тьфу ты, как я могла не заметить? *о*
						Все-таки в этом было что-то странное. 
Жить вот так - одной большой стаей. Все время кто-то возиться рядом, все время кто-то сопит над ухом. Бывало, найдешь уютное местечко, где можно спокойно подремать да подумать о своем, так нет же, все равно кто-нибудь да потревожит. Нет, Ньекунду вовсе не искал уединения постоянно, просто он порой чувствовал себя не совсем на своем месте. Сердце требовало одиночества - довольно логичное требования для существа, который постоянно окружен себе подобными. 
Первые бурные радости от появления отца как-то поугасли, но приятная теплота в душе осталась. Ньекунду больше не бегал за Кантором хвостом, больше не пытался выяснить, куда тот запропостился. Возможно, подсознательно чувствовал, что нельзя лезть в душу к другим, нельзя рычать, шипеть и выведывать, когда в собственном сердце нет порядка... Нет, нужно немного поразмыслить надо всем, понять, нужно ли вообще знать правду. А уж затем приступить к расспросам, если они и впрямь тревожат тебя, что блошиные укусы. 
А Ньекунду постепенно перестал испытывать в том потребность. Все больше и больше от отдалялся от братца, матери - которой, к слову, так и не простил обидную, брошенную ненароком фразу... Если бы это сделал кто-то из других львов, Ньекунду подулся бы пару деньков, а в будущем просто обходил бы эту личность стороной. Но от родной матери слышать подобное было слишком больно, тем более, Акасиро не испытывала никакого... дискомфорта. Словно и не чуяла, что один из ее сыновей уже не торопится на зов, а окидывает фигуру матери мрачным, настороженным взглядом, в котором теплится надежда: может, мать все вспомнит и объяснит. Может, она тогда сказала это сгоряча или еще что... Но этого не происходило. 
Ньекунду улегся подальше ото всех, в тень, которая, как он надеялся, даст хоть какую-то прохладу. Бока его прерывисто поднимались и опускались, палевый мех был весь в пыли, "грива", а, точнее, предгривок, (как его мысленно называл Ньекунду), растрепался. Львеныш прислушивался к царящим на поляне звукам, стараясь забыть о странном подергивании за усы, словно кто-то (или что-то) звало его, манило, тянуло... 
Может, ему просто не подходит оседлый образ жизни? Есть же львы-странники! Ох, почему же именно ему, Ньекунду, которой всегда старался подружиться со всеми львятами, которых встречал, так тесно в этом обособленном мирке, где царит и подминает под себя иерархия прайда?.. Селяви, кажется, освоился вполне неплохо. Конечно, дела шли не так дурно и у самого Ньекунду, и все же, все же, все же... Он не желал отправиться в путь прямо сейчас, позывы не были столь сильны. Просто он не мог признать удобство такой жизни, когда куча львов под носом, пусть они и являются твоими родственниками. Наверное, если бы Ньекунду описали все прелести нынешней жизни (защита, верный кусок мяса и т.д.), он бы не смог подобрать аргументов. Просто... сердце порой на месте не лежало. 
— Ньеку-у-унду-у-у! Иди к на-а-ам!
 - Твою ж припадочную!.. - Ньекунду подавился зевком и ошарашенно вскочил. Неподалеку брат с компанией других молодых львов. Рыжий вдруг осознал, что у него подергивается хвост и поспешно сказал себе успокоиться. Пару секунд он просто стоял и смотреть, гадая, с чего же Селяви решил позвать его, ведь в последнее время они скорее отдалялись, чем сближались, как надобно братьям. 
Но через секунду Ньекунду усмехнулся и, тряхнув "предгривком", затопал к брату.
 - Эгэй, - поприветствовал он прочих в весьма странной манере, чуть прищурив глаза.  - Что придумал?
В глазах Ньекунду зажегся огонек, с губ не сходила то ли усмешка, то ли улыбка. Он был чертовски рад. И благодарен.