорил, в целом, мудрые вещи. Не стоило понапрасну расходовать кислород. И всё же…

— Нас никто не спасёт, — жёстко проговорила она куда-то в пустоту — туда, где по идее должен был находиться обладатель голоса. — Ты был снаружи? Видел, что там творится? Десятки невинных погибших, пополнивших в эту ночь ряды Королей Прошлого; львы, которые никогда больше не вдохнут свежего воздуха и не увидят солнечного света. Ваша поляна наполнена лишь телами несчастных, что не смогут помочь нам, и если мы не предпримем хоть какую-нибудь попытку выбраться — последуем их примеру, — она не знала ни одного из тех, кого мельком — живым или мёртвым — успела увидеть за те несколько минут, что находилась во владениях прайда Нари, и всё же сердце Сараби разрывалось от боли за тех, кто сегодня погиб. И ещё больше за тех, кто остался жить, но потерял семью — родителей, сиблингов, детей. — Ты думаешь, что у нас есть только два выхода — ничего не делать и погибнуть чуть позже или израсходовать остатки кислорода и избавить себя от мучительной смерти. Но что если в три пары лап мы всё же успеем разобрать завал до того, как Предки спустятся за нами? — «До того, как я встречусь с Муфасой. И Симбой. И Рико…»

Признаться, в какой-то самой малой её доле эта мысль была привлекательной — как можно скорее покинуть этот мир, избавить себя от мучений, что в таком количестве за столь короткий срок упали на её плечи, присоединиться к Королям Прошлого и её любимому супругу и зажить мирной бессмертной жизнью… И всё же Сараби не была бы той, кто она есть, если бы не боролась до конца. Если бы у неё не было той жажды жизни, что до сих пор помогала ей не сломиться окончательно, как бы тяжело это ей не давалось. Казалось, она с каким-то особым остервенением принялась разгребать завал — не слыша слов фенека за шумом падающих камней или сознательно не реагируя на них. Через какое-то время чуть в стороне от себя она услышала шорох — похоже, юная самка прислушалась к её словам и выбрала жизнь, вновь принявшись убирать камни — на этот раз вместе с Сараби.

Прошло какое-то время, прежде чем ситуация изменилась. Поначалу Сараби показалось, что раздавшийся звук — очередное последствие извергающегося вулкана, но затем она, перестав копать, прислушалась. Инстинкты взяли своё и, крикнув Таките и Эхе: «Бегите!» — сама отскочила назад — и очень вовремя, потому что уже через пару секунд стена обрушилась: в воздух снова поднялись тучи каменной пыли (Сараби закашлялась), по глазам ударил яркий свет пламени, которым была охвачена вся Каменная поляна (львица была вынуждена зажмуриться, чтобы не ослепнуть), а в пещеру пахнýло жаром и гарью. Какое-то время Сараби стояла сгорбившись и пытаясь откашляться, а затем, когда на какой-то миг в пещере вновь стало темнее, она подняла голову — неужто выход вновь завалило?!.. Но вместо того, чтобы увидеть очередную плотную стену камня, львица заметила лишь мелькнувшую тень, а после почувствовала тепло львиного тела рядом и запах — такой близкий, родной, пахнущий домом.

— КИЛЕМ! — она тут же прильнула к нему в ответ, не веря своему счастью, и неизвестно, что обескуражило её больше — что кто-то живой вообще догадался попытаться откопать пещеру или этим «кем-то» оказался один из самых близких её друзей, чёрт знает почему оказавшийся в нескольких километрах от родного прайда. — Но как ты… Почему… Здесь?!

Она могла ещё очень долго радоваться такому внезапному появлению старого друга, разве что не горной козой скача вокруг него, и не обращать внимание на происходящее вокруг, но тут красные отблески огня, пылающего снаружи, вновь на секунду «погасли», а после пещера наполнилась гиеньей вонью, что за такое большое количество времени сожительства с падальщиками вызывало у Сараби лишь пару чувств — презрение и злобу. Она инстинктивно ощерилась, стоило ей увидеть нечёткий в темноте пещеры силуэт гиены, однако, как только свет снаружи осветил морду падальщицы, львица тут же узнала в ней Небулу — ту самку, что преследовала их до самых границ и оттяпала у Маро приличный клок гривы.

— Ты?! — лишь прошипела она в сторону крокуты, перестав скалить клыки, но не стирая хмурого выражения с морды. Возможно, Шайена знала её. Возможно, Килем ей доверял (иначе что она делала здесь и сейчас?). Не исключено даже, что она чем-то отличалась от тех прихвостней Шензи, что от и до заполонили Земли Гордости… Но Сараби не спешила ей доверять. Хоть и не кидалась на Небу в желании перегрызть той глотку. — У неё есть свои лапы, — львица сделала шаг вперёд, стоило гиене схватить Такиту за шкирку, — и она в состоянии самостоятельно добраться до выхода!

В этот момент потерявшая голову от страха Сараби готова была подскочить к молодой львице и её спасительнице-которую-вообще-то-не-звали, однако очередной подземный толчок, вызвавший падение ещё пары увесистых камней с потолка пещеры, заставил матёрую львицу одуматься: либо они все уходят прямо сейчас, не тратя время на пререкания, либо остаются навечно погребены в логове прайда Нари — на этот раз без единого шанса на спасение. Припавшая к земле после тряски Сараби, убедившись, что Небула, Такита и фенек (так вот кто это был!) оказались снаружи, полезла вслед за ними, подталкиваемая сзади Килемом — и на выходе нос к носу столкнулась с ещё одной гиеной. Вы… серьёзно? Килем, ты мне вообще кого в спасателей привёл?! Не без толики надменности во взгляде непонимающее глазея на Линга сверху вниз, Сараби дослушала его речь до конца и, будто сразу потеряв интерес к гиене, прижалась боком к вылезшему Килему, чьё крупное тело сейчас казалось единственным оплотом безопасности:

— Куда нам бежать? — увы, окружённая пламенем, сползающими по склонам потоками лавы и находящаяся на чужой территории, Сараби совсем не ориентировалась в пространстве, но стоило её товарищу по несчастью, то бишь юной матери, рвануть с месте со львёнок в зубах, как Сараби тут же, не задумываясь, рванула за ней, не сразу даже осознав, что следом бегут падальщики, а не Килем.

>>> Земли Гордости >>> Западный берег реки Зубери >>>

Отредактировано Сараби (8 Янв 2018 18:00:12)

Вопрос Сараби, который она задавала, отряхиваясь и привыкая к свету после темноты, лев не мог оставить без ответа. Помогая ей выбираться, он успел шепнуть "Я не знаю. Почувствовал", когда в пещеру затянула свою короткохвостую пятую точку Небула. Впервые Килем был хоть на йоту согласен с гиеной. Вообще на самом деле в первую же секунду, когда та оказалась рядом и принялась помогать, он ощутил даже что-то с намёком на благодарность. Но стоило той заговорить, обратившись к второй львице, как Хромой едва подавил в себе желание поломать крокуту шею. Её действия вызвали у всех трёх кошек вполне логичное отторжение и даже гнев, разве что высказала вслух только Сараби.

Когда они наконец-то покинули остатки пещеры, переживая на ходу ещё толчки земли, сквозь пелену дыма самец увидел и второго крокута. Этот-то тут откуда?! Встретившись с её недовольным взглядом, он промолчал, попутно переваривая увещевания гиеньего самца. Вообще он был прав — им следовало делать ноги, и как можно быстрее. Даже какое-то мелкое существо, митусящееся возле лап второй спасённой львицы, подтявкнуло в защиту пятнистого. Но это не могло расслабить двух матёрых кошек, которые, прижавшись друг к другу и чувствуя каждой клеточкой своего тела недоверие к гиенам, пока не были готовы следовать за падальщиками. Самец лишь шепнул Сараби: "Я их не приводил, они сами увязались!"

Килем знал, куда идти в поисках люби...королевы. Но он не думал о том, как бы отсюда выбраться — в этих местах он был впервые. Поэтому всё тот же тонкий голосок лисы, подсказавший решение и направление, был воспринял куда более благосклонно, чем до сего момента увещевания гиен. Глядя, как ловко (в её-то положении (в плане после бытия в заваленной пещере)) вторая самка схватила того самого львёнка, которого Хромой не так давно отодвинул от камней, и уверенно направилась куда-то от поляны. Взглянув на Сараби, лев очень выразительно, но молча, спросил, можно ли ей доверять, но ответа получить не успел — призыв бежать был как нельзя кстати, вовремя и подкреплён действиями, а потому последнее, что ему оставалось — следовать за ней. Правда, Килем не торопился — он движением головы показал Сараби, чтобы та шла первой, а затем обратился к гиенам (как бы он не любил этих созданий и не считал бы их ниже львов, они — это двое в частности — показали себя с куда более хорошей стороны, чем иные. Потому их нельзя было бросать и стоило опустить своё недовольство):

— Бегите за ними, — указал он на уже почти скрывшихся самок, — Я последним.

Он всё ещё силился сквозь пелену дыма что-то разглядеть, через гул и шевеление почвы, через адский запах булькающей варившейся крови и палёных шкур ощутить малейший намёк на оставшихся тут живых. Кем бы они ни были, они были в опасности, и Хромой, примерив не самое привычное для себя амплуа спасателя, не намеревался кого-то бросить. Один раз уже бросал, вышли сплошные неприятности. Тем более, что сейчас кот понимал, что самое дорогое в его жизни существо в относительной безопасности (всё-таки горящий лес куда меньшая западня, чем пещера, заваленная камнями), с провожатыми и внезапно достаточно большим количеством существ, жаждущих, в силу разных причин, сберечь её жизнь. Значит, о себе можно уже не думать.

В последний раз окинув взглядом то, что раньше было поляной, лев наконец-то сдвинулся с места, прыжками нагоняя своих невольных товарищей, ожидая, что вскоре они выйдут к воде... Где, возможно, смогут хоть немного смыть с себя натуральную копоть да охладить ожоги.

—–→ Западный берег реки Зубери.

По правде говоря, Линг и не рассчитывал на то, что спасенная королева немедленно начнет растроганно улыбаться и осыпать словами благодарности двух падальщиков, слезно высмаркиваясь в их пятнистые загривки. Львы и гиены испокон веков враждовали между собой, ну или хотя бы сохраняли хлипкий нейтралитет, этакое подобие мира после смачной такой бомбардировки, с многотысячными жертвами и разоренными землями. На родине Жадности местные львиные банды вечно трепали нервы его клану, вынуждая гиен круглосуточно быть настороже для спасения своих скудных запасов пищи, а то и несмышленых щенков, которым не посчастливилось стать уязвимым местом всего сообщества.  Однако крокут всегда старался подавить в себе скепсис, демонстрируя прежде всего благовоспитанные, пусть и несколько…э-э-э… чудные манеры. В глазах окружающих, озадаченных подобным поведением, они выглядели ничуть не лучше попыток психа отлюбить всех и сразу своим гипертрофированным счастьем, однако Лина это мало колыхало.

Крокут ни на секунду не обманулся настолько явным пренебрежением Сараби к своим спасителям, когда она даже не удосужилась адресовать незнакомцу хотя бы сухой кивок в знак ответа, не говоря уже просто о том, чтобы открыть свой царственный рот для элементарного «спасибо». Привычно сузив свои лиловые глаза, Линг с небрежностью мотнул мордой в сторону, откидывая мешающуюся челку: – Никогда не знаешь, кто тебе может пригодиться, пряничек, - игриво улыбнулся он Небуле. –  А лапы даже в грязи могут увязнуть, - тем не менее, он послушно оставил все свои бесполезные попытки спустить высокомерие львов на тормозах и с молчаливым любопытством шевелил обкромсанными ушами, не пропуская ни единого слова, сказанного крокутой. Интересно, когда вся их странная компания почешет, наконец, в сторону предполагаемого спасения, желательно следом за упорхнувшей от них львицей?  Ну или хоть куда-нибудь, пока их окончательно не подгребло под рассыпающимися камнями? Вот нашелся же среди них самый адекватный персонаж, который не стал попусту растрачивать время на перепалки, а просто желтушным Старком пролетела мимо, прочь из этого адского места. Но с другой стороны… состояние аффекта вместе с охватившей паникой, когда несешься вперед, не разбирая дороги, подстегиваемый лишь иллюзией веры, что «этот путь НЕПРЕМЕННО будет моим спасением!», может сыграть плохую шутку. Очень плохую, которая будет стоить чьей-то жизни.

- Дамы и господа, вы … АПЧХИ! – уже в который Жадность смачно чихнул, едва не окатив морду серошкурого громилы фонтаном из собственных слюней. Проклятый смог и повсюду летающий пепел так и норовили окончательно выжечь слизистые бедного чужестранца, наградив того впоследствии затяжным насморком. Однако крокут лишь упрямо наморщил переносицу, для пущей надежности пошмыгав щекочущими ноздрями, после чего продолжил так некстати оборванную фразу: - Так вот, господа. Вы наговорились, я надеюсь, и мы можем продолжить спасать свои шкуры?

Несколько меланхолично переступив с лапы на лапу, словно не бушевала плоскость под ними, не ходила ходуном гора, норовя расколоться вдребезги на огромные каменистые валуны, Линг  дернулся следом за Небулой, бросив на замыкающего льва взгляд, полный подозрений. Как-то не комфортно было бежать гуськом, друг за другом, и всеми своими вихрами на затылке ощущать молчаливую угрозу в виде матерой туши. Поэтому самец, немного сбросив скорость, пододвинулся в сторону, дабы иметь возможность ненавязчиво коситься краем глаза  за хозяевами чужих земель – мало ли что! Всегда стоило оставлять себе место для подлого маневра – уж эту нехитрую науку Грид уже давным-давно выучил.

Спрыгнув на следующий разлом тверди, Линг машинально притормозил, пока самка упаковывала своего трясущегося компаньона себе в зубы, поудобнее защелкнув клыки на загривке шакала. – Хочешь, понесу, пряничек? – предложил он, окатив фигурку Хенги своим насмешливым прищуром и, сухо кашлянув, все-таки приобнажил крупные зубы в несколько беспечной полуулыбке, словно они тут не хвосты свои лихорадочно спасали, а по вечернему скверу приятно прогуливались. – Я быстро учусь обращаться с чужими слугами, оставляю их почти в целости и сохранности.

«Кстати, а где болтаются мои слуги? – внезапно промелькнуло в голове крокута, и его сердце вдруг охватило беспокойство за собственных компаньонов, с которыми могло произойти что угодно, особенно среди всего этого жуткого безумия, диктуемого яростью стихии. Ведь они расстались… ну ладно,  Линг сам потерялся уже довольно давно. - Надеюсь, они не пострадали… Как только я выберусь из этой негостеприимной страны, я тут же отправлюсь на их поиски».

Небула. Наконец-то эта грудастая женщина открыла ему свое имя.

Самодовольно ухмыльнувшись, Жадность несколько раз поцокал языком, точно пробуя на вкус новое иностранное звучание – мол, как оно? – Приемлемое имя, на крик фламинго явно не тянет, - оценивающе хмыкнул он, стараясь не отставать, но и не забывая поглядывать по сторонам, чтобы не прилетели в голову лишние сюрпризы в виде тлеющего ствола, например. – Нет, мне правда нравится, пряничек! Мои родные бы точно оценили. Да и тебя тоже, хоть ты и не моя подружка, - Линг не стал скрывать ехидство, которое перло танком среди всей его нескончаемой болтовни. Конечно, он сильно рисковал быть погребенным под следующим же камнем, но, черт возьми, стоило попытаться немного раззадорить эту хмурую деваху. Может быть, она хотя бы изобразит на своей угрюмо-сосредоточенной морде побольше эмоций, чем нынешнее состояние каменного бруска. Ему даже удалось поравняться с пятнистой падальщицей, дабы отважно заглянуть в ее глаза, горящие двумя желтыми фонарями. – Давай поторопимся, а то я уже чувствую, как отчаянно жарит мои пятки!

——>Пылающий саванновый лес

Отредактировано Ling (7 Янв 2018 15:52:59)

========================) сгоревший лес

Нет нужды говорить в том, как тяжел был этот подъем. Ньекунду уже привык к тому, что дышать на их бывшей земле стало тяжело и неприятно, что повсюду витал запах сажи и обгорелой плоти, но вид его разрушенного дома приводил в еще большую печаль. Он не знал даже, сколько львов нашли свой конец под этими камнями, сколько сгорело в лесу... Жалкие остатки их прайда не могли даже устроить погибшим достойные проводы. Ньекунду надеялся только, что их с Сехмет песня послужила достойным прощальным гимном их душам. Хотелось посмотреть на звезды, но, увы, небо заволокло тучами, накрапывал дождик. Ньекунду карабкался по камням и перелезал через них - некогда широкая и удобная тропинка превратилась в месиво. Он не боялся, что упадет, но опасался, что поранит лапу о какой-нибудь острый выступ. Вершина приближалась медленно, но неумолимо. Место, где он в последний раз видел брата, дядю, его детей... Где-то должен быть камень, под которым лежит Сель.

Ньекунду облизнул морду и, выбравшись на относительно ровную площадку, остановился. Когда-то это место окружали заросли кустарников, прикрывавших проход, но ныне они превратились в пепел. Земля стала пугающе голой и несчастной. Поляна совсем близко. Дождь прибивал к земле не только запах гари и сажи, но и крови и смерти. Должно пройти еще время, прежде чем эти запахи исчезнут отсюда навсегда.

"Но из сердца, из воспоминаний ничего не уйдет."

С каждым шагом поляна все приближалась. Живых, разумеется, не было. Никто не смог бы выжить в этой кровавой заварухе. Даже такой смелый и сильный лев, как Нари. Что сталось с его королевой, их детенышами? К стыду своему Ньекунду не знал, выбрались ли они с поляны. Он видел, как Ари гнала часть детей наружу, но Нарико остался, чтобы вывести остальных. Больше Ньек ничего не знал и удрученно подумал о том, что должен был бы проследить. Что-то сделать. Но в таком хаосе, испытывая боль в морде и щеке он так быстро потерял всех из виду... Кровь заливала глаз, он плохо видел. Хорошо, что рядом оказалась Сехмет - целая и невредимая. Он встал в конец их маленького отряда, следив за тем, чтобы никто не отстал и даже сумел вовремя оттолкнуть Сех от нападающего слона. Почему это путешествие вдруг всплывает в голове, когда он идет по этой грустной, разрушенной тропинке?

"Я спас Сехмет. Я помог Мьяхи. Я не зря ушел с поляны," - Ньекунду зашагал вперед быстрее. "Она уже близко."

Но, когда Ньекунду, наконец, очутился в их старом логове, он никак не ожидал увидеть здесь того, что увидел. Он хотел этого увидеть, но уже потерял надежду.

- Ари? - вырвалось у Ньека помимо воли. Это была она! Светлая львица, склонившаяся над... чьими-то телами и в скорби опустившая голову. Ньекунду подлетел к ней птицей. Выглядел он, конечно, не самым лучшим образом - через морду тянулся широкий, уродливый шрам, мех весь в пыли и грязи, скопившейся на шкуре во время подъема. Хорошо еще, что его лапы и без того черны, как вороново крыло, и сажи на них не видно. Ньекунду был так потрясен, что в первые секунды даже не посмотрел на тела, что лежали у ног львицы - его сейчас интересовали живые, а не мертвые. -  Ари! Это я, Ньекунду.

Ари узнала его не сразу. Ньекунду ее не винил - он общался в основном в дядей и смущенно откланивался перед королевой. Их разговоры были короткими, предельно вежливыми и официальными. Он был знаком с королевой Ари, а вот львицу Ари, подругу и мать, почти не знал. Но сейчас, увидев ее посреди разрушенной каменной поляны Ньек обрадовался так, словно встретил старого друга. Он терпеливо стоял на месте, не шевелясь и позволяя светлой львице себя внимательно осмотреть - он совсем забыл про рану, преобразившую его морду и счел, что Ари просто плохо его помнит. В конце концов, Ньекунду не любил привлекать к себе излишнего внимания со стороны окружающий. Потом, видя, что королева продолжает хмуриться, он поспешил представиться.

- Я Ньекунду, королева Ари, - пояснил пламенно-рыжий, слегка склоняя голову. Ари выглядела побитой, измученной, но относительно живой и здоровой - насколько можно было быть здоровой после пережитого. Но, учитывая, что Ньек в мыслях уже похоронил королеву с ее львятами, которых он лишь мельком видел во время извержения, когда они сиганули под шквал летающих камней, в огненный ад, Ари казалась в неплохом состоянии. Ньекунду смущенно улыбнулся в ответ и переступил с лапы на лапу, не зная, как ответить на широкую, искреннюю улыбку королевы - она все-таки его узнала. На секунду боль от потери матери и брата чуть-чуть притупилась, отступила в тень. Он заметил, конечно, и покрасневшие глаза львицы, и мокрые отметины от слез на щеках, но сейчас было важно то, что она жива. И, возможно, кто-то еще с ней!

"Мы все-таки пришли сюда не зря. Мы нашли выживших!"

- Мы? Значит, вас несколько? - взволнованно спросил Ньек, но тут же умолк, переваривая шквал вопросов Ари. Один из них заставил его болезненно сморщиться и покачать головой - сложно о таком говорить вслух. - Нет. Моя мать... - Ньекунду опустил голову. Он не мог пока езе заставить себя произнести эти слова. Со смертью брата он успел примириться, гибель же матери еще не отпустила его. Горло на мгновение перехватило, но Ньек овладел собой. - Брат тоже не выбрался. Со мной... просто камень прилетел, мне уже лучше, все в порядке. С нами только Вакати, он сломал лапу, но Такита его подлечила. С ним... все в порядке, не переживай. С Шайеной и ее детьми тоже - мы с Сех вывели ее младших, Хофу помог Клио, Шеру привел Мэй.  Мы сразу направились к реке и перешли ее, оказались на землях соседнего прайда, к счастью, нас никто не видел. К нам прибились две гиены, по всей видимости, дружелюбные, они нам помогли. И пара пришлых львов, которых задело извержение. Еще с нами Маро, так что лекари у нас есть. Еще с нами идут травоядные. Мы разбились на группы и отправились искать выживших товарищей, между тем Шайена с Сараби повели оставшихся дальше, вдоль реки, чтобы подыскать новое место, - голос Ньека выровнялся, и закончил доклад он четко, спокойно и ровно. Так, бывало, он докладывал королю - воспоминания об этом больно кольнули сердце, Ньек опустил взгляд, чтобы посмотреть, наконец, над кем плакала Ари... Увидел бурую гриву и мускулистое тело, подле которого лежали два поменьше, со знакомым окрасом - и сразу все понял.

- Ох... Мне так жаль, - прошептал Ньекунду, в скорби опуская уши и хвост. Еще один удар. Правда, мог ли он надеяться, что дядя выживет? Он остался в самом сердце бури, как подобает королю и делал все, чтобы спасти своих подданных. Возможно, кто-то убежал куда глаза глядят и решил не возвращаться - нельзя же исключать такой возможности, верно?

"Он умер не зря."

Ньек заставил себя посмотреть прямо в глаза Ари. Значит, с ней только два львенка, еще два лежат тут, рядом с отцом... Получается, им не найти только Антареса. Они потеряли короля, потеряли львят, товарищей. Он не сумел сказать Ари, что Вакати пропал - к чему ее беспокоить, тем более, что  ничего еще толком неизвестно, и Такита отправилась его искать?

- Прости меня, - очень тихо сказал Ньек. - Прости, что я не смог помочь твоим детям и моему дяде. Он был... он был как отец для меня и сделал больше, чем мой родной отец.

- Я попробую, - честно ответил Ньекунду, прямо взглянув в глаза королеве. Что еще он мог ответить? Что будет радоваться тому, что выжил, в то время как его мать и брат навсегда остались на этой горе? Вся его семья - дяди, сестра, брат, мать - все мертвы или давно пропали без вести. Он никогда не был близок ни с Клио, ни с детьми Ари и не мог называть их семьей. Они были товарищами, сопрайдовцами. Поэтому Ньек никак не мог отделаться от чувства, что вся его семья погребена здесь, под обломками скалы, служившей им домом. И, странное дело, он сейчас говорил нормально, голос его звучал ровно, глаза были сухие - словом, внешне Ньек выглядел сносно, не рыдал, не выл и не рычал в пустоту, не вращал безумными от потери глазами. Словом, он уже не выглядел таким раздавленным, как тогда, с Сехмет, но чувствовал, как в горле стоит ком. Всегда. Иногда он об этом забывал, но потом вспоминал и ощущал его. Перед глазами вставали брат и мать, и он никак не мог не чувствовать себя виноватым за то, что выжил. Он знал отлично, что это глупость, что родные никогда не хотели бы, чтобы он погиб вместе с ними и с грустью подумал о том, что никому не может рассказать об этом. Не осталось у него такого близкого друга, который бы мог дать дельный совет, не рассмеялся бы и не назвал его наивным дурачком. Даже Сех не поймет. Приходилось вертеть такие мысли в голове, отбрасывать подальше, стряхивать с себя хандру и заставлять передвигать лапами.

Он не сомневался, что боль вернется с утроенной силой ночью, как тогда с Селем. Просто тогда его поддерживала надежда, что мать может еще выжить.

"Я знаю, Ари. Я все знаю. Но мне все равно плохо, и я понять не могу, как от этого избавиться."

Ньек вздохнул, глядя перед собой. До него вдруг дошло, что все это время он просто простоял тут молча, пялясь в никуда. Поморщившись, он повернулся к Ари. Что они тут торчат? Нужно довести ее и выживших детенышей к Шайене - или, по крайней мере, указать верное направление. Ньек не мог не думать о том, как там дела у Сех и ее младших братьях, о гиенах, отправленных на их поиски, поэтому намеревался довести Ари до такого места, откуда легко можно добраться до остатков прайда, не сбиваясь с пути.

- Пойдем к твоим детенышам, - предложил он и скользнул взглядом по телу Нари. Если они останутся и попробуют соорудить для него такую же могилу, как для матери Ньека, то потеряют прорву времени, а на лапах у них усталые, измученные детеныши. Что-то подсказывало Ньекунду, что Ари как мать выберет живых детей, а не мертвого супруга. - Я доведу вас до определенного места, откуда вы легко нагоните Шайену и остальных. Просто обещал Сехмет помочь отыскать ее младших братьев, они сбежали куда-то.

На прощание он коснулся лапой тела того, кого они  с Ари считали королем. Ньек поблагодарил за все, что Нарико для него сделал и поднял морду к небесам, чтобы попросить всех богов, которые только есть на свете помочь матери, брату, дяде и всем-всем погибшим обрести покой. Кстати, если будет время, он всегда может вернуться и сделать для дяди могилу. Не уйдет же прайд на конец света! Потом Ньек двинулся следом за Ари вниз, по знакомым с детства тропам. Только теперь нужно было пробираться через булыжники.

========================) подножье вулкана

=================) серая долина

Сейла не чувствовала усталости, летя по каменными тропинкам. Каждый шаг, каждый поворот приближал ее к разгадке. Она ЗНАЛА, что мать там что-то видела. Иначе не вернулась бы такой потерянной, с обвисшими усами, постаревшей на несколько лун. Сейла один раз споткнулась и налетела на обломок скалы - хорошо еще, что он не был острым, и белая львичка отделалась легким испугом и ушибом. Вот только ран ей здесь не хватало! Дальше она продвигалась осторожнее. Как бы Сейла ни старалась ни на что не обращать внимания, кроме цели, торжественно-мрачная обстановка вулкана понемногу начала на ее давить. Кругом шелестел ветер, из других звуков - только топот собственных лап и звуки собственного дыхания. А, ну еще грохот крови в ушах, который становился все громче и громче по мере того, как Сейла приближалась к каменной поляне. Точнее к тому, что осталось от каменной поляны. Незаметно для себя она сбавила шаг. Сажа и пепел облепили ее почти до спины - наверное, не стоило бежать и так сильно поднимать грязь. Но глаза горели тем же самым желтым упрямым огоньком, который погнал ее сюда с самого начала.

Вот она. Каменная поляна.

Когда Сейла увидела все своими глазами, то на секунду подумала, что мать была права, что не стоило ей сюда приходить и видеть подобный ужас. Старые пещеры обрушены, всюду обломки скал, под которыми навсегда остались несчастные львы, которым не так повезло. Сейла остановилась и уткнулась взглядом в свои лапы и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы немного успокоиться, прийти в себя и сделать то, ради чего она пришла. У львов не такое сильное обоняние, как у шакалов и гиен, но что-то ей подсказывала, что вон те каменные горки, похожие на могилы, что находятся неподалеку от короевских пещер, имеют какое-то отношение к ней, ее матери и ее семье. Когда она снова подняла взгляд, то поняла, что ошиблась. Это не могилы. Их просто завалило камнями. Наполовину.

Или же кто-то их откопал.

Нетвердой поступью Сейла подошла ближе. Молча смотрела на три тела. Головы, грудь и передние лапы размозжило камнями, так что на морды не посмотришь, не удостоверишься. И, наверное, опоздай Сейла еще на несколько дней, она вообще бы ничего не смогла рассмотреть. И повезло, что в последнее время стояло не такая жаркая погода, как обычно, да и ночи весьма и весьма прохладны. По сути, не такое уже и отвратительное зрелище - вид разделанной зебры, с разорванным брюхом и вскрытым черепом и то страшнее. Сейла видела полуразложившиеся трупы животных, мимо которых проходила их семья после извержения.

На этих телах, наполовину погребенных в камнях, она увидела и светлый цвет шерсти, и пятна, расположенные в определенном порядке, знакомые с детства и поняла, какая именно истина открылась матери на вершине Килиманджаро. Прошло несколько часов, хотя на самом деле едва ли пара минут. А потом Сейлу будто щелкнуло по носу, она отшатнулась и зажмурилась. Итак. Ее отец мертв. Ее сестры мертвы. Она - единственная выжившая дочь Ари. Звучит-то как! Сейла никогда не была особенно близка с отцом, но все же ее сердце сжималось. Он не придет, не поможет матери, не решит проблем. Ари совсем одна. Так, наверное, она думала, стоя над телами своих близких. Но это не так! У тебя есть я, хотелось закричать Сейла в небо, но кому кричать? Мамы тут нет... Она внизу, наверное, с ума уже сходит, куда подевалась дочь.

"Я должна вернуться," - подумала Сейла. "Я должна вернуться прямо сейчас!"

Наверное, именно поэтому Ари так окунулась в дела - чтобы избежать страшного разговора со своими детьми. Как тут подберешь подходящие слова, как скажешь, ребята, мол, ваш отец и ваши сестры мертвы? Но маме не обязательно носить на себе этот страшный груз в одиночестве! Вот она, Сейла, она поможет разделить его! Львичка тонула в сочувствии к матери и жгучем желании прижаться к ее груди, рассказать ей, что все будет в порядке, что она тоже все видела, что ей не надо ничего рассказывать, она уже и так знает, они теперь вместе, вдвоем все знают и вместе преодолеют все. Еще ей просто хотелось к Ари. Как в детстве. Сейла не особо любила обниматься, а уж телячьи нежности и подавно не особо жаловала. А сейчас захотелось этих телячьих нежностей, этой теплоты чужой шерсти, может быть, может быть, даже ощущения, как по твоей макушке проходится шершавый материнский язык. После всего, что она тут увидела, это и немудрено. Они должны поговорить. Прижаться друг к другу и поделиться своей горечью.

Сейле хотелось опрометью броситься вниз, но она заставила себя остаться и положить несколько камней рядом с телами. Немного постояла, прощаясь. И уже потом бегом помчалась обратно.

=====================) разрушенное подножье вулкана

———→ Разрушенное подножье вулкана

Благо, путь оказался недолгим. Изменившийся ландшафт позволил легко срезать путь прямо-таки напрямую, а подниматься по покатому панцирю застывшей лавы оказалось проще, чем на первый взгляд. Даже маленький принц уверенно несся вприпрыжку во главе процессии. Дух вел себя абсолютно как самый обычный львенок – игриво подпрыгивал, виляя кисточкой хвоста, время от времени поворачивал ушастую мордашку, чтобы убедиться, что все за ним поспевают. Даже задорно поддержал диалог, горделиво представившись путникам, после чего Чонго представил себя и Маживу в ответ. Вот только как ни старайся, игнорировать призрачную природу маленького Трандуила не получалось, его прозрачная шкурка все так же слегка светилась в темноте. Хотя, если закрыть единственный зрячий глаз… Нет, все же даже его голос звучал как-то неестественно, словно отдавался каким-то странным эхом. А может это просто воображение Чонго совсем уж разыгралось от таких невероятных событий.

На пути к каменной поляне лев ненадолго снова погрузился в свои мысли, пытаясь сообразить, правильно ли они вообще поступают. Ну как они, какое-то резко нависшее молчание и легкая аура осуждения отчетливо давали понять, что это он, Чонго, во все это впутался. «Предположим, мы бы пошли искать выживших в другом месте. И что бы мы им сказали? Здравствуйте, мы привели призрака, он потерялся? Ну и бред… Вот была бы умора, если кроме нас четверых его вообще никто не видит». Заметив некоторую смену обстановки, Одноглазый вскинул голову, чтобы осмотреться. Кажется, они давно должны были выйти к нужному месту.

От каменной поляны будто не осталось и следа. Где-то здесь должна была быть ровная относительно пустая поверхность, входы в пещеры… Чонго нахмурился и резким рывком перемахнул через большой камень, преграждавший обзор. Теперь перед ним простиралась полная картина того, во что превратилось бывшее логово Прайда Нари. Хотелось бы назвать это руинами, но логово было не просто разрушено. Его словно полностью стерло с лица земли, а сверху теперь возвышалось нечто мрачное и зловещее – груды камней, трещины в земле, местами превратившиеся в опасные обрывы, всё одинаково черное, покрытое пеплом. Чонго медленно осмотрел «поляну» слева направо, пытаясь сопоставить свои воспоминания об этом месте с реальной картиной. Получалось, надо сказать, с трудом. Вот, кажется, где-то здесь должна была быть одна из пещер, а здесь еще одна…

- Черт! - Чонго резко отшатнулся, наткнувшись взглядом на какой-то странный силуэт, но тут же снова подался вперед. Фигура была неподвижна.

Склонив голову, лев приблизился к каменному изваянию, чтобы убедиться, что перед ним действительно просто безжизненная груда камней и ничего больше. А то учитывая последние события, уже ни в чем нельзя быть уверенным… Вот только вблизи все оказалось страшнее. Камни не просто были подозрительно похожи на львов, они и являлись ими, погребенными заживо. Одноглазый нервно сглотнул, было тяжело оторвать взгляд. Промедлив всего пару секунд, он выпрямился и развернулся к своим спутникам, не желая пугать их собственной реакцией.

- Кажется… здесь никого нет.

«Все хуже, чем я думал. Не надо было сюда тащиться…» Чонго снова растеряно осмотрелся, в надежде выиграть себе пару минут на подумать. Может удастся найти чьи-нибудь свежие следы? Наверняка, если кто-то и пережил катаклизм, они возвращались сюда…

- Раньше здесь были пещеры, - Чонго указал носом в сторону наглухо заваленных камнями склонов, - Можно их тоже осмотреть или поискать какие-нибудь захоронения.

Последнее слово лев намеренно «зажевал». Все же потенциальная реакция маленького призрака на происходящее его несколько пугала, а от ожидания дальнейших событий внутри собирался комочек тревоги. Несмотря на свою внешнюю невозмутимость, какая-то часть Чонго вдруг очень захотела сложить весла и откровенно заявить «я не знаю, что я, черт возьми, делаю!».