Львица обернулась, и они с Арифу встретились взглядами. Патрульный смотрел спокойно, холодно и строго, нарушительница – испуганно и затравленно. Ее уши были прижаты к голове, а глаза не выражали ничего, кроме страха, однако растерянный вид юной самки ничуть не растрогал и не смягчил настроя Арифу. Тот лишь нахмурился, став еще мрачнее, и едва слышно хмыкнул, смотря на перепуганных подростков. Оба молчали, явно не зная, что ответить на столь очевидный, но все же ставший для нарушителей внезапным вопрос. Разумеется, они не находили ответа – что вообще можно сказать в такой ситуации? Ладно бы их обнаружили беседующими у границ, ладно бы Ахари был одиночкой, случайно забредшим на эти земли – контакт с ним был бы еще не так страшен, но он был частью прайда Скара, что только усугубляло ситуацию. Он-то уж точно знал, что вышел за пределы своей территории и зашел на чужую, да и о последствиях подобных выходок наверняка был осведомлен. Как и Саура, которая зачем-то отправилась с этим чужаком на прогулку, да еще и развлекала его беседой в процессе, вместо того, чтобы прогнать еще на первых минутах встречи.

Львица продолжала медлить, пытаясь то ли придумать достойную отговорку, то ли просто суметь связать слова в предложение. Арифу терпеливо ждал, размышляя о том, что молодежи, притаившейся за его спиной, следует бы найти занятие. Патрульный не видел Фору и Кифуа, однако мог с уверенностью утверждать, что они сейчас хитровато переглядываются между собой, а кто-то из них, возможно, еще и изо всех сил подавляет хихиканье. Мда, их наверняка позабавит выражение морды Сауры.

«Смешно дураку, что нос на боку», - вздохнул про себя Арифу и, обернувшись, взглянул на своих подопечных, которые и в самом деле переглядывались между собой, и подал им знак, приказывая окружить нарушителей. Не сказать, что это было необходимо, однако мало ли что. Да и молодежь займет себя хоть чем-то – хотя бы перестанет стоять позади и подавлять смешки. Быть может, все это и кажется им столь забавным, но на деле ситуация серьезная и ни капли не смешная. Ахейю, пусть этот чужак не будет заразным, и Саура останется здоровой, а не превратится в переносчика этой чертовой непобедимой чумы. Задумавшись об этом, Арифу окинул чужака взглядом – он не выглядел больным. Худощавый немного, но это нормально для львов, что служат Скару – что еще ждать от тех, кто живет на покинутых стадами землях. На прайд Скара засуха повлияла особенно сильно, иссушив львов так же, как и землю, на которой они жили. Сейчас засуха сошла на нет, однако саванна все еще не восстановилась, а стада пока что и не думали возвращаться. Отголоски засухи чувствовались порой даже в прайде Нари, страшно подумать, что творилось на Землях Гордости, где она бушевала во всю.

Саура заговорила, и Арифу вновь перевел взгляд на нее. Самка что-то неуверенно мямлила себе под нос, сбивчиво извинялась и старалась не смотреть на главного патрульного, предпочитая косить взглядом в сторону своего приятеля. Фора и Кифуа, стоящие по бокам от нарушителей, пару раз переглянулись, ухмыляясь, но как только поймали на себе суровый взгляд старшего самца, тут же прекратили игры в гляделки и устремили взгляды на чужака, будто бы этот явно напуганный лев мог куда-то сбежать. Саура же продолжала говорить, а золотой лев продолжал буравить ее взглядом и все больше хмуриться, настолько ему не нравились ее объяснения и оправдания.

- Видимо, - сказал он спокойно, но тон его был ледяным, - Саура, ты проводишь все свое время за недостойными занятиями вроде прогулок с потенциальными врагами по землям собственного прайда и не видишь, насколько уставшими выглядят твои собственные соплеменники, особенно когда пытаются добыть пропитание для оравы голодных львят. Впрочем, как ты могла отказать в помощи этому чужаку, ведь он наверняка важная персона – простой смертный не стал бы так нагло игнорировать пограничные метки. Или же он просто обделен обонянием, раз не заметил их. Так или иначе, вероятно, его недуг или титул объясняют то, что ты поставила его голод выше голода и безопасности собственных соплеменников. – Тон голоса Арифу изменился, став куда более сердитым и суровым, почти агрессивным. – Ты привела в сердце наших земель чужака, пришедшего с территории, пораженной чумой. Ты поставила под угрозу не только свое здоровье, но и здоровье наших стад, а следом за ним – и прайда. Думаешь, у нас без еще парочки заболевших мало проблем? Или что у нас их вообще нет, и мы можем без проблем кормить чужие голодные рты?

Последнюю фразу Арифу прорычал. Он щелкнул себя хвостом по боку, ощерился и качнул косматой головой, убирая с глаз сбившиеся на них пряди гривы. Хвост льва продолжал качаться из стороны в сторону, иногда почти задевая то бока, то лапы, а выражение морды патрульного становилось все суровее и суровее. Смерив сначала Сауру, а затем Ахари строгим взглядом, самец фыркнул:

- Хорош нахлебник. Забрел на чужую территорию и прячется за спину самки, да еще и львенка, - Арифу кивнул Форе и Кифуа, и те поднялись с земли, готовые отправиться к границе, а их начальник вновь обратился к нарушителю: - Ты пойдешь с нами. Мы доведем тебя до границ. А ты, Саура, - самец обернулся к львице, - иди домой и старайся ничего больше не натворить. Лучше предложи свою помощь старшим львицам. Быть может, им понадобится помощь с львятами.

Арифу сделал несколько шагов вперед и оттеснил Ахари от Сауры, а затем кивнул, приказывая идти с патрулем.

Саванновый лес

————————-Земли Гордости: Бескрайние луга
…когда жёлтотравяное поле, наконец, оборвалось рекой, Делайла вздохнула с облегчением. Мысль о смене уже приевшегося ландшафта была такой соблазнительной, что необходимость снова лезть в воду не вызвала никаких негативных эмоций. Лишь бы уже уйти с этого проклятого поля.
«Интересно, а возвращаться придётся этим же путём? Хорошо бы чтобы нет».
Вторая речка оказалась мельче по размерам, чем первая, но с более быстрым течением. Сжав зубы, гиена решительно шагнула в воду и тут же провалилась в неё в головой и понеслась, подхваченная течением. Заход вышел до крайности неудачным, и, захлёстнутая волной, Дел пошла ко дну. Справедливо рассудив, что против стихии не попрёшь, серая нырнула вниз, беспечно положившись на то, что река окажется мелкой, и, к счастью, не прогадав. Каменистое неровное дно ударило по вытянутым лапам, Бандитка сгруппировалась, насколько это позволяло сделать неумолимое течение, и изо всей силы оттолкнулась, послав своё тело к поверхности. Вынырнув, гиена хватанула пастью воздуха и ударила по воде всеми четырьмя лапами. Благодаря своему манёвру ей удалось практически достичь противоположного берега, дело завершили несколько сильных гребков, от которых с непривычки закололо в грудной клетке. Крутой и обрывистый берег скользил под притупленными когтями, никак не давался, и Бандитке каким-то чудом удалось выбраться прежде, чем очередная волна, несущая в себе мелкие веточки и прочий сор, снесла её обратно в реку.
Вытянувшись на берегу, желтоглазая некоторое время просто лежала. Когда, спустя пару минут, она обнаружила в себе силы подняться, её взору предстала небольшая долина, более уютная на вид, чем та, заросшая травой, и Делайла, отряхнувшись, бодро затопала вперёд. Ладно, бодро это сильно сказано. Она поплелась вперёд, кашляя, поминутно спотыкаясь и чувствуя, что пустой желудок теперь уже не пустой, а до отказа заполненный водой.
Дождь прекратился, тучи посветлели. В тот момент, когда между облаков проглянул лучик солнца, разом согревший продрогшую гиену, она поняла, что не зря преодолела столько препятствий. В этом самом месте, в этот самый час она чувствовала в себе такой душевный подъём, что ни голод, ни многочисленные синяки и ссадины, полученные при переправе, не способны были остановить её, усмирить её.
Впереди раздались голоса. Делайла то ускоряла шаг, то замедлялась, она чувствовала некоторую робость и душераздирающее любопытство. Она не знала, чего ждать, и как относиться к тому, что встретится ей на пути, никак не могла себя морально подготовить, и, приблизившись к источникам голосов достаточно, чтобы различать слова и даже заметить в отдалении львов, но недостаточно, чтобы они заметили её, остановилась и нырнула под куст.
С этого наблюдательного пункта её наверняка не смогли бы заметить, зато Бандитка теперь видела нескольких львов, говорящих о чём-то своём. Ей не был интересен их разговор, но сам факт того, что она так близко к представителям кошачьих интриговал. Дел ещё ни разу не общалась со львами, она даже вблизи их практически не видела. И не знала, что теперь делать, а предпочла оставаться инкогнито. Как-никак, а львы неизменно ассоциировались у гиенки с опасностью.

———→ Северное озеро
В воздухе витал щекочущий нос запах пыльных полевых растений, его Фастар почуял ещё когда они пробирались к долине, его принёс собой ветер. Подросток остановился. Прямо перед ним теперь простиралась чужая территория, иссушение растения были явными свидетелями того, что засуха не обошла и эти места. Фастар обернулся к своим спутниками и заговорил на пониженных тонах, но чётко и разборчиво, так чтобы его голос услышали те, кто находятся совсем рядом и так, чтобы не услышали те, кто находятся неподалёку…
- Пока храните молчание, сначала нам надо убраться с земли Нари. Во время путешествия не растягиваемся в линию, группируемся в кучу, так, чтобы на случай внезапного нападения нас не смогли рассоединить, - Фастар пошевелил ушами, прислушиваясь, - по отдельности нас сразу перебью, на любой незнакомой территории необходимо держаться собранной массой, и атаковать тоже, если понадобится, конечно.
Возможно, с его стороны это было похоже на нравоучение, даже  очень похоже, однако самого красношкурого это ничуть не смущало, он слишком много раз "работал" и общался с подростками, чтобы ощущать неловкость от чужого негодования и возмущения. Собрав группу бездомного молодняка,  клыкастый не стремился заменить им опеку родителей, но он давал им ощутит опору своего плеча и старался направить, Фастар мысленно ощущал, как их тела могут изгибаться  подобно вязкой глине и менять форму. Возможно, он повторил уже то, что было им известно, однако лев считал, что лучше уж повторить несколько раз одно и то же, нежели промолчать и впоследствии глубоко вляпаться в кал, увязнув в самом начале пути. Для своего возраста наш герой был излишне спокоен и уравновешен, и в то время когда его сверстники обижались по пустякам, дрались за внимание юных, хихикающих самочек и отрывались на всю катушку, он предпочитал размышлять и оттачивать собственные навыки. Он знал к чему идёт, у него уже был ориентир, тяга приближения к цели мучала его сознание и чем больше он размышлял, тем чаще ощущал терзания. Честолюбие не было его основным качеством, отчасти оно присутствовало, но всё же, не управляло им. Обладающие честолюбием оппоненты обычно прославляй лишь себя, а глаз красношкурого был нацелен на нечто более масштабное.
Фараон молча кивнул Фастару в знак согласия и одобрения его слов, словно уже приняв обет временного молчания. Этого пятнистого зверя клыкастый пока что толком не успел узнать, но этот познавательный блеск, эта кладезь внутренней информации, которые играли в голубых глазах хищника, и всё то, что не успел отдать ему Гайдер - привлекало его. Он усыхал без нововведений, боясь однажды начать регрессировать  и расслоить банду своей неосведомлённостью. И теперь Фастар был готов рискнуть всем, чтобы оставить при себе то, что у него было отнято им самим по случаю судьбы.
Большая площадь и редкие кустарники, вот и всё что скрывало четверых пришельцев от патрулей, которые могли настичь их в любую минуту. Пожалуй, сейчас клыкастого это волновало больше всего, он готов был игнорировать собственное дурное самочувствие, а также многие вопросы, которые норовили выпрыгнуть из его рта до окончания всеобщего молчания. Красношкурый был одним из тех, кто мог отбросить всё лишнее, если так было необходимо. Ему так было даже легче, смена деятельности действовал на него успокаивающе и он, наконец, избавившись от раздумий, и ощутив правым плечом, прикосновение шерсти Фараона, смог более спокойно оценить ситуацию.
————→ Облачные степи

Отредактировано Фастар (11 Дек 2015 21:33:02)

Ахари тихо вздохнул, обернувшись на Сауру в последний раз (хотя кто знает? Может, им еще предстоит встретиться). Он пошел между львами, смотря исключительно себе под лапы. Грозный взгляд Арифу был и вправду пугающим. Лев и идти старался с той же скоростью, что и патрульные, чтобы еще больше их не раздражать. По пути черногривый думал обо всем, произошедшем с ним за то время, что он провел вместе с Саурой: о ней, об их не очень долгой прогулке, о сторожах, заметивших их вдвоем во время так и не начавшийся охоты... Весь этот день доставил массу эмоций, которые Ахари не переживал, кажется, со времен потери матери. Но даже несмотря на то, что все дошло до того, что происходило сейчас, подросток был искренне рад, что познакомился со светлой и провел этот короткий промежуток времени вместе с ней. Ему правда понравилось то, что было. И плевать, что ему чуть задницу не надрали из-за нарушения границы; всегда надо находить хорошие стороны ситуации. Зато прогулялся и нашел нового друга, хотя, скорее всего, с такими короткими отношениями это было лишь знакомством.
Ахари вернулся в реальность, когда увидел перед собой несколько темных лап; после этого львы передали его гиенам, и те отвели его на территорию его прайда. Там он и планировал оставаться, чтобы не накапливать на своей заднице еще больше наказаний.
—–→ Земли Гордости

Сверное озеро >>>>>

Мрачное и серое небо постепенно светлело и вот, сквозь светлые облака, сменившие темные дождевые тучи, на землю пробились редкие лучи солнца. Ванесса замерла вслед за красношкурым проводником, греясь слабым теплом робкого солнца и пытаясь принять решение, самое важно ее в жизни. Совсем одна.
- Пока храните молчание, сначала нам надо убраться с земли Нари. Во время путешествия не растягиваемся в линию, группируемся в кучу, так, чтобы на случай внезапного нападения нас не смогли рассоединить, по отдельности нас сразу перебью, на любой незнакомой территории необходимо держаться собранной массой, и атаковать тоже, если понадобится, конечно.
Вэсс вздрогнула от голоса Фастара, что вырвал ее из тяжелых мыслей и попыталась вникнуть в смысл произнесенных слов.
Убраться с с земель Нари...
Эта фраза врезалась в сознание и больно уколола, заставляя прочувствовать всю серьезность происходящего.
Она собиралась уйти в неизвестность с едва знакомыми львами, прочь от знакомых лиц, прочь из привычного места. Что же побудило юную самочку на этот безрассудный шаг?
Юная шаманка чувствовала что так нужно. Возможно разумом она еще не была уверена, но сердце ее уже давно решило - предстоящий путь, вот что ей нужно. Ведь впервые в своей жизни она краешком глаза увидела свой маршрут, только свою дорогу жизни, по которой ей следовало идти, если она хочет получить ответы на мучающие ее вопросы. Кремовая самочка четко понимала, что если доверится своему еще непривычному внутреннему голосу, то сумеет ступить туда, куда не все могут попасть; приоткрыть завесу тайн связанных с жизнью и смертью и развить в себе способности шамана. В этом ей поможет дух матери Фастара, да встреченные в дороге путники, Вэсс в этом не сомневалась.
Доверься голосу своего сердца...
Тихий голос остановил хаос в мыслях подростка и дал время решиться - идти вперед или же остаться на месте. И Ванесса решилась.
Стиснув зубы юная шаманка уверенно пустилась вслед за спутниками, от которых успела слегка отстать. Нагнав серошкурого подростка Вэсс услышала тихие и смутно узнаваемые строчки:
- Здесь прячутся мои демоны. Здесь прячутся мои демоны…
Слова были знакомыми, настолько, что когда Лютер неожиданно оглянулся в ее сторону и Вэсс разглядела в его глазах отблески узнавания, тут же ее одновременно с этим подростком поразила одна и та же догадка.
Мы же сопрайдовцы!
Но в следующее мгновение Лютер споткнулся и отвел взгляд голубых глаз, разорвав тем самым краткий миг связи возникшей между этими двумя, что уходили прочь от родных земель. Но ни она, ни он ничего не произнесли вслух, выполняя указ Фастара о молчании. Еще не время для накопившихся вопросов.
Четыре хищника крались по территориям прайда Нари, двое и вправду были нарушителями, а другие двое...они были своими. Но отчего-то позабыли о своей принадлежности к большой семье и теперь тоже опасливо шли прочь, ожидая предостерегающего рыка патрулей чуть ли не из каждого реденького куста.
Да, Вэсс пришла в этот прайд недавно, вместе с братом, и изо всех сил старалась своей. Пыталась найти новых друзей и обрести  новую семью, но только теперь поняла одну вещь - стать своей там ей было не суждено. Ее судьба лежала в других лапах, принадлежавших тому льву, что сейчас шел впереди, ведя за собой двоих подростков и черного гепарда. Львичка смотрела в спину Фастара и знала, что ее судьба связана с ним, пусть даже для него это не имеет никакого значения. Для нее это имело значение и этого вполне было достаточно.
Юная шаманка ускорила шаг и судорожно вдохнула аромат зелени, уже успевший стать родным. В сердце неприятно защемило от осознания, что она уходит не успев ни с кем попрощаться, быстро и неожиданно. Но снова потерять Фастара в бескрайней Саванне Вэсс больше не могла и не желала. Даже если ради этого ей впервые предстоит отправиться в путь одной...без брата.
При воспоминании о Диего сердце львицы болезненно сжалось. Чувство было такое что она предает его, предает свою единственную и настоящую семью. Прижав уши Ванесса расстроено закусила губу и на секунду задержалась, бросив тоскливый взгляд в сторону вулкана. Где-то там находился сейчас ее брат и пока что даже не знал, что единственное родное ему существо уходит прочь не сказав ни слова на прощание.
"Не знаю, простишь ли ты меня, Диего...Но ты всегда останешься в моем сердце и я всегда буду с нежностью и любовью вспоминать о тебе. Мне жаль, что наши пути разошлись...Прости меня" ,- с горечью подумала львица и рывком отвернулась прочь, устремив взор, помутневший от не пролитых слез, вперед.
Догнав Лютера Ванесса еле слышно прошептала, робко улыбнувшись подростку:

Это соткано в моей душе,
Я должен отпустить тебя.

А затем юная шаманка перевела взгляд на Фастара и уже мысленно продолжила слова знакомой песни:

Твои глаза сияют так ярко...
Я хочу спасти эту жизнь.

>>>>>Облачные степи

Отредактировано Ванесса (10 Апр 2016 20:46:54)

Восточный берег реки Зубери>>>>>>

День только начинался, но уже многое сумело измениться. Жизнь бросает то в лед, то в пламя без промедлений, только успевай задержать дыхание или стиснуть зубы, чтобы пройти через все преграды. Диего и Вэсс судьба потаскала за загривок нехило, отобрав все что у них было и вышвырнув в ужасный и злобный мир. Но и этого ей как-будто было мало, она таки норовила вконец добить их - разъединив двух сиблингов, чтобы они навсегда потеряли друг друга в океане желтой травы Саванны, среди тропических лесов и горячих песков ...

- Не выйдет! Сестру я точно не отпущу, пусть для этого мне придется переписать свою и ее судьбу, перемешав все твои планы, - тихонько прорычал бурый подросток, перемахнув широким прыжком через очередную лужу, оставшуюся после ночной непогоды.

Лев упорно мчался вперед, оставляя за спиной прайд Нари и потухший вулкан, оставляя Мэй и Сехмет. Перед глазами подростка стояли нежно-зеленные глаза солнечной львицы, он запомнил как там плескалась тревога за него, как неохотно дрогнули ее уши, когда он заявил об уходе. Значит ли, что она переживала за почти неизвестного ей льва? Значит ли это, что Диего, так и не сблизившийся за этот месяц ни с кем из прайда, все же был частью семьи? Ведь и подруга Мэй, Сехмет, серьезно отнеслась к словам Диего, искренне пожелав удачи в новых поисках. Все это было так не привычно ... и может быть Ванесса была права, заставив его окунуться в гущу других львов. Но несмотря  на это, Вэсс почему-то ушла. Значит не настолько и счастлива была там.

И не настолько счастлива с тобой.

Едкий голос в голове заставил Диего сжать зубы до скрипа, пытаясь справиться с обидой, замаскированной под злость. И все же он рванул в неизвестность за сестрой. Да хоть бы она ненавидела его, он бы прыгнул ради нее и в бурлящий водопад и в жерло вулкана, если бы это потребовалось для сохранения ее жизни. Ведь она его сестра, единственный выживший кусочек семьи, единственная кто знает его как облупленного, и все же она так легко ушла. Почему? Этот вопрос он хотел задать лично, смотря при этом в точно такие же как его синие глаза Ванессы.

- Мерль! - Диего резко вскинул голову на бегу и сощурил взгляд, пытаясь отыскать своего крылатого спутника, - лети вперед, разыщи ее и держи в поле зрения. Я следом.

Сапсан пролетев над головой своего четвероногого друга издал утвердительный клекот и рванул вперед, на перегонки с ветром. Лев же припустил следом, растворяясь в высокой траве на границе Долины ветров и Облачных степей.

>>>>>>> Облачные степи

Отредактировано Диего (29 Апр 2016 19:07:46)

Лапы предательски дрожали, и Делайла чувствовала, что готова струхнуть, несмотря на то, что стоящая перед ней в оборнительно-атакующей позе львица не выглядела взрослой, слишком крупной или особенно угрожающей. Наблюдай она спокойно эту сцену со стороны, Бандитка бы без сомнений убедилась в том, что её противница до ужаса напугана; проблема была лишь в том, что юная гиена была до ужаса напугана сама, а потому таких мелочей не замечала.
«Так, ладно-ладно-ладно, что дальше? Нападать? Защищаться? Дать дёру? Что обычно делают другие гиены в таких случаях?!»
Песочно-бежевая львица зарычала, раздвинув губы и обнажив клыки.
«Она ведь… на своей территории, да? А если придёт подмога? Нет, наверное, я смогу справиться с ней, а что делать, если их станет больше, чем один?! Едва ли выйдет лапы унести!»
На самом деле, в голове желтоглазой не было такого стройного ряда последовательных мыслей – там была жуткая каша. И потому внезапно разнесшийся по долине зловещий смех на высоких тонах, что мог принадлежать лишь одному животному, показался для Дел райским пением. С победоносным чувством она подметила признаки немалого испуга у львицы, которая, должно быть, решит теперь, что гиен нагрянула целая свора.
«Так-то вот! Ха!»
Не давая незнакомке времени опомниться, Бандитка сорвалась с места и припустила по направлению к источнику спасительного смеха. Этот зов мог означать вполне конкретное приглашение присоединиться, и гиена не видела причин отказываться от этого. Уже через пару минут она заметила крупную тень в отдалении и поспешила туда, подскакивая и сгорая от любопытства при мысли, какое новое приключение ей готовит судьба.
Когда собрат оказался достаточно близко, Делайла шмыгнула под куст и поползла к нему, волоча пушистый хвост по земле. Она пыталась добиться эффекта неожиданности, но в то же время её не сильно волновало, удалось ли ей произвести неизгладимое впечатление, когда мелкая вдруг выскочила из кустарника прямо перед гиеной, звонко рявкнув и встопорщив иглами гриву.
- Ага! – глаза Дел светились озорством, пока она смотрела на оказавшуюся ей вроде бы незнакомой соплеменницу.

В ответ на клацанье зубов Дел подскочила на месте и отпрянула: ей не в новинку было получать взбучки от взрослых, и она не была бы удивлена и на этот раз. Однако бежевая гиена ограничилась лишь ворчанием, будто это было некой необходимой официальной частью происходящего. Бандитка поняла, что на этот раз бить не будут, а потому снова замахала игриво хвостом, пропуская мимо ушей половину нравоучительной лекции взрослого собрата, только буркнула с вызовом:
- Куда хочу, туда и хожу! – но на всякий случай продолжая держать небольшую дистанцию, чтобы быть готовой увернуться от возможного наказания за её дерзость.
«Тоже мне! Вот думают, что я такая маленькая, и поэтому каждый считает своим долгом поучать! Глупые взрослые».
Тем временем Делайла как следует рассмотрела собеседницу, чтобы убедиться, что они не знакомы, хотя наверняка когда-нибудь встречались. Она на самом деле не была уверена в соотношении знакомых и незнакомых ей гиен из клана (а эта гиена, само собой, была из клана), в том смысле, что их всегда много, они постоянно сменяют друг друга, и даже если тебе кажется, что ты знаешь их достаточно, едва ли это будет хотя бы пятой частью от общей массы. Поэтому возможность видеть новые лица морды каждый день была мелкой обеспечена. По сути, ей это было без разницы, каждая гиена при встрече сразу казалась ей знакомой и родной, у них ведь так много общего! К тому же, в отличие от львов, которые просто обожают чётко разграничивать свою территорию и гнать взашей всех, кто на неё посягнёт, строго определяя всех окружающих как «своих» и «не своих», у гиены другая гиена всегда будет «своей» и только «своей». Так гораздо проще жить.
Кстати о птичках. Заслышав вопрос про львов, Бандитка тут же распушилась и гордо заявила:
- О да, я встретила их! Я подстерегла льва в засаде, и бросилась ему на спину, и повалила на землю! Я вцепилась зубами ему в ухо, трепала и трепала и едва не оторвала, но он сбросил меня! – не переставая тараторить, Делайла старалась наиболее правдоподобно проиллюстрировать описываемую сцену, а потому за её метаниями было очень нелегко проследить. – Он был просто громадный, такой косматый и свирепый, вся морда в крови, но я не струсила! Как подскочу к нему да как вопьюсь клыками в глотку! Пофти задуфила, - пропыхтела гиена сквозь сжатые челюсти, сомкнув их мёртвой хваткой на толстой ветке, лежащей на земле, - но фуф уфлыфала фебя. Тьфу.
Отплевавшись от набившейся в пасть коры, мелкая выпрямилась и торжествующе взглянула на слушательницу.
- Я Делайла, - как ни в чём не бывало отозвалась она. – Да, конечно умею, что за вопрос! – для убедительности Дел кивнула головой пару раз.

—————→ Подножье Вулкана

– Сюда! – чуть трескучий голосок попугаихи и удары небольших крыльев всё дальше уводили темношкурого самца, подсказывая тому нужное направление. Отметив про себя, что посланница ведёт его к востоку от вулкана, ставшего обиталищем прайда Нари, Хамос разрешил себе отвлечься и дал мыслям блуждать, в то время как лапы сами собой отмеряли скачок за скачком. Всё равно до тех пор, пока его путь пролегал по владениям Нарико, патрульный мог не опасаться внезапного нападения со стороны заполонивших саванну бродяг. В полном согласии с его ожиданиями, возможные нарушители границ пока что не спешили показаться на глаза. Равно как и свои. И прекрасно: Хамос не таился, но это отнюдь не означало, что самец горит желанием нарваться на чьи-либо назойливые расспросы, по каким таким делам он покидает окрестности горы среди беззвёздной ночи.

Прохладный после недавних дождей воздух и резвая ночная пробежка оказались как раз тем, что нужно, чтобы быстро и бесследно освободить льва от накопившегося раздражения, наличие которого обыкновенно так и подмывало агрессивного зверя найти, на кого бы выплеснуть излишки. Вскоре Хамос был практически спокоен, даже доволен – причем до весьма значительной степени: впервые за немалый срок его устраивало всё. Движение, поющее в ритмично работающих мускулах, более привычных к такому состоянию, нежели к излюбленной львами прокрастинации. Треплющий густые грязно-бурые космы ветер. Погранично-лёгкий голод. Предвкушение охоты и, вне всякого сомнения, обещавшего быть занятным разговора со львицей, пославшей за ним. Всё вместе это отменно разбавило рутину патрульных вылазок, делавшую один день смертельно похожим на другой… Конечно, желтоглазому нужна была именно передышка, когда он заявился искать пристанища на этих землях, но от размеренного и мирного существования, которое он хавал здесь полной пастью, его подташнивало давным давно – ровно с того дня, как он оправился от полученных ранений окончательно. Хамос всегда был львом действия, и слишком редкие (на его взгляд) столкновения с вторженцами слабо помогали удовлетворить потребность в насыщенном событиями времяпрепровождении. Уж верно, сложись его прошлое по-другому, останься он в родных ему неспокойных землях, где жизнь была не в пример труднее – гнилостное ощущение улетающих вникуда дней не посещало бы его на закате каждого нового из них…

…но всё могло обстоять и иначе, совсем чуть-чуть иначе. Стоило ему всего лишь разминуться тогда со встреченной им целительницей – и к сегодняшнему дню с его костей было бы нечего подъесть. Причудливая игра случая, а в результате своим обвитым лианой, схожим со странным рыжим цветком хвостом незнакомая знахарка смахнула несбывшееся, определив настоящее изгнанника. На удачу можно смотреть с разных углов.

Хамос замедлил аллюр как только его обоняние уловило разлитый в воздухе запах меток; перейдя границу, лев и вовсе перешёл на неторопливый шаг. Впервые обернувшись назад, тёмный убедился, что непроглядно-чёрный силуэт горы превратился в очертания отдаленного холма на горизонте. Простирающаяся перед ним непройденная часть долины перетекала в бескрайнюю ширь степи. Приятное покалывание в мышцах лап навязчиво шептало, что можно подумать и об отдыхе, но в планы самца входило кое-что получше… поинтереснее уж точно. Здоровяк покрутил мордой, внимая, принюхиваясь, осматривая окрестности на предмет добычи или свежего следа той. Эта долина успела стать ему привычными охотничьими угодьями. Днём или ночью, здесь всегда имелась возможность достать перекус – так непохоже на каменистые пустоши, где он родился и жил… Достаточно только не хлопать ушами, и с голоду издыхать не придётся.

Из того, что спустя несколько минут тихой прогулки помимо криков ночных птиц да ровного шороха травы Хамос уловил долгожданный звук – глухое, урчащее похрюкивание – можно было заключить, что не хлопал ушами он мастерски. Лев рефлекторно оцепенел на пару секунд, определяя, где именно устроил свой ночлег бородавочник, так опрометчиво подавший голос, затем свернул и медленно двинулся к видневшемуся в сотне шагов кустарнику. Травоядное явно окопалось там в надежде, что останется незамеченным… хех. Стараясь не шуметь, бурый медленно сокращал расстояние между ним и будущим ужином, чей запах уже дразнил его ноздри: вот тускло мерцающие в темноте жёлтые глаза нашарили колебания травинок и ветвей – кто-то возился, скрытый ими… И рассчитывал ведь к утру проснуться! Ломать чужие планы Хам любил едва ли не больше, чем ночные охоты, когда добыча сонная, да к тому же подслеповата. Подобраться к такому зверю не составляло труда, не составило и на сей раз. Лев планировал сделать дело быстро, одним мощным, обрушенным на коротенькую шею ударом: при смещении позвонков едва ли пришлось бы добивать. Но, памятуя о недавней возне с зебрами, он не поленился выпустить когти – просто на всякий случай. Если тумак окажется не так точен или силен, как задумано, то он мог хотя бы пустить свинье кровь. А это лучше, чем ничего.

Слабо смягченная жесткой шерстью и тонким слоем плоти твердость выпирающих из-под них позвонков вместе с приглушенным звуком падения в траву  – и Хамос лишний раз убедился в том, что его инстинкты охотника работают как надо, а не столь давние проблемы со здоровьем не оставили после себя никаких отпечатков. Удар силён и нанесен ровно туда, куда ему хотелось; добыча повалена на траву, вырублена, мертва или отходит. "Просто… Даже слишком просто, но кстати", – охота не замедлила его продвижение, и это было лишним поводом для сумрачной, с оттенком злорадства, улыбки. При такой удаче оставленный раскидистым лапам кустов клок меха с шеи оказался мелкой, едва замеченной самим патрульным потерей, которой он не придал значения. Удовлетворённо хмыкнув, склонившийся над добычей лев решил не затягивать с проверкой степени своего успеха, и устроился рядом с неподвижной тушей свина. Пару секунд Хам ещё вслушивался в шелест травы и крики ночных птиц, а затем расслабился окончательно, уверенный в том, что желающих испортить ему ужин вторжением – и тем паче, оспорить его добычу – поблизости не сыщется. Примостившись полулёжа, самец захватил пастью горло, чтобы при малейшем намёке на стабильное биение пульса исправить сие недоразумение при помощи челюстей. Не пришлось. Боров был убит, так что шею Хамос выпустил, предоставляя своё внимание другой его части – задним ногам. Жестковатых мускулов бедра как раз хватило, чтобы хищник мог наскоро утолить голод и вернуться к шее, обезглавливая убитого им хряка, а в процессе подъедая и тамошние мышцы. К более нежным и приятным на вкус внутренностям бурый притрагиваться не стал. Как-никак, угощение для дамы…

Работу мощных челюстей постоянно сопровождали ворчащий рокот и мерный хруст, но издаваемый им шум не тревожил зверя. Сейчас его вообще мало что могло потревожить – ну разве только охреневшие претенденты на мясо или желающие задать патрульному трёпку самоубийцы вроде того красноглазого сопляка. И то явление таких кадров, скорее всего, показалось бы агрессивному самцу развлечением… Впрочем, его всё устраивало и в текущем положении – просто наслаждаться одиночеством, недурным на вкус тёплым мясом на языке и ровным потоком отстранённых мыслей о предстоящей встрече. На сытый желудок думалось хорошо. Даже приятно. Особенно о возбуждающих вещах вроде рандеву с чувственной и раскрепощённой кошкой, которая к чему-то снилась ему на днях. Сильное, но в то же время лёгкое и проворное тело травницы, движения которой наполняло изящество, а глаза – соблазн, и до этого частенько мелькало в мыслях бурого вместе с целым ворохом впечатлений, заставляющих кровь быстрее бежать по жилам. Вдобавок к тому, недавний сон освежил Хаму память о дерзкой львице. Разве что назвать само видение приятным язык у него не поворачивался, и о том, что оно могло предвещать, лев предпочел особо не задумываться, чтобы не портить себе на диво приподнятое настроение (боги ведают, оно и без того не бывает таковым достаточно долго). Долги? С этим он разберётся. Пославшая за ним кошка вполне могла заготовить не самый радостный сюрприз – и была вправе после того, как излечила его. Однако, если обратиться к нему её вынудил начавший округляться живот… Это уж точно не привело бы Хамоса в восторг: бурый любил процесс, а не пищащие, никчемные и прожорливые результаты оного. Обзаводиться детёнышами и держать при себе? В ближайшую пару лет такую глупость совершать он не собирался, должок там за ним или нет.

Когда темношкурый закончил с небольшой разделкой, край неба уже начинал медленно светлеть, обретая розоватый оттенок, а в лапах не ощущалось ни следа усталости. Облизнув пропитавшуюся багровой краснотой ржаво-рыжую морду, лев обвёл самодовольным взглядом ветви куста, но своей провожатой птицы так и не нашёл.

– Твоей хозяйке лучше не дёргать меня без весомой причины, а этой причине – не быть её брюхом. – Возвысил преувеличенно рассерженный голос патрульный, поднявшись и стегнув себя хвостом по боку. Гневный, грозящий обещанием проблем возглас разнёсся по окрестностям, и спустя пару секунд хлопки крыльев, по которым Хамос опознал попугаиху, прошелестели над его головой. Пернатая зачирикала ему что-то, но посмеивающийся лев не дал себе труда вслушаться в доносящийся сверху голосок, подхватывая тулово, что осталось от бородавочника, зубами, и волоча к востоку. Туда, где его должно было дожидаться нечто интересное.

––––––––––> Облачные Степи

–→ Начало

Каждый неторопливый шаг приближал львицу к намеченной цели.
Постойте-ка, как раз цели у нее и не было. По крайней мере, в пределах видимости. Судя по плавным движениям хвоста и мерному покачиванию бедер и лопаток, самка никуда особо не спешила.
Некуда было. Кажется, уже около полугода прошло с того момента, как она покинула свой прайд, и вот, посмотрите-ка, забралась далёконько от родных земель. Места, где Танари появилась на свет, остались где-то западнее, за пустошами, за изумрудными холмами. Ныне часть из них принадлежала семейству Фестра; об этом львица не знала, и если узнает — вряд ли это ее озаботит. Дело прошлое; ныне там не осталось никого из тех, кого самка могла бы назвать своим другом. Она же за последние месяцы успела пересечь немало границ и оставить позади внушительное количество километров. Пересекла пустоши; увидела огромное величественное плато, которое, впрочем, тоже оставила позади. Затем перебралась через бурную и крайне недружелюбную Мазове; найти переправу через реку было непросто, но и с этим хищница справилась. А теперь лапы принесли ее в небольшую, но выглядевшую довольно приятно долину.
Если ее и тревожили какие-то мысли, внешне это никак не отражалось. Кажется, даже сладковатый запах, то и дело доносившийся до чуткого носа львицы, не особо ее заботил.
На самом деле, конечно, почуяв его, Танари испугалась и встревожилась. Она маловато видела в своей жизни; большая ее часть прошла в размеренном перемещении от одного края территории ее небольшого прайда до другого. Довольно спокойное, сытое и необременительное существование; привыкнуть к этому легко. Удивительно, что она решилась уйти, но теперь, спустя месяцы одинокой жизни, успев и поголодать, и рискнуть собственной шкурой, Танари даже жалела, что не сделала этого раньше.
Ее двоюродная сестра, та еще с*чка, прямо скажем, вильнула хвостом куда раньше. Стоило ей достигнуть более-менее половозрелого возраста, как она заявила, — немало возмутив этим своих родителей, которые в то время были еще живы и относительно молоды, — что жизнь в прайде не для нее, а она, Мисава, отправляется куда подальше от этой рутины. И, можете себе представить, действительно ушла, и с тех пор до Танари, у которой всегда были с бурой неплохие отношения, доносились лишь отдельные обрывки сплетен, мол, видели ее там-то и там-то, и уже в компании детенышей, а порой и в компании льва... а иногда другого льва.
Нет, этому белая не завидовала. Было бы чему завидовать. Она хорошо относилась к самцам... и только. Ни влечения, ни смутного томления, как там это все описывается — нет. Ничего подобного. Особых родительских чувств тоже не испытывала, и материнский инстинкт в ней спит крепким сном. Умиление при виде маленьких зверят? Нет, это не про Танари.
Однако же единственного своего сына, получившегося белошкурым, как и мать, матерая все же полюбила. Но уже потом, когда из крохотного клыкастого комка Минт превратился сперва в нескладного подростка, а затем и в молодого крупного самца, превосходящего размерами сверстников, и при этом обладавшего довольно скромным и покладистым нравом.
Прошло уже немало времени с тех пор, как она видела его в последний раз. Да жив ли он вообще? Саванна — как большая прожорливая пасть; она глотает тех, кто уходит в нее, и вернуть их нет никакой надежды.
А Танари, наверно, и не хотела. Ее повела в путь безысходность, а не скука и желание разыскать давно утерянных сородичей. Хотя если уж она в дороге — почему бы и не совместить.
Словом, самка топтала саванну много дней. И, кажется, уже научилась наслаждаться самим процессом.
На окраинах холмов ей удалось отыскать запах, напомнивший ей о сестре; но, проследовав за ним почти до самых границ с прайдом Скара, Танари чуть было не увязла в грязной луже, образовавшейся после недавно пролившегося там дождя. Вернее будет сказать, потопа.
Впрочем, с тех пор шкура львицы успела высохнуть и очиститься, и теперь самка настороженно ступала по незнакомой ей земле, досадуя на то, что ее светлая шерсть видна издалека. Она почти не сомневалась в том, что поблизости расположился какой-то прайд, и встречаться с его представителями особым желанием не горела. Между тем, голод не тетка — матерой хотелось подкрепиться еще позавчера, а сегодня она просто чертовски хотела жрать.
Встреченная по дороге туша антилопы была желанна чуть менее, чем кучка крокодильего дерьма. Раздувшийся живот твари был раздут и покрыт каким-то странного вида темными пятнами; запашок был неприятным; к тому же, несмотря на доступность, мертвое тело до сих пор не было никем объедено. Все это выглядело слишком подозрительно, чтобы соблазниться и полакомиться этим сомнительным деликатесом. Танари понятия не имела о чуме, но догадаться о том, что антилопа пала жертвой болезни, было нетрудно. Взъерошив загривок, испуганная, с бьющимся сердцем, самка обошла тушу по дуге и постаралась как можно быстрее оставить ее позади. Ее не пугала даже схватка с матерым львом-самцом, благо вспыльчивости в Танари хватало на десятерых, а мозгов и на одного маловато... но картина беспомощно выгнувшейся в смертельной муке твари проняла и ее.
Она шла до тех пор, пока со стороны Килиманджаро не повеял свежий ветер, принесший с собой запах листвы, влаги и, увы, десятков львиных шкур, объединенных едва уловимой, но довольно четкой ноткой общности. Прайд, черт бы его побери.
Но запах несло издалека, и матерая могла надеяться, что поблизости нет никого из них. Высокая трава, в которой она сейчас двигалась, скрывала ее белую шкуру, но не давала возможности оглядеться, так что львица среагировала на первый же промельк пятнистой шкуры, который смогла заметить сквозь густые стебли.
Но, высунув морду, чтобы осмотреться, поняла, что это не антилопа. И вообще не травоядное. Всего лишь гепард. В принципе, тоже штука съедобная, если, конечно, здоров. Но пятен на его шкуре столько, что происхождение их не различить. Сверля костлявые лопатки пятнистого взглядом, Танари заценила расстояние, отделявшее ее от кошака, и приуныла. Не стоит и пытаться.

Напряжение в вулканическом жерле достигло своего предела. Ярчайшая вспышка внезапно озаряет многокилометровое пространство вокруг Килиманджаро, отчего на несколько долгих мгновений в саванне становится светло как днем, а раздавшийся вслед за этим чудовищный грохот едва не разрывает барабанные перепонки. Мощная ударная волна прокатывается по небу, в мелкие клочья разрывая тяжелые дождевые облака, а также на огромной скорости спускается вниз по горному склону, отчего кроны деревьев пригибаются к земле, точно хрупкие травяные колосья. Земля вздрагивает с такой силой, что никому не удается удержать равновесие: особенно не повезло тем, кто стоит на возвышении — их просто с размаху сбрасывает вниз на твердую почву. Высоко в атмосферу вырывается огромный столп багрово-черного вулканического пепла, в несколько десятков раз превосходящий по размером то облако, что клубилось над горой перед взрывом, а вслед за ним из кратера вырывается целый фонтан светящихся бледно-золотых "комет" — в первые минуты, никто не понимает толком, что это такое, но затем на окрестную территорию начинают падать огромные глыбы раскаленной вулканической породы, от небольших камней до здоровенных валунов размером с буйвола, и каждый их удар порождает сильнейший взрыв, разносящий на части все, что имело несчастье оказаться на пути такого обломка. Местная растительность моментально занимается огнем, и пожар начинает с огромной скоростью распространяться по землям прайда, превращая некогда прекрасные и цветущие владения Нари в самый настоящий ад. Но и это еще не все: подземные толчки все никак не утихают, и почва на глазах покрывается жуткими дымящимися трещинами, достаточно широкими и глубокими, чтобы в них мог провалиться взрослый лев. Воздух моментально наполняется грохотом, треском, шипением и стоном, а также густым удушливым дымом.

—> Берег реки Зубери.

Вакати шёл, брёл, кульгал и полз на своих трёх с половиной лапах прочь, как можно дальше от тех, кто так старался его спасти. Зачем же теперь всё это, раз он — калека? Лишний груз. Обуза. Подростку казалось, что он если не проклят, то очевидно наказан, наказан за свой вероломный поступок, то роковое предложение поиграть, после которого их семью настигла первая утрата.

Он шёл... сколько? Кто знает? Но лапы наливались болью, и хотя Вакати и так их уже едва переставлял, он заставлял себя идти как можно дальше. Его не должно быть среди относительно здоровых и сильных. Мало того, что он откровенный урод, так ещё и теперь абсолютно бесполезный урод. Хотя подросток почти наверняка знал, что ему, конечно, помогут, никто не откажет ему в помощи... Но надо ли это? Готов ли он, подрастая, становясь, в конце концов, взрослым, понимать, что часть драгоценной добычи и сил уходят на поддержание жизни в его переломанном теле? Да даже если и так — он ведь даже поблагодарить не сможет по-нормальному! По букве, по звуку, пока выговорит — все сбегут по неотложным делам, которые всегда есть, и всегда будут важнее каких-то там слов благодарности.

Вакати в этот момент ненавидел всего себя, от затылка (ведь теперь это была самая высокая точка его тела) и до последнего волоска на хвосте, кончика когтя. Именно это и давало ему какие-то силы, чтобы продолжать бегство.

Дышать становилось труднее — и не от усталости, от пыли и пепла вокруг, который всё ещё не рассеялся. Тяжёлые холодные капли начали прибивать всю грязь к земле, но первые из них лишь поднимали новые и новые клубы дымки. И били, били нещадно по худому, измождённому ранами телу. А он всё шёл, дальше, вглубь мёртвых земель, надеясь никогда больше не видеть себя в отражении. Его молчаливый товарищ-лемур даже и не пытался завести разговор, будто бы понимая, что ощущает его маленький компаньон. А Вакати хотелось плакать, хотелось, чтобы его пожалели, обняли, сказали, что всё хорошо, что всё произошедшее — лишь слишком реальный, но дурной сон, и сейчас он проснётся с нормальными ушами, речью и конечностями. Но темнота рассеивалась, а сон всё не кончался, и мама не появлялась ниоткуда с хорошей новостью.

Вакати упал в пепел, зарывшись лапами в тёмную землю, и, устало уложив голову в пыль, пытался то ли уснуть, то ли умирать (что лично для него было бы равнозначным). Перед его закрытыми от усталости глазами пролетали некие расплывчатые образы, о которых он хотел бы то ли рассказать вслух, то ли поделиться как-то мысленно. Вакати даже пытался звать своего нового друга, там, глубоко в мыслях, на задворках сознания пытаясь то ли общаться, то ли плакаться. 

— На дне реки
Я уверен — освобожусь.
Я знаю, дрожь не уйму,
И, конечно, ничего не увижу.

Пел ли он? Молил ли он? Просил ли он? Перед его приоткрытыми глазами появился лемур, и будто бы говорил с ним, так, как говорят не живые, но мёртвые. Вакати казалось, что примат протягивает ему какой-то бледно мерцающий шарик света, в котором видел сразу несколько образов, главным из которых оставался Трандуил.

— Но, может, это ничего и не значит?
Я вспомню то, что мог забыть:
Причину всего... и этого,
Своего восшествия... И, конечно, падения.

Львёнку казалось, что сейчас-то его речь идеальна, язык слушается, а горло не дерёт от каждого высказанного звука. Будто он вновь здоров и видит перед собой основную причину и повод к своему сумасшествию (потому что нормальные львы, очевидно, мёртвых не видят). Видел... И пытался прекратить это истязание, ведь у него и так совсем мало сил...

— Отпусти меня, мой друг,
Тебе не понять,
Что вся моя боль —
Лишь из-за тебя.

Он был виновен, но разве он заслужил столь страшной кары? Неужели ему навсегда придётся смириться с образом мёртвого брата, который является в тот миг, на который подросток закрывает глаза, надеясь спрятаться от жестокого мира? Неужели даже в темноте он не может найти для себя спасения?

— Моя тьма есть мой свет,
И тени так правы, что оставили меня здесь.
Моя битва с собой так мучительна,
Что каждую ночь, засыпая,
Я слушаю своё сердце,
Надеясь не услышать его стук.
Но каждый раз утром
Солнце будит меня снова и снова.

Он бы был рад уснуть — и не проснуться. Уйти — и не вернуться. Однажды сломаться и пропасть навсегда. Но все его желания извращались, становясь муками, и теперь он боялся мечтать.

— Ты видишь, каков конец.
Я весь в твоей власти.
Позаботься обо мне, мой друг,
Если ты понимаешь меня...

Заслужил ли он прощение? Возможно ли когда-то, чтобы "счастье" — это эфемерное понятие, несуществующее, но такое желаемое — пришло и к нему?

Призраки прошлого не отступали, наседая, затмевая всё вокруг.

Пока что-то внезапно громко не позвало его по имени.

—) Адские озера

Вся троица старалась уйти как можно дальше от того злополучного места. Тоду повезло... Он не видел того, что видели Шеру и Мэй - бурый самец вообще выглядел достаточно бодрым, хоть и обеспокоенным... как показалось самке. Но Мэй не стала вдаваться в моральные переживания Тодди, достаточно было вскользь пробежаться по его крепкой, статной фигуре типичного бродяги-одиночки, чтобы убедиться, что их спутник относительно цел и невредим.

Понятное дело ее куда больше интересовал сам Шеру.

Мэй то и дело с легкой тревогой заглядывала в его непривычно мрачную, молчаливую "дарковую" мину, с поджатыми тонкими губами и нездорово суженными зрачками, словно ему в морду вдруг резко ударил солнечный луч прямо в упор. Он был сам на себя не похож. Ей сейчас очень хотелось бы знать, о чем он думал. Но Шеру шел вперед, шел твердым и уверенным шагом, с не дрогнувшим мускулом и каменным выражением застывшим на морде - чем они его в принципе могли бы сейчас утешить и как успокоить? После всего что было. Наверное Шеру имел право быть таким. Хотя Тод вряд ли проявил бы по отношению к раненному брату столь бурное... сострадание, скажем так. В красных глазах бурого, похожих на две кровавые лужи, весьма ярких на темном фоне, Мэй видела некую толику страха. Если бы Мэй знала, что кричала Рохшар, пока львица искала ту палку, брошенную в итоге где-то рядом с расщелиной, она бы поняла, чего так боялся Тод. За что ему должно было стать очень стыдно перед своими родными.

На несколько секунд Мэй притормозила, тем самым вынудив и куда более внимательного Тода, нежели Шеру с его пустым взглядом вникуда, приостановится рядом с самкой. Они молча посмотрели друг другу в глаза. Не взирая на случившееся получасом назад, желто-зеленые глазищи рыжей были все так же широко распахнуты, хоть и выражение ее обычно задорной мордашки было довольно сосредоточенным и отчасти каким-то растерянным, с приподнятыми широкими бровями и глубокой морщинкой на лбу. Тихо вздохнув и неуверенно шевельнув ушами, Мэй отвела взгляд, и опустив голову к пыльной земле, вновь припустила вперед, спеша догнать уже ушедшего далеко вперед черношкурого.

Неужели им было мало испытаний в последнее время? Как вообще все это с ними произошло...

Через какое-то время Шеру начал заметно прихрамывать. Рыжая бестия старалась сохранять молчание, просто даже не решаясь окликнуть его всю дорогу, надеясь, что он сам остановится, когда посчитает нужным, но когда у Шеру явно закончились силы, и он стал отчаянно припадать на поврежденную лапу, да еще пафосно капая кровью с разодранного плеча... Кто бы тут выдержал на месте Мэй.

Охотница быстрой, прямо таки лихорадочной трусцой обежала его, буквально преградив путь.

- Ну все, мы уже отошли достаточно. Тебе нужно отдохнуть. И следует обработать рану, - шевельнув кончиком хвоста, Мэй с серьезным видом кивнула на алое, такое яркое на его темнющей шерсти, некрасиво расплывшееся пятно. - Если я чему-то и научилась на охоте, то тому, что раны лучше обрабатывать лечебными травками сразу, а то можно подхватить заражение всякое ну и тому подобную ерунду,- Мэй эдак отчасти неловко улыбнулась, и тут же спрятала свою неуместную ободряющую ухмылочку, виновато прижав уши к черепу. Извини. Шеру явно было не до этого.

Самец лишь, не выражая особых эмоций, послушно кивнул, а затем тяжело опустиллся на пыльную землю, вытянув перед собой худые лапы.

- Я, конечно, не лекарь, - приблизившись к "черной шкуре", конопатая бегло обнюхала его поврежденное плечо со слегка воспалившимися краями открытой раны. Бррр... как вспомнить, что Шеру истерично сталкивался им со стенками пещеры, так плохо становится. Кажется у него еще и грива на шее слиплась слегка... Уж не прокусила ли она ему шкуру, когда так отчаянно вцепилась в своего приятеля, стремясь поскорее вытащить его из той проклятой пещеры? Мэй рассеянно провела по его плечу языком, счищая грязь и подсохшую, болючую "корочку". - ... но что-нибудь постараюсь сделать, - она вновь выпрямилась, как-то чересчур активно покрутив головой по сторонам.

Как бы она хотела, чтобы кто-то из сопрайдовцев был сейчас здесь. Кто-то из старших и опытных. Желательно Маро, или Такита! Эх... Не в этот раз, придется полагаться только на себя. Конечно с бескрайними зелеными лугами тут было не сравнить, но была надежда на хоть какую-то растительность по близости. Бедный Шеру... еще так скрючился, отчаянно морщась и скаля свои острые клыки. Надо поискать и что-то против головной боли. И побыстрее. - Посиди с ним, - забавно, что по непонятной причине, именно Мэй сейчас взяла командование их маленькой командой инвалидов, хотя едва ли когда-либо проявляла лидерские качества. Интересно, как смотрел на это Тод? Едва ли ему нравилось, что ему указывала что делать какая-то мелкая, едва ли тыкающаяся ему в грудь львица. - Я отойду, поищу чем можно обработать раны.

Не став больше тратить время на пустые разговоры, Мэй по-деловому вновь сорвалась вперед, забавно быстро дергая большими, косматыми ушами, и чутко принюхиваясь поводя головой из стороны в сторону, пытаясь определить, откуда ветер более "свежий", и, следовательно, там же должны были быть более живые участки. Они уже отошли на приличное расстояние в принципе, пожар здесь мог быть редким и сохранить небольшие нетронутые островки. Не зря же чуткий нос охотницы отчетливо улавливал в какофонии гари, сожженной травы, спекшейся крови и еще черте пойми чего, нотки пахучих трав и притягательный для уставшего организма запах воды. Воды!?

Мэй резко дала по тормозам, вытянувшись в струнку, поджав одну лапу, точно охотничья собака в стойке, спалившая стаю уток, с шумом втягивая душный воздух в ноздри... а затем вновь резко сорвалась с места, целенаправленно продираясь мимо ветхих, сожженных дочерна кустов.

С торжествующим видом вытаращившись на небольшой, змеящийся промежь уходящих вниз эдаких "оплывших" ступеней из грязи и камней, Мэй звучно щелкнула хвостом по своим округлым бокам. Прекрасно! Словно оазис в пустыне - по другому и не сравнить! Чистый, свежий поток, окруженный чудом уцелевшей зеленью. Тут даже пара небольших деревьев с листьями сохранилось! Как же приятно было видеть в этой унылой серости хоть какие-то яркие краски. Молодец нос, не подвел!

В пару прыжков оказавшись с песчаным бережком, Мэй незамедлительно окунула собственную морду, с жадностью сделав несколько глотков. Кажется сейчас вкуснее она ничего в жизни своей не пробовала, чем вода из этого ручья. Но не будем отвлекаться. Она здесь не за тем, чтобы всласть утолить собственную жажду.

Коротко отряхнувшись, рыжая все тем же борзым рыжим мотыльком зарылась мордой в травы, активно, с шумом принюхиваясь и напрягая голову, вспоминая все уроки Нимерии по поиску необходимых лекарственных растений. Здесь было много пряных, жгучих по запаху трав, от которых начинало щипать чувствительную мочку, а на языке, по памяти Мэй, они оставляли приятную, расслабляющую прохладу. Шеру это точно пригодится. Она даже пожевала листик, чтобы проверить, точно ли эта та трава. Даже по-своему вкусная. Выдернув несколько стебельков, Мэй аккуратно отложила их в сторонку. А вот этот пурпурный венчик Мэй хорошо запомнила. Как-то раз на охоте Сех поранила лапу, и им с Сунитой пришлось искать эти самые "красные цветы", которые останавливают кровь и обладают ранозаживляющим эффектом. Отлично! Надо же какая удача, все нашлось.

А теперь скорее обратно!

Резвой трусцой, при этом чуть не навернувшись на камнях, слегка потеряв координацию(у нее все еще болели суставы), Мэй примчалась обратно к сидящим посреди этой серой унылости самцам. На этот раз с ярким цветочным букетом в пасти.

- Ураявсенашла, - выпалила на выдохе Мэй, немного запыхавшись с размаху плюхнувшись рядом с Шеру, подняв в воздух небольшое облачко пыли. - Так. На и на, - она отпихнула от себя несколько веточек. - Это от головной боли и в принципе... от боли... я надеюсь, - тихо добавила самка, отводя взгляд. Мол, я не врач, ничего не обещаю, но что имеем - то имеем. Пока черношкурый без особой охоты ощипывал врученные ему травы, сама Мэй уже морщась и кривясь с чавканьем разжевывала противные горькие цветы, едва подавив в себе рвотный рефлекс. Терпи. Терпи родимая! Подползя ближе к самцу, охотница принялась старательно возюкать языком по его ране, тщательно замазывая липкой кашицей всю эту пугающую красоту. Ну вот. Вроде уже и не так все плохо. - Вот. Ты еще полежи... отдохни, сейчас лекарство подействует и легче станет, - она поднялась на лапы, суетливо боднув льва в щеку. - Где трава, я там ручей нашла. Сейчас я тебе попить принесу, а потом и сам дойдешь. Лежи-отдыхай. Я быстро.

Тоду она даже не удосужилась предложить воды. Ну а что? Он взрослый самец, никуда не падал, никакие злые духи его разум не насиловали - чай не сахарный, если захочет воды, то пойдет и попьет. Главное Мэй сообщила, что по близости есть ручей, из которого можно напиться.

Проходя мимо сгоревших деревьев, рыжешкурая охотница остановилась, придирчиво оглядев шероховатый ствол. Встав на задние лапы, самка с хрустом содрала знатный кусок черной коры, которая изнутри еще сохранила целостность и была нормального... то есть не горелого цвета. За плошку сойдет.

Вновь спустившись к ручью, теперь уже по знакомой тропе, Мэй застыла у воды, опустив голову и грудь к земле, подобрав под себя лапы, с предельной аккуратностью окунув кусочек коры, набирая его до краев и дожидаясь, пока бурный поток как следует обмоет ее импровизированное блюдце. Шеру нужна более-менее чистая вода, а не разбавленное сажей болото. Она очень торопилась, пару раз едва не уронила этот несчастный кусок коры, то и дело дергая косматыми ушами прислушиваясь к тому, что происходило у нее за спиной.

Ей хотелось вернуться обратно как можно быстрее. Не то что бы Шеру остался в полном одиночестве, все же с ним оставался Тод, но зная характер красноглазого, Мэй просто боялась, что старший брат просто может ну... нахамить ее другу. Тод не скупился на вредные комментарии. А Шеру сейчас совсем это ни к чему. Он вон сколько претерпел в последнее время! Только обнять и плакать!

Инстинктивно желая оградить черношкурого от нападок брата, да и вообще за ними глаз да глаз нужен, Мэй торопилась поскорее закончить свое дело и вернуться к своим спутникам. Расплескав по дороге примерно четверть всей заполненной тары, пару раз неуклюже подскользнувшись на гранитных ступеньках, рыжая бестия таки добрела до застывших на фоне выгоревшего силуэта Килиманджаро самцов, бережно опустив свою ношу перед когтистыми, худыми лапами Шеру, ласково потершись при этом своим лбом о его собственный. - Вот... - она плавно опустилась рядом, подпирая поджарый темный бок теплой спиной, вытянувшись на земле уложив морду подбородком на землю, терпеливо дожидаясь, когда львы решат продолжить путь. При этом зеленовато-желтые глаза самки оставались широко распахнутыми в напряжении и искренней тревоге - она не сводила с мрачной черной туши сына Шайены свой тревожный взгляд.

Отредактировано May (16 Авг 2020 19:01:56)

Лавовые озёра →

Тод не особо думал, что именно услышал и увидел. Его занимала одна мысль: какого чёрта Рохшар была жива? Он чётко слышал её голос, который бы в жизни не перепутал ни с чьим иным. Или кто говорил её голосом.

Сейчас Тод проклинал сам себя, понимая, что не стоило рассказывать даже Шайене о произошедшем. Он матери доверял, после смерти Жадеита ему больше некому было доверять свои маленькие и не очень тайны, но тогда это был очень опрометчивый поступок. И встреча это... И произошедшее... Во всём этом было что-то неправильное, как будто на зло ему сделанное.

Тод раздражался. От глупости своей и чужой, от толики бессилия, от того, что ситуацию он не контролировал и повлиять на неё мог в минимальной степени, от того, что...

Что?

Тод остановился, когда Мэй посмотрела ему в глаза. Он её видел, но не реагировал, смотрел почти насквозь – не она сейчас занимала буйную Тодову головушку, ой, не она. Но стоило самке отойти, как мысли тут же вернулись именно к ней. Тод едва сдержался, чтобы не рыкнуть в голос: да наверняка все проблемы только от неё. И от её сочетания с Шеру. Они явно виноваты в том, что Рохшар каким-то х*ровым образом ожила.

Остановка на пути была незапланированной (но у них в принципе весь путь был не запланирован), и Тод, угрюмо глядя на улёгшегося на землю Шеру, пожал плечом, садясь. Он и сам вывалялся в пепле и песке, и...

Чего?..

От подобной наглости (не впервые, кстати!) Тод буквально уронил челюсть, глядя, как им опять вздумала командовать эта самка. Она, кажется, вообще не понимала, кто тут старший и главный. Возможно, она и вправду знает, что нужно делать, если твой благоверный свалился почти в самый центр озера из лавы, но какого буйвола она пристаёт к Тоду и считает себя в праве им командовать?

Как будто Шеру развалится на части, если Тод отойдёт.

Тод и отошёл. Даже не столько по реальной надобности (хотя справить нужду после таких потрясений было и вправду нужно), а сколько из дурацкого, явно детского желания не подчиняться. И всё же Тод был Шеру братом (причём старшим и явно самым лучшим из всего помёта), поэтому даже так он продолжал взглядом следить за тем, что происходит с сиблингом. И, чудо, с ним в кои-то веки не происходило ничего! Неужели!

Мэй всё суетилась и суетилась, что-то таскала и приносила. Лениво оттряхнувшись, Тод вернулся на "пост" и оскалился, глядя на очередные милования.

Боги, как его тошнило от таких милостей.

Он подошёл ближе, вставил лапу между телами и оттолкнул Мэй в сторону от Шеру.

– Не из травы, не развалится, отлипни ты от него, – он говорил негромко, обращаясь исключительно к самке, – Тебя вообще слишком... много.

Он фыркнул и поставил вторую лапу по другую сторону от тела Мэй, вновь оказываясь над ней, задумчиво глядя ей в затылок.

– Ну поорал и поорал, чо бубнить-то, – продолжил Тод, – Вы как глупые львята себя ведёте. Никаких мыслей о будущем, только здесь и сейчас, – чем дольше он заговаривал зубы, тем ниже опускался, постепенно прижимая Мэй к земле, – Вы же вообще наверняка только в игры играть умеете. Не знаете, что такое настоящая жизнь. А я вот знаю, – он выдохнул, целенаправленно в шею львице, – Я уже выживал один. Я знаю то, что Шеру наверняка не знает, потому что он мелкий и глупый мой братец. Хочешь, покажу тебе?

Невольно Тод выпустил когти и притёрся животом к светлой спине Мэй.

– А я знаю, что ты хочешь. Все хотят. Я научу тебя...И Шеру, так уж и быть, как быть взрослым.

Тод был как никогда в себе уверен, как было всегда в фазе мании. Он хотел Мэй. Сейчас. Ему было плевать, впрочем, как её зовут, как она выглядит. Но он был больше и сильнее, он крепко вжимал её в землю и был готов взять – как бы она не подумала отбиваться.

А Шеру... Шеру ещё ему спасибо скажет, что Тод ему покажет, как и что нужно делать.