Никто не спас. И не пришел на помощь. Львёнок пытался звать, но безуспешно: он открывал пасть, но издавал лишь тихие, сиплые жуткие звуки, которые просто тонули в какофонии стонов, писков братьев и скрежета когтей рожающей самки. Ему становилось всё труднее дышать, вокруг словно поднималась температура, а тело сжимало невидимыми тисками. Волнами накатывала слабость, тяжесть. Первые мысли, которые едва начали появляться и формироваться, плавно исчезали.
Что происходит? Сурмут не понимал и не знал. Он лишь чувствовал, как его сознание постепенно уносит от реальности, как уносит лодчонку без парусов в открытое море. Её качает по волнам — это же сейчас ощущал и львёнок, вместе с тем ощущая и легкую дурноту, — а потом, поднявшись на особо большом гребне ввысь, лодчонка переворачивается и срывается вниз. И на то же место обрушивается громадная волна.
Последний миг пребывания в сознании — и Сурмута будто накрывает этой волной, ударив со всей силой, и он отключается. Закрываются поддернутые пеленой невидящие глазки, опускается голова, и вскоре сам детеныш мягко падает на землю, оставшись незамеченным никем. Последняя попытка вдоха — и лапки, судорожно дернувшись, навсегда замирают.
Давай...
Как же хочется есть...
Давай...
Ужасное чувство голода.
Давай...
Бесшумный вдох. И что-то прикасается к носу. Быть может, это можно есть? Всё кажется Сурмуту невероятно медленным, но на деле его маленькая пасть быстро открывается и беззубо кусает нос матери, так некстати оказавшийся прямо перед мордой. Снова вдох и — наконец-то! — он может говорить! Детеныш моментально воспользовался этим, оглушительно заорав, выражая в своем крике желание жить и, конечно же, есть. Лишь спустя пару минут он осознал, что очнулся от своего непонятного сна, а во рту застряла какая-то гадость. Малыш немедленно выплюнул её, очередным криком потребовав нормальной еды. И почти сразу же получил её, неведомая сила подняла его в воздух и усадила куда-то. Вокруг кто-то копошился, тоже пищал, а в воздухе витал до одурения приятный запах. Сурмут подался вперед, попадая лапками на мягкий живот матери. Слепо тыкаясь головой, он методом тыка сумел обнаружить никем не занятый сосок и тут же подвинулся поближе, обоими лапками обхватив его и принявшись сосать молоко. Жадно, не отвлекаясь на окружение, шумно дыша через нос и причмокивая, Сурм быстро насытился, но после недавнего приключения в мир иной не спешил укладываться спать. Отстранившись от соска, львёнок помотал крохотной головой, но так и не понял, что происходит вокруг него. А потому наугад подался вбок, уткнувшись боком в чью-то маленькую теплую тушку. Подняв лапку, Сурмут неожиданно обнял эту тушку и, склонив голову, довольно засопел в шерсть братика.

Кто же мог подумать, что попытка Траала не увенчается успехом, а только навлечет на них новую беду. Когда незнакомцы сказали, что они из прайда, Мерида напряглась. Львица стала наблюдать за действиями из кустов, рассчитывая на то, что ее все таки никто не заметит.
- И лучше не прятаться в кустах. Мы можем расценить это, как засаду.
Мери вздрогнула. Кажется, она вела себя слишком не осторожно. Выходить из кустов она не хотела, но Мерида, так же, не хотела разгневать львицу, что говорила. Осторожно выбравшись из кустов, зеленоглазая потупила взгляд.
- Извините, мы... - голос Мери немного дрожал, но она постаралась справится с этим. - Мы просто заблудились... Извините, пожалуйста, еще раз...
Только теперь Мерида решилась поднять глаза и осмотреть львов. Незнакомцы выглядели довольно угрожающе, особенно два подростка, покрайней мере, так показалось зеленоглазой, и поэтому она поспешила отвести от них глаза и посмотреть на львицу. Это была довольно стройная львица бежевого окраса, и несмотря на то, что сейчас она, возможно, представала перед Меридой, как враг, кремовая сразу прониклась симпатией к незнакомке.
- Вы не могли бы подсказать, как нам уйти отсюда, - львица посмотрела на Траала. - Понимаете, мы держим путь в Оазис, и, похоже, мы сильно сбились с пути... - Мери посмотрела на свои лапы. - Еще раз извините нас, пожалуйста.
Да, Мерида уже сотню раз сказала "извините", но ей казалось, что слишком мало простого "извините", когда ты нарушаешь чужую границу, да еще и заявляешь хозяевам, мол, они на территории прайда.

Большое, совершенно незнакомое, но вроде как такое родное и желанное для постоянного ощущения тело матери регулярно ворчало и шевелилось, наводя много непоняток по поводу ситуации вокруг, но, тем не менее, Хасталика мало волновали эти события: вокруг роились голоса, достаточно громкие и не все известные, а чуть позже послышался и гневный голос матери, которую не пойми что привело в ярость.
Маленький львёнок внезапно почувствовал приступ неистовой усталости и какого-то томления в области лба. Томления тяжёлого, будто бы наполненного парой кирпичей, а размеры львёнка сравнить с парой кирпичей не слишком сложно, ну, новорождённого львёнка. Это давило на его головной мозг изнутри, как бы между самим мозгом и черепной коробочкой, от чего захотелось залезть обратно туда, откуда Хасталик выпал. К тому же от этого ощущения, которое переисполнило его чувствительное тельце, издало тихий писк, но вроде как никто не отреагировал на этот призыв избавить его от болезненных ощущений, которые не имели никаких оправданных причин.
В то же время, когда Хасталику стала несколько обидно и раздражительного от своего самочувствия, нечто тёплое и покрытое сухой, кажется, густой и крайне приятной шёрсткой, отчего тут же появилось ощущение чего-то уютного, но никак не связанного с отступлением неприятных ощущений в голове. Всё, то бишь все, кто находился рядом с Хасталиком, засуетились и зашевелились, прильнув к этому тёплому пузу (что это есть пузо наш малыш ещё не понимал) и смачно зачавкали, прервав на это свои непрерывные громкие писки. Малыш на инстинктивном уровне потянулся с приоткрытым ртом к брюху, но, кажется, промазал и схватил одного из своих братьев за ухо. Невольно его обсосав с секунды две, Хасталик смекнул, что здесь что-то не то, и выпустил из губастых тисков свою добычу, тут же повторив попытку поймать своим крохотным ртом то, что ловят все остальные. К собственному же удивлению, уже вторая его попытка оказалась удачной, и в его пасти оказалось нечто тёплое и невероятно приятное, что пробудило в нём желание не отрываться от брюха матери хотя бы до того момента, как эта субстанция не переполнит его до краёв и не выльется из ушей. Но юный лев очень быстро испытал чувство полного насыщения, из-за чего оторвался от своего первого в жизни завтрака (судя по времени суток - это был именно завтрак), уже снова бессильно упав мордочкой на землю, которая, стоит сказать, была достаточно прохладна. От одного осознания неуютной температуры поблизости Хасталик аж вроде как насквозь промёрз и был тут же готов испустить дыхание, но этого не позволили ему сделать его братья. Или же брат: он пока не сильно понимал, где есть кто, но сразу же после того, как он почувствовал прохладу, его окружили маленькие тельца, а чьи-то лапки прошлись по его спине и шее, где-то там и остановившись. Хасталик уткнулся мордой в наклонное пространство между чьим-то боком или спиной и землёй, посчитав, что это есть самое лучшее место для отдыха, но отчего-то не смог найти этот самый отдых, оказавшись там.

Да уж, меньше всего на свете этот малыш походил на обычного милого котенка, рожденного вызывать тонны умиления одним только видом своей потешной рожицы. Щуплый, костлявый, какой-то весь из себя ломанный и нескладный, Трезо больше напоминал огромного дергающегося кузнечика, честное слово. Так или иначе, но наблюдать за ним со стороны было забавно: неуклюже мельтеша длинными и худыми лапками, львенок отчаянно пытался сориентироваться в новом для него пространстве. Обычно хватало одного-единственного движения, чтобы перевернуться в наполненном жидкостью материнском лоне и сразу же принять удобное положение, но здесь... здесь все было по-другому. Как бы он не изворачивался, но в итоге все равно оказывался прижатым к жесткой и холодной земле. В конце концов, до Трезо дошло, что этого неприятного соприкосновения, увы, никак не избежать, а значит, нужно как-то вывернуться и сместить центр равновесия, чтобы больше не чувствовать себя рыбой, выброшенной на берег шальной волной. Лежать на животе, кажется, было удобнее всего, и Трезо, как следует примерившись, наконец-то принял вертикальное положение. Тут-то он понял, что в подобной позе ему гораздо удобнее перемещаться с места на место: все четыре конечности упирались в почву, помогая отталкиваться и ползти в любом доступном ему направлении... А едва Трезо это сообразил, как перед ним немедленно встал следующий вопрос: куда ему, собственно, теперь ползти? И зачем? Львенок замер на месте, озадаченно шевеля крохотными ушами, но не прошло и минуты, как его задача решилась сама собой: что-то большое толкнуло малыша в бок, проволокло пузом по земле и, наконец, вжало во что-то мягкое и горячее. Трезо, естественно, жутко перепугался такому неожиданному повороту событий. В последнее время окружающая среда слишком уж часто воздействовала на его новорожденный организм, принимая за львенка все жизненно важные решения... Однако, уже очень скоро малыш перестал пищать и замер, прислушиваясь к шороху огромного теплого языка у себя над головой. Мягкий, согревающий массаж пришелся ему по нраву; теперь львенок уже не так сильно дрожал от холода, во многом благодаря тому, что всех сторон его окружали чьи-то горячие и пушистые тела — ну просто кучка замерзших пингвинов посреди жестокой ледяной пустыни. Да, вместе было гораздо уютнее и теплее. Трезо мог бы даже заснуть, но...
Странное, смутно знакомое чувство — кажется, львенок уже испытывал его раньше, когда бултыхался у матери в животе. Он не знал, что в такие дни Нишка банально терпела неудачи на охоте, а следовательно, не могла прокормить ни себя, ни свое формирующееся потомство. Тогда львята испытывали сильнейший дискомфорт, они начинали волноваться, затем слабели и становились вялыми. Но, как правило, рано или поздно в материнскую кровь заново поступали все необходимые питательные вещества, и детеныши снова "оживали". Наверно, стоило ожидать, что так случится и на сей раз... Только вот незадачка: пуповины, соединявшей Трезо с организмом Нишки, больше не существовало. Только ее коротенький засыхающий огрызок торчал из крохотного животика малыша, а следовательно, он больше не мог получать еду через эту связующую "нить" — и как тут быть? Львенок озадаченно повертел головой, силясь решить эту новую головоломку. Как назло, именно в этот момент Нишка куда-то дернулась, вновь оставляя своих новорожденных малышей без присмотра. Трезо немедленно завопил на всю округу, зовя умчавшуюся мамочку — куда же ты, а как же мы, твои дети? Как же я, твой драгоценный ребенок?... Трезо было невдомек, что львица отчаянно пыталась спасти их старшего братца, задохнувшегося при рождении. А потому он продолжал оглушительно пищать и звать маму на помощь, ровно до тех пор, пока в его голос не закрались хриплые нотки. Кричать стало больно, и львенок ненадолго замолчал, решая, как же ему быть дальше. Пусть и запоздало, но на ум пришла гениальная мысль: он ведь теперь умеет ползать, а следовательно, он может сам подползти к Нишке и... ну, напомнить ей о своем существовании. Честно говоря, Трезо еще не сознавал Нишку как полноценный живой организм. Только как нечто абстрактное, буквально — "та большая и теплая штука, что нас вылизывала". Эта "большая и теплая штука" отныне прочно ассоциировалась со всеми мыслимыми и немыслимыми благами нового для него мира, начиная банальным обогревом и заканчивая приятной лаской шершавого языка. Наверно, эта "штука" могла бы дать ему необходимую энергию. Или хотя бы просто прогнать это отвратительное ощущение, не дававшее львенку покоя. Повинуясь инстинкту, Трезо деловито пополз на запах материнского молока и с горем пополам достиг живота Нишки, игнорируя все ее резкие телодвижения. Львица все еще пыталась реанимировать крошку Сурмута, а потому совсем не обращала внимания на свое оставшееся потомство. Упорно перебирая лапками, Трезо перевалился через одну из задних лап, с размаху ткнувшись носом в густой мех. Запах, этот чертов запах не давал ему покоя. Распахнув беззубую, переполненную слюной пасть, светлый несколько раз подряд слепо захлопнул ее в пустоте, пока, наконец, не схватил один из набухших сосков. В горло немедленно брызнула жирная, вкусная субстанция, и Трезо на долгое время замер в одной позе, намертво присосавшись к материнской груди. Больше его уже ничто не тревожило: ни редкие, но ощутимые рывки Нишки, время от времени рискующие выдернуть у него из пасти драгоценный источник питания, ни задиристые пинки братьев, ни чья-то попытка жадно присосаться к его уху... Появление Дэйирис и вовсе прошло стороной, хотя Трезо, конечно же, ощутил ее присутствие рядом с собой. Но даже тогда львенок не стал отвлекаться от кормежки, лишь приглушенно заурчав на новенькую сквозь плотно сомкнутые губы — мое.

Отредактировано Трезо (25 Окт 2014 21:26:51)

Первые несколько минут ожидания прошли очень просто, но всё время после сопровождалось лютым наяжением, засевшим вдоль всего позвоночника, от которого хотелось бы поскорее избавиться.
Нигде вблизи не было не Торина, не следов его приближения к Кили и Хэйли. Хотя... В таком-то тумане едва ли бы он их заметил. Велика была вероятность того, что они попросту тут заблудились.
Подобные же мысли витали в голов мароци по поводу его маленького крылатого друга. Его он не видел ещё дольше, чем Торина, а то есть с предыдущего утра. Бывало, конечно, что тот малыш куда-то пропадал: в конце концов, Тилли был птицей, которой не стоит жить всё время среди кошачьих. Это какая-то неполноценная жизнь для жако. Обычно Кили не си печётся о том, как  они найдутся: Тилли выискивал их без труда, несмотря на то, что ребята пстоянно переходили с места на место. А тут этот туман... Взгляд мароци с явно выраженным волнением прошёлся по небу, которого даже и видно не было из-за всей этой белизны. Однако он же(взгляд) тут же обнадёживающее улыбнулся, когда перешёл на Хэйли и её своеобразного дружка, который пока вызывал в голове льва некоторые подозрения. Шакалы... Знаете ли, не самые непорочные звери, а к малышке он уже привязался настолько, что беспокоился за её безопасность рядом с этим непонятным чужим существом, каким, впрочем, сам для неё и являлся.
Категорически нельзя было допустить, чтобы Хэйли поддалась волнению Кили, которое он старался скрыть как мог, но что ему не удавалось сделать до самого конца. Малышка и так натерпелась достаточно.
В тумане начала выступать какая-то тень. Даже прежде чем её очертания прояснились, Кили вскочил на лапы и сделал шаг вперёд.
- Торин?! - на морде льва тут же расплылась лыба во все львиные, но тут же спала. Вышла небольшая ошибочка.
Из-за тумана выплыла знакомая Кили фигура ещё одного пятнистого зверя.
- О, Хейме? Ты не видал Торина, а? Он сказал, что мы встретимся с ним и Фили здесь, но.., - окончание фразы звучало всё так же по-обычному оптимистично в стиле Кили, - Это на него не похоже.
Во конец её уже звучал не так спокойно. В нём чувствовались нотки беспокойства касательно того, что его дядя куда-то закрепостился. Радостно было лишь то, что объявился Тилли.
Птица же в это время не терялась: он решил завести знакомство с новым членом их пятнистой семьи, даже с двумя, однако явно сомневался в своих способностях. Несмотря на то, что он был крайне говорливым, ему никогда не приходилось иметь дело ни с такими юными созданиями, ни с шакалами, которые бы их сопровождали, что есть странно. Тилли опустился на самую землю, немного подметая затуманенную почву своими хвостом и кончиками крыльев. Каким-то странным и печальным взглядом, требующим поддержки, поглядел он на Кили, однако лев был по-прежнему слишком занят изучением Хейме, которого он давно не видел и желал изучить визуально чуть ли не заново. Кажется, не встретившись с ним глазами, Тилли выдохнул с надбавленным шумом, если птицы так умеют.
Хэйли показалась ему несколько странной. Ну, странной даже не в плохом смысле, а в каком-то... В таком, который вызывает сочувствие. И почему-то птичка резко удалилась, предварительно подойдя к маленькой львице очень близко и заглянув в её голубые глазки, скрывшись в тумане практически сразу же.

Пока переговоры складывались довольно удачно - незнакомый лев не предпринимал попыток нападения, а львица, которую заметила Хайко, выбралась из кустов сразу же, как шаманка приказала ей это сделать. Честно говоря, вместе эти двое производили куда меньшее впечатление, чем отдельно лев, потому что выражение морды Мериды было настолько виноватым, в нём было столько сожаления и опасения, что образ потенциально опасных одиночек разрушился мгновенно. Она едва ли не затравленно оглядела Ньекунду и Селяви, но зато на Хае взглянула с надеждой, безошибочно определяя старшую в группе, и через секунду обратилась к ней, в первые же секунды объясняя причину их пребывания на землях прайда Нари.

На несколько секунд повисло молчание, в ходе которого четверо львов изучали друг друга, а пятая - свои лапы. Уверенность в том, что этим одиночкам следует уйти, никуда не исчезла, даже укрепилась - раз они заблудились, что при таком тумане было совершенно неудивительно, значит, нужно было указать им верное направление и выпроводить с территорий - Хайко не знала, что Мерида и Траал намерены делать в оазисе, но её это сейчас мало касалось. Возможно, в другое время она бы не только указала правильный путь, но ещё и проводила этих двоих до границ, а, может, и дальше, чтобы наверняка убедиться, что они не вернутся, но сейчас она чувствовала острую необходимость попасть в логово родного прайда - причин тому было множество, и все они сильно беспокоили шаманку.

- М? - она искоса посмотрела на обратившегося к ней Ньекунду и на мгновение задумалась. Да, она знала, как попасть в оазис, пусть даже никогда не приближалась к пустыне. Тогда, в недавнем сне, ей была дана возможность увидеть всю саванну с высоты птичьего полёта, и Хайко не сомневалась в том, что это была не игра её воображения, и что всё то, что она видела - истинная правда. Однако она предпочла бы не видеть этого, никогда об этом не знать, ведь стало совершенно понятным и значение затянувших тогда небеса угольно-чёрных облаков, и сияющих красных нитей, оплетающих саванну... Дивная картина владений трёх прайдов снова встала перед глазами, и Хае мысленно проследила наиболее подходящий для чужаков путь. - Да... Я знаю, как попасть в оазис. Если сейчас вы спуститесь вниз по склону, то, пройдя саванновый лес, выйдете к пастбищам. Дальше пойдёте на юг - идти долго, но вскоре начнётся пустыня. Не меняйте направления и не задерживайтесь - оазис в самом её сердце. Ошибиться или сбиться с пути будет очень сложно.

Говорила Хайко, не фокусируя жёлто-зелёного взгляда ни на своих спутниках, ни на одиночках - в сознании прочно держалась карта саванны. Однако на сей раз, не в пример ситуации с недавним спонтанным пророчеством, голос её был звонок и не лишён интонаций, причём интонаций спокойных, но вполне дающих понять, что своими словами она окончательно выпроваживает незнакомцев с территорий - им действительно нечего было тут задерживаться. Да, они не были похожи на заражённых чумой, но кто знает, как болезнь проявляет себя, и не сидит ли сперва несколько дней, не давая о себе знать, но, возможно, передаваясь другим? Кроме того, одиночки никогда не были желанными гостями на землях, занятых прайдом - и Мерида с Траалом не были исключением.

Внезапно спрятавшаяся за передними лапами львицы Эстер вновь затряслась в приступе беззвучного смеха. Услышавшая это львица, оторвавшись от своих размышлений, вновь взглянула на братьев и одиночек - как раз вовремя для того, чтобы увидеть выражение, мягко говоря, непонимания на морде Селяви. Самого весьма и весьма конфузливого момента Хае не застала, но тут и ежу стало бы понятно, что Траал учудил нечто из ряда вон выходящее.

- Он рыгнул ему прямо в морду, - едва слышно прошептала Эст, не в силах унять веселья. Хайко поджала тёмные губы, чтобы не выдать собственную ухмылку, ибо сейчас было немного не время, да и Сель наверняка бы не обрадовался этому. Зато из последующей болтовни Траала что рыжей львице, что крольчихе мгновенно удалось вычленить главное - эти двое не просто странники, ищущие приюта, эти двое - шаманы, бродящие в поисках лекарства от чумы. Хайко не имела ни малейшего понятия о том, откуда Траалу известно о свирепствующей в саванне болезни, но это не было вопросом первостепенной важности, ведь если лев мог говорить с духами, о ней ему могли сказать именно они. Хайко чуть нахмурилась, делая и ещё один вывод - лекарство они пока не нашли, а значит, о решении проблемы прямо сейчас остаётся только мечтать. И искать, искать его самостоятельно.

- Тихо, - завершила зарождающийся спор Хайко. В голосе её слышалось напряжение - правы были и Сель, и Ньек, и нужно было найти какой-то компромисс, который устроил бы не только их, но и одиночек. Именно поэтому в следующую секунду Хайко обратилась одновременно к Траалу и Мериде. - Я хочу попросить вас о помощи. Ньек прав, сейчас над всеми в саванне нависла серьёзная угроза. Я тоже шаман, а значит, наш общий долг - попытаться её отвести. Мы отпустим вас с миром, но у меня есть просьба - давайте условимся. Если вы что-то найдёте, или узнаете, как излечить болезнь, вы придёте сюда, на границы, и, если встретите кого-то из прайда, найдите через него меня. Я Хайко. В свою очередь, если я что-то найду, я приду в оазис, чтобы рассказать об этом вам. Или придёт она, - львица кивнула на крольчиху. - Только Эстер - не еда, а целитель, поэтому не стоит смотреть на неё голодным взглядом, - Хайко на секунду замолчала. Если эти одиночки действительно такие же, как она, они не должна отказаться.

- Вы согласны на эти условия?

— Начало игры.

Как же тяжело… Шелин когда-то и не знала, что ей будет так тяжело. Но время шло, живот ее рос с каждым днем все больше и больше, и хотя по началу, она еще ходила на охоту со всеми, но видела недовольные взгляды подруг. Что им, одной Шайены мало? А тут еще и так вышло, что в пещерах разродилась не она одна. Но дети же счастье, дар божий, не так ли? Она так считала всю свою жизнь, когда встретила своего возлюбленного, когда рассталась с ним, и когда Ахею ей в утешение подарил самое ценное, на что она уже и рассчитывать не смела, хотя все равно тихо молилась ему и с этой просьбой тоже.
«Бог дал, бог забрал». – некоторые из охотниц, да что там охотниц, львы иногда посмеивались ей вслед, считая ее слишком набожной и отдающей себя в лапы судьбы. Считалось, что так быть не должно и каждый лев, и каждая львица, творят свою судьбу сами. А она так не думала, помолившись перед дорогой о том, чтоб Ахею провел ее тропой полегче, двинулась прочь от логова прайда, чтоб в одиночестве перенести то что ей положено судьбой. Однако, в который раз, здесь у подножья вулкана на ее пути попалось крупное, поваленное поперек пути дерево.
- О, Ахею, помоги мне преодолеть это испытание. - смиренно прошептала она, поглядывая по сторонам и пытаясь углядеть справа или слева просвет между плотными колючими кустами, которые росли в этой области в большом изобилии. Но увы, просвета не было, а до Саванного леса еще так далеко. Подойдя к дереву, и со вздохом произнеся уже заученное: - С богом. – кошка подобралась и резким  толчком передних лап поставила себя на задние, передние закинув на ствол дерева, и тяжело дыша. Как же это тяжело… Она бережно коснулась левой лапой своего живота, в котором кто-то беспокойно шевельнулся, толкнув ее изнутри малюсенькой лапкой. Шелин улыбнулась. Интересно, кто это будет? Девочка или мальчик? На отца будет похоже это милое существо или на нее? Или же вберет черты обоих? Она была рада всему, хотя еще немного сердилась на отца, бросившего и ее, и дитя на произвол судьбы. Хотя, почему на произвол? Ахею всегда был с ней, и ее судьба была в его лапах, а она верила, что бог не бросит ее в беде, не откажет в помощи. Вот и сейчас… Напрягая передние лапы, Шелин почувствовала как ствол подался вниз. Послышался треск ветвей и дерево просело ниже, так что ей не составило труда взобраться на него и грузно спуститься с другой стороны, тихо прошептав: - Спасибо, Господи.
Очередное препятствие было преодолено, и путь ее пошел легче – впереди, шагов на пятьсот был пологий склон, который прорезали тропы проложенные охотницами. Вечерело, и Шели не боялась помешать чьим либо поискам добычи, хотя признаться, ловить здесь, у подножья, было особо нечего, и она это прекрасно знала. Уж лучше уйти в богатые добычей степи. Стоило ей подумать о добыче, как живот ее вспомнил о еде. Да, Шелин не ела уже пару дней, и это конечно сказывалось на ее самочувствии. Львица быстрее уставала, становилась рассеянной, раздражительной, не внимательной. Каждый раз, стоило подумать о еде, мозг словно забывал обо всем другом. Но ничего, на границе леса она прикопала тушу бородавочника, и хоть тот слегка подпортился, и был уже далеко не свежим, но все же мог утолить ее голод и помочь ей пережить тот срок что ей отмерян до того как ее дети появятся на свет. А там уже понадобится молоко… Шелин остановилась, слегка прибитая этой мыслью и судорожно соображая что же ей делать с детьми на лапах и без еды. Ведь никто не принесет, мало того, никто толком не знает, что она ушла рожать в саванновый лес.
- О Ахею, дай мне силы и сбереги моих детей. – наконец, выдохнула она и тяжело переваливаясь с боку на бок, поплелась к своей пусть и близкой, но не легкой для нее цели.

Пятьсот шагов миновали довольно быстро. Хотя наверно, ей просто так показалось. Два раза на этом отрезке, Шелин ловила себя на том, что начинает причитать и шепотом жаловаться Ахею, как же ей бедной тяжело. Вот и сейчас в очередной раз, увидев, что путь преградил небольшой ручеек, она как-то самопроизвольно пробормотала:
- Как же тяжело быть беременной… ох!
Ну вот, опять. В мыслях одернув себя и еще раз наказав самой себе быть стойкой и молча сносить все  испытания что ниспосланы ей свыше, она подошла к ручью, и опустив голову, принялась лакать прохладную воду, косясь по сторонам. А в принципе, чего она хотела? Шелин вспомнила, как легко и элегантно она перепрыгивала такие преграды раньше, даже толком не замечая их. И вот теперь какой-то ручеек становится для нее чуть ли не огромным рвом. Ну надо же! Усмехнувшись, она со вздохом распрямила лапы, вставая во весь рост, и покачиваясь, двинулась дальше, с громким сопением делая широкие шаги, чтоб не замочить лапы в ручье.
Вот тебе и пятьсот шагов!
Путь пересекала тропа охотниц, на которой она без труда почуяла запахи львиц прайда, которые ходили здесь. Нахоженная тропа, она вела в сторону Долины ветров, а другим концом поднималась к склонам, куда-то туда, ближе к пещере, где и было основное логово прайда. Как раз оттуда, откуда она начала путь. Что-ж, надо было пойти этой тропой, однако, Шелин понимала, что ее, толстую как бегемотиху и медленную как черепаху легко настичь на тропе. А тревожить она никого не хотела, да и лишних вопросов в свой адрес тоже. Вот, попался среди запахов охотниц и незнакомый запах. Одиночка? Этого еще не хватало. Шелин остановилась, тревожно оглядываясь, и прислушиваясь. То что дождь, что накрапывал сверху не смыл его запах, говорило, что он был тут недавно.
- О, Ахею убереги меня от этого… - прошептав себе под нос, она свернула с тропы, чтоб скрыться среди растительности. Пусть идти по нехоженым местам сложнее, но все же куда безопаснее. И пусть под лапы все время лезут корни, трава, папоротник… Спустя пол часа, где-то на границе с Сванновым лесом, Шелин окончательно выдохлась, и присела под раскидистым деревом, прислушиваясь к шевелениям в животе. И тому как со смачными шлепками, крупные как ягоды капли бьют по ее промокшей макушке.
«Хорошо… дождь, это хорошо. Долина ветров, да и прочие территории их прайда снова вздохнут полной грудью, и жизнь вернется в их пределы. Как же это прекрасно…» - думая о прекрасном, она машинально принялась поглаживать лапой свой округлившийся живот, и в какой-то момент, крошечная лапка толкнула ее изнутри, словно откликаясь. Малыш беспокойно зашевелился.
- Тише, тише маленький, мама скоро будет на месте. – прошептала она, и со вздохом тяжело поднялась на лапы – надо было продолжать путь.

Саванновый лес.

Отредактировано Шелин (24 Ноя 2014 01:46:41)

Ему самому мысль о том, что шаманам нужно объединяться, казалась здравой. Ведь добычу скорее завалит отряд, а не лев-одиночка. А речь здесь идет не о добыче даже, а о лекарстве от чумы, которая способна выкосить целый прайд. Да что там прайд - саванну! Но против высказался тот, от кого Ньек этого никак не ожидал. Селяви глядел на него с таким возмущением, что молодой лев озадаченно дернул ухом.
Постой, какая разница, шаманы они или нет! Нари приказал гнать всех отсюда, значит, и эти пусть уходят.
- Ты о чем говоришь? - в голосе Ньекунду зазвучал удивленный гнев. - А если бы вместо этих шаманов перед нами стояли беззащитные львята, ты бы сказал то же самое, а, Сель? Поверить не могу, что ты так говоришь. Нари дал такой приказ, я сам знаю, но это не значит, что мы должны бездумно ему следовать!
"Ты ведь будущий шаман, Селяви, как ты можешь быть таким дураком?" - едва не сорвалось с языка Ньекунду, но тот сдержался.
- Шаманы могут нам помочь. Если у нас есть возможность побыстрее найти лекарство, то нужно этим воспользоваться, - уверенно продолжил он, вздыбив гриву - оттого та казалась еще лохматее и длиннее, чем обычно. Ярко-красные космы, похожие на огненные языки, обычно ниспадали на лоб и чуть закрывали глаза, но сейчас они топорщились. Ну как его собственный брат может быть так слеп и не видеть очевидного?! Шаман выискался, а дальше своего носа не разглядит ничего! Ньекунду злился, и этот гнев был хорошо виден в его потемневших красно-бурых глазах. Однако он понимал, что затевать склоку на виду у чужаков - это настоящий позор.
К счастью, слово взяла Хайко. Она выступила вперед с уверенной, твердой речью, а Ньекунду до конца и не понял, что чувствует - облегчение от того, что бразды правления взял кто-то другой, или сожаление... по той же причине. Тем не менее, он замолчал, лишь переводя взгляд с львицы на чужаков. Старший лев казался ошарашенным и испуганным - такое чувство, что ему больше всего на свете хочется убраться отсюда. Хайко предложила вполне дельную вещь, хотя Ньек внес бы пару своих предложений. К слову сказать, Хайко взяла его сторону, и это сильно остудило его гнев. Ньекунду глянул на брата - мол, мир? Тем временем чужаки собрались уходить.
- Доброго пути, - искренне крикнул им вслед Ньекунду. Он поглядел немного им вслед, надеясь, что они не совершили никакой ошибки. Молодой лев вдруг ощутил прилив сил - им ведь всем несказанно повезло наткнуться на настоящих шаманов, которые согласились помочь им! Чем их больше, тем проще разработать лекарство. Ньекунду начал понимать, в чем преимущества прайда. Почти весело глянув на Селяви, он перевел взгляд на Хайко.
- Я думаю, стоит сообщить Нари о них. И предупредить прайд, чтобы, если кто встретит их на границах, сразу не гнали, - предложил он и сделал несколько шагов вперед. - Ну что, пойдем?
И Ньекунду первым пошел размашистым шагом по знакомым землям.
===========) каменная поляна

Акасиро искренне полагала, что сможет помочь львенку, наверняка попавшему в беду. Он действительно выглядел слишком исхудавшим и слабым, будто бы не ел очень долгое время, и это настораживало. Учитывая то, что гиены уже давным-давно расхаживали по саванне абсолютно свободно, можно было предположить, что львенок осиротел, потеряв родителей в схватке с гиенами, или же просто потерялся из-за нее же. Представив, что могло произойти с родней детеныша, Ро поморщилась и выдохнула, отгоняя неприятные мысли. Она все еще надеялась, что с Маттео дела обстоят куда лучше, чем она предполагала – быть может, он пришел с каких-нибудь совсем уж захудалых земель, где пищи почти нет? Помнится, где-то на севере есть подобные – он вполне мог родиться там. Стоило надеяться на это.

Львенок полностью проигнорировал вопрос львицы – он просто стоял, так же ошарашенно глядя на нее, будто бы ожидал удара или чего-либо еще. Это настораживало – уж не тронулся ли он умом от голода?

- Ээээй, - окликнула его охотница, - с тобой все в… Эй! Стой! Куда?!

Детеныш сорвался с места так быстро, что самка даже не успела остановить или хотя бы задержать его. Малыш ринулся в ближайшие кусты и скрылся в них, а Акасиро бросилась за ним. И куда помчался этот полоумный? Неужели он думал, что она нападет на него, поранит или, что еще хуже, убьет? Придумал же глупость! У Ро бы никогда не поднялась лапа на слабого, беззащитного ребенка. Она никогда бы не уподобилась той мрази, что в свое время убила ее собственную дочь.

- Да подожди же ты! – вновь окликнула львенка охотница. Бежать по мокрой, скользкой от воды земле было тяжело, да еще и капли дождя слегка мешали обзору. Оставалось только порадоваться, что они пока мелкие. Запах детныша терялся в насыщенном озоном воздухе, а сам он почти сразу скрылся из виду, затерявшись в густой траве, которая уже давно перестала колыхаться даже от его движений. Ее тревожил только легкий ветер. Окончательно потеряв пришельца, Акасиро остановилась и окинула взглядом окрестности – никого. Ни намека на хотя бы чье-нибудь присутствие. Львица раздраженно выдохнула и, еще некоторое время побродив по округе и не обнаружив никаких следов детеныша, резко развернулась и зашагала прочь. Быть такого не может, чтобы она потеряла этого малыша. Ро всегда обладала необходимыми навыками для поиска или преследования кого-либо – у нее было и необходимое внимание, и хорошее зрение, и скорость, и умение передвигаться почти бесшумно. Еще никто и никогда не уходил от нее так просто – может ли так быть, что львенок ей просто привиделся?

Фыркнув себе под нос и мотнув головой, пытаясь избавиться от намокшей и налипшей на глаза челки, Акасиро повернула в сторону Диких пещер. Она хотела вернуться домой и, возможно, прихватив с собой парочку львиц, отправиться на ночную охоту, но ее планам не суждено было сбыться. Вдали показалась чья-то фигура. Сначала не узнав сопрайдовца, самка напряглась, но когда подошла ближе, распознала в этом силуэте Мадару. Она никогда не общалась с этим львом слишком близко – их общение ограничивалось парой-тройкой быстрых разговоров на уровне «доброе утро»-«добрый вечер», не более. Но с Мадарой довольно часто контактировал Нари, а это что-то да значило для Ро, а потому она просто не могла пройти мимо.

- Мадара, - окликнула она льва, приближаясь, - добрый вечер.

Акасиро вновь осмотрелась, покосилась на пасмурное, постепенно темнеющее небо, а затем, чтобы не создавать неловкого молчания, поинтересовалась:

- Вечерний патруль? Или просто прогулка?

Новости, что ему сообщили, звучали весьма неутешительно.

Мадара мрачно хмурится, скривив тёмные губы, вновь вспоминает о том, что не так давно сказал ему Нари по поводу происходящего в саванне. Начавшийся сезон дождей, сменивший всем привычную засуху, к которой приспособился каждый живущий в этой саванне, принёс с собой лишь неприятности.
Если чуму можно было назвать просто "неприятностью".
Поступь льва тяжела и размеренна, мысли, всю обратную дорогу занимавшие разум - сумрачны, состояние - крайне сосредоточенное. Несколько часов назад выслушав новости, Мадара, сперва со знатной долей скептицизма отнёсшийся к упоминанию непобедимой болезни, теперь серьёзно раздумывает над ситуацией. Необходимость сейчас вступить в сражение с самой природой и переиграть её во благо себе и прайду порождает теплющееся в груди знакомое и безумно приятное чувство, вот только сейчас для него не время и не место.

- Проклятье, - негромко усмехается лев, неспешно прикрывает глаза, обнажая клыки в саркастичной улыбке. Приходит ощущение того, что, где бы он ни находился, смерть идёт за ним по пятам. Он предпочитает её игнорировать, потому что знает, что он сильнее. Вот только сейчас всё несколько иначе - он снова несёт ответственность за кого-то, и через годы после предательства родичей к этому приходится привыкать. Это не трудно - понятия "трудностей" для Мадары не существует, но процесс привыкания происходит слишком медленно, и часто окружающие для него до сих пор - чужаки. Слишком на многих он смотрит свысока, слишком часто не видит смысла в разговорах.

Под лапами похрустывают трава и стебли, задеваемые чёрными когтями, на матовой гриве поблескивают мельчайшие капли моросящего дождя, движения гибкого тела даже сейчас, в каждом шаге точны и выверены. Мадара уходил к границам с территориями соседнего прайда - туда, где взяла своё начало болезнь - и, к сожалению не встретив патрульных, прошёл вглубь территорий, чтобы своими глазами увидеть трупы поражённых чумой травоядных. И он их видел - редко, но ему попадались мёртвые, испещренные странными пятнами антилопы, умершие не от клыков и когтей охотников. На землях прайда Нари такого ещё не было.
Постепенно нарастающее отвращение в чёрно-алых глазах льва говорит само за себя. Хвост мечется из стороны в сторону, то и дело хлестает по бокам. Чтобы избежать подобного, необходим жёсткий контроль. Если Нари намерен уберечь своих родных от этого, ему следует действовать жёстче, решительнее и быстрее, пока ещё не поздно, иначе последствия будут весьма и весьма трагичны. Мадара хмыкает - будет искренне жаль, если какая-то жалкая болезнь погубит целый прайд, выкосив его без остатка.

Впрочем, лев почти уверен, что такого не произойдёт.

Мадара слышит вокруг гул, шёпот дождя и далёкие раскаты грома. В какой-то миг через этот шум пробивается чей-то голос, окликающий кого-то и встревоженный. Лев на секунду притормаживает, прислушиваясь, поводит ушами и вновь возвращается к привычному темпу, лишь немного сбавляет его, словно предчувствуя грядущую встречу. Всё верно, он и на этот раз не ошибся. Сестра короля в качестве спутницы, пусть и на таком коротком отрезке пути... Занимательно.

- Добрый, - глаза чуть сужаются, внимательный взгляд, кажется, смотрит в самую глубину души, а на губах появляется гораздо более мягкая улыбка. К Акасиро Мадара присматривается довольно давно, оценивая силу её характера. Изначально почти ничем не примечательная, на поверку она оказывается в чём-то даже сильнее родного брата, вызывая этим несомненное одобрение. Мадара ценит силу. В женщинах - в том числе. Шагая рядом, он не спешит с ответом на вопрос, не поворачивает головы, словно смотрит на тропу под лапами, однако взгляд его устремлён на львицу. Встревоженная и растерянная, сейчас будто надломленная. Мадара слышал о смерти её дочери - ему, привыкшему к подобным потерям, трудно вспомнить действительно острую боль.

- Возвращаюсь обратно в логово, - наконец отвечает он, поворачиваясь - во обычно спокойном, надменном взгляде не видно знакомого выражения. Лишь интерес, в том числе не только к словам, - Что здесь делаешь ты? Если собралась на охоту, то сейчас не лучшее время. Дождись дня. Пятна на телах травоядных заметны только на солнце.

Время пролетело как один миг. Казалось, ещё только вчера серая самка, кряхтя от боли и еле переставляя лапы, втащила свою беременную тушку в тайное логово, найденное её подружкой-змеёй, как уже с усталым и конкретно задолбавшимся видом отдыхает с подрастающими львятами на лапах. Нишка не раз осматривала своё потомство и с искренним интересом гадала, где ж она успела так нагрешить, что родила такое. Львята были все как на подбор ненормальными. Впрочем, безумица под насмешливым взглядом Эгги вспоминала, что и сама не является образцом адекватности, а завидев ухмылку своего персонального глюка так и вовсе довольно скалилась в ответ.
Изредка самка покидала пещеру, чтобы подышать свежим воздухом, справить нужду или банально отдохнуть от бешеной четверки… нет, пятерки львят, свалившихся на её нимб. К пятому подкидышу Нишка быстро привыкла, вскоре решив, что плевать ей с баобаба на то, кто родил малышку со странными подпалинами, пускай даже злейший враг. А к своей родной четверке так и вовсе привязалась, изредка даже играя с львятами вместо того, чтобы пресечь их шумные посиделки. Но сейчас серая львица ловила мордой капли дождя, тихой статуей застыв у замаскированного входа в пещеру и, похоже, чего-то ждала. Ей показалось, или сейчас и впрямь послышалось тихое шуршание?..
— Ты не слишком-то прячешься, — заметила змея, сгружая свою небогатую добычу — очередного кролика. Нишка пожала плечами и, наклонившись, в пару укусов прикончила скудный завтрак. — Ты скоро просвечивать начнешь, сидя на одних только кроликах.
Львица, вздохнув, перевела усталый взгляд на подружку. Вот чего той неймется? Не сама же змея просвечивает. Но разумно промолчала, не желая провоцировать Эгги, которая и так выкладывалась ради хищницы, беспрестанно таская той крольчатину. Да и понимала, что мамба беспокоилась.
— Я выйду на охоту. Скоро. Но пускай они ещё немного подрастут, — наконец ответила Нишка.
— Ты теряешь силы, очнись уже наконец! — резко сказала Эгги, неожиданно ударив хвостом как хлыстом по небольшой лужице, вызвав кучу брызг. Львица замерла, настороженно вслушиваясь в тон змеи. Та совсем редко позволяла себе так разговаривать с Нишкой, разве когда отчаивалась или же ситуация выходила из-под контроля, становясь угрожающе-опасной…
— Хорошо, ночью, — раздраженно отозвалась самка, не в силах сдерживать свои эмоции. Её откровенно бесила вся ситуация, но Нишка понимала, что из-за своей же прихоти она всё глубже погружалась в д*рьмо. Ослабевшая после родов, без нормального питания, она уже не сможет охотиться как прежде, пока не придет в форму. Возвращаться в прайд львица решительно не собиралась. В это общество опасных сумасбродов, которые постоянно шумят, галдят и дерутся? Уж лучше сразу убить детей. Или выкинуть, как сделала это Ари. Серая передернулась при воспоминании о враждебной львице. При всей своей неприязни к Ари она не могла даже представить, что беломордая так поступит. Но факты налицо — светлый детеныш пару минут назад нежился у неё под боком, у неё, а не у родной матери…
В общем, прайд в ближайшие пару месяцев — однозначно не вариант.
— Я помогу задушить добычу, — сварливый голос змеи вырвал Нишку из размышлений.
— Нет. Сама справлюсь, — неожиданно холодно отрезала львица, сверкнув зелеными глазищами. — Ты нужна мне здесь. Присмотришь за львятами. Они не убегут из пещеры, слишком малы, но я хочу быть уверена. К тому же, случайных гостей тут полным полно.
Нишка поджала губы, вспомнив рассказы Эгги о шастающих по территориях одиночках, будто не прайд тут вовсе, а проходной двор.
— Пойдём пока внутрь, тебе лучше поспать.
Оглядевшись по сторонам, как два заправских параноика с усиленной манией преследования, обе самки скользнули за крупные листья, что скрывали вход в крохотное логово.
— Кстати, твои ребята уже пару месяцев так точно прожили, ты не хочешь наконец дать им имена? — поинтересовалась змея, сворачиваясь трогательным калачиком на крупном округлом камне у выхода.
— А мы поможем выбрать, — хитро сощурил зеленющие глаза призрак, устроившись рядом с Эгги. Нишка, окинув взглядом своих спутниц, лишь усмехнулась и с легкой задумчивостью посмотрела на крошечные силуэты львят, которые в наступающей темноте становилось всё труднее различать в темноте.
— Ну-ка иди сюда, — без особых церемоний самка подгребла к себе ближайшего спиногрыза, внимательно рассматривая его. Хах, один из самых мелких. И такой же бешеный, как мамочка в чуть более юном возрасте, а может даже и похуже. Единственный умудрившийся подраться с камнем. Словом, чудо-юдо с дикими зелеными глазами.
— Что-то типа… воин. Нет, не так: драчун, драка… война. О да, в этом весь ты. Сота.
Назвать сыночка демоном войны? Можем, умеем, практикуем. Нишка хмыкнула собственному выбору, небрежно цапая следующего претендента на халявное имя. Похоже, демонов сегодня будет много...
Львёнок с поразительно светлой шерсткой напоминал львице её дражайшего папашу, которого она в их последнюю встречу пространно послала. Боги, а худющий какой! И постоянно капает слюна, на глаза вообще смотреть страшно. Что ни львенок — так будто экспонат из энциклопедии высшей нечисти. К примеру, данный экземпляр отличался ещё и зверским аппетитом.
— Что-то мне подсказывает, что ты не потолстеешь, — прокомментировала Нишка, определившись с именем, — раз кости торчат и вечно голодный, будешь зваться Трезо.
Очередное движение лапы — и новоиспеченный “демон голода” отпущен на волю, а когтистая лапища подгребает новую жертву. На сей раз львица почти не думала над именем, оно само пришло в голову. Оно просилось быть высказанным, сидело в подсознании всё это время. Глядя на болезненного, затихшего, нередко чихающего, кашляющего и еле передвигавшего лапы котенка, не сможешь придумать ничего другого.
— Хасталик, — выдала зеленоглазая и на недоуменные взгляды змеи и матери пояснила: — Что-то вроде “демона чумы”. Он ею не болен, но выглядит так, будто загнется в следующий же миг.
Эгги и глюк понятливо закивали и приготовились услышать последнее имя. А его будущий обладатель, оказавшись в лапах безумицы, перевел на неё взгляд, в котором Нишке на миг почудился её ночной бурошкурый подарок. У этого мальца были детские глаза, но совсем недетский взгляд, будто отстраненный от этого мира, но в то же время заглядывающий в душу, неприлично глубоко.
— Как же назвать тебя, недавний умертвий? — сощурилась Нишка.
— Серый, тихий, дохлый. Ему подходит имя Сурмут, — словно эхом от мыслей безумицы отозвался призрак.
— Сурмут? “Смерть”? — переспросила самка, — Ещё один демон? Какое веселое потомство я родила.
Переглянувшись, вся компания взрослых дружно заржала, явно довольная выбором имен и тем, как они подходят львятам. И Нишка была уверена, что детки не раз оправдают их. Мелкие копошились, занятые своими детскими делами и посиделками, вряд ли ещё понимая, что такое имя и с чем его едят… хотя кто их знает! Тихий, но настойчивый писк, достигнувший темных ушей самки, заставил её повернуть голову и пораженно выпучить глаза. Белый подкидыш сидел прямо перед взрослой львицей, выжидательно пялясь на её морду прозрачными глазами-льдинками. Чего-то ждал. Нишка безмолвно моргала, пытаясь сложить мозги в кучку и осознать тот факт, что детеныш с черно-белыми подпалинами, даже будучи младше её собственных львят, понимает, что произошло пару минут назад и, в свою очередь, тоже хочет быть названным. Глаза безумицы становились всё больше, а пасть так и вовсе приоткрылась, пока, не достигнув предела осознания происходящего, самка не села попой ровно там, где и стояла. Занавес.
— Ты тоже хочешь себе имя? — всё ещё настороженно, но уже возвращая себе самообладание, спросила Нишка.
Львёнок мигнул, но в следующую секунду вопросительно приподнял брови, снова мигнул и, по-видимому, растерялся от бездействия серой самки, отчего его взгляд беспокойно забегал. Светлый детеныш переступил с лапки на лапку, поднял голову, вновь посмотрев на Нишку и… кивнул.
Зеленоглазая снова села. Мысленно.
— Нуу… ладно. Подумаем, — успокоившись, согласилась Нишка. Если задуматься, то что может характеризовать приемного львенка? Какие у маленькой белой девочки есть особенности? Хм, белая.
— Свет, — протянула львица, — и тьма, — взгляд остановился на правой половине морды детеныша, и губы серой тронула улыбка. — Свет и тьма. Ты будешь Дэйирис.
Теперь понимание львёнком ситуации не вызвало столь бурной реакции: повторив улыбку взрослой самки, малышка встала и, неуклюже переставляя лапки, побежала к приемным братьям. А Нишка, выдохнув, наконец улеглась, собираясь хорошенько вздремнуть перед ночной охотой.

→ от каменной поляны

Здесь было практически ничего не видно, но Торин немного торопился, поскольку и без того заставил своих друзей ждать. Кили, наверное, уже на последних чёртиков изошёл от волнения, ну, насколько предполагал Торин.
Фенек шёл впереди, считая, что сможет привести Торина и Фили к родственникам посреди тумана.
Слава ветру и всем прочим, кто имел уважение со стороны Торина, что посреди этой белёсой непонятной штуки он наконец-то различил силуэты знакомых зверей.
- Кили, Хэйтем.., - Торин в меру тихо прокашлялся, мешая своё спокойствие с радостью от встречи с племянником и товарищем, - Думаю, наше долгое отсутствие сумело вас взволновать... Однако этому нет ни единого повода.
Торин подошёл к ребятам метра на два, чтобы более уж точно не потерять их из виду.
- У нас не было случай поговорить при такой общей встрече уже очень давно. Ветер много водил нас по Саванне, наши глаза многое видели, а лапы много где бывали.., - мароци немного помедлил, а после и вовсе ненадолго замолк. Несмотря на то, что его нраву не было привычно подолгу мусолить каждое потрясение, отсутствие рядом Нимерии волновало его, пусть и расстались те на добром слове. Волновало в полном серьёзе этого слова, однако Торин не смел позволить себя поддаться этой слабости: ему нужен был его чистый разум и чистая душа, это нужно было и ветру, и его семье. Кристальность его мыслей и намерений играла очень важную роль в их судьбе, по крайней мере, именно так казалось Торину. Ведь, если бы были чем-то замусорены его суждения, то Северному ветру было бы тяжелее их нести. Это звучит абсурдно и просто, не так ли?
- Пускай нас не так много, как могло бы быть, но... Мы есть, и, кажется мне, это куда главнее количественного состава. Пускай это будут все, кто откликнулся на зов ветра, хоть думы об этом и навевают грустные мысли, - Торин наконец-то остановился, закончив свои похождения взад-вперёд, - Я хочу обойти все уголки этой Саванны до последнего, чтобы убедиться, что никто не остался не замеченным. И не в моём праве заставлять вас идти за мной и туда. В конце концов, не смотря на ваш выбор в этот момент, мы всё равно останемся едины.
Торин ещё не знал, куда он, собственно, хотел бы пойти. Хотя... Это есть немного ложь, поскольку он был совершенно уверен в своём желании вновь проверить оплот благодати: Оазис. Не только от того, что сердцу его уже однажды приглянулось это место (не более того), а потому, что под его сенью жили те, кто был в силах оказать Торину услугу, да и он бы сам едва ли остался бы в долгу.
- Вы не познакомите нас с этим юным очарованием? - вопросил у Кили и Хэйтема Торин, наконец-то заметив Хэйли и немного наклонив морду в её сторону.
Тащить столь юное создание через добрую четверть Саванны было бы как-то... По-варварски, да. А с кем оставить её здесь... Да, мароци, кажется, приходилось снова разделяться, как только они сошлись. Торин был ни капельки не зол на то, что в их компании появилась совсем юная морда, однако условия жизни для той казались на данный момент самыми неблагоприятными, которые только могли бы сложиться.

Сурмут часто спал. По крайней мере, так думали остальные обитатели пещеры, расценивая закрытые глаза и приглушенное дыхание серого львенка в пользу сна. И все как один ошибались, не придавая особого значения тому, что дрых старший в помете львенок уж слишком часто для того, что считалось нормой. На самом же деле Сурмут не был болен вечной спячкой или чем-то вроде этого, он банально… отдыхал. В отличие от братьев, темношкурый малец не принимал ни малейшего участия в их играх и частых потасовках, а вместо этого аккуратно отползал в самый дальний и темный угол пещеры и укладывался там, какое-то время просто молча взирая перед собой расфокусированным взглядом. Когда хотелось совсем уйти в свои мысли, отделиться от реальности — вот тогда-то Сурмут и закрывал глаза, этим действием словно ставя невидимый щит между собой и миром. Если не видит он — не видят и его. И как-то удивительно получалось, что медитирующего львенка действительно никто не трогал, даже ураган родственников умудрялся не замечать притаившегося в углу собрата. Последнего это более чем устраивало.
Но бывали такие нехорошие моменты, когда шум и галдеж, царившие в укромном логове, выдергивали из нирваны грез и раздумий. Тогда темные веки приподнимались, являя миру не шибко довольный тяжелый взгляд багровых, будто налившихся кровью, глаз. И не скажешь, что они принадлежали детенышу. Не издавая ни звука (что было для Сурмута вполне обычным явлением), темношкурый с непроницаемой детской мордахой абсолютно спокойно приближался к расшалившимся сверстникам и давал им таких лещей, что мало точно не казалось. Двухмесячный львенок? Для троицы младших Всадников его детская лапка была более чем серьёзным наказанием. Сурмут был сильнее братьев, несмотря на неприятный инцидент с его так называемой смертью. Он не стал хилым, слабым или больным, а напротив, сейчас являл собой самого крупного львенка в помете. И по какой-то ему одному известной причине предпочитал не играться вместе с другими мелкими, а лишь ставить их на место, когда те забывались и их игры становились слишком громкими и воинственными.
Наведя порядок, Сурмут, пока ещё неуклюже переставляя лапки, возвращался в свой темный угол и вновь укладывался думать. Это место было только его. Так думал львенок до определенного момента.
Пока не услышал шепот.
Признаться, сразу Сурм даже не обратил внимания на странное шелестение где-то рядом с собой, в конце концов, в пещере или за её пределами постоянно раздавались какие-нибудь звуки, некоторые даже откровенно пугали, но пока ничего плохого действительно не случалось, Сурмут не мог начинать бояться. Инстинктивно он чувствовал защиту от Нишки и змеи, и где-то на задворках сознания может даже понимал, что пещера — безопасное место для него. Когда же шепот повторился, красноглазый лишь неуловимо дернул маленьким хвостом, демонстрируя, что не хочет сейчас ни с кем контактировать, если только это не мать, желающая покормить свое потомство.
Ситуация изменилась кардинальным образом, когда шепот раздался гораздо громче и уже В УХЕ.
Хваленая выдержка, самая сильная, какая только может быть у львиного отпрыска двух месяцев от роду, изменила ему в тот же самый момент, испарившись и даже не оставив следа. Сурмут в буквальном смысле подскочил, вытаращив красные глазищи и отчаянно замотал головой, наконец почувствовав чье-то присутствие на своей морде. Вернувшись вновь на землю, с крайне подозрительным видом строго осмотрел пространство вокруг на предмет нарушителя спокойствия. Так прошло минут десять, может, даже больше, но злостного в-ухе-шептальщика обнаружено не было. Метнув взгляд на Нишку, которая сцапала себе в лапы одного из младших братишек, кажется, самого кусачего и светлого из них, Сурмут не разглядел в львице никаких признаков беспокойства. То есть она вела себя так же, как и прежде. Значило ли это, что не стоило беспокоиться и ему?
Додумать эту мысль львёнку не позволили. Вдоволь потискав троих своих сыновей, безумица перешла к четвертому, бесцеремонно подгребла к себе последнего, самого старшего отпрыска.
— Как же назвать тебя, недавний умертвий?
Спокойно-задумчивый тон лишь укрепил уверенность в безопасности, в то время как остального сказанного Нишкой львёнок в силу возраста не понял. Как и не придал никакого значения единожды произнесенному слову “Сурмут” — своему новому имени. Разумеется, позже, когда это слово будет неоднократно повторяться по отношению к нему, Сурм поймёт, что всё не просто так. А пока что отпущенный на свободу львёнок равнодушно вернулся в свой угол. Привычным движением улегся на бок, вытянув перед собой передние лапки, внимательно окинул взглядом пещеру, подмечая силуэты Нишки и Эгги — своих гарантов безопасности. И уже хотел было уложить темную голову на лапы, как замер, словно статуя, немигающим взором уставившись на ЭТО. Оно сидело прямиком на его лапе, достаточно темное, чтобы не заметить при обыске угла, но и не столь легкое, чтобы не почувствовать веса. Оно шептало. Глаза львёнка чуть сощурились, а голова на микроскопическое расстояние подалась вперед, чтобы лучше слышать. Страх ушел, а издаваемые существом звуки более всего походили на стрекотание кузнечика, только не веселое, а сварливое, каркающее. И, прислушавшись, Сурмут смог понять, что хотел сказать ему неожиданный знакомый из паучьей сети, растянувшейся аккурат над заветным уголком львёнка.
— Ких..Кхик...Кекере..Кики...Кикимер. Кикимер. Кикимер.
Слова звучали как загадочный шифр, но с каждым мигом Сурм чувствовал, что он всё ближе и ближе к разгадке. И наконец картина звуков сложилась в его голове единым паззлом. Кикимер. Но что хотело сказать это существо своим стрекотанием?
— Кикимер. Кикимер. Сурмут.
Пожалуй, впервые за свою короткую жизнь львёнок проявил такой живой и явный интерес к происходящему: его глаза буквально загорелись неподдельным интересом, а мордаха приняла озадаченное выражение. Последнее слово было явно знакомо ему, он уже где-то это слышал… Одного скользящего взгляда по пещере хватило, чтобы вспомнить, когда всплывало загадочное “Сурмут”. Но что это означает?
По-видимому, паук понял замешательство львёнка, иначе как ещё можно объяснить его дальнейшие действия…
Ловко спрыгнув с темной лапки будущего льва, шестиглазая тварь снова затараторила свое “Кикимер”. А через какое-то время, поднявшись на сурмутову лапу, заверещала “Сурмут”. И так проделала по нескольку раз, пока львиная конечность неожиданно не двинулась, легонько касаясь паука, а в воздухе раздалось так же внезапно, как гром среди ясного неба:
— Кикимер.
Иногда, чтобы понять, вовсе не нужно дожидаться своего часа. Вам может помочь совершенно любой… пускай даже паук из темного угла! Попытавшись осознать свое новое знание, Сурмут несколько раз повторил про себя оба имени, уже более уверенно ассоциируя их с собой любимым и паучарой, а потом, явно копируя Нишку, но более аккуратно подгреб лапкой паука к себе и с вызовом уставился на братьев и приемную сестру: его приключения вполне могли заметить, как и заметить немаленького шестиглазого монстрика, один вид которого мог показаться кому-нибудь аппетитным. Но Сурмут не собирался позволять кушать своего нового знакомого.